Магические Перпендикуляры 3. Драгуны специального назначения

– А чего ещё-то? – недоумевал подпоручик.

– А вот чего, – наставительно произнёс Щавелёв. – Ну как, осечка выйдет. Оружие оно знаешь, брат, иной раз и подвести может.

– Да не-е-ет, Ваше Высокоблагородие, ну, какая может осечка выйти?! Да, я сам стрелял из него, это ж… – Сметанин аж чуть не задохнулся, пытаясь подобрать слова. – Это ж чудо, а не ружьё!

Слышать такое, несомненно, лестно, но наш комбат был, безусловно, прав, и я решил вмешаться:

– Нет-нет, Дима, с любым оружием осечки случаются. Патрон перекосит, или ещё что. Да и сам патрон плохим оказаться может, порох отсыреет, гильза замнётся, да мало ли.

Сметанин погрустнел, образовалась неловкая пауза. И тут, уж не знаю насколько удачно, но Синюхин резко поменял тему:

– Андрей, а ты сухие пайки господам офицерам показывал?

Я отрицательно помотал головой.

– А вот и зря! Право слово, господа, замечательнейшая вещь, я вам доложу. Нет ли у тебя тут ещё одного?

– Есть, – сказал я и пошёл за пайками.

Часть посуды со стола пришлось убрать, но Татьяна справилась быстро. Одну коробку не смотря на протесты, связанные с её «красотой» (красотой картинок), я безжалостно распотрошил: подумаешь, картон пожалели. Содержимое разложил тут же. Синюхин, который в прошлый раз попробовал почти всё, очень живо комментировал, на мой взгляд, излишне эмоционально жестикулируя при этом.

Каждый желал попробовать диковинных кушаний в невиданной упаковке. На всех содержимого одного пайка, конечно же, не хватило. Пришлось открывать второй. Концентрат фруктового напитка поразил присутствующих. Как это? Порошок сыплешь в обычную воду, и тут такое!

Действие портативной горелки пришлось демонстрировать тут же на столе. И спички, и сухой спирт произвели неизгладимые впечатления. Но сильнее всего гости удивились предназначению этих чудес. Никак у них в головах не укладывалось, что такое применяется не для чего-то незаурядного, а для банального прокормления бойцов, пусть даже и специального назначения, но в простом походе. Это не просто расточительство, это… Просто слов нет!

– Для батальонных командиров, ещё куда ни шло, – произнёс красный от возмущения Ватулин. – Но уже даже ротным, и тем не по чину такое пиршество. Ты, Кукушкин, ошалел что ли, на простых драгунов эдакие яства переводить? Это ж какие деньжищи?!

Ясно. Не поддержит полковник начинание.

– Андрей Иванович, – обратилась ко мне мать Ефрема. – А где эдакие шкатулочки прикупить можно?

– Да! – тут же поддержал супругу Крикунов старший. – Я бы вот и себе бы дюжину другую заимел, да и продавал бы с прибылью в ту же Сызрань. Ну, и в Казань опять же.

Пока я прикидывал возможный экономический эффект от поставок сюда сухих пайков из будущего, Сметанин задал ещё более неудобный вопрос:

– А ружья двуствольные, они откуда?

Оказалось, что это интересовало не только его. На разные лады все присутствующие начали допытываться «откуда дровишки?» Ну, и вот как им ответить?

– Господа, пока я не могу раскрыть вам эту тайну, – на большее у меня сейчас фантазии не хватило.

– Темнишь ты чего-то, – беззлобно произнёс Крикунов старший. – Ровно как с чужими. Словно бы мы иноземцы какие для тебя.

– А Савелий Михалыч, тот тебя и вовсе за лазутчика принял, – подхватил тему Щавелёв. – Вроде бы по-русски говоришь, говорит, а вроде, как и нет, по-другому как-то. Не по-нашему. Артикля говорит, не знаешь. Да я сам замечал. Одежда опять же, обувка. Подозревает тебя подполковник.

– Это он зря! – ответил комбату Синюхин. – Андрей у меня на глазах семерых шуралеев перебил! Да с полсотни ещё прогнал!

– Ишь ты! – на разные лады зашушукались гражданские, которые в большинстве своём про боестолкновение у Долгой Дубравы слышали только краем уха.

– Я уж не говорю, как он меня спас, – добавил Спиридоныч.

– А Арефьев говорит, мол, нарочно хорошим и добрым прикидывался. Лазутчики, говорит, они завсегда так-то, – продолжил комбат.

– Да плевать! – вмешался Ватулин. – Ну, и что с того, что Арефьеву чего-то там примерещилось? Он ему сразу не глянулся. А по мне так ежели человек на нашей стороне воюет, значит, никакой он не лазутчик, а самый что ни наесть свой!

За эти слова я полковнику был бесконечно благодарен. Хотя, личная неприязнь ко мне его заместителя – это проблема, и её надо как-то решать.

Ватулин между тем повернулся ко мне и произнёс:

– Только ты, Андрей, понимать должен, про то, что, откуда и куда, корпусному командиру я доложить обязан. Сегодня да завтра посекретничать может и получится, а только потом всё одно сказать придётся. И это если ему кто другой поперёд меня не доложит. Тут уж не взыщи, – он развёл руками. – Тут уж и с меня три шкуры спустить могут, как если чего не так.

Это я тоже понимал: доброхоты и стукачи, они ведь везде найдутся. Приоткрыть завесу тайны, хотя бы частично потребуется обязательно. Допустим, Спиридонычу довериться можно. А Ватулину? А Ватулину нужно, потому как решает здесь всё не Синюхин, а именно что полковник. Как это сделать, я потом придумаю, но от меня ответа всё ещё ждут здесь и сейчас. Не столь настойчиво уже, но тем не менее.

– Это господа, не моя тайна. Это совершенно секретные сведения особой важности.

О, как завернул!

– Придёт время – всё узнаете. Не придёт – не взыщите.

– Ты это, – незамедлительно отреагировал полковник. – Не больно-то давай! А то не придёт, понимаешь ли! Я те не приду! Я те так не приду! Сам у меня узнаешь! Всё и сразу! У меня это недолго!

Повисла неловкая пауза. Ватулина понять, конечно, можно, но не могу же я вот так запросто взять и сообщить собравшимся, мол, я из будущего. Тут не шибко далеко дверка в параллельный мирок имеется, через неё, собственно, я сюда всякие полезные вещички и таскаю, а вам при этом их даже не втридорога, а встодорога продаю. По дешёвке, как своим.

Обстановку разрядила Настасья Петровна:

– Танюшка, поставь самовар. Андрей Иванович нонче таких вкусных пряников привёз, да леденцов всяких… Ум отъесть можно.

– И то верно, – согласился с ней Щавелёв, а обращаясь к полковнику, примиряюще произнёс: – Чай успеете, Дмитрий Саныч, семь шкур-то спустить с именинника.

Ватулин и сам уже успокоился и высказался хоть и «сурово», но всё равно беззлобно:

– Северский острог от нас никуда не денется, вот лишь бы дальше не сослали.

– Сам не хочу, – подражая товарищу Саахову, проговорил я.

– Вот и нечего секретничать, – резонно заметил комбат.

– Так-то оно так, – не стал перчить начальству я. – Но всё одно не сейчас.

Ватулин махнул рукой:

– Не сейчас, так не сейчас. Мы тут и впрямь не для того собрались. Давай-ка лучше наливай коняк-то свой. Уж больно забористая штука, понимаешь.

Остаток вечера прошёл в тёплой дружественной обстановке. Гости развлекались, пробуя различные диковинки типа мармелад и сгущёнка, а я всерьёз задумался над проблемой приоткрытия завесы тайны происхождения такого количества чудес.

Глава восьмая

Понедельник – день тяжёлый. Особенно тяжело в понедельник с утра голове. Даже после хорошего коньяка. Хотя после хорошей порции хорошего коньяка вчера было очень хорошо. Так то вчера… А сегодня понедельник. Сегодня марш-бросок. Первый этап отборочных соревнований на замещение вакантных мест в спецгруппе Самарского драгунского полка. Ну, или что-то вроде того.

Марш-бросок начинался на окраине Самары. Все двадцать девять претендентов стоят с навьюченными на спины вещмешками, в которые Данилыч с Бабкиным насыпали по двадцать пять фунтов песка, это почти как десять килограммов. В руках у них лопаты, имитирующие штатное вооружение – кремневые ружья. В руках, потому что без ремней. Не оборудовано драгунское оружие этим, без сомнения, жутко полезным приспособлением. Сабли брать не стали, ни к чему, только зря мешаться будут. Впереди у них пятнадцать вёрст дороги на Красный Яр. Условия простые: первые десять человек допускаются до второго испытания – стрельб.

Дорога прямая, срезать негде. На финише жюри, состоящее из очень скептически настроенного подполковника Арефьева, скучающего майора Полозова и полковника Ватулина. Командир полка, похоже, во всём этом действе находил для себя своеобразное развлечение, типа скачек на ипподроме.

Там же с ними подпоручик Изосимов – взводный-три из нашей роты – и двое бойцов с весами. Это для проверки, не «прохудился» ли у кого вещмешок по дороге. Мало ли, всякое бывает. У кого недовес, тому результат не засчитывается.

А ещё на финише четыре подводы. В одну по плану должны складываться сыгравшие свою роль лопаты, на другой ланч для господ офицеров, остальные две – поесть-попить для участников соревнований. Ну и, для эвакуации раненых могут пригодиться. Но лучше, если не пригодятся.

Старт дан, и все тридцать два участника забега ломанулись вперёд.

Претендентов двадцать девять, а бегут тридцать два? Никакой ошибки. Пеньков, Горшенев и Кашин тоже изъявили желание. Не за ради спортивного интереса, конечно, а на призы поручика Кукушкина. Это в том смысле, значит, что если их никто не обгонит, то по три рубля каждому. Ну а, каждый обогнавший – это минус полтинник. Для соискателей тоже предусмотрены призы. За первое место – рубль, второе – полтинник, пятиалтынный за третье. Дополнительный стимул нехило так мотивирует, знаете ли. Вроде бы честно.

Марафонцы довольно бодро рванули. На мой взгляд, даже слишком бодро. Всё-таки пятнадцать вёрст. Кстати, линейкой их никто не отмерял, так… можно сказать на глазок прикинули, и всё. Вообще-то пятнадцать вёрст – это, как ни странно, не пятнадцать, а шестнадцать километров. Так что точный размер дистанции никакого принципиального значения не имеет.

Для меня сегодня тоже испытание. Я должен, нет, просто обязан сопровождать бегунов верхом на Разбое. На этом настоял Спиридоныч. Я было грешным делом даже в общем строю собирался побегать, только бы не верхом, но это я в субботу так думал, а сегодня: верхом, так верхом, типа приказ есть приказ. Всё равно когда-нибудь да придётся практиковаться. Чего бы и не сегодня?

Сам Синюхин тоже лёгкой рысью скачет рядом. Интересно ему. На его памяти никто подобным образом над солдатиками не издевался. Пешком, в смысле шагом, бывало и по тридцать вёрст хаживали, пробежать с полверсты в полной экипировке тоже случалось. Но чтобы так…

Мы с ним, кстати, не единственные участники заезда. С нами ещё подпоручик Сметанин, ему тоже сегодня не стоит бегать. Кроме того понаблюдать за самим процессом я велел всем трём сержантам и ефрейтору. Так что нас – кавалеристов – аж семеро.

К концу уже первой версты группа бегунов ощутимо растянулась. Кто-то ушёл в отрыв, кто-то не рассчитал свои силы и уже сейчас выглядел сильно уставшим, а кто-то бежал размеренно, справедливо полагая, что сильно спешить не стоит.

Троица наших довольно достойно держалась в первом десятке. Опознать их даже издалека, не составляло никакого труда: они бежали не с лопатами как все, а по-взрослому – с оружием. И на двустволках, и на «Вепре» имелись ремни. Вот пусть начальство поглядит и оценит необходимость этих «излишеств».

Версты три одолели. Мы с капитаном проехали вперёд. Харитон «шёл» восьмым, Трофим седьмым, Горшенев – четвёртым. Ну, что ж, пока всё в порядке. Посмотрим, что сзади. Для этого даже никуда и ехать-то не надо, можно просто постоять на месте: они сейчас сами все сюда прибегут.

Или не все?

– Мне кажется, вон те двое уже не бегут, а просто идут, – произнёс, показывая на самых последних участников забега, Спиридоныч.

Я вынул бинокль и вгляделся. Так и есть. Двое… даже нет, трое бойцов с бега перешли на шаг. В принципе, условиями «соревнования» это допустимо, но что-то они рановато скисли. Если метров через двести не побегут, то всё, сдохли. Один побежал. Хорошо. Второй. Третий тоже побежал, но как-то вяло. Я махнул рукой поравнявшемуся с нами Данилычу, чтобы подъехал:

– Самого последнего видишь? – поинтересовался я у сержанта.

– Так точно.

– Этот не добежит. Только замучается попусту. Отправь его в расположение.

– В наше? – как-то подозрительно переспросил тот.

– Зачем в наше? В своё.

– Это на квартиру что ли?

– Данилыч, блин! Отправь его хоть куда-нибудь уже. Песок из ранца может вытряхнуть, а лопату пускай с собой заберёт. Он нам всё равно не подходит.

С этими словами я развернулся к Синюхину. Тот моё решение не одобрял:

– Зачем его назад? Вызвался, пусть бежит. Или он не драгун?

Я поморщился:

– Ну, вот на кой нам ещё и его ждать пока он доковыляет? У нас сегодня задача какая? Себе бойцов отобрать. Не только упорных, но ещё и выносливых. А этот точно не подойдёт. Драгун он, или ещё как-нибудь, это пускай его командир выясняет. У нас и без него есть чем заняться.

Тут у меня одна мыслишка в голове скользнула:

– Спиридоныч, а почему из нашей роты никого нет?

Синюхин невозмутимо посмотрел мне в глаза и бесстрастно вопросил:

– А зачем?

Я аж опешил:

– Что значит зачем?! Нам люди нужны или нет?

– Разумеется, нужны.

– И в чём тогда дело?

– Люди, которые в моей роте, они и так у нас, а нам потребно лучших с других рот к себе отобрать. Тогда у нас и те появится, и эти останутся.

А что? Он ведь, пожалуй, прав. Если мы в одном взводе со всего полка соберём самых самых, и при этом свою же роту не раздербаним, то так действительно эффективней получится. Молодец Спиридоныч, проникся идеей! Надо, кстати, будет и для роты программу подготовки сочинить. Щадящую такую, без излишеств.

Мы с капитаном подождали, пока последние участники забега пробегут мимо нас, и двинули вперёд. Сейчас обгоним лидера гонки и остановимся ждать «хвост колонны». Такой вот у нас с ним сегодня порядок перемещения: проехались, постояли, опять проехались, опять постояли, и так до самого финиша. А на финише – раздача слонов населению. В смысле личному составу.

Ух ты! А это что такое? Бинокль доставать не стал, решил подъехать поближе.

– Это ведь не по правилам? – уточнил у меня Спиридоныч.

– Как бы да, – нехотя согласился я. – Да и не успеют они теперь. Но с другой стороны…

Не дождавшись продолжения, капитан поинтересовался:

– Что с другой стороны?

Я не стал отвлекаться на него:

– Ситный! Бабкин! Ко мне!

Дождавшись, когда они оба подъедут, показал им на ковылявшую впереди парочку:

– Этих двоих в обоз отвезите.

– Вашброть, – обратился Ситный. – Ентот, который хромат, он понятно, а второй-то целёхонек вроде. Евон-то зачем?

– А за тем, сержант, что он испытание уже прошёл, и потому принят.

– Эт как же он прошёл? – удивился Бабкин. – Ещё ж почитай и половины дороги…

– А так! – оборвал его я. – Спецназ своих не бросает! Вот он своего не бросил, значит, наш человек! Понятно?

– А рази так-ту… – начал Ситный, но Бабкин его опередил:

– А чаво? Один взял, хроменьким прикинулси, а второй яво ташшит. И вот те нате – обоих в пластуны зачислили! Эдак-ту у нас не то что взвод, дивизия наберётся!

– Ты, гефрайтор, не мели чего не знаешь! – прикрикнул на него капитан. – Тебе офицер приказал – выполняй! Ди-иви-изия! Да хоть корпус! Выполнять!!!

Зря он так. Я бы не обломался и объяснить причину принятия такого решения. Хуже бы точно не стало. И, кстати, зачислить я собирался не того, который ногу подвернул, а того, который ему идти помогал. Бегать бы я его всё равно научил. Стрелять? Это посложнее, но выполнимо. А вот не бросать друга в беде… Это как раз очень по-нашему. И, сдается мне, Синюхин сейчас ясно представил события месячной давности. Вспомнил, сопоставил и принял взвешенное решение. Ну, и правильно: с кем же ещё ходить в разведку? С теми, кто быстро бегает и потому быстрее сбежит?

Между тем, Ситный с Бабкиным занимались «эвакуацией» с дистанции обоих бойцов. Тому из них, который не пострадал, гефрайтор объяснил всё происходящее причудами господ офицеров и, усадив его на лошадь позади себя, рысью поскакал к финишу. «Увечному» Ситный ничего объяснять не стал, тому и так всё было понятно. Его тоже увезли, так сказать, «в тыл».

Мы с капитаном поехали дальше. Ситуация в группе лидеров изменилась: Харитон шёл шестым, Трофим четвёртым, Горшенев – третьим. Неплохо. Первым бежал рослый жилистый драгун лет тридцати с мрачно сосредоточенным выражением лица. Сразу видно: человек серьёзно к вопросу подходит.

С небольшим отрывом от лидера наматывал вёрсты боец по-моложе. Этот уступал первому не только метров семь-восемь метров дистанции, но и как минимум полголовы роста. Ну, ещё три-четыре размера в плечах.

Думаю, сдохнет он к концу гонки. Кафтан расстёгнут, треуголка за пазухой, лопату из руки в руку то и дело перекидывает. Чуть больше половины дистанции прошли, а он уже устал. Наверное, очень хочет прийти первым. Не выйдет у него победить. В десятке бы добежал, и то хорошо, а первым… первым нет, первым не дойдёт.

Я поравнялся с ним:

– Эй, боец! – крикнул я ему. – Побереги силы. Бежать-то ещё вёрст семь, а ты вон уже запыхался.

– Рупь хочу выграть, Вашброть! – тяжело дыша, ответил тот. – Деньги уж больно нужны.

Говорить набегу – верный способ сбить дыхание. Не победит. Хотя, упорный – это хорошо. Такие нам тоже пригодятся.

– Ты сейчас приотстань, а вёрст через пяток рванёшь. Глядишь, и рубль твой будет.

– Да не, Вашброть! Я уж лучче прям щас, а тоть, ну как, апосля-то не догоню?

Парню трудно было одновременно и говорить, и бежать, но он всё равно говорил. Молодой ещё, неопытный.

– Как знаешь! – ответил я и чуть притормозил Разбоя.

Самое время подождать отстающих. И то сказать, вереница бегунов чуть ли не на целый километр растянулась.

К нам с Синюхиным подъехали Русанов с Прокоповым.

– А что, Вашброть, нешто всем вот так-ту побегать придётся? – поинтересовался Русанов.

– Всем, Егорыч. И даже ихнему благородию господину подпоручику, – усмехнувшись, произнёс я, указывая на приближающегося к нам Сметанина.

– Я тодыть, наверно, не сгожусь Вам, – с плохо скрываемым огорчением в голосе, проговорил Данилыч.

– Сержант Прокопов! А ну отставить панические настроения! – грозно прикрикнул я. – Здесь я решаю, кто сгодится, а кто нет!

– Староват я уже козлом скакать. Молодые-то эвон как носются, а я-то уж и не смогу эдак-то. Токмо обузой вам стану.

Что ж, пожалуй, часть планов пора приоткрыть:

– Станешь! Обязательно станешь! Только не обузой, а старшиной. Будешь хозяйственной часть заведовать. А пока меня не будет, займёшься обучением пополнения. Молодых тоже кто-то в курс дела вводить должен. Вот ты и займёшься.

Вид у Данилыча при этих моих словах сделался такой, словно я сейчас какую-то ахинею нёс:

– Старшиной, это как?

Я чертыхнулся. Конечно, он не поймёт: нет у них тут таких ни чинов, ни должностей.

– Вахмистром будешь, – пояснил я сержанту.

– Отчего же я, Вашброть? Гордей-то вона постарше меня чином-то будет. Как же эт я поперёд ево-то? – сказав это, Данилыч покосился на Русанова.

Получается Русанов у нас – Гордей Егорович, и он у нас хоть и младше Данилыча годами, но чином всё-таки выше.

– А ты, Данилыч, не переживай: и для него дело сыщется. Его же у майора Шкурина не для того от сердца оторвали, чтобы он тут по тылам ныкался.

– Каптенармусом что ли? – сделал попытку угадать Данилыч.

– Нет, но тоже…

Договорить мне не дали:

– Вашброть! Вашброть! – донеслось сзади.

Сзади – это со стороны Самары.

– Вашброть! – задыхаясь, кричал боец, во всю прыть бегущий к нам. – Тама эта… с Лукьяном с четвёртой роты чавой-та сделалось…

Он замолчал и, опершись на лопату, переводил дух.

– Что там? – крикнул ему капитан.

– Повалился чавой-та… лежит, не встаёт…

– Дима! – крикнул я. – Ну-ка, давай! Это по твоей части!

Сметанин уточнять не стал, тем более что бойца, лежавшего на земле в полукилометре от нас, с нашего пригорка мы все хорошо видели. Подпоручик пришпорил коня и поскакал туда.

– Данилыч, Егорыч, за ним! – скомандовал я сержантам, а сам повернулся к капитану: – Спиридоныч, я съезжу, посмотрю, что там, а ты тут пригляди.

– За этими? – уточнил Спиридоныч, указывая рукой на бегущих по дистанции драгунов.

– За ними, – кивнул я.

Развернув Разбоя, я поскакал в след за сержантами. Рядом с лежавшим на земле бойцом стояли ещё трое. Это было и хорошо, и плохо одновременно. Хорошо, потому что не бросили товарища, плохо, потому что им теперь долго догонять остальных. А поскольку на себе они его при этом не тащили, то принцип «спецназ своих не бросает» здесь не срабатывает.

– Что тут у вас? – спросил я, подъехав к столпившимся возле лежащего.

– Умаилси я, Вашброть, – проговорил немолодой уже драгун, пытаясь приподняться на локте.

– Лежи, не вставай, – приказал я, слезая с лошади. – Дима, что с ним.

– Похоже на лёгкий обморок, – ответил Сметанин.

– Обморок? – не понял я. – Он же в сознании.

– Это сейчас, – произнёс наш доктор. – Когда водой из фляги плеснули. А так-то…

– Понятно, – кивнул я. – Тепловой удар?

– Что? – переспросил подпоручик.

Остальные тоже не поняли.

– Потом расскажу, – отмахнулся я и, обращаясь к участникам забега сказал: – Так, парни, вам ещё вёрст семь бежать, поторопитесь.

– А с йим что? – поинтересовался один из них.

– Ему помогут, а вы бегите. Испытание ещё не закончилось. Постояли, передохнули – правилами не запрещается. Бегите, может, ещё успеете.

Они побежали.

Я повернулся к лежащему:

– Ну, ты как? Полегче?

– Так точно, Вашброть! – отрапортовал он.

– Ну, ты ещё давай вскочи тут! – прикрикнул на него я.

– Дима, как он?

Сметанин пожал плечами:

– Да так-то ничего. Отдохнуть немного и всё.

Я повернулся к пострадавшему:

– Встать сможешь? – и, видя, как тот уже собрался вставать, предостерёг: – Тихо! Тихо! Не спеши. Тебе как раз торопиться уже некуда. Сейчас посадим тебя на коня к сержанту Прокопову, он тебя отвезёт…

Тут я призадумался, а куда его собственно Данилыч отвести-то должен? До финиша с санитарными телегами вёрст семь-восемь и до Самары столько же. Везти бойца сначала до финиша, а потом ещё и обратно? Или сразу в Самару? Наверное, лучше…

– Данилыч, отвези-ка ты его в Самару. В богадельню. Сдай с рук на руки лекарю, а сам пообедай и дожидайся нас в расположении.

Сержанта такое моё решение явно не порадовало:

– Выходит, Вашброть, не увижу я, чем дело-то кончится? Можа всё-таки сперво тудыть, а уж опосля и к лекарю? А можа оттудать он ужо и сам дойдёт?

Теперь мне не понравилась позиция сержанта:

– Данилыч, а с каких это пор для тебя приказ целого поручика…

– Вашброть! Дык я ж токма поглядеть, как дело-то кончится. Хто первай, а хто какой…

– Это мы тебе и так скажем. Всё, сержант Прокопов, раненого на коня и вперёд в Самару!

– А чего, Вашброть, – подал голос «раненный» боец. – Можа и впрямь попервой поглядим, как оно там, а уж опосля и в Самару?

Та-а-ак… И что же это тут у нас такое? Симулянт?

– Как ты говоришь, тебя зовут? – вопросил я лежащего на земле драгуна.

– Лукьян Тетерин, Вашброть! – довольно бодро для «умирающего» ответил тот.

– Ты что же это, Лукьян Тетерин, шутки шутить вздумал?! То ты тут при смерти лежишь бездыханный, а то шоу посмотреть вздумал! – я прямо разозлился. – Мы, значит, из-за тебя подлеца все свои дела побросали, спасать тебя кинулись, а ты, значит, живёхонек!

– Лучче мне! Лучче, Вашброть! – залепетал Лукьян и в доказательство вскочил на ноги.

– Притворялся? – грозно спросил я.

– Никак нет!!! – выпалил тот. – В глазах потемнело, земля покачнулась, а тут уж и его благородие господин подпоручик…

Похоже, не врёт.

– Дима, что скажешь, пациент сам до города дойти сможет?

Сметанин вместо ответа подошел к «пациенту», поводил пальцем у него перед глазами и выдал заключение:

– Смочь-то сможет, вот только… – тут он как-то сморщился.

– Ну, говори, что только?

– Сахарку бы ему дать, – смущенно произнёс подпоручик.

– Сахарку? И только-то?

– Ну, да. Он, конечно, и без того дойти сможет, но с сахаром оно понадёжней будет.

Сахара я с собой не захватил, а вот маленькая шоколадка имелась. Я достал её, отломил четвертинку и протянул Лукьяну из четвёртой роты:

– На! И смотри у меня, только попробуй по дороге окочуриться! Я тебя тогда и на том свете найду и тогда убью уже по-настоящему!

Лукьян, уже протянувший руку за шоколадом, отдёрнул её и, приняв строевую стойку гаркнул:

– Никак невозможно, Вашброть!

– Чего невозможно? – сощурился я. – Сомневаешься в моих способностях?

– Окочуриться, Вашброть!

– Тогда бери шоколад, ешь прямо тут, чтобы мы с доктором видели, и проваливай!

Драгун торопливо запихал в рот «таблетку» и начал интенсивно её пережёвывать. Сметанин, которому накануне довелось попробовать шоколад на вкус, мрачно наблюдал за происходящим, а потом выдал: