История России. Эпоха Михаила Федоровича Романова. Конец XVI – первая половина XVII века.

Дионисий с терпением и кротостью переносил посланное ему тяжкое испытание, а печаловался только о своих товарищах. Из них Арсений Глухой не выдержал и подал челобитную боярину Борису Михайловичу Салтыкову, начальнику приказа Большого дворца, который, как мы видели, по просьбе самой братии, ведал Троицкий монастырь. Арсений, хотя и оправдывал поправки, но жаловался на Дионисия (и Ивана Наседку) в том, что он такое важное дело совершал не в Москве на глазах у митрополита, а у себя в монастыре. Обвиняемые были осуждены духовным собором. Дионисий приговорен к ссылке в Кириллов Белозерский монастырь (1618 г.). Но так как в это время случилось нашествие на Москву королевича Владислава и пути не были свободны от неприятельских отрядов, то архимандрита заключили пока в Новоспасском монастыре, причем не только наложили на него епитимию в 1000 поклонов, но подвергали побоям и другим мукам[6].

II

Филарет Никитич и вторая война с Польшей

Оправдание архимандрита Дионисия. – Искание невесты Михаилу за границей. – Пересмотр дела Хлоповой. – Брак с Евдокией Стрешневой. – Меры экономические. – Новая Земская дума. – Работа писцов и дозорщиков. – Противопожарные меры. – Церковно-обрядовая сторона. – Риза Господня. – Внешние сношения и торговые домогательства иностранцев. – Шведские отношения. – Польские «неправды». – Приготовления к войне. – Наем иноземных полков. – Закупка оружия. – Русские полки иноземного строя. – Выбор Шеина главным воеводой. – Его слова при отпуске. – Объявление войны. – Наказ воеводам. – Чрезвычайные меры по военному обозу и сбору рати. – Поход и поведение Шеина. – Успешное отобрание городов у Литвы. – Дорогобужское сидение Шеина. – Движение к Смоленску. – Слабость смоленского гарнизона

С возвращением Филарета Никитича из плена произошла большая перемена в московской правительственной сфере. Почувствовалась опытная, твердая рука; боярскому самовластью мало-помалу положен предел; преобладавшее и не всегда благое влияние великой старицы Марфы на своего сына уступило место исключительному влиянию отца, облеченного высшим духовным саном. На государственных грамотах нередко стоят рядом два имени: «Государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Руси с отцом своим с великим государем святейшим патриархом Филаретом Никитичем Московским и всея Русии».

Некоторые неправильно решенные дела были подвергнуты пересмотру. Так, одним из первых распоряжений патриарха Филарета была отмена соборного приговора по отношению к архимандриту Дионисию и его товарищам. Филарет воспользовался пребыванием в Москве иерусалимского патриарха Феофана и обратился к нему с вопросом: есть ли в греческих книгах при молитве водоосвящения прибавка «и огнем». Феофан отвечал отрицательно. Тогда вопрос был вновь предложен на обсуждение духовного собора; причем Дионисию предоставлена свобода обличать своих противников. Его освободили и возвратили на Троицкую архимандрию (1620 г.). Для вящего убеждения сомневающихся Филарет просил отъезжающего Феофана поговорить об этом вопросе с другими восточными патриархами и справиться в старых греческих служебниках. Феофан исполнил сию просьбу и вместе с патриархом Александрийским Герасимом прислал в Москву грамоты, в которых они подтверждали отсутствие в греческих книгах слов «и огнем». Тогда (в 1625 г.) Филарет разослал указ о том, чтобы церковные власти в печатных Потребниках означенные слова замазали чернилами.

Особенное внимание обратил патриарх на дело о ссылке нареченной государевой невесты девицы Хлоповой. Немедля по возвращении Филарета она была переведена со своими родственниками из Тобольска в Верхотурье, а в следующем, 1620 году ее переселили в Нижний, то есть еще ближе к Москве. Но с пересмотром дела о ней патриарх не спешил, потому что имел в это время другие планы насчет женитьбы своего сына.

Как основатель новой русской династии, естественно, Филарет желал придать ей блеска родственным союзом с каким-либо владетельным европейским домом. И вот началось искание невесты для Михаила Федоровича по заграничным дворам. Сначала послали одного московского немца в Дрезден, где он тайно, но безуспешно разведывал о саксонских принцессах. Потом, узнав, что у короля Датского Христиана IV есть две племянницы-девицы, принцессы Шлезвиг-Голштинские, снарядили в 1622 году в Копенгаген посольство с князем Алексеем Львовым и дьяком Жданом Шиповым. Снабженные подробным наказом, что говорить и как поступать, послы обратились к Христиану IV со сватовством старшей его племянницы Доротеи. После многих переговоров с королевскими советниками они наконец получили отказ под тем предлогом, что Доротея уже сговорена за одного немецкого принца. Тогда немедля, в том же 1622 году, московское правительство послало гонца к шведскому королю Густаву Адольфу сватать его свояченицу Екатерину, дочь маркграфа Бранденбургского. Долго тянулись и эти переговоры; но также кончились ничем, потому что со стороны невесты предъявлены были условия: во-первых, оставить ей и ее свите свободное отправление евангелического исповедания, а во-вторых, назначить ей в пожизненное владение особые города и земли. На такие условия московское правительство не могло согласиться, а особенно на первое. Иноземная принцесса, хотя бы и христианка, не только должна была принять православие, но и вновь креститься. (Постановление, чтобы иноверцы, переходящие в православие, подвергались перекрещиванию, было подтверждено на Московском духовном соборе 1620 г.) Кроме весьма затруднительного пункта о перемене исповедания, на неудачи сватовства за границей влияло еще и то обстоятельство, что старые европейские владетельные дома пока недоверчиво относились к прочности новой русской династии, имея перед глазами недавние бури Смутного времени.

Только после сих неудачных попыток Филарет Никитич занялся пересмотром дела о ссылке девицы Хлоповой, к которой Михаил, по-видимому, продолжал питать нежное чувство. Патриарх и царь собрали на семейный совет ближних бояр: Ивана Никитича Романова, князя Ивана Борисовича Черкасского и Федора Ивановича Шереметева. По решению этого совета подвергли допросу Михаила Салтыкова и придворных медиков-иностранцев о болезни царской невесты. Потом призвали к допросу Ивана и Гаврилу Хлоповых, отца и дядю невесты. Наконец отправили в Нижний целую комиссию из разных лиц с Федором Ивановичем Шереметевым во главе для допроса самой девицы Хлоповой, ее бабки и других родственников. Оказалось, что она была совершенно здорова и прежде и после своего пребывания во дворце. Интриги и виновность братьев Салтыковых были выяснены. Тогда они подверглись опале: им было указано немедленно выехать из столицы и жить в своих дальних вотчинах; причем помянули и вообще их неправды и хищения царских земель. Оставалось только воротить во дворец нареченную невесту. Но тут в дело вступилась великая старица Марфа: оскорбленная опалой своих любимых племянников, она с клятвами воспротивилась женитьбе сына на Хлоповой, и тот с обычным своим смирением уступил. Филарет также не настаивал.

Между тем государю шел уже 28-й год, а он все оставался холостым. Отстранив Хлопову, Марфа Ивановна женила сына на княжне Марье Владимировне Долгорукой. Но молодая царица заболела вскоре после свадьбы от неизвестной причины и спустя три месяца с небольшим скончалась (в январе 1625 г.).

Только в следующем году Михаилу Федоровичу удалось, наконец, с благословения родителей, вступить в прочный брак и устроить свое семейное благополучие. По старому обычаю, в Москву собрали несколько десятков красавиц. Но выбор государя остановился не на знатной девице, а на дочери незначительного служилого человека Стрешнева, Евдокии Лукьяновне, «доброзрачной и благоумной отроковице», как выражается русский хронограф. Отец ее Лукьян Степанович Стрешнев, по некоторым известиям, услуживал знатному и влиятельному боярину Федору Ивановичу Шереметеву; а дочь его жила при супруге боярина в качестве почти сенной девушки. Можно предположить, что и самый выбор государя произошел не без участия этой боярской четы. Свадьба была совершена 5 февраля 1626 года со всеми древнерусскими обрядами и церемониями, отличавшимися особой пышностью и многолюдством в царском быту. По особому указу велено было придворным чинам «на государской радости» быть без мест. Но главные роли на этой свадьбе, конечно, играли все те же ближние бояре: посажеными отцом и матерью государя были его дядя Иван Никитич с женой Ульяной Федоровной, тысяцким – князь Иван Борисович Черкасский, большим дружкой – князь Димитрий Мамстрюкович Черкасский; Федор Иванович Шереметев ведал царским сенником или опочивальным чертогом; князь Борис Михайлович Лыков верхом на царском аргамаке с обнаженным мечом ездил у дверей этого чертога в качестве конюшего боярина. В числе дружек с той и другой стороны находим также князя Д.М. Пожарского и М.Б. Шеина; жены их присутствовали на свадебных церемониях в качестве свах; сыновья их также не были обойдены соответственным их возрасту назначением. А в числе участвовавших в процессии «фонарников» встречается Нефед Кузмич, сын знаменитого Минина, скончавшегося в первые годы Михайлова царствования.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Любопытствующих узнать относящиеся сюда подробности и аргументы отсылаю ко второму выпуску своих «Мелких сочинений», именно тому их отделу, который озаглавлен «Противники моего главного труда». А здесь назову только двух авторов помянутой идеи о таковом характере моей работы: это бывший приват-доцент Безобразнов и бывший архивный чиновник Сторожев – обе личности, претендующие на университетское образование. Их идея пришлась по вкусу особенно издателям и писателям семитического происхождения, которые безвозбранно ее пропагандируют, конечно рассчитывая на историографическое невежество большинства своих читателей. Для образца укажу на Энциклопедический словарь Брокгауза и Евфрона.

2

Возможно, ошибка при наборе, и автор имел в виду важские края.

3

Кн. разр. Т. I. СПб., 1853. Дворц. разр. Т. I. С. 91–95, 123, 158, 199–204. Приложения. № 18, 19, 31, 37, 38, 47, 49. Акты Арх. эксп. Т. III. № 18–29 (в № 26 слова о Марине), 35, 44, 50, 51, 53–63 (о разбойничавших казаках и запорожцах), 78 (о Лисовском). Акты ист. Т. III. № 11–39, 54, 63, 64, 248–283. Дополн. к Акт. ист. Т. II. № 25–29. СГГ и Д. Т. III. № 19–23, 28, 29. Кн. разр. 7123 и 7124 гг. (Врем. Об-ва ист. и древн. 1849 г. Кн. 1 и 2). Акты Моск. госуд. Т. I. № 47, 72, 77, 103. Хронографы Столярова и Погодинский (Изборник Ан. Попова. М., 1869). Лет. о мн. мятежах. Никонов. лет. Т. VIII. В сих последних летописях имеем краткое упоминание о казни Заруцкого и судьбе Марины с сыном. Кроме того, в сборнике летописей Южной и Запад. Руси (Киев, 1888) на с. 80 говорится следующее: Заруцкого на косы в яму живого бросили, мальчика Ивана Дмитриевича на шелковом шнурке повесили, а самое Марину постригли в Суздале в монастыре Покрова Богородицы.

Неистовства воровских казаков над жителями летописец описывает такими словами: «Различными муками мучаще яко в древних летех таких мук не бяше; людей ломающа на древо вешаху, и в рот зелье сыпаху и зажигаху, и на огне жгоша без милости. Женскому ж полу сосцы порезоваху и веревки вдерговаху и вешаху, и в тайныя уды зелья сыпаху и зажигаху и многими различными муками мучиша и многая грады разориша и многая места запустошиша» (Лет. о мн. мятежах. С. 304). После усмирения воровских казаков в Поволжье некоторое время продолжались еще набеги и грабежи возмутившихся татар и луговой черемисы. В 1615 г. для розысков над ними были посланы в Казань боярин князь Григ. Петр. Ромодановский и думный дворянин Кузьма Минин, а в Астрахань кн. Ив. Мих. Барятинский и дьяк Иван Сукин (Дворц. разр. Т. I. С. 208). После розысков в Казани Ромодановский и Минин в том же году поехали обратно в Москву, и во время этого обратного пути скончался знаменитый Кузьма Минин (Изборн. Ан. Попова. С. 363). О разных льготах и царских пожалованиях его братьям, вдове Татьяне и сыну Нефеду в 1615 и 1616 гг. см. Акты Арх. эксп. 111. № 71, 83 и 85. В 1616 г. в Суздальском и Владимирском уездах заворовали боярские холопы и беглые люди; дворян и детей боярских стали убивать, крестьян жечь и грабить. Против этих разбойничьих шаек были посланы князь Дим. Петр. Пожарский по прозванию Лопата и костромской воевода Ушаков (Разр. кн. 7124 г. 52, 53). Относительно ногайского князя Иштерека, его сыновей, племянников и мурз см. царские им подарки камками, соболями, сукнами и пр. в приходо-расходных книгах Казенного приказа 1613, 1614 гг. (Рус. ист. б-ка. Т. IX. С. 308–320). Ардашева: «Из истории XVII века». (ЖМНПр. 1898. Июнь). Здесь обследован поход черкас в северные области, именно полковников Барышпольца и Сидорки в 1613, 1614 гг. Этот отряд малороссийских казаков, отделившийся от гетмана Ходкевича, действовал иногда в связи со шведами Якова Делагарди и временами как бы поступал к нему на службу. О движениях черкас и русских воров см. также «Отписку игумена Кириллова монастыря» в 1614 г. (Чт. Об-ва ист. и древн. 1897. Кн. II). О двух посольствах Михаила Федоровича к шаху Аббасу в 1513, 1614 и в 1615, 1616 гг., Тихонова и Брехова, в Трудах Восточ. отд. Археол. об-ва. Т. XXI. СПб., 1892. Взаимные подарки царя и шаха см. в Дополн. к Дворц. разр. Чт. Об-ва ист. и древн. 1882. I. Временник Об-ва ист. и древн. № 4: «Книга Сеунчей 123 года». (Тут награды за сеунч или известие воеводским гонцам деньгами, шубами, кубками, камками, мехом и пр.)

4

Акты Арх. эксп. Т. III. № 46, 76. Акты ист. Т. III № 52, 53, 284. (То же в СГГ и Д. Т. III. № 34). Дополн. к Акт. ист. Т. II. № 3—24, 30–32, 42–47. (В № 47 замечательно судное дело о пропуске посадских людей из Новгорода одним боярским сыном, стоявшим на карауле у Славянских ворот, весной 1616 г. Делагарди осудил его на смерть, но по ходатайству митрополита смертную казнь заменили торговой, т. е. кнутом.) Акты Моск. гос-ва. Т. I. № 52–61, 64, 66–69, 71, 73, 76, 78, 80, 82. Дворц. разр. Т. I. С. 171, 172, 283. ПСЗРИ. Т. I. № 19 (Текст Столбовского договора). ПСРЛ. Т. III. С. 267–273 и в прибавлениях «Сказание» об осаде Тихвинского монастыря. Никон. лет. Лет. о мн. мятежах. «Повесть о прихождении Свейскаго краля с немцы под город Псков». Сообщена М. Семевским (Чт. Об-ва ист. и древн. 1869. Кн. I). Н.П. Лыжин «Столбовский договор и переговоры, ему предшествовавшие». СПб., 1857. Не особенно важно как исследование, но ценно по своим приложениям, которые занимают большую половину книги и представляют разные документы, относящиеся к переговорам и событиям. F.P. Adelung «Uebersicht der Reisenden in Russland» (Гутериса описание Голландского посольства в Россию и Пальма – донесение шведского посольства о пребывании в Москве. См. Чт. Об-ва ист. и древн. 1863. Кн. 4). E.G. Geijer «Geschichte Schwedens». III. И. Галленберг. «История Швеции в правление короля Густава Адольфа Великого» (Svea Rikas Historia under Konung Gustav Adolf den Stores regering). К.И. Якубов. «Россия и Швеция в первой половине XVII в.». Сборник материалов, извлеченных из Моск. Глав. архив Мин. ин. дел. и шведского Гос. архива. 1616–1651 гг. (Чт. Об-ва ист. и древн. 1897 г. Кн. 3). Первый отдел, относящийся к царств. Михаила Федоровича, заключает: 1. Переговоры в с. Дедерине 1616 г.; 2. Переговоры в с. Столбове 1617 г.; 3. Посольство кн. Барятинского в Швецию в 1617–1618 гг.; 4. Отправление туда же гонцов в 1618 г.; 5. Приезд в Москву Густава Стенбука с товарищами в 1618 г… Того же К.И. Якубова «Русские рукописи Стокгольмского гос. архива» (Ibid. 1890. I и IV). В помянутых выше приходо-расход. книгах Казен. приказа на с. 212 находим пожалование стольникам и воеводам кн. Семену Вас. Прозоровскому и Леонтию Андр. Вельяминову за тихвинское сидение по серебряному кубку и по шубе из бархата и камки на соболях с серебряными золочеными пуговицами.

5

СГГ и Д. III № 7 (Грамота Сигизмунду от Земской думы в марте 1613 г.), 8 (Роспись послов и разных людей, задержанных в Польше), 9 (письмо Николая Струся к королю), 13 (ответ панов-рады Земской думе), 15 (из наказа Ушакову и Заборовскому, посланных к императору Матфию), 24, 25, 26 (грамоты, посланные с Федором Желябужинским в декабре 1614 г.). На грамоте от Боярской думы к панам-раде (1—24) подписи с печатями одиннадцати бояр, с князем Ф.И. Мстиславским на первом месте и князем Д.М. Пожарским на последнем. Затем следуют подписи пяти окольничих, крайчего, думного дворянина (Кузьмы Минина), постельничего и двух дьяков. Далее № 36 (1617 г. октября 18, наказ Д.М. Пожарскому относительно обороны Калуги), 39 (Грамота Владислава россиянам в августе 1618 г.), 40 (Земский собор в Москве, 1618 г. 9 сентября, относительно обороны против Владислава, с расписанием осадных воевод и ратных людей), 41 и 42 (о сборе рати в Нижнем и во Владимире на помощь Москве), 43 (о встречах Филарету Никитичу), 45 и 46 (чин поставления его в патриархи и утвердительная грамота Феофана). Тот же чин поставления в более обширном виде и с «известием о начале патриаршества в России» в Дополн. к Актам ист. II. № 76. Акты ист. Т. 3. № 4, 7 (о ссылке изменивших литовских людей Хмелевского и Староховского в Верхотурье), 72 (окружная грамота Владислава о его правах на московский престол, в декабре 1616 г.), 77 (об Ададурове в Верхотурье. Ему с женой и детьми велено давать по 2 гривны в день на содержание, в июле 1619 г.). А в следующем, 1620 г. этот Ададуров, по милости к нему Филарета Никитича, переведен из Верхотурья в Казань (ibid. № 89). Вероятно, в его поведении были какие-либо смягчающие обстоятельства. Акты Зап. России. Т. IV. № 208–210. Акты Арх. эксп. Т. 3. № 12, 92, 94, 97–99, 227 и 320. (Тут увещательные грамоты от московских воевод к русским людям, служившим в литовских полках.) «Подлинные свидетельства о взаимных отношениях России и Польши». Изд. Муханова. 1843.

Разр. кн. Т. I. На столб. 606–608 приветственные речи М.Б. Шеину, дьяку Т. Луговскому и прочим воротившимся пленникам, со спросом о здоровье. Разрядные книги 7123–7125 гг. (Времен. Об-ва ист. и древн. Кн. 1, 2 и 3). Дворц. разр. Т. I. Тут на 125-м столбце известие о поведении второго воеводы под Смоленском кн. Троекурова. По донесению Дм. Мам. Черкасского, Троекуров перестал заниматься делами по следующему поводу: Михаил Пушкин, которому было поручено собрать дворян и детей боярских украинных городов на государеву службу, пришедши под Смоленск, отдал списки собранных им людей одному князю Черкасскому, считая, что ему «отводить людей к Троекурову невместно». Из Москвы прислали увещание Троекурову «в бесчестие себе того не ставить». Столбцы 354–383 (Владислав под Москвою и Деулинское перемирие). Акты. Моск. гос-ва. Т. I. СПб., 1890. № 62, 63, 65, 77, 79, 81, 83, 84, 93, 109–121. (Любопытны № 81 и 83, содержащие расспросные речи о состоянии русского осадного войска под Смоленском, а также о количестве и состоянии польского войска, в апреле 1614 г.) Сборник Муханова. № 113 и 114 (Речь архиепископа Гнезненского и ответ Владислава). Historica Rus. Mon. Т. II. Append. № XXIV (Грамота Владислава дяде своему римскому императору. 1617 г.). Дела польские в Архиве Мин. ин. дел. № 29 и 30, по ссылке С.М. Соловьева в примеч. 5 к Т. IX. См. его же «Острожковские и подмосковные переговоры». Документы, относящиеся к мирным переговорам с поляками в 1618 г., возвращение Филарета и поставление на патриаршество также у Иванова в «Описании Государственного разрядного архива». М., 1842. С. 283–301. О тех же дипломатических актах см. Н.Н. Бантыш-Каменского «Переписка между Россией и Польшей». Чт. Об-ва ист. и древн. 1862. Кн. 4. Об участии иерусалимского патриарха Феофана в поставлении Филарета см. в Православном палестинском сборнике (Вып. 43. СПб., 1895): «Сношения патриарха Феофана с русским правительством» Каптерева. Виленский Археогр. сборник. Т. 4. № 46 (1614 г. Письмо литовских пленников из Нижнего Новгорода гетману Ходкевичу о том, что царь никаких денег за них не возьмет, а требует освобождения своего родителя из польского плена). Письма Ивана Николаевича Романова из Москвы к Филарету Никитичу, находившемуся в польском плену, с указанием на письма к нему же от Ивана Борисовича Черкасского и братьев Салтыковых. Извлечено из Скуклостерского семейного архива в Швеции Чумиковым (Чт. Об-ва ист. и древн. 1869. Кн. I). Шуйские акты, изд. Гарелиным. М., 1893. № 14 и 15, относящиеся к нашествию Владислава и разорению от черкас. Никон. лет. Т. VIII. Лет. о мн. мятежах. (В них на с. 220 и 312 неудачу переговоров под Смоленском летописец приписывает думному дьяку Петру Третьякову, который будто бы не послал своевременно полного государева указу московским уполномоченным.) Голикова «Дополнение к Деяниям Петра Великого». Т. II. С. 441. Книга об избрании на царство Михаила Федоровича. М., 1856. Изборник Андрея Попова. 363–367. Временник. Кн. 4 (Поместные дела), кн. 5 (Смесь. 1 с. о награде Ф.И. Шереметеву за Деулинское перемирие), кн. 16 (Иное сказание о Самозванцах. 143–146. Чудеса св. Сергия, относящиеся к нашествию королевича Владислава). Авраамий Палицын. Маскевич. Кобержицкого Histiria Vladislai – usque ad excessum Sigismundi III. Dantisci. 1655. Извлечение из него в русском переводе «О походах польского короля Сигизмунда и королевича Владислава в Россию» (Сын Отечества. 1842. № 4). Об осаде г. Михайлова Сагайдачным современное сказание. Киевская старина. 1885. Декабрь. (Извлечено из Рязанских губернских ведомостей.) Для участия в польско-русских отношениях 1618–1619 гг. боярина Ф.И. Шереметева см. обстоятельный труд А.П. Барсукова: «Род Шереметевых». Кн. II. СПб., 1882.

6

Акты эксп. Т. III № 3–5, 31, 36 и 37 (две грамоты, судная и уставная, для Устюжны Железнопольской, обе от 5 июня 1614 г.), 43, 48, 55 (ушедшие из Москвы бараши), 64, 68, 70, 78. Акты ист. Т. III. № 2, 3, 56, 62, 67 (старцу Дионисию Голицыну отдано сельцо Никольское, взятое у царицы старицы Дарьи, бывшей жены Ивана Грозного, Колтовской, а ей даны другие деревни), 68 (Никита Строганов, проживавший на устье Орла, у какого-то Якова Литвинова отнял его животы, в том числе 100 рублей, которые Литвинов «взял на зяте своем за убитую свою дочерь Усолья Камского на жильце на Семейке Серебреницыне»), 73 и 79. Дополн. к Актам ист. Т. II. № 17. Тут донесение 1614 г. белозерского воеводы Петра Чихачева и дьяка Шостака Копнина относительно сбора посошных денег и хлеба на жалованье стрельцам. Со всего Белозерского уезда «по разводу» приходилось, кроме посада Белоозера, 1219 руб. 22 алтына, а хлеба 1208 четвертей ржи, то же и овса. Но по случаю разорения от Литвы, черкас и русских воров собрали только около половины. С посада Белоозера приходилось 80 руб. 11 алтын, ржи 79 четвертей с осьминой и полчетверти и столько же овса. Посадские дали 50 руб., а хлеба совсем не дали. Когда же воевода с дьяком велели те недоимки править с двух земских старост и с посадских, то «они на правеж не дались, а велели звонить в набат и хотели (воеводу и дьяка) побить». Притом из 200 стрельцов, «прибранных» на Белоозере, сорок человек, получив денежное и хлебное жалованье, сбежали к казакам, несмотря на круговую по них поруку.

Ответную грамоту на это донесение см. Акты эксп. Т. III. № 43. Посадским людям за сопротивление велено учинить наказание; для сбора четвертных доходов посылается на Белоозеро Никита Беклемишев.

В следующем, 1615 г. воеводой здесь встречаем Ивана Головина, а дьяком Луку Владиславлева. Из царской грамоты к ним, вызванной донесением Беклемишева, видно следующее. Прежним воеводе и дьяку (Чихачеву и Копнину) велено наблюдать, чтобы дозорщик для сошного письма дворцовые и черные земли, розданные в мелкие поместья и составлявшие малые сохи (360 четей), соединял в одну большую соху в 800 четей. А с патриарших, митрополичьих и монастырских вотчин, «по прежнему окладу», велено собрать четвертных денежных доходов по 175 руб. с сохи на запасы ратным людям. (Белоозеро принадлежало к Галицкой чети.) Но воевода Чихачев и дьяк Копнин не разрешали переписать дозорные книги и рук своих к ним не приложили, по челобитью белозерских помещиков, которые жаловались, что в соху кладено только по 360 четей. Посланный сюда сборщиком Никита Беклемишев утверждает, что это челобитье неправедное, и ссылается на дозорные книги Ивана Шетнева, по которым и в меньшие сохи кладено по 600 четей пашни, а иногда и более. Царская грамота подтверждает новым воеводе и дьяку, чтобы по дозорным книгам Ивана Шетнева означенные поместные и вотчинные земли клались в живущую соху по 800 четей. (Дополн. к Актам ист. Т. II. № 39.) В 1614 г. видим другой случай сопротивления. В Чердынь приехал князь Никита Шаховской для сбора даней, кабацких и таможенных денег. Когда же он хотел поставить на правеж «земских людей» за недоимки, то земский староста Михалко Цанков с товарищи и некоторые посадские не только не дались на правеж, но и прибили самого сборщика князя Шаховского. Царская грамота приказывает чердынскому воеводе Волкову и дьяку Митусову старосту Ванкова и прочих буянов «перед князем Никитою бив батоги нещадно, вкинута в тюрьму на месяц, чтобы иным так вперед не повадно было воровать» (Акты эксп. Т. III. № 48). Любопытна посланная тем же Волкову и Митусову царская грамота, в июле 1615 г., о немедленном сборе «с Чердыни, с посаду и с уезду с осьми сох ратным людем за хлебные запасы» на тот год: «для дальнего привозу и крестьянские легкости», деньгами 1200 руб., и с сохи по полутора рубли за четь «с провозом» (Акты эксп. Т. III. № 72). Это первый известный нам перевод стрелецкой подати хлебом на денежный налог, по 150 руб. с сохи. См. диссертацию П. Милюкова «Государственное хозяйство России и реформа Петра Великого». СПб., 1892. С. 55. Здесь приводится еще пример 1616 г. в Устюжской чети, где на соху приходится по 160 руб. (Со ссылкой на «Приказные дела старых лет». Моск. глав. архив. Мин. ин. дел.) В той же диссертации см. рассуждение о чрезвычайном сборе пятой деньги. Рассмотрев источники и разные мнения о ней, автор склоняется к тому, что это был налог подоходный, а не имущественный (с. 59–63). Олеарий едва ли прав, говоря, что пятая деньга составляет пятую часть имущества (Чт. Об-ва ист. и древн. 1868. Т. IV. С. 261); а вместе с ним и проф. Н.П. Загоскин («История права Московского государства». Т. 1. С. 162). Шуйские акты. № 12 и 31 (Жалобы на дозорщиков и сыщиков). Об указанных местнических спорах см. Дворц. разр. I. Столбцы 96, 97, 109–111, 120–123, 129. СГГ и Д. Т. III. № 18 (приговор по делу Пожарского с Салтыковым).