Санитарный на станцию «Любовь»

Санитарный на станцию «Любовь»

Григорий Жадько

© Григорий Жадько, 2024

ISBN 978-5-0062-6369-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Санитарный на станцию любовь

Желаю Вам приятного чтения. Автор.

Неожиданная находка

Вот вы говорите случай! Иногда он играет важную роль! Честно скажу: я не рассчитывал в центре Москвы найти нечто подобное! Свернув с Лубянской площади к Кремлю, я зашел в маленький двор возле Николо-Греческого монастыря, там меня встретили заборы, решетки и я уже хотел вернуться, как обратил внимание на узкую щель в сочленениях соседних стен. Если проходит голова, можно пробовать! Замарав куртку, я протиснулся и взору моему неожиданно открылась обширная площадка, заваленная строительным мусором. Крупные блоки кирпичей с остатками белой и желтой побелки, листы ржавого железа, старые рамы – окружали остатки дома.

«Да! Ушел в прошлое еще один кусочек старой Москвы!» – с сожалением подумал я и тут мой взгляд, среди груды строительного мусора, наткнулся на какой-то манускрипт. Я стряхнул с него красную кирпичную пыль. Он был обрамлен вензельной рамкой, с голубями и ангелами по углам, а по низу, очень мелко, типографским текстом было набрано: «С-Петербургъ Главное управленiе Удъловъ, Моховая №40 1911 год»

В центре, каллиграфическим почерком, бледными чернилами было написано:

«Сетрорецкъ. 1912 г. Тетрадь – II»,

Обложка изобиловала желтыми и коричневыми разводами. Я попробовал открыть ее, но не тут-то было. Страницы были как монолит и рвались.

«Да! Вторая часть! – с сожалением подумал я, – а где же первая?» Найдя подходящую палку, я начал исследовать строительный мусор. «А вдруг?!». Я вытащил из-под кирпичей старое зеркало на деревянном основании, с точеными украшениями по периметру. Слой амальгамы взялся чешуйками и почернел. Половина зеркала, видимо при падении откололась, но из-под оставшейся половины, виднелся уголок еще одной тетради. В этом я уже не сомневался. Я сделал попытку ее вытащить – не получилось. Из-за суеверий, я не хотел разбивать зеркало и решил домашними ключами отогнуть скобки, что держали фальц стекла. Они из-за ветхости сломались и к моим ногам упала еще одна тетрадь лежавшая в потайном углублении!

Трудно описать это чувство! Наверно если кто-то бы посмотрел на меня в ту минуту – обязательно предположил, что я ненормальный. Не знаю, что я там хотел обнаружить, но я так резко поднял свою находку!!! Эти чувства наверно знакомы кладоискателю, когда, руководствуясь рассказами или картой, после долгих поисков, его лопата неожиданно натыкается на металлический ящик с неизвестным содержимым.

Я был так увлечен, что не сразу услышал, что орут мне «строители с южных республик». Они стояли на остатках первого этажа, махали руками и, видимо, ругались на своем языке. Я понял, что испытывать судьбу не стоит, и поспешно, прижав найденное богатство, удалился, используя, знакомый лаз.

В большом нетерпении я вернулся домой, но как, ни пытался открыть записи – мне это не удалось. Что уж я только не делал: и грел паром из чайника, и засовывал вязальные спицы, и аккуратно поддевал скальпелем!! Отчаявшись, я вдруг вспомнил про моего соседа по старой квартире. Он работал экспертом в лаборатории судебной экспертизы на Старой Басманной. Если не уволился – поможет! У них, наверно, бывают задачки и посложнее!

Василич встретил меня по-доброму и, кажется, не удивился моему приходу.

– Соскучился?! Пропустили тебя? Тут у нас все по-новому. Охранники. Кодовые замки. Проходи… Проходи.

Я поведал о своей проблеме. Он долго вертел мой антиквариат, ругал меня, что я как медведь полез, куда соваться не следовало. Потом разгладил бороду и лукаво посмотрел на меня:

– Ладно. С тебя ничего не возьму, ну пару бутылок коньяка, это уж сам бог велел. Идет?

– Идет! Конечно, идет! – с радостью воскликнул я.

– Но хорошего: не менее 10-лет выдержки, – добавил он, улыбаясь, видя по моей реакции, что продешевил.

– Все будет Василич!!! Звони!

Прошло не менее недели, пока я дождался весточки. Как на крыльях, я помчался к нему.

– Получилось? – с придыханием промолвил я.

– Да получилось-то, получилось, но уж больно хлопотно. Неделю до полуночи пришлось задерживаться, представляешь!

– Ну-у-у да, – протянул я – понимая, куда он клонит.

– По-хорошему тут и пяти бутылок мало. Сколько стоит мой рабочий день? Специалист-эксперт высшей квалификации! Но ты не тушуйся, не тушуйся, – сменил он тон, видя мою кислую физиономию, – это я между прочим. Давай, что принес и забирай свои манускрипты.

С чувством благоговения, я взял в руки две папки. В них лежали отдельные листки.

– А что ты смотришь? – нахмурился он. – Пришлось разъединять по листочку.

– Понимаю! Это ничего, – согласился я.

– Это ты правильно сделал, уважил старика, но у меня к тебе просьба…

– Какая?

– Ты это… так не держи. Бог его знает, кто это написал, но человек писал для нас. Верил, что наступит время – все можно будет напечатать! Договорились?

– Хорошо, я постараюсь.

– На тебе обратно бутылку и помни наш уговор.

– Да зачем? Я и так… – робко запротестовал я.

– Бери, бери, – он лукаво посмотрел на меня и разгладил бороду.

Дома, в полном одиночестве, я распечатал коньяк, налил на дне бокала, с вожделением попробовал волшебный напиток – и только тогда, с волнением, открыл первую папку и углубился в чтение. Какой-то неизвестный человек вошел в мою жизнь. Что с ним стало: убили на войне 1914 года, погиб во время революции или заболел тифом, а возможно умер от голода? Кто знает?! Но почему-то, мне кажется, судьба обошлась с ним несправедливо. Неровные, косые строчки запрыгали у меня перед глазами и я окунулся в другой мир: когда еще не было мировых войн, революций, а люди были наивней, лучше и верили в ценности, которые нам сегодня кажутся смешными.

Тетрадь I

Прелестная попутчица

Через семь лет после окончания Борисоглебской гимназии, я по служебной надобности отправился из Петербурга в Сестрорецк. Здание нового вокзала Приморской железной дороги еще не было готово. Верхнее строение пути, довели до угла Флюгова переулка и Большого Сампсониевского проспекта.

Вечерело. Подачу поезда задерживали. Петербург в июле 1912 года изнывал от жары: кирпичные многоэтажные громады, каменные мостовые и тротуары были раскалены, а воздух насыщен пылью, копотью и смрадом. Мое внимание привлек тучный господин, в бесформенном одеянии, больше похожем на женский ночной капот. Он постоянно доставал из полосатых брюк часы-луковицу, смотрел на золоченые стрелки и, не обращаясь ни к кому конкретно, тяжело вздыхал:

– Безобразие! Это просто какое-то безобразие!

Вот он в очередной раз, с брюзгливо печальным лицом, проделал знакомую операцию, утер платком красное потное лицо и тут… О! Чудо! Состав, наконец, подали. Паровоз был не новый, но хорошо вымытый, блестящий, производства шведской фирмы «Motala». К нему были прицеплены несколько санитарных вагонов с красными большими крестами и белыми занавесками на окнах и отсчет начинался после них. Уставшие от ожидания пассажиры, дружно кинулись занимать свои места.

У меня был билет в шестой вагон. В него выстроились около пятнадцати человек. Я неспешно проследовал и встал в конец очереди. При этом невольно отметил, стоящую в середине, миловидную молодую женщину. Ее пшеничные волосы собранные в прическу задерживали взгляд. На ней было серое платье из шелкового крепа с умеренным блеском. Ткань мягко облегала ее стройную фигуру, струилась вспыхивающими складками, а плечи и верхняя половина тела, были прикрыты, короткой белой кофточкой разлетайкой. На голове незнакомки, чуть набок, крепилась пристегнутая булавками, шляпка из китайской чесучи, а сквозь светлые локоны волос проглядывали серьги из зеленого агата. Хотя лицо ее, мне было видно только отчасти, я смог уловить, что тонкие губы девушки совершенно не улыбались, хотя глаза, на удивление, смотрели на мир восторженно и радостно.

В этот момент я заметил как, она скользнула взглядом по очереди, на долю секунды остановилась на мне и тут же отвернулась. Это было так быстро и неуловимо, что вполне можно было принять за случайность. А может так и было.

Наконец подошла и моя очередь. Кондуктор придирчиво осмотрел предъявленный билет, что-то хмыкнул и я проследовал в вагон. На удивление в купе не было так жарко, как можно было ожидать. Не успел я устроиться и разложить скромный багаж, как ко мне зашел, тот самый, тучный господин, с предложением сыграть в вист. В руках он держал полную колоду – 52 карты и ловко ее тасовал. Я без особого удовольствия проследил за его белыми нежными пальцами. Очевидно эти руки никогда не держали, чего-либо тяжелого, стоящего.

– В эту игру, – попытался урезонить я его, – лучше играть вчетвером!

– Да! Но, а что делать! – попытался оправдываться он. – Нужно как-то убить время!

Я считал себя неплохим игроком. Чтобы им прослыть, следовало уметь запоминать ходы. Главное запомнить 26 карт своих и своего партнера. Я любил это занятие, особенно в дороге, но тут, повинуясь шестому чувству, отказался, сославшись на усталость. От его голоса и внешности исходило что-то неприятное. Он еще долго сидел напротив, сверля меня маленькими рыбьими глазками, видимо ждал, что я передумаю. Это было, в конце концов, невежливо. Я встал, подошел к окну, отвернувшись от него.

«Увы, если люди не понимают!» – в легком расстройстве подумал я. Я был уверен, что он уйдет. – «Да! Так уж меня воспитали! Не могу, порой, сказать прямо или решительно отказать!» К счастью, тучный господин, видимо поняв бестактность своего присутствия, покинул меня, а я решил пройтись по вагону.

Дощатый пол немного поскрипывал, люди разбрелись по своим купе и раскладывались! Кое-где слышался смех и добродушное ворчание. Я уже возвращался, когда неожиданно глаза мои, чисто из праздного любопытства, скользнули в соседнее купе.

К моему удивлению, за тонкой дощатой переборкой, ехала моя незнакомка, которую я приметил при посадке. Это обстоятельство прогнало мою меланхолию. Дверь была приоткрыта и, встретившись взглядом, я учтиво поклонился ей как старой знакомой. Она немного отчужденно кивнула в ответ и засмущалась; руки ее при этом, быстро и нервно стали перебирать замок сумочки, что лежала у нее на коленях. На автомате, я пробежал глазами по ее ногам, обутым в белые сафьяновые полусапожки. Она уловила это, спрятала их под полку и отвернулась к окну. С легким сожалением, в последний раз зафиксировав в сознании ее стройную фигурку, я медленно и неспешно прошествовал к себе.

«Да, хорошо, что не согласился на предложение тучного господина!» – с удовлетворением подумал я. Неясный образ попутчицы и совершенно непонятные флюиды, волновали меня гораздо больше, чем дежурная партия в Вист.

– Ух! – вздохнул я, опускаясь на полку.

Отчего-то мне сделалось так приятно. Скинув туфли и заложив руки за голову, я с удовольствием вытянулся, а губы мои невольно растянулись в улыбке. Сразу вспомнились давнишние встречи в поездах. Они никогда ничем не кончались, но были сами по себе волнительны и трепетны и всегда оставляли послевкусие легкого флирта, женского обаяния, игры слов, блеска глаз и чего-то, чего нельзя передать словами.«Память, память! Как она порой бывает услужлива!» Но зачем о грустном! Все давно в прошлом и подернулось легкой пеленой забывчивости, когда детали скрываются, а остается нечто, что бередит душу.

Тут я вспомнил о газетах, что торчали у меня из кармана. Я неторопливо развернул «Русское слово» и «Новое время», что взял у разносчика на вокзале. В нос ударил запах свежей типографской краски. Я торопливо пробежал заголовки: Мальта – «Итало-турецкая война. С места событий»; Будапешт – «Анти-венгерская демонстрация в Праге»; общество «Русский инвалид» извещает, – новое направление в живописи, после «кубистов»; неуловимый разбойник – «Зелим-хан».

Это все не цепляло, но на третьей странице я задержался:

«ПЕТЕРБУРГЪ

(По телефону отъ нашихъ корреспондентовъ).

Сегодня, в склад изданий Острогорского, по Моховой улице, в д. №28, вошли два подростка 13—15 лет и спросили книгу. Управляющая складом г-жа Берникова выдала им книгу и открыла кассу, чтобы разменять деньги. Мальчишки, с криком: «Руки вверх!», бросились на Берникову, повалили ее на пол и стали душить полотенцем. Г-жа Берникова взмолилась и просила оставить ее в живых, взять все, что имеется в кассе. Они забрали около 70-ти рублей, – всю наличность и сбежали».

«Да! В какое страшное время мы живем! – подумал я, поглядывая на однообразный пейзаж за стеклом. – Совсем дети. То ли дело было раньше. Страшно становится. Куда катится мир?!».

Хотя убить время было нечем, я без сожаления перелистнул мир криминала. Но на последней странице я задержался.

КНУТ

«Он снова сделался злобой дня для городовых. Дело в том, что некоторые извозчики и биндюжники, испытанные противники „кнутовой реформы“, – почувствовав ослабление надзора в этом направлении, вновь обзавелись кнутами. По их убеждению, лошадь без кнута, это все равно, что лошадь – без хвоста. Между тем, городовые, отметив такое непослушание, установили бдительный надзор за ослушниками. Напрасно извозчик, заметив городового, старается скрыть пребывание в санях кнута. Городовой – старый волк – его не проведешь. По слухам, старое помещение для склада извозчичьих кнутов заполнено. Того и гляди, что городской управе придется ассигновать сумму на постройку специального дома для склада новых кнутов».

ЭЛЕКТРИЧЕСКАЯ «ВОДКА

«Никола Тесла – тот самый чешско-американский изобретатель, который намерен передавать электрическую энергию без проводов – изобрел электрическую водку. Приготовляется она очень просто – пропусканием тока от батареи через особый подкисленный состав.

На последнем собрании докторов, в лондонском Ментон-Гаузе, трезвенник Томас Барлоу, выступил против обыкновенного алкоголя, в пользу электрической «водки»».

– Забавно! – бросил я в пустоту и отложил их.

Солнце почти скрылось. Редкие строения, дощатые сараи, разгрузочные площадки, пакгаузы – сменились пригородами Петербурга. Но глаза мои ни на чем не задерживались. Они были обращены внутрь. Я весь ушел в слух. Неясные шорохи из соседнего купе тревожили мне душу. Я невольно представлял себе, что буквально в нескольких сантиметрах, за этой тонкой перегородкой, находится девушка, молодая женщина очень приятной наружности и возможно скучает, как и я. Это было нелепо, неправильно и эта мысль не давала мне расслабиться.

Отчаявшись, я встал, прошелся несколько раз по купе ломая пальцы и вновь сел к окну. Проехав семафор и чересполосицу путей, поезд перешел на приморскую С. Петербург-Сестрорецкую железную дорогу. Это была частная железная дорога и по слухам, убыточная. Она соединяла Санкт-Петербург с курортами, расположенными на северном побережье Финского залива. Видимо барышня следовала в один из них. Я вспомнил юность, Тамбовскую губернию, Грязе-Царицынскую железную дорогу, связавшую город с остальным миром, что значительно способствовало развитию Борисоглебска…

И тут, мои воспоминания прервались. Я уловил, как недалеко, возможно даже в соседнем купе, едва слышно хлопнула затворенная дверь. Я даже подумал: не встать ли и посмотреть! Но это было бы бестактным и остался недвижим. И вдруг услышал легкие шаги, которые остановились у моей двери. Несомненно это был цокот женских каблучков. Мое сердце замерло от приятных предчувствий. Но дальше была тишина, долгая и мучительная и, наконец, я услышал едва слышный стук в дверь! Еще не вполне понимая, ощутил шорох юбок и боковым зрением уловил светлое одеяние моей изящной незнакомки, стоявшей в проходе.

– Прошу прощения! – приоткрыла она дверь и слегка смутилась. – К вам можно?!

На лице девушки играл румянец, глаза, окаймленные длинными ресницами трепетали и вся она была закрыта и открыта одновременно. У меня сразу захолонуло в груди.

– К-к-конечно! – подскочил я как на пружинах, чуть не стукнувшись головой о полку.

– Извините! – выдавила она, сильно стесняясь и краска бросилась ей в лицо. – Не могу открыть сельтерскую воду. Вы не поможете?

Я был тороплив и пытался быть излишне галантен. Мне удалось ловко справиться с бутылкой, подцепив крышку краем серебряного перстня. Это был подарок матери на совершеннолетие. «Бедная мама! Знала бы она, для чего я его использую!»

– Пожалуйста, сударыня! – промолвил я чопорно, пытаясь всеми силами, оттянуть момент расставания и сверля ее взглядом.

Только теперь мне удалось рассмотреть свою попутчицу вблизи. Строгий овал лица красиво обрамлялся светло-русыми волосами. Они ниспадали ниже плеч, но лоб был открытый, с легкими выбивающимися прядками. Прямой нос, тонкие брови и чувственный рот дополняли картину. Но доминировали на лице голубые глаза. Они были восхитительно нежны и глубоки одновременно. Казалось они были готовы обнять весь мир. Да, барышня без всяких натяжек, была хороша. Как бывают хороши образованные воспитанные девушки не избалованные светом, интрижками и расположением многочисленных кавалеров. Небольшой доход и ранний брак, не позволяет им всецело насладится прелестями жизни и они так и остаются, не полностью оцененными, не раскрытыми, в тени мужа. Обычно они робки, застенчивы и ценят себя невысоко, пребывая в уверенности, что это и есть их удел.

– Здорово у вас получилось! – отметила моя попутчица, все еще смущаясь. – Я такого никогда не видела.

Пользуясь предоставленным случаем, со сдавленным от волнения голосом, я представился:

– Михаил. Михаил Громадин. Инженер, – слегка откашлялся я и поклонился. – Еду на Сестрорецкий оружейный завод. По служебным делам.

– Мария Александровна, – барышня потупила взор, – Маша. Следую на отдых, – ответила она, в том же ритме, вполголоса.

Мы помолчали немного. Я, передавая сельтерскую, задержал бутылку, не отпуская ее совсем. Она уловила этот жест, подняла глаза и взглянув строго, добавила:

– Замужем!

Это прозвучало, так, что сразу все ставило на свои места. И других вариантов быть не могло!

Я послушно отпустил бутылку, но она не уходила… пребывая некоторое время в нерешительности.

– Ах! Да! Еще пробочка! – спохватился я, поняв, чего она ждет.

– Благодарю! Вы очень любезны, – кивнула она и смущенно улыбнулась.

По всем правилам этикета она должна была тут же уйти… но этого не случилось. Я увидел легкую, еле уловимую растерянность, как тень, пробежавшую по ее лицу. Секунда, миг! Но это мгновение много поведало мне о душе моей новой знакомой. Ей, в глубине души, не хотелось уходить.

– Вам не скучно одной? – поинтересовался я, напуская равнодушный вид и как бы говоря это из вежливости.

– Что вы! Конечно, нет! – воскликнула барышня. – Я люблю скучать! Это же дорога! Она предполагает.

– Да вы правы, – согласился я. – Мерный стук колес, раскачивающийся вагон, унылый пейзаж за окном и ожидание конца пути. В этом есть своя прелесть. Все идет своим чередом. Навевает спокойствие.

– Вот видите, вы меня понимаете! – благодарно взглянула она на меня.

– Плохо мы не попали с вами в одно купе, – сказал я, не поднимая глаз. – Пообщались бы – и путь показался короче.

– Да нет! Что вы! О чем вы говорите! Тем более пассажиров мало. Зачем тесниться.

– Но в этом же ничего нет предосудительного!

– Возможно! Не спорю! Но пусть будет как есть! – запальчиво сказала она.

– А что если нам исправить эту ошибку – скрасить наше одиночество? – бросил я пробный шар, ловя ее ускользающий взгляд.

– Ни в коем случае! – заявила она сухо и немножко сжалась.

Но это прозвучало неестественно. Как в дешевом спектакле. Было понятно, что барышня, напротив искала повод продолжить общение.

– Это ни меня, ни вас, ни к чему не обязывает! – продолжил я уверенным тоном. – Спустя несколько часов, я выйду на станции в Сестрорецке, а вы проследуйте дальше…

– Я понимаю… – замялась она.

– Мы могли бы вместе поскучать?!

– Это да! – чуть смягчилась она. – Но все равно! Разве вы находите это удобным?

– А вы как считаете? – вопросом на вопрос, ответил я и прямо посмотрел ей в лицо.

Она не выдержала взгляд, потупилась, плечи ее опустились.

– Еще час назад меня провожал муж! – выдавила она и лицо ее стало немного растерянным. – Вы видели? … Такой высокий важный господин, с цилиндром на голове?

– Кажется, припоминаю, – соврал я и опять попытался встретиться с ней глазами, – он, по-моему, немолод? – наудачу ляпнул я, почти не сомневаясь, что мои предположения верные.

– Да! Да! Это есть! Но он очень хороший. Мне бы не хотелось так… – она замялась, не зная как продолжить начатую фразу.

– Я вас прекрасно понимаю. Не продолжайте. Дело ваше Мария Александровна. Хотя жаль… очень жаль, ваше общество украсило бы мой путь!

Мы еще раз обменялись взглядами. Она была слегка расстроена и почти не скрывала этого, но приличия были превыше всего. Другого – от замужней женщины, я и не ожидал.

– Может дать вам прессу: свежая, я почти прочитал, только объявления остались? – добавил я, оставляя надежду на перемены в ее настроении.

– Что ж! Как закончите – приносите, с удовольствием почитаю, – выпалила она скороговоркой и, покраснев, быстро, как ветер, удалилась к себе. Только шуршание юбок и легкий аромат молодого женского тела остался витать в воздухе, а потом и в моем сознании.

«Н-да! Неожиданный поворот!» – подумал я, и, достав из портфеля, бросил в рот кусочек мускатного ореха для освежения дыхания. Так я и стоял, ни присев больше ни на секунду, держась за хромированный поручень и нетерпеливо глядя в синеющее окно. Ожидание томило меня, заставляло учащенно биться сердце. Предчувствие нового, неоткрытого и одновременно несбыточного, и прекрасного туманило мое сознание, и всплывало в неясных образах в голове. Когда ты молод, тебе не нужны сухие дрова, щепа и даже спички! Тебе достаточно искры и пламя полыхает, сжигает тебя изнутри. С трудом, выждав десять минут, я собрал газеты, аккуратно свернул их в трубочку и, напустив нарочито небрежный вид, отправился к своей милой соседке.

– Разрешите? – учтиво поклонился я. – Я принес вам обещанное!

– Merci. Vous êtes très bons mon monsieur! (Спасибо вы очень хороший молодой человек. Фр.) – поблагодарила она, стараясь не улыбнуться при этом.

У нее был превосходный французский язык, четкое произношение и особый прононс, что обычно достигался долгими упражнениями.

– О чем вы говорите?! – небрежно произнес я. – Прочитанные газеты? Это для меня Мария Александровна ничего не стоит.

– Pouvez m’appeler Masha. (Можете звать меня Машей. Фр.)

– Замечательно, договорились, буду называть вас именно так. Но я не очень хорошо знаю французский. Мы технари. Наше дело чертежи, железки и еще много скучных вещей, о которых неудобно говорить в обществе милой дамы.

– О! Я понимаю. Оружейный завод! Наверно страшно и опасно порой?!

Мне ее слова показались приятными. Мужчины все одинаковы. Внутри поднялась волна своей исключительности и превосходства.

– Не стоит преувеличивать. Хотя все бывает, конечно, – заявил я немного вальяжно и снисходительно.

– Как вы думаете, война будет? Все об этом говорят! Вот давеча читала ужасную вещь: «Ангел мира в опасности?!»

– Помилуйте! Это выдумки газетных писак, – заключил я убежденно. – Сейчас общество достигло такой стадии развития, что все прекрасно понимают, к чему это может привести. Страшное оружие в изобилии наделано во всех странах. Нам грозит массовое уничтожение: победителей по большому счету не будет. Ну не самоубийцы же мы?! Цивилизованная Европа на это никогда не решится!

– Значит, вся эта шумиха, чтобы поднять тиражи газет? – предположила моя попутчица, почти расставшись со своей прежней застенчивостью.

– Ну не совсем. Подготовка идет. Видите к нашему паровозу прицепили санитарные вагоны. Да и моя командировка на оружейный завод, – многозначительно заявил я. – Все это звенья одной цепи! Нужно держать порох сухим.

– Вас, судя по всему, по срочному делу направили?

– Не сказать чтобы очень. Но нужно помочь. Есть шероховатости. Технические детали.

– И это наверно тайна?

– Увы! Государственная, Российской империи, – заверил я ее, – об этом лучше не распространяться.

– Вот видите! – она посмотрела на меня чуть восторженно. – Значит, на вас можно положиться, вам доверяют. А мне ничего нельзя сказать. Я болтушка! Все выложу.

В синеве позднего вечера показались низкие черные строения. Моя спутница встала, подошла к окну.