Я никогда не была спокойна

Анжелика развивает его, обучает, посвящает в «святое писание» марксизма. Ей видится будущий политик. Она влюблена в него, правда, безответно. Ей нравятся его грубые повадки, дикий вид, порывистость, чувственность. Но в политике она советует ему быть холодным и вдумчивым, не таким опрометчивым и торопливым. «Calmez-vous, Benitouchka, calmez-vous»,[47] – наставляет его она, когда Муссолини входит в раж.

И тот и другая всегда отрицали, что между ними были сентиментальные отношения, однако в кругах социалистов того времени это секрет Полишинеля: всем известно, что между этими двумя существует привязанность, это не просто дружба между товарищами. У него полно интрижек, она скрытна. Лишь с годами она станет откровеннее в отношении личной жизни. На съездах социалистов, когда зал шумел и мешал ей говорить, она заставляла всех замолчать одной фразой, звучавшей угрожающе для судеб многих семей: «Прекратите кричать, ведь вы все со мной переспали».

С Бенито впервые в жизни Анжелика восполняет потребность в близких отношениях и любви, которых так не хватало ей-девочке и которые сохранились в душе женщины-революционерки. Для Муссолини она «женщина-мать», с которой ему не надо соревноваться: именно так складываются его отношения с противоположным полом, с мужчинами он всегда вступает в соперничество. Между этими двумя людьми возникает взаимная привязанность и односторонняя любовь.

«Заканчивалась зима. Я работал каменщиком в Лозанне, Анжелика делилась со мной секретами хорошего перевода с немецкого. Под руководством Анжелики я приступил к лапидарным главам “Записок о Галльской войне”. Анжелика сопроводила меня в женевский Нион, где мы искали поля, на которых Цезарь возводил аванпосты для своих солдат. В Нионе она прочитала мне слова Цезаря об этих местах, столь важных для его военных походов. На обратном пути мы остановились в Коппе́, желая ощутить обаяние госпожи де Сталь, покорившее Европу, уставшую от революций[48]. От Анжелики я впервые услышал о том, что ненависть госпожи де Сталь к Наполеону была не чем иным, как любовью»[49].

Муссолини в роли Наполеона, Балабанова – госпожи де Сталь. Каждый раз, когда Анжелика вспоминает молодого Бенито, порывистого, страстного, наполненного революционными идеями, ее терзают мстительные чувства, пропитанные горьким ароматом ностальгии. Мучительные противоречивые чувства нахлынули на нее в тот день, когда она узнала о смерти дуче. Анжелика была тогда в Нью-Йорке. На минуту она замерла, не говоря ни слова. Закрыла глаза. А потом отправилась в кино. В 1963 году Джорджо Джанелли запишет эту реконструкцию фактов со слов уже пожилой Балабановой. И когда он мне об этом рассказывал, я был поражен его выводом. «Она казалась очень огорченной. Что ты хочешь, – объяснял он, сидя в гостиной своего дома в Кверчете, в Версилии, – для Анжелики Муссолини – это еще и ее молодость, а для нас, пожилых, воспоминания о молодости всегда прекрасны и сладостны…» Самое удивительное, что Балабанова рассказывала об этом факте и Ивону де Беньяку, биографу Муссолини, который утверждал, что он сын дуче.

После падения фашизма, быстро перестроившись на новую демократическую волну, де Беньяк сотрудничал с Джанелли в журналистском агентстве AGI[50]. Однажды он попросил устроить ему встречу с Анжеликой. Джорджо согласился, но с одним условием: никаких намеков на любовную связь Муссолини и Балабановой. «Будь спокоен, – ответил де Беньяк, – я прекрасно знаю, что это только сплетни».

Джорджо заезжает за Анжеликой, и они вместе едут в деревню журналистов, в Кассии, где Ивон живет со своей старушкой матерью, предположительно бывшей любовницей дуче. Просыпаются воспоминания, начинается обмен смущенными взглядами. Женщины рассказывают истории, пережитые ими по разные стороны баррикад. Чай, печенье – и к концу беседы автор «Блокнотов Муссолини», сильно покраснев, спрашивает Анжелику, какими были ее мысли и что она сделала, узнав о смерти Муссолини. «Я сразу позвонила подруге и пригласила сходить со мной в кино. Мне хотелось отвлечься», – таков был ответ Балабановой[51].

Этот длинный экскурс в будущее помогает лучше понять отношения между Бенито и Анжеликой. Отношения, которые будут для нее важнее, чем более поздние с Лениным.

Летом 1904 года она находит время и помогает романьольскому парню перевести брошюру Каутского, развивает в нем интеллект и волю к борьбе за социальное равноправие. Теперь это уже не бродяга, ночующий под мостами. Он сумел найти скромное жилье, где его навещает Балабанова. Их встречи проходят в доме 13 на улице Каролин, напротив Народного дома, в комнате, которую Муссолини снимает у одной старушки. Она готовит им горячий чай. Это тихая, милая женщина, привыкшая к неспокойной жизни изгнанников. Она никогда не вмешивается в жизнь молодых мятежников.

Анжелика корректирует сделанный Муссолини перевод статьи русского анархиста Петра Кропоткина «Речи бунтовщика». Балабанова заставляет его совершенствовать немецкий и французский, приучает заниматься методически, читать книги, заставляет поступить в университет. Анжелика педантична и терпелива. Она воспитывает этот «совершенно не дисциплинированный ум», превращает «чувство оскорбленной гордости и неудовлетворенности»[52] в активную политическую деятельность, направляет его революционный бланкизм в марксизм. Она дает ему книги по истории, философии, политэкономии. С культурной точки зрения Муссолини груб и невежественен. Он путешествует с медальоном с изображением Маркса и считает его своим талисманом, хотя прочитал лишь «Манифест Коммунистической партии» – по мнению его отца, в этой работе содержится решение всех проблем общества. Этого маловато для понимания того, что происходит в мире. Балабанова открывает перед Муссолини новые горизонты, либеральных и вольнодумствующих мыслителей. Особенно много она говорит о немецкой философии, которой пропитана.

Я и сегодня хорошо помню силу синтеза этого великого учителя, которого я обрел в лице Анжелики в Швейцарии. Все самое трудное она излагала в схемах, мне сразу становилась понятна суть любой самой трудной вещи. Я и сейчас помню таблицу диалектического развития идеализма[53].

Русская марксистка применяет метод механического обучения: вопрос – ответ. Она называет имя Фребеля, и Муссолини отвечает: «Жить, делать, знать». Учительница называет Фихте, студент выпаливает: «Тезис, антитезис, синтез». Гегель – «Закон двойного отрицания». Маркс – «Нужда, работа, классовая борьба»[54].

Когда Балабанова читает лекции, после которых им подают горячий чай, голос ее строг, совсем не как в минуты близости и нежности. Ее конек – лекции по марксистской теологии: «Эмансипация – это философия; сердце философии – пролетариат; это сердце не бьется, если пролетариат морально не растет; пролетариат не поднимается, если его философия не воплощается в жизнь». Муссолини кажется, что перед ним жрица, открывающая «священные тайны марксистской umwazende Praxis»[55]. Это новый мир для неофитов, в этом мире есть «только один авторитет, – революционер: у него есть одно препятствие, – буржуазия, которая мешает ему познать истину». Тридцать лет спустя Бенито будет вспоминать, как звучал голос Анжелики: «Голос Анжелики придавал речи ритм молитвы – протеста против этого поиска мировой истины»[56].

Но Бенито больше любит читать книги Ницше, Штирнера, Шопенгауэра и особенно Жоржа Сореля, французского теоретика анархо-синдикализма, идеи которого станут основой его политических деяний. Сначала он читает Штирнера в очень плохом переводе на итальянский, но позже знакомится с ним, прочитав по-немецки «Der Einzige und seine Eigentum»[57], которую ему достает Балабанова. Эти авторы созвучны его темпераменту, потому что они прославляют волю, мыслящую личность и деяния отдельного человека, а не масс. Анжелика не замечает, что молодой человек соскальзывает на путь индивидуализма и бланкизма, а не коллективизма. Бенито берет от Анжелики то, что ему подходит. В этот трудный момент жизни она ему удобна – как женщина и как учитель, но ее идеи «его совершенно не интересовали, это точно», – пишет сестра Едвиге. Ее брату нравится русская революционерка, но он не может «освободиться от бытующего мнения, довольно злобного, о женщинах-интеллектуалках: в них, дескать, сильны упрямство и истеричность»[58].

Для Анжелики не секрет, что он, как почти все его современники, сторонник превосходства мужчины. И все же она всеми способами пытается развить его ум. Особенно она бьется над исправлением немарксистского радикализма, и ей кажется, что у нее это получается. Они друзья, товарищи, иногда у них были более близкие отношения. Муссолини нашел мягкое плечо, он может полностью ей открыться и чувствовать себя свободно: бесконечные обсуждения, признания в проступках, надежды на политическое возрождение, отчаяние и бессилие, которое у Бенито выражается очень грубо. С каким-то удовольствием он рассказывает, как в 1902 году, только приехав в Лозанну, он спал под мостом Гран-Пон. Однажды в пять утра его, голодного и замерзшего, забрали полицейские. У него не было ни гроша, он бродил по парку Монбенон голодный как волк. В животе у него урчало, голод и тоска усиливались по мере приближения сумерек, когда в отеле Бо-Риваж начинал играть оркестр. Тут пришли две англичанки. Они расстелили на траве скатерть, уселись рядом и стали доставать из корзины мясо, хлеб с маслом, мандарины и пирожные. Бенито говорит Анжелике, что набросился на одну из них и вырвал еду из ее рук. «Если бы они оказали сопротивление, я бы задушил их, – и он добавил грубое слово. – Вам не кажется, что было бы лучше, если бы я убил этих паразиток? Почему не настает час реванша?»[59]

Анжелика приходит в ужас от этих слов. Такое поведение недостойно революционера. Она обращает его внимание на то, что убийство двух женщин не решило бы проблему всеобщего голода. «Социальная проблема не решается убийством отдельных людей; нужно изменить систему, и тогда права всех людей будут обеспечены».

«Возможно, ты права, но я был голоден, других мыслей у меня не было. Кроме того, если бы меня посадили в тюрьму, меня бы, по крайней мере, кормили и у меня была бы крыша над головой»[60].

Балабанова обескуражена и очарована этим диким юношей, который хотел сражаться голыми руками. «Но ведь ты не один», – говорит она ему садясь на поезд, идущий в Сан-Галло[61].

С этим строптивцем много работы. Под давлением Балабановой будущий дуче поступает на факультет социальных наук в Лозанне, посещает курс Вильфредо Парето, переводит «Черных шарлатанов» Мало, запоем читает – «целую библиотеку», как он с удовольствием вспоминал.

В октябре 1904 года он начинает сотрудничать с газетой Avanguardia socialista («Социалистический аванград») под руководством Вальтера Мокки. Его антирелигиозные статьи получают известность во всей Швейцарии. Самым ярким становится эпизод его спора с протестантским пастором Альфредо Тальятеллой. «Дайте мне часы. Я даю Богу десять минут, чтобы поразить меня насмерть. Если он не накажет меня за это время, значит, он не существует. Я бросаю ему вызов!»[62] Однако Анжелике не нравятся эти хвастливые выступления. Она пишет Муссолини письмо, в котором называет «глупым и поверхностным» его подход к религии: в нем нет исторического материализма, одни только эффектные высказывания, он поднаторел в выступлениях на такую тему. Ей кажется, что этот товарищ искренен с ней одной, лишь ей он открывает свою мятущуюся душу. В этом она заблуждается.

Возможно, ему кое-что было известно о моем происхождении, и это знание возбуждало в нем снобистскую гордость от общения с представителем того класса, который он делал вид, что презирает, – а отчасти, возможно, потому что я была женщиной, рядом с которой ему не нужно было доказывать, что он равен или стоит выше других мужчин. Он, похоже, не обижался ни на мои советы, ни на мои упреки. Ему нужен был кто-то, на кого он мог опереться, а его тщеславие никогда не позволяло ему опереться на мужчину. Он не делал попыток скрыть от меня свою слабость. Если бы он делал это, я, вероятно, должна была бы испытывать по отношению к нему меньшее сострадание, и он, несомненно, понимал это. На протяжении всего нашего общения меня связывало с ним понимание того, что я единственный человек, с которым он был абсолютно самим собой, с которым он не напрягался, потому что ему не нужно было лгать. И на протяжении десяти последующих лет он всегда не колеблясь пользовался чувством ответственности, которое это понимание налагало на меня[63].

Эти слова, как кажется, выдают некие любовные отношения: они совсем не похожи на отношения между товарищем по партии и «богемой», как утверждает Ренцо Де Феличе[64]. Но ни один, ни другая ни разу не обмолвились, что они любовники: ни в Швейцарии, ни позже, когда работали рука об руку в политике и журналистике. Она сдержанна. Он выражает уважение к Анжелике, та испытывает к молодому товарищу «чувства нежные, полуматеринские-полустрастные»[65]. Об отношениях между Бенито и Анжеликой недвусмысленно обмолвился сын Муссолини Витторио: «Балабанова и мой отец были действительно очень близки»[66].

Так значит, мы не можем утверждать, что между ними был роман? Есть один потрясающий эпизод, о котором Рандольфо Паччарди рассказал Паоло Палме, журналисту и историку, долгие годы собиравшему воспоминания о бывшем социалистическом лидере. Анжелика и Рандольфо встретились в Париже в начале тридцатых годов. Оба антифашиста ощущали упадок сил, уныние, одиночество. В тот вечер они снова размышляли о катастрофе, случившейся в Европе, в Италии. В таком состоянии рассудок замирает, не хочется думать о серьезном. Паччарди жаждет получить новые факты о Муссолини, с которым он никогда не был знаком, но которого несколько раз разными способами пытался убить, организовывая покушения в антифашистских кругах, базировавшихся в Лугано. Ему не дает покоя эта любовная история, бывшая у всех на устах. Он очень хочет узнать, как все было на самом деле. Похоже, сейчас настал подходящий момент: Анжелика спокойна, непринужденна. Он нервно кусает губы, но в конце концов решается и выпаливает: «Скажи мне, Анжелика, каков был Бенито в постели?» Она смотрит на него с удивлением, чуть прищуривается и, поморщившись, отвечает: «Эгоист, как и во всем остальном!»

Их связь не была секретом для товарищей, которые к ним приходили. И когда родилась Эдда[67], многие думали, что это дочь Балабановой. Однако в то время у Муссолини было множество любовных историй. В Швейцарии он сходил с ума по Элеоноре Х. Нельзя не вспомнить о его увлечении некой Алнес из Петербурга. Двадцатилетний парень из Довиа питал слабость к славянским женщинам. Еще не появилась в его жизни самая несчастливая из всех, Ида Дальцер из Тренто, – она подарит ему сына и в 1937 году трагически уйдет из жизни в психиатрической клинике.

Глава пятая

«Вперед, соратницы!»

В 1904 году в Сан-Галло приезжает итальянская учительница, спасающаяся от преследования за антирелигиозную статью. Ее зовут Мария Джудичи, она ждет ребенка, а ее сыну семь лет[68]. Анжелика отдает ей свою комнату. Обе они революционерки: эмансипированные женщины, пропагандирующие и практикующие свободную любовь, но они не хотят, чтобы их называли феминистками. Борьба за освобождение женщин – всего лишь один аспект борьбы за освобождение человечества.

Но здесь, в Швейцарии, нужно что-то новое, что пробудило бы эмигранток, сидящих дома или работающих на фабрике. Нужно заставить их участвовать в борьбе, дать им толчок, найти место, где они смогут выступать. И вот Мария и Анжелика уезжают из Сан-Галло в Лугано, где у итальянских товарищей есть кооперативная типография. Именно здесь рождается газета «Вперед, соратницы!» (Su, Compagne!). Анжелика впервые пробует свои силы в журналистике, и, как всегда, полностью ей отдается.

В декабре 1904 года по пути в Италию к ним заезжает Бенито. Он на два дня останавливается у Анжелики и Марии. С Балабановой они начинают переводить «неомальтузианскую брошюру одного цюрихского ученого: Indersegen und Keine Ende, позже вышедшую в итальянском переводе как “Чем меньше детей, тем меньше рабов”»[69].

Джудиче испытывает крайнюю неприязнь к итальянцу, эгоистичному и надменному[70]. Она не понимает, как ее подруга могла влюбиться в мужчину, который считает всех женщин низшими существами. Но Анжелика защищает его, оправдывая его поведение бедностью, трудным детством и несчастливой жизнью. Разумеется, во всем виновато капиталистическое общество. Ее подруга совсем не уверена, что все это имеет отношение к Муссолини. Но она видит, что Анжелика любит его, а этого достаточно, чтобы принять тот факт, что утонченная и эмансипированная женщина так легко переносит надменность человека, уверенного в превосходстве мужчин над женщинами.

Бенито возвращается в Италию. Анжелика уже несколько лет пользуется успехом у итальянцев, она становится известной личностью. Особенно в кругах социал-демократов. Однажды, когда она писала статью для газеты «Вперед, соратницы!», в ее комнату вошел рабочий из Стабио, реакционного местечка в кантоне Тичино. Там только-только стал просыпаться революционный дух. Гость объяснил ситуацию и попросил Анжелику приехать побеседовать с местными социалистами. Она сразу согласилась. В зале гостиницы в Стабио собралось человек сорок. Когда городской священник узнал о ее приезде, он со своей кафедры осудил ее как «дьяволицу» и призвал женщин сорвать собрание. Так они и сделали: взяв вилы, с угрожающим видом явились к гостинице в сопровождении полиции. Хозяин гостиницы попросил их уйти, и социалисты вышли на площадь, заняв место напротив церкви. Это была не лучшая идея: едва Анжелика начала говорить, вовсю зазвонили колокола. Они перешли в другое место, в большой сарай, в окна которого сразу полетели камни. Оставаться там было опасно. Кто-то крикнул Анжелике: «Нам надо выбираться отсюда: сюда идут сотни женщин с вилами и кольями. Они убьют вас!» Они побежали в единственное безопасное место, к дому доктора, бежали по высокой мокрой траве, слишком высокой для Анжелики, она задыхалась, какой-то товарищ подхватил ее на руки и, не произнося ни слова, донес до дома доктора. Анжелика промокла, и он встал на колени и начал снимать с нее мокрые туфли. «Пожалуйста, не надо», – сказала она, но он, будто не слыша, снял ее туфли и поставил у печки сушиться. Отошел в сторону и написал на клочке бумаги: «Уважаемая товарищ Балабанова, я хотел бы отдать свою жизнь, чтобы спасти вашу. Я заикаюсь и всегда чувствовал себя человеком второго сорта. Мои родители умерли, когда я был еще мал, и я вырос благодаря людской благотворительности. В детстве другие дети дразнили меня и смеялись надо мной. Я не могу принимать участие в дискуссиях рабочих. Но когда я услышал, как вы говорите, я сразу понял, что вы принимаете близко к сердцу и выступаете за таких людей, как я, за всех угнетенных, несчастных, униженных»[71].

Ради этих людей Балабанова живет. Но сейчас не время для эмоций: в крышу летят камни, Анжелика рискует жизнью. Выйти из укрытия невозможно, слишком опасно; когда приехал заказанный экипаж, дверь ей открыл все тот же молчаливый человек, он же закрыл ее как щитом от бесновавшихся женщин. В Балабанову летели плевки и пригоршни пыли. Взбешенные женщины-католички замахивались палками. Ее защитник положил руку в карман. «Не трогайте револьвер!» – прокричала она. Несмотря на весь шум, женщины отступили. Анжелика села в экипаж, лошади рванули, экипаж умчался. В следующие дни в Стабио профсоюзы организовали большую демонстрацию и тогда же было открыто отделение социалистической партии.

Газета «Вперед, соратницы!» постепенно получила известность в итальянском обществе и понемногу распространялась в Италии. Главная мечта Анжелики и Марии – сделать ее трибуной, открытой для работниц, умеющих писать, но также и для безграмотных угнетенных женщин, которые сами не могли описать на бумаге условия их работы. Было решено составить из их рассказов статьи.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Здесь и далее перевод стихов Н. Колесовой.

2

Так у автора. В дальнейшем автор называет другую фамилию матери А. Балабановой: Хофман. Кроме того, в повествовании часто упоминаются брат и сестра Анжелики, ошибочно названные автором Балабановыми. Анжелика (при рождении Ройзман) взяла фамилию мужа. – Прим. перев.

3

Балабанова А. Моя жизнь – борьба. Мемуары русской социалистки. М., 2007. Далее – «Моя жизнь». С. 14.

4

Источник не указан.

5

Balabanoff A. Memorie, Società editrice L’Avanti!. Milano-Paris, 1931. P. 12. «Мемуары» были написаны Балабановой в Москве в 1920–1921 году.

6

«Моя жизнь». С. 12.

7

Там же. С. 14.

8

«Моя жизнь». С. 10.

9

«Моя жизнь». С. 13.

10

Balabanoff A. Memorie, Società editrice L’Avanti!. P. 20.

11

Точная дата рождения Балабановой покрыта тайной. Это единственная слабость, которую она себе позволила в жизни: скрывать свой возраст. «Кто-то, – писал Индро Монтанелли в Corriere della sera, – в посвященной ей статье сообщал, что ей девяносто лет, другие утверждали, что девяносто пять. Возможно, она и сама уже не помнила свой возраст, наверное, он ничего для нее не значил. Неустрашимая старушка была на ногах до самого последнего времени […].» Что касается года ее рождения, возможно, это 1870 год, потому что кто-то вспоминал, что в 1900 году, когда в Савоне праздновались выборы мэра-социалиста Муссо, Балабанова воскликнула: «Как я рада, что ты выиграл именно в день моего тридцатилетия!». Джорджо Джанелли, единственный живой родственник, утверждает, что ее год рождения 1869-й. В фальшивом паспорте, который австрийское правительство «даровало» Балабановой, не имевшей гражданства, была указана дата 14 июля 1877 года, то есть на семь лет меньше. Днем рождения Анжелика выбрала день взятия Бастилии. На плите старинного некатолического кладбища для иностранцев выгравировано 4 августа 1877 года. Анжелика хотела выглядеть моложе. Я хотел уважить ее волю. Итак, будем считать ее годом рождения 1877 год.

12

«Моя жизнь». С. 19.

13

Резня «Бава-Беккарис» – подавление голодных бунтов в Милане 6–10 мая 1898 года. Названа по имени итальянского генерала Фьоренцо Бава Беккариса. Известна в Италии как Майские события, или Миланские беспорядки. – Прим. перев.

14

«Моя жизнь». С. 21.

15

Balabanoff A. Memorie, Società editrice L’Avanti!. Pp. 92–93.

16

«Новое время» (нем.) – журнал Социал-демократической партии Германии. Издавался в Штутгарте в 1883–1923 гг. – Прим. ред.

17

Люксембург Р. Социальная реформа или революция. М., «Красная новь», 1923.

18

«Моя жизнь». С. 31.

19

Там же.

20

Там же. С. 32.

21

«Моя жизнь». С. 33.

22

La corrispondenza di Marx e Engels con gli italiani 1848–1895, a cura di G. Del Bo. Feltrinelli, Milano, 1964. P. 510.

23

«Моя жизнь». С. 34.

24

«Моя жизнь». С. 35.

25

Там же. С. 36.

26

«Вперед!» (итал.) – итальянская газета. Выпускается с 1896 года. Была создана как центральный орган Итальянской социалистической партии. – Прим. ред.

27

Casalini M. La signora del socialismo italiano. Vita di Anna Kuliscioff. Editori Riuniti, Roma, 1987. P.172.

28

Письмо хранится в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), фонд Балабановой.

29

«Моя жизнь». С. 40.

30

Серрати Д. М. Выставка фашистской революции. Коллекция Пеннати, машинописный текст Il dittatore, b. 72. Текст посвящен Муссолини, ранее не опубликован, написан в 1923 г., когда Серрати находился в заключении в Милане.

31

Balabanoff А. Il Traditore, Napoleone editore. Roma, 1973. Pp. 24–25. («Предатель»).

32

Balabanoff А. Il Traditore. P. 26.