Led Zeppelin. Самая полная биография

В лондонском кафе «The 2i’s Coffee Bar» они присмотрели нового вокалиста. Персонаж называл себя Смоки Дин. Это было одно из его многочисленных прозвищ. Он был полной противоположностью Реду Льюису: симпатичный, с аккуратно зачесанными назад волосами и красивой фигурой. Его рост составлял 180 сантиметров, и говорил он с фальшивым американским акцентом. «Он нравился девчонкам», – вспоминает Джон Спайсер. С новым вокалистом Red Caps переименовались в Dean Aces, и некоторое время дела шли в гору. Но со временем у Смоки Дина появились распространенные рок-н-рольные привычки. Он курил травку и глотал сомнительные таблетки, что делало его ненадежным.

«Мы не можем играть с ним дальше», – сказал Тидмарш после одного из концертов, который прошел как раз без Смоки. Он уже не в первый раз ставил их в затруднительное положение, и все понимали, что наверняка не в последний. Джимми согласился с Крисом. Настало время найти замену Смоки. «Почему бы тебе не начать петь?» – предложил он Тидмаршу.

Это было как гром среди ясного неба. Никто не знал, что Крис Тидмарш умеет петь. До сих пор он только организовывал концерты и поездки. Внешне он производил приятное впечатление, настоящий обольститель, презентабельный, но петь никогда не входило в его планы. Зная весь репертуар и все элементы шоу, Крис решил попробовать.

Оказалось, что Тидмарш превосходный и харизматичный вокалист. Он обладал хорошим сильным голосом, хоть и не таким мощным как у предыдущих фронтменов, но песни группы исполнял блестяще. Конечно, он должен стать членом группы. Вот только в его имени не было ни поэзии, ни харизмы. Все были единогласны в том, что его надо изменить. Криса Тидмарша стали звать Нил Крисчен, а группа переименовалась в Crusaders[23]. Neil Christian & The Crusaders – звучало совсем неплохо.

Новое название требовало нового сценического образа. Поэтому участники группы отправились в магазин нестандартной мужской одежды «Burton’s» в Ислингтоне и заказали себе черные рубашки и брюки, а в качестве обуви – черно-белые ботинки. Джимми досталась новая гитара – долгожданный «Fender Stratocaster» расцветки «санберст», купленный на деньги группы. Наконец он мог пощеголять на сцене! В плане сценического шоу Тидмарш, то есть Нил Крисчен, оказался более требовательным, чем его предшественники. Как настоящий профи он ввел в шоу танцевальные элементы. Теперь во время песен музыканты исполняли перекрестные шаги, одновременно занося левую ногу над правой, а затем правую над левой, при этом покачивая гитарами. Джимми вспоминает, как «выгибался словно акробат назад до тех пор, пока головой не касался сцены». Подобные шалости всегда нравились публике. А на песне Элвиса Пресли «One Night» комбинация движений была еще сложнее. «Мы постепенно увеличивали силу звука, – вспоминал Джон Спайсер, – в середине песни Джимми начинал играть соло. Ударник добавлял жесткого бита. К концу песни все превращалось в грохот, было действительно очень громко, и, пока Нил Крисчен дубасил кулаком по гребаному пианино, мы все лежали на спине». Он был сущим ураганом на сцене. Оказывается, все это время внутри Криса Тидмарша жил Нил Крисчен, который только и ждал, когда ему выпадет шанс вырваться наружу и показать себя. Это был «умный, безупречно одетый и красивый парень». Но имелся у него один существенный недостаток: страх сцены. При всей самоуверенности, самообладании и лоске он боялся публики. Перед каждым концертом он надолго запирался в туалете, где его сильно рвало.

Несмотря на это, Neil Christian and The Crusaders становились все более востребованной группой на оживленной клубной сцене Лондона. Они выступали в церквях и на танцплощадках в Барнетте, Рамфорде и Хэтфилде, а также в «Contemporary Club» в родном Эпсоме. Всюду собиралась стая преданных поклонников: молодежь всех социальных прослоек, которая приходила потанцевать и развеяться. Группа играла слаженно и с драйвом. Они были почти точной копией группы Johnny Kid and the Pirates, чей сингл «Shakin’ All Over» был признан британским рок-н-рольным достоянием еще до появления The Beatles. «Пираты» оказали огромное влияние на «Крестоносцев». Джимми садился в автобус до Саусфилдса на юге Лондона и доезжал до гитариста «Пиратов» Мика Грина, чтобы поиграть с ним и перенять его уникальный ритмический подход к игре. Джимми твердо решил играть соло в точности, как их играли профессионалы. «Мы переиграли все возможные кавер-версии – [Джина] Винсента, Джонни Бернетта, много ритм-энд-блюза. Джимми нравились [Джерри Ли] Льюис и [Чак] Берри. Вживую он играл их вещи так, словно ты слушаешь их на пластинке», – вспоминал Крисчен.

Джимми Пейдж стал местной легендой. В программе концерта появлялись его сольные номера «Rumble» и «Sleep Walk». Это закрепило за ним репутацию яркого гитариста. Перед каждым исполнением Нил всякий раз выкрикивал восторженной публике его имя. «Где бы мы ни играли, люди всегда подходили пообщаться с Джимом, – говорит Джон Спайсер, – ребята выстраивались в очередь, чтобы посмотреть на его стратокастер. Такая гитара была в новинку для Англии. В руках у Джима она практически разговаривала». Он попал под ее очарование примерно на полгода, а затем переключился на что-то еще более изысканное. В один из вечеров, когда The Crusaders участвовали в сборном концерте в Кингстоне, недалеко от Эпсома, они узнали, что на другом конце города в театре «Одеон» выступают Джин Винсент и Эдди Кокрэн.

«Нам удалось договориться о времени нашего выхода на сцену, чтобы успеть отъехать на полтора часа и посмотреть их выступление, – вспоминает Спайсер. – Эдди вышел на сцену с оранжевой гитарой “Gretsch”», – его именной моделью с полым корпусом, имеющим параллельное крепление[24] и два f-образных выреза. «Мы все были в шоке, особенно Джимми». Красивый инструмент, роскошный и блестящий как кадиллак, с толстым пульсирующим звонким звуком. У Кокрана гитара висела на груди, а не поясе, как у большинства гитаристов. Джимми сидел, как опоенный, присвистывая, словно вслед уходящей красотке. «У меня будет такая же», – заявил он и через пару недель стал обладателем новенькой «Gretsch».

«Grazioso», «Stratocaster», «Gretsch» – гитара для Джимми не имела значения. Он управлялся с инструментом интуитивно, словно был продолжением его самого. Доводилось ли вам слышать восьмилетних вундеркиндов, безупречно исполняющих Третий концерт Рахманинова в ре-миноре? Джимми владел гитарой на их уровне. К шестнадцати годам он продвинулся в мастерстве так, что мог воспроизводить на слух самые сложные рифы. Не просто технично, но и изящно. По словам Спайсера, «Джимми никогда не выпускал гитару из рук. Он неустанно практиковался, по несколько часов каждый день». Когда его попросили точно сказать, сколько часов в день он занимается, Джимми ответил: «Наверное, часов шесть. А когда учился в школе, то около восьми».

Освоив весь репертуар Джеймса Бертона, Айка Тернера и Клиффа Гэллапа, он переключился на Джерри Ли Льюиса. «Он очень любил его. Для него это был человек номер один, – вспоминает Дэйв Уильямс. – Джим снял все гитарные соло с его пластинок». Решив порадовать друга, Уильямс с трудом достал два билета на концерт великого и ужасного Джерри Ли. В ходе турне по Великобритании тот выступал в зале «Fairfield Hall». К несчастью, за день до концерта Уильямс слег с ангиной. Его девушка Анна пошла на концерт вместе с Джимми.

«У нас были места на балконе в первом ряду», – вспоминает она. – Когда появился Джерри Ли, Джим вскочил с места и, опираясь на перила, стал восторженно кричать. Он так подался вперед, что я в едва успела вцепиться в его рубашку, чтобы он не свалился в партер».

Джерри Ли Льюис, Элвис Пресли, Чак Берри, Бадди Холли, Эдди Кокрэн, Джин Винсент – основные представители рок-н-ролла. Гуру, которые разжигали честолюбивые стремления Джимми в те годы, когда эта музыка только появилась. Их напористое и неукротимое колдовство действовало на него как тайное рукопожатие, хватка сатаны. Он нашел свою нишу и перенял их щегольский кодекс поведения, который был в новинку среди послевоенной британской молодежи.

Рок-н-ролл 1950-х нес свободу, возбуждал и провоцировал. К концу десятилетия Джерри Ли бойкотировали, Элвиса призвали в армию, Чака посадили в тюрьму, Бадди и Эдди погибли, а Джин разорился. Рок-н-ролл начал сдавать позиции, уступая место эстрадным певичкам и прилизанным певцам, чьи записи подходили для телевизионной аудитории и музыкальных автоматов во время семейных обедов. Danny & The Juniors могли сколько угодно петь, что рок-н-ролл останется с нами навсегда. Но для Джимми Пейджа это уже было неактуально.

Его увлек весь этот блюз.

Глава 2

Из любителей в профессионалы

[1]

Увлекаться блюзом в Эпсоме начала 1960-х было непросто. Пластинки, открывающие этот дивный новый музыкальный мир, достать было практически невозможно. Их приходилось добывать подобно тому, как старатель извлекает крохотные самородки из золотоносного песка.

Было трудно. Но Джимми Пейджу и Дэвиду Уильямсу временами улыбалась удача. По субботам, после полудня, двое друзей пропадали в магазине бытовой техники на Хай-стрит. Они рылись в стопках почти не отличимых друг от друга пластинок. Названия на обложках им ни о чем не говорили, но кое-каких принципов отбора ребята все же придерживались. Некоторых блюзовых певцов можно было вычислить по именам. Друзья взяли за правило не обращать внимания на разных «бобби»[25] – Бобби Райделла, Бобби Ви, Бобби Дарин, The Bobettes, решив, что подобные имена не сулят ничего хорошего. То же самое относилось и к группам, в названии которых фигурировала четверка: The Four Aces, The Four Preps, The Four Lads, The Four Freshmen. За этими названиями точно скрывались эстрадные музыканты, сладкоголосые и слащавые мальчики. Джимми и Дэйв нуждались в более жесткой музыке. Изредка среди множества пластинок в глаза бросался очевидный кандидат. Скримин Джей Хокинс[26]! Звучит многообещающе. Перевернув пластинку, они обратили внимание на песню «I Put a Spell on You». Джимми и Дэвид сразу поняли: это то, что нужно. С Бо Дидли они тоже рискнули и не прогадали. Но легко было ошибиться и уйти домой с пластинкой кантри певца Техаса Тайлера. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

Немного освоившись, друзья познакомились с Джун Катлер, красоткой с розовыми волосами, стоящей за прилавком. Она разрешила им просматривать списки релизов звукозаписывающих компаний. Пробежавшись по ним взглядом, они отметили для себя интересные названия, которые говорили сами за себя: «Walk Don’t Run», «Rumble», «VooDoo, VooDoo». Очень многообещающе. «London Records», филиал лейбла «Decca», выпускал по лицензии записи независимых американских лейблов «Chess», «Imperial», «Atlantic», «Dot», «Sun», «Sue» и «Specialty». У каждого из них имелся внушительный каталог исполнителей ритм-энд-блюза. Джимми и Дэвиду удалось убедить новую подругу заказать их все. Они не могли обещать, что потом все выкупят, но Джун даже разрешила им предварительно послушать пластинки в специальной кабинке в магазине. Так они впервые услышали шедевр Рэя Чарльза «What’d I Say». С этой записью Джимми сломя голову помчался к Нилу Крисчену. А еще парни нарушили правило избегать «бобби» и без раздумий купили сингл Бобби Паркера «Watch Your Step», превосходный образец ритм-энд-блюза. Джимми обожал эту песню за жесткий гитарный риф и создание горячего фанк-грува. Фактически, как многие отмечали позже, композиция Led Zeppelin «Moby Dick» была замедленной версией «Watch Your Step».

Пейджа осенило. «Это был совершенно новый блюз. Городская музыка. Как та, что выходила на лейбле “Chess Records”. Она захватила меня с ног до головы», – вспоминал Джимми. Ритм-энд-блюз. Пленяющий и экзотический, он радикально отличался от всего, что до этого момента слушал Джимми. Фанковые биты и насыщенный госпел делали эту музыку чертовски возбуждающей. Дэвид Уильямс, как барыга, что подсаживает простачка на иглу, снабжал Джимми новой музыкой. Оказалось, что Уильямс был одержимым коллекционером блюза и «самым настоящим пуристом», как его однажды окрестил Пейдж. Он располагал большой фонотекой музыки, где было все, что нужно: от Би Би Кинга, Мадди Уотерса, Джимми Рида, Элмора Джеймса и Хаулина Вулфа до менее заметных представителей жанра – Эдди Тейлора, Литтл Милтона и Джесса Хилла. Аутентичный американский блюз оказался серьезной альтернативой подростковым хитам из музыкальных автоматов, которые не выходили из ротации по несколько лет. Британская молодежь устала о того, что местные группы снова и снова играли один и тот же набор чужих песен, поэтому в кавер-группах возникла новая тенденция: найти до сей поры неизвестную песню и преподнести ее ничего не подозревающим слушателям.

Neil Christian & The Crusaders неохотно подстраивались под новые правила игры. Они продолжали штамповать хиты по лучшим ритм-энд-блюзовым стандартам – «Sweet Little Sixteen», «Train Kept A-Rollin’» и «Who Do You Love», но в этом не было ничего нового. Несмотря на это их популярность росла. Нил Крисчен был харизматичным исполнителем, группа была крепкой и сплоченной, а промоутеры соревновались друг с другом за право предоставить им площадку для выступлений.

К 1960 году гастрольный график группы уже не позволял 16-летнему Джимми Пейджу совмещать выступления и учебу. Требования, предъявляемые и в школе, и в группе, были непомерно высокими. Силы заканчивались. Школа в Юэлле на Раксли-лейн относилась к системе «средних современных школ»[27] и не гарантировала поступление в университет. Но поступление в колледж никогда и не входило в планы Джимми. Он понял, что его призвание – музыка и уже неплохо зарабатывал на ней. В 16 лет, «сдав пять экзаменов обычного уровня на получение аттестата зрелости», Джимми не стал продолжать обучение. «Я бросил школу и отправился к Neil Christian & The Crusaders».

Как только Джимми перешел в профессиональную лигу, группа смогла работать на всю катушку. Дефицита в выступлениях не наблюдалось, и ребята только поспевали за темпом. В 1960-е казалось, что в каждом английском городке была или ратуша, или церковная площадка, где молодежь танцевала под живую музыку, заплатив три-четыре шиллинга за вход. Кроме того начала развиваться сеть клубов, с которыми сотрудничали организаторы концертов. Это позволило Neil Christian & The Crusaders всегда рассчитывать на стабильный заработок. Спрос на них был так велик, что они часто играли по два концерта за вечер, даже если площадки располагались в разных районах города.

Отбарабанив пару часов на сцене, они прыгали в машину и неслись на бешеной скорости по темным, петляющим проселочным дорогам, чтобы вовремя успеть на следующий концерт. Часто приходилось работать сутками. «По субботам мы регулярно играли концерты за городом, затем возвращались в Лондон и с двух ночи до утра выступали в “La Discoteque”», – вспоминает Джон Спайсер.

Это длилось бесконечно. В перерывах между концертами The Crusaders аккомпанировали Идэну Кейну и другим гастролирующим по Англии поп-звездам, или играли на разогреве у Клиффа Ричарда и The Shadows в кинотеатре «Edmonton Regal». За достойное вознаграждение группа не гнушалась никакой работы. Однажды они даже выступили в исправительном учреждении для женщин «Holloway Prison» на окраине Лондона. «Это был неплохой концерт, если не считать те непристойности, которыми нас осыпали девчонки. В основном они кричали о том, что бы они сделали, только доберись до нас».

«Мы заработали хорошую репутацию, – спустя время вспоминал Джимми, – но бытовая сторона гастролей была организована очень примитивно».

Старенький «Форд» вот-вот грозил развалиться, и группа заменила его списанной машиной «Скорой помощи». Огромная машина, настоящий зверь. Музыканты установили в салоне три ряда старых автобусных сидений, за которыми могла поместиться гора оборудования. По мере того как росли их заработки, они даже наняли водителя Дона Стюарта. Дон был еще тем дамским угодником, поэтому его должностные обязанности вскоре расширились: после концертов он провожал за сцену симпатичных девушек, которых музыканты отмечали еще во время выступления.

Никогда не знаешь, где и как подвернется новый опыт. В конце 1960 года The Crusaders выступили на корпоративе универмага «Harrods» в подвальном складском помещении. После концерта музыкантов познакомили с молодым поэтом Ройстоном Эллисом. Тот с радостью продекламировал свои стихи в духе битников под гитарный аккомпанемент Пейджа и назвал этот творческий симбиоз «rocketry»[28]. Это был совершенно новый опыт для Джимми. Он решил и дальше исследовать взаимодействие стихов и музыки вместе с Эллисом.

«Мы знали, что американские джазовые музыканты частенько аккомпанируют во время поэтических чтений, – вспоминал Джимми. – Джек Керуак читал свои произведения под фортепиано. Лоуренс Ферлингетти сотрудничал со Стеном Гетцем, объединяя поэзию и джаз». Так почему бы и нам не объединить поэзию и рок-н-ролл?

В течение всего 1961 года, когда у группы выдавались редкие выходные, Пейдж и Эллис выступали на неформальных мероприятиях и театральных постановках. К их дуэту присоединился музыкант, играющий на бонго. Джимми специально сочинил меланхоличную музыку для тяжелых элегий Ройстона. Одна из них называлась «Body Parts» и представляла собой «провокационную поэзию о сосках, бедрах и лобковых волосах». Желающие ознакомиться с ней могут обратиться к антологии Эллиса «Jiving to Gyp». Студенты и завсегдатаи кофеен принимали на ура этот дерзкий контркультурный вызов. Две формы искусства ломали стереотипы и захватывали новые земли и сердца. Спустя сорок лет схожий эффект вызвало появление рэпа. В марте 1961 года Эллис и Джимми выступили на престижной площадке «Cambridge University’s Heretics Society»[29]. Летом того же года они дали концерт в лондонском «Mermaid Theatre».

Полтора года 17-летний Джимми Пейдж жил музыкой. Кажется, он играл круглые сутки. Занятия на гитаре, особенно если дело касалось изучения блюза, были для него приоритетом. Даже встречаясь с друзьями, он не выпускал гитару из рук, слепо бегая пальцами по ладам, словно читая шрифт Брайля. Для тренировки слуха он купил катушечный магнитофон с бобинами диаметром 1.75 дюйма, весом с тонну. Он упросил Дэвида Уильямса тайком проносить магнитофон на блюзовые концерты, где он был завсегдатаем. По просьбе друга Уильямс сделал бутлеги концерта Джимми Рида, а также редких выступлений местных групп с Мадди Уотерсом и Хьюбертом Самлином. «Джимми изучал эти записи, разбирая нюансы, – вспоминает Уильямс, – когда он погрузился в технические детали, мама купила ему магнитофон с четырьмя дорожками, чтобы он мог добавлять к песням собственные гитарные и ударные партии, используя картонную коробку».

Звук стал главной страстью Джимми. «Его всегда интересовало любое новое звучание», – вспоминает Уильямс. Когда Джимми услышал композицию Чета Эткинса «Trombone», в которой тот эффектно подтягивал струны рычагом тремоло, то заявил, что ему нужен такой же рычаг. То же самое было с гитарной педалью.

«Я хорошо помню, как вышла первая запись и на ней использовалась педаль фузз, – говорит Уильямс, – мы с Джимми были в гостиной, и он закричал: “Черт возьми! Как у них получается такой звук? Они что, надели на гриф резинку для волос, чтобы она вибрировала?”. Он попробовал это провернуть, но не смог удержать струны в гармонии. Над “Rumble” Линка Рэя тоже пришлось поломать голову. Джимми слышал, что Рэй проделывал маленькие отверстия в динамике усилителя и несколько дней хотел повторить этот трюк, но сдался: “Черт! Я не буду так рисковать!”. И правда, риск раздолбать усилок того не стоил».

Зато ему удалось приобрести одну из первых стереосистем в городе. Это была система «Capitol» и к ней прилагалась демозапись, которой Джимми развлекал друзей. На записи мужчина подзывал собаку. В одном динамике он кричал: «Фидо, Фидо, ко мне!» А из другого динамика раздавалось: «Гав-гав!» Постепенно лай Фидо заполнял всю комнату.

В определенный момент Джимми понял, что сводить музыку доставляет ему не меньшее удовольствие, чем бренчать на гитаре. Наложение друг на друга звуковых дорожек сродни тому, как художник наносит один слой краски поверх другого, до тех пор, пока на холсте не появится что-то абсолютно новое. «Его увлекало накладывать одну запись на другую, – вспоминает Колин Голдинг, игравший на басу в ранней инкарнации The Rolling Stones. – Никто такого прежде не делал. И, честно говоря, мы думали, что он рехнулся». Работая со звуковыми эффектами, Джимми осознал, что музыка никогда не кончится, а в себе открыл безграничные возможности.

Так дал о себе знать продюсерский талант Джимми Пейджа, который вскоре принес свои первые плоды. В 1961 году Джимми и Род Уайатт записали трехчасовую сессию Chris Farlow and The Thunderbirds в простенькой студии «R.G. Jones» в Мордене. Музыканты, под руководством Джимми, за один день записали полноценный мини-альбом. Это были разноплановые песни, сыгранные с отменным вкусом. Оригинальная версия «Matchbox» Карла Перкинса, трек, где Фарлоу, исполнял скэт[30], тяжелая интерпретация классической песни Баррета Стронга «Money», две инструментальные композиции любимца Пейджа Бобби Тейлора, в том числе выдающаяся «Fish This Week», а также песня Леса МакКэнна, соло для которой Джимми порывался исполнить сам.

Пейдж был в восторге. Он проигрывал запись снова и снова, пока пластинка не испортилась. Результат оправдал самые смелые ожидания: запись получилась убедительной и лаконичной. Партии инструментов слышались четко, не смешиваясь с вокалом. Чистейший микс. Очень-очень неплохо для продюсерского дебюта.

Творческая жизнь била ключом, но ее темп становился невыносимым. Выступления с The Crusaders и Ройстоном Эллисом плюс сессионная работа – нагрузки росли. Слишком много ночных концертов, слишком много неприятных испытаний, связанных с переездами. «В транспорте меня начало укачивать и я часто болел», – вспоминает Джим. Неудивительно, учитывая их условия труда. «Мы жили в машине, обедали в придорожных кафе», – говорит Крисчен. Пейдж без восторга вспоминал то время: «Мы ехали в Ливерпуль и наш минивэн сломался. Нам пришлось добираться на попутках. У нас особо не было денег, и мы заночевали в маленькой комнате в клубе, спали, сидя на стульях с подлокотниками. Как же нам было холодно». Чтобы повысить продуктивность, Джимми перенял привычку джазовых музыкантов жевать таблетки безедрина, которые ловко прятал в ингаляторе для носа, но и это не всегда помогало.

И без того худощавый, он страдал от недоедания. «Я постоянно подхватывал лимфоидно-клетчатую ангину», – вспоминал он, используя устаревший термин для обозначения инфекционного мононуклеоза. У него поднималась высокая температура, опухали гланды и лимфоузлы, развивалась хроническая усталость. Недели напролет парнишка был прикован к постели в маленькой спальне в доме родителей, которая напоминала ему одиночную камеру. Поскольку у Нила Крисчена имелись обязательства и шоу должно было продолжаться, Джимми часто подменял музыкант Альберт Ли, будущий выдающийся гитарист. Он был сессионщиком у Джо Моретти или Тони Харви из группы Vince Taylor & The Playboys.

Но Джимми изводила не только болезнь. Ему наскучил репертуар из одних и тех же песен. Играли одно и то же, по одному и тому же принципу, перед одной и той же аудиторией. «Наша музыка уже не соответствовала нашей публике», – говорил он. К тому же атмосфера в клубах изменилась к худшему. «Было дико стремно приехать в условный Раштон и застать в клубе человек десять, которые чуть что устраивают потасовку. У меня сложилось впечатление, что все движется в никуда, и послал все это куда подальше»

Он остро нуждался в отдыхе и смене обстановки. Чтобы понять направление, по которому его вела музыка, было просто необходимо сделать перерыв. И Джимми принял верное решение. Он поступил в художественный колледж.

[2]

Художественный колледж служил перевалочным пунктом для молодежи из рабочего класса. Там учились ребята, не нашедшие своего места в традиционной британской системе образования. Они не были созданы для университетов, а перспектива работать на производстве их угнетала. Учеба в колледже давала время отдышаться, а также отсрочку от призыва в армию. Это была творческая среда для нонконформистов, где учили мыслить нестандартно, выражать себя и вдохновляли смотреть на вещи по-новому. Одеваться и вести себя можно было как угодно. Не запрещалось пить и курить. Будущий участник The Yardbirds Крис Дрэя говорил: «Ты мог не заниматься искусством, но был просто обязан научиться думать». Художественный колледж привлекал «молодых и модных бунтарей, боровшихся с истеблишментом», которые стояли на первых рубежах будущей богемы. Джон Спайсер изъяснялся еще проще: «В художественном колледже было очень круто!»

Почти в каждом городе Британии был свой художественный колледж. Джимми поступил в «Sutton Art College» недалеко от дома. Попасть в него было относительно просто, нужно было только заполнить документы и оплатить несколько квитанций. Никакого портфолио, никаких пустых обещаний и присяг. Способности к рисованию приветствовались, хотя Джимми утверждал, что был «отвратительным рисовальщиком», но заниматься живописью ему всегда нравилось. В первый год обучения большинство студентов проходили базовый курс, включавший рисование натюрмортов и фигуры человека, изучали шрифты, знакомились с гравюрой, скульптурой, архитектурой и другими формами искусства. Студентов не перегружали. «Колледж отличала расслабленная атмосфера, – говорит Колин Голдинг, который играл на гитаре вместе с Джимми. – Во время учебы в колледже кто-нибудь обязательно создавал свою музыкальную группу».