Печатник. Печать Тьмы

И новый клочок ткани падал на блюдо, и вор снова хватал его и съедал. И с каждым разом Риул выплевывал слова все быстрее, а клочки ткани увеличивались в размере, и стали уже с ладонь, когда, наконец один из дарков сжалился над Айвеном:

– Эй, великий шаман Сущего в Бездну, тебе пора на протестное заседание…

– Ч-чего? – не понял юноша.

– Я говорю, хорош дрыхнуть, просыпайся…

И тут юноша действительно проснулся. В двери стоял стражник с кандалами в руках и снисходительно улыбался:

– Все вы, жрецы, одинаковы. Только и горазды, что бока мять на перинах, да жрать. Может, потому вас и называют «жрецами», а? Правда, ты что-то недостаточно упитанный, для служителя культа.

– Просто я дни и ночи провожу в молитвах да раздумьях: все прошу великодушного Иггра, чтобы он дал каждому стражнику по капельке мозгов… Чтоб ваши крохотные головы разорвало! – огрызнулся Айвен.

– Ну и остер ты на язык, вольный ветер. Посмотрим, как ты будешь языком чесать в зале Откровения. Кстати, у тебя есть еще немного времени, чтобы перекусить. Приказать принести тебе завтрак, или сразу пойдешь?

При одной только мысли о еде у Айвена свело и живот и челюсти.

– Ну уж нет. Меня уже тошнит от вашего ячменя, на всю жизнь вперед наелся! Давай сюда свои браслеты и веди, куда положено.

– Странно, – почесал затылок стражник, – ты ж всего один день как на испытании ячменем сидишь, да и то, мы всего две смены блюд подали. Когда ты его наесться успел?

– Мне хватило, – отрезал юноша, протягивая запястья для кандалов. Воспоминания о ночном кошмаре были еще свежи, и во рту стоял привкус ячменя и мокрых тряпок.

…Войдя в зал Откровений, где проходили все судебные заседания и слушания, Айвен огляделся. Среди судей, клеветников и охраны знакомых лиц не было, а вот среди свидетелей… Юноша помахал рукой и послал воздушный поцелуй прекрасной госпоже Урс. Показал язык двум увальням из рыночной стражи, тем самым, которые его повязали. Вздрогнул и едва не упал на ровном месте, завидев дальнем угла зала необъятных размеров тушу – даже две знакомые ему туши – торговки со своим братцем! И даже ободряющее подмигивание господина Питера Поцука не помогло ему избавиться от страха. Сейчас языкарь казался ему самым обычным маленьким человечком с крысиными глазками и повадками карманника – двигался вдоль стеночки, постоянно обтирал ладони о свой наряд и кончиком языка облизывал пересохшие губы. От вчерашней уверенности защитника, предоставленного воровской Гильдией, не осталось и следа – создавалось даже впечатление, что он не совсем уверен, стоит ли вообще защищать пойманного воришку.

А когда Поцук заговорил, Айвен и вовсе пал духом – голос защитника дрожал и то и дело срывался на пронзительный визг. И куда только подевался тот сочный баритон и вкрадчивая манера говорить, донося до слушателя малейшие интонации? Юноша даже глаза протер – тот ли перед ним человек вообще?

– Итак, господа судьи, господа клеветники, господа свидетели и вы, о прекрасная госпожа пострадавшая. Меня зовут, с вашего позволения, Питер Поцук, и я представляю интересы вот этого, так сказать, молодого человека. Мои верительные грамоты и прочие документы лежат перед господами судьями, и ежели у кого-то возникнут какие-то сомнения, то…

– Не беспокойтесь, господин Поцук, мы не первый раз сталкиваемся с вами в этом зале, – прервал его речь один из судей, на мантии которого красовался золотой грифон – знак главного судьи, – Давайте начнем заседание, пока не сошла утренняя прохлада.

– Благодарю вас, господин Орис, – поклонился языкарь, – Тогда, с вашего позволения, я прошу клеветников сказать свое слово и выдвинуть обвинение.

Один из трех клеветников, как называли законников-обвинителей, вышел вперед и откашлялся:

– Перед нами сидит молодой преступник, Айвен Меллис, двадцати четырех лет отроду, который обвиняется в краже имущества с отягощающими обстоятельствами. Потерпевшая, госпожа Фелина Урс, находится здесь вместе с двумя свидетелями…

– Достаточно. Мы все здесь знаем детали этого дела, так что давайте приступим непосредственно к обвинению, – снова подал голос главный судья.

– Слушаюсь, ваша честь. Итак, я обвиняю Айвена в краже и в преступных мыслях в отношении самой госпожи потерпевшей.

– Э, простите, у вас есть заключение практикующего чародея-ментала или лицензированного храмового служителя с телепатическим даром? – подал голос Поцук.

– Нет, такого заключения у меня нет, – мотнул головой клеветник.

– Замечание принято. Обвинение в преступных мыслях снимается, – один из судей положил на чашу стоящих перед ним весов крупный черный камень. Камень поменьше он отложил в сторону.

– Прошу учесть тот факт, господа судьи, что обвиняемый неоднократно попадал в Боргард по схожим обвинениям, он является злостным преступником и карманным вором по своей профессии!

– Возражаю, ваша честь! Согласно данным судейского Информатория, обвиняемый не является членом воровской Гильдии, равно как и лицензированным карманником.

– Возражения приняты. Обвиняемый имел судимости, но согласно официальной информации, вором не является.

На чашу весов рядом с уже лежащим на ней черным камнем лег еще один, примерно такой же величины, а на пустую – маленький белый камень.

– Итак, господа судьи, господа клеветники, мой клиент – молодой, прошу особо это отметить – человек, который в жаркий день шел по своим делам по рынку… – взял слово языкарь, заложив руки за спину и расхаживая вдоль судейского стола. Голос его выровнялся и начал набирать силу.

– По своим воровским делам, конечно, – криво усмехнулся один из клеветников.

– Протестую, ваша честь! – вскинулся Поцук.

– Протест принят. Обвиняемый не является вором, это мы уже выяснили.

– Так вот значит шел он, мучаемый нестерпимой жаждой, и тут взгляд его упал на… – театральным жестом вытянул руки в строну красотки Фелины языкарь.

Девушка гордо выпрямилась, отчего высокая грудь ее еще сильнее натянула тонкую ткань и без того довольно таки обтягивающего платья. Взгляды всех без исключения присутствующих мужчин устремились к двум соблазнительным холмам, мерно вздымающимся в такт ее дыхания.

– На несколько сочных, спелых и ароматных яблок, которые так манят взор, и наверняка замечательно утоляют жажду, – продолжал Поцук.

– Эх, хороши яблочки… – мечтательно вздохнул один из стражей.

– Кстати, насколько я понимаю, среди свидетелей есть и те, кто задерживал обвиняемого? Господа, попрошу вас вспомнить – были ли у моего подзащитного при себе деньги, чтобы расплатиться за пару яблок?

– А то как же! Сорок три серебра и десять медяков, – отозвался стражник, который обыскивал Айвена при аресте.

– Вот! Прошу отметить тот факт, что у обвиняемого было вполне достаточно средств, чтобы купить эти дивные, – снова повел рукою в стороны госпожи Урс языкарь, – и манящие плоды. Что он и решил сделать, ведь так, господин обвиняемый?

Юноша утвердительно кивнул, не совсем понимая, что от него хотят. Как и в тот злосчастный день, он глаз не сводил с прекрасной Фелины, упиваясь ее красотой, и мыслями своими был далеко-далеко от зала Откровений.

– Как и любой честный житель или гость нашего славного города! Разумеется, сначала он должен был выбрать яблоко повкуснее. И я ума не приложу, почему безмерно мною уважаемая не только за свою красоту, но и за свой гибкий ум госпожа Урс приняла этот невинный жест за попытку ее обокрасть. – вот теперь-то Питер Поцук пустил в ход очарование своего голоса, снова ставшего бархатистым и обволакивающим! И судьи, и клеветники, и даже сама потерпевшая согласно кивали в такт его словам, а к белому камню на чашу весов лег еще один. Впрочем, как оказалось, чтобы околдовать красавицу, нужно было что-нибудь посильнее, чем вкрадчивый голос языкаря.

– Тогда зачем он стащил мое кольцо? – выкрикнула вдруг она, ткнув пальцем в сторону юноши. Лицо того болезненно скривилось, словно этот палец пронзил ему сердце.

– Да! Зачем он украл кольцо? – почувствовав слабину противника, снова вскинулся главный клеветник.

– Идиот, ты зачем кольцо стащил? – тихо прошептал-прошипел юноше Поцук, подойдя к нему вплотную.

– Я нечаянно, это все рефлексы, наверное… Как-то само получилось, – с трудом вернулся в реальность Айвен.

– А вы посмотрите на него, посмотрите на обвиняемого, господа судьи! – уже громко произнес языкарь, – Куда устремлен его помутневший взор?

– Э-э-э… На яблоки? – предположил кто-то из судей.

– На прекрасную госпожу Урс! Забудьте о том, что она дочь всеми нами любимого господина Рабена, забудьте о том, что она племянница всем нам известной госпожи Ульрины Урс… – Айвену показалось, или при упоминании тетушки потерпевшей испуганно вздрогнул даже сам судья Оррис? – В первую очередь перед нами невероятно обворожительная девушка, чей взгляд подобен свету звезд!

– Звезды, они ведь крохотные? – вслух размышлял Айвен, – А у нее вон какие глазищи!

– Вы, господа судьи, разве вы не видите, что наш молодой – очень молодой – человек просто-напросто влюбился, влюбился по уши, как это часто бывает в его годы? Вспомните себя в юности, господа клеветники, и представьте, что вам небеса даровали счастье повстречать на своем пути такую прекрасную девушку? Разве вы устояли бы? Вы называете моего обвиняемого вором, но взгляните на него, ведь на самом деле он самая настоящая жертва! Он украл кольцо, но его потеря неизмеримо больше, ведь у него похитили само сердце!

Айвен с недоумением уставился на свою грудь и задумчиво почесал затылок. Приложив руку к сердцу, он убедился, что оно по-прежнему на месте, и успокоился.

– Будем ли мы губить столь юную душу, бросая ее в безжалостное горнило тюремных печей из-за какого-то кольца?

– Э-э-э… Вообще-то, в Боргарде несколько… прохладно, – заметил клеветник.

– Взгляните в эти честные и полные раскаяния глаза, господа судьи – разве вправе мы обвинять подсудимого в том, в чем любой из нас однажды, а то и не раз, был виновен? В том, что он влюбился без памяти? И разве можем мы его судить за это, и сажать в тюрьму, вместе с кровавыми убийцами и неумолимыми проповедниками?

С тихим стуком на чашу весов упал еще один белый камень.

– Между прочим, оно было с сапфиром! Подарок папеньки… – робко прошептала девушка, но ее услышал один из клеветников и вскочил с места:

– Вы слышали? – радостно завопил он, – Украл подарок любимого папеньки. Который, как мы все прекрасно помним, начальник городской стражи!

– Не украл, а решил взять на память с дозволения самой госпожи! – выкрикнул Поцук, и в его голосе утонул стук черного камня, брошенного судьей на «чашу грехов».

– Как это, с дозволения? – удивленно повернулись в сторону языкаря судьи.

– Как это, с разрешения? – одновременно в ту же сторону повернулись клеветники.

– Как это, с дозволения госпожи? – не остался в стороне и сам Айвен.

– А вот так! Ты где стоял, когда крал… то есть брал яблоко и кольцо? – ткнул юноше пальцем в грудь господин Поцук.

– Э-э-э. Прямо перед ней и стоял, у лотка с фруктами

– Вот видите! Он не прятался, не подкрался со спины и не скрывался в тенях! Разве так ведут себя настоящие воры?

– Прошу заметить, господа судьи, что обвиняемый не является настоящим вором, – ловко ввернул краснолицый клеветник, до этого момента хранивший молчание.

– Замечание принято, – кивнул главный судья. На чашу весов упал крохотный черный камень.

– И куда же смотрел наш обвиняемый? Эй, ты куда смотрел? – снова ткнул Айвена пальцем языкарь.

– В глаза конечно! В ее прекрасные зеленые глаза.

– И что у нас получается? Вор стоит во весь рост перед жертвой, смотрит ей в глаза и ворует у нее кольцо?

– Между прочим, опытные воры так и поступают, – заметил один из стражников.

– Возражаю! Обвиняемый не вор, да и вы, господин, тоже не обладаете должной воровской квалификацией, чтобы быть уверенным в описанном вами методе воровства. Или все-таки обладаете, а? – обрушился на стражника Поцук.

Тот смутился и отрицательно покачал головой.

– Вот видите! Обвиняемый просто не успел попросить у прекрасной госпожи Урс это кольцо на память. А быть может он и вовсе потерял дар речи. Знаете, у влюбленных такое иногда случается от близости объекта воздыхания.

– Я не объект! – обиженно надула губки красавица, – И ничего он не терял. Он разговаривал.

– И что же именно он говорил, – вмешался вкрадчивый голос клеветника.

– Он… Он сказал, что не грабит меня… – тихо произнесла девушка.

– Ага! – торжествующе выпрямился Поцук.

– …а обворовывает, – совсем уж шепотом закончила она и… разрыдалась!

– Все! Вот оно! Вор сознался в содеянном, а несчастная жертва рыдает, понеся невосполнимую утрату. Ваша честь, прошу считать дело закрытым и предлагаю ужесточить наказание для виновного, – клеветник стащил со своей головы парик и начал им обмахиваться. В зале действительно стало жарковато.

– Но… но ей же вернули кольцо, какая еще невосполнимая утрата? – недоуменно уставился на обвинителя языкарь.

– Она утратила веру в человеческую доброту, что же еще? – ловко выкрутился тот.

– Да заткнитесь вы все, она же плачет! – закричал вдруг Айвен, – Дайте девушке кто-нибудь платок и принесите настойки успокойника. И разойдитесь, ей нужно больше свежего воздуха.

– Вы только посмотрите, какая забота, – притворно умилился Поцук, – его не волнует суровый приговор, он больше обеспокоен самочувствием своей любимой! – языкарь откровенно любовался юношей, который хлопотал вокруг рыдающей Фелины, отдавая приказы и отгоняя от нее назойливых стражников. Те возмущались, но уступали его напору, опасаясь применять силу в зале Откровения.

Наконец, девушка успокоилась.

– Господин судья, – вдруг сказала она, – Могу я сказать?

– Разумеется! Вы вспомнили что-то еще?

– Да, ваша честь. Я вспомнила, как обвиняемый прошептал, что я похитила его сердце. И я не думаю, что он хотел красть кольцо, – девушка виновато улыбнулась Айвену.

– Мы примем ваши слова к сведению, – кивнул главный судья, и на чашу весов лег еще один белый камень.

– Ваша честь! – подала вдруг голос вторая из присутствовавших в зале дам – та самая толстая торговка, у которой был еще и не менее крупный братец. Который, кстати, тоже находился здесь.

– Да, госпожа Милана?

– Он врет! И она, эта девка, тоже врет! Не мог он ей в любви признаваться.

– Это почему еще? – удивился судья. Клеветники и языкарь молча поддержали вопрос.

– Потому что он влюблен в меня! – томно выдохнула толстушка и прижала руки к своей необъятной груди, ласково улыбаясь Айвену.

Вор чуть не проглотил собственный язык от такого поворота событий:

– Да я ее вижу второй раз в жизни!

– Ты мне сам говорил! У меня и свидетель есть, брат мой! Марек, скажи!

– Возражаю, ваша честь, в данном случае родственник выступает как лицо заинтересованное.

– Возражение принято, – на удивление быстро согласился судья Орис.

– Я просто яблоко хотел у нее купить. Только она продает свое гнилье по семь медяков за штуку! Мне пришлось четыре медных монеты выложить только за то, что я подержал яблоко в руке, – вспылил юноша. И больше всего ему хотелось обелить себя в глазах прекрасной Фелины, взирающей на происходящее со странной смесью ужаса и недоумения.

– Милый, но как же все эти твои слова про мои нежные руки, про мою утонченность и про любовный жар?

– Вы слышите? Да у нее просто жар и она бредит! Воды, принесите кто-нибудь холодной воды, и выведите ее из зала! – перебил торговку языкарь. Сразу трое помчались выполнять его приказ. Кажется, симпатии всех присутствующих теперь были на стороне несчастного вора.

– А еще она замужем! Вон и кольцо на пальце, – внес свою лепту Айвен.

– Ваша честь! Нужно еще разобраться, настоящая ли у нее торговая лицензия, и что это за странные яблочки такие, по семь медяков за штуку! Да на такие деньги можно купить настоящее золотое эрийское яблоко! – подлил масла в огонь Поцук.

– Два эрийских, – поддержал его юноша.

– Возражения принимаются. Госпожа Фелина Урс, вы хотите что-то еще добавить к своим словам? – судья Орис вытащил платок и обтер вспотевшее лицо.

– Да, – вышла вперед девушка, – Я отказываюсь от своих обвинений. Этот молодой человек не желал мне зла, просто я его неверно поняла. Не надо его в тюрьму. Пожалуйста… – Фелина подняла голову и посмотрела прямо в глаза главному судье. Казалось, что еще немного, и она снова разрыдается.

– Я правильно вас расслышал? Вы снимаете свои обвинения, госпожа Урс?

– Да! – уже твердым голосом громко заявила девушка, – Я снимаю свои обвинения.

– Я же говорил, что она умница, – облегченно выдохнул языкарь и ободряюще улыбнулся девушке.

– На этом слушание объявляю закрытым, как и дело о краже драгоценностей. Господин Айвен Меллис, вы чисты перед законом нашего королевства и свободны. Можете забрать свои вещи из камеры и покинуть Боргард, – устало объявил судья и с облегчением положил на «чашу добродетелей» огромный белый камень…

Зал Откровений быстро опустел. Последним из него вышел главный судья, легким движением руки погасив факелы и не заметив, как одна из теней отделилась от стены и быстро проскользнула под дверь…

Глава 6. Неприятности начинаются

«Отыщи зеркало побольше, в свой полный рост.

Ровно в полночь зажги семь свечей из красного

воска и жди, смотри в оба! Посмотри на свое

отражение, внимательно вглядись в эти черты.

Вот он, твой самый тайный, и самый главный враг!»

Описание старинного поискового ритуала, указывающего на врага.

Пес брел по темному переулку, сжимая в зубах с трудом раздобытый кусок мяса. Мясо было несвежим и основательно попахивало. Впрочем, память услужливо подсказала ему пару-тройку просто божественных ароматов изысканнейших блюд, которые дворцовый повар готовил именно из такого вот протухшего мяса. Защищаясь ароматом воспоминаний от вони трущоб и своего завтрака, пес искал местечко поукромнее.

Поиски привели его к стенам не то что богами, но даже и бесами-святотатцами забытого монастыря, отстроенного то ли в честь Угрюмого Странника, то ли в честь Странного Угрюмца. В общем, когда-то в нем служили молебны некой высшей сущности, которая не отличалась веселостью нрава и вниманием к своим почитателем. И то и другое явно не лучшим образом сказалось на монастыре. Он пришел в состояние полнейшего запустения, и стены его держались лишь благодаря молитвам и обильной растительности.

Увы, укромное место уже было занято – в спасительной тени переговаривались несколько человек. Пахли они настороженностью и опасностью, поэтому животное решило не показываться людям на глаза и выждать, притаившись за густым кустарником – вдруг люди здесь задержались ненадолго, и скоро уйдут?

Тем временем незнакомцы, похоже, пришли к какому-то решению. Двое встали в центре небольшой полянки друг напротив друга и выжидающе замерли, не сводя взгляда друг с друга. То, что это они не союзники, а враги, животное поняло сразу. Уж чего-чего, а дуэлей за свои годы службы при дворе бывший королевский стравник перевидал достаточно. К дуэлянтам подошли секунданты, и протянули дуэльные рапиры, аккуратно уложенные на бархатные подушечки. Пес тяжело вздохнул. Дуэли на шпагах длились намного дольше, чем на пистолях, поэтому ждал он напрасно – покинут поляну люди ой как не скоро.

Вдруг порыв ветра донес до чувствительного носа собаки подозрительно знакомый, едва уловимый запах. Пес чихнул и сердито заурчал – он вспомнил, что это был за запах! Так пахла медленная смерть, и не единожды вынюхивал он ее сладковатый аромат в блюдах, предназначенных для короля!

Он с сожалением выронил мясо на землю, и со звонким лаем выскочил из кустов…

– Мартис, откуда взялось это мерзкое животное? – испуганно взвизгнул виконт Марсильяк, отступая за спину своего секунданта. Известный задира и заправский дуэлянт, испытывал панический страх перед собаками еще с малых лет, и до сих пор так и не смог его перебороть.

– Эй, лэр Марсильяк, только не говорите, что вы испугались измученного и ослабевшего от голода пса? Да посмотрите вы на него! Я отсюда вижу, как у него бьется сердце… – насмешливо бросил его противник, молодой человек в военной форме.

– Лейт Беример, вы забываетесь! И если вы сейчас же не заберете свои слова назад, то я буду вынужден…

– Что? Вызвать меня на дуэль? Так мы еще эту даже не начали! Впрочем, я могу пойти вам навстречу и перенести наш поединок в силу форс-мажорных обстоятельств.

Тем временем, «форс-мажорное обстоятельство» подбежало к секунданту дворянина, припав к земле, глухо зарычало.

– Кажется, ему не нравится ваш приятель, – улыбнулся юноша в форме, – или наоборот, мудрый пес сразу понял, кто здесь кто, и выбрал себе мясо понежнее да поблагороднее.

– Мартис, убери его отсюда, у него наверняка блохи! – Марсильяк демонстративно поднес к лицу надушенный платок, – Раньше здесь смердело солдафонами, а теперь еще и блохастой псиной. Впрочем, особой разницы я не заметил.

– Надеюсь, лэры, вам не понадобится помощь, и вы сможете вдвоем справиться с бродячей собакой? Хотелось бы побыстрее закончить поединок, пока от ваших духов цветы в округе не завяли.

Мартис послушно попытался отогнать пса, неуклюже размахивая свободной рукой и стараясь не уронить дуэльное оружие. Но животное ловко скакало вокруг него, заливаясь звонким лаем. Наконец, улучив удобный момент, зверь бросился человеку в ноги, и тот, зацепившись ногой за торчащую из земли корягу, упал на землю, выронив подушку с лежащей на ней рапирой. Пес тут же с лаем набросился на оружие, то подскакивая к нему и облаивая, то снова отпрыгивая подальше.

– Вот видите, лэр Марсильяк, собаке не понравилась ваша фамильная дуэльная шпага. Интересно, с чего бы это вдруг?

– Мысли обезумевшего зверя мне неведомы, – сухо процедил дворянин, все так же держась позади своего товарища.

– Эй, Рик, ну-ка, притащи мне сюда эту шпагу. Хочу взглянуть на нее поближе, – коротко бросил военный своему секунданту, и тот послушно шагнул к псу. Сразу стало ясно, кто из этих двоих привык командовать, а кто – подчиняться.

Позабыв о своем страхе перед собаками, виконт попытался помешать Рику, но пес тут же подскочил к нему и чуть было не цапнул за ногу. По-бабьи взвизгнув, лэр снова отпрыгнул назад, за спину своего товарища. Осторожно подняв рапиру, секундант принес ее своему командиру:

– Держи, лейт.

– Хм, – Беример задумчиво повертел рапиру в руках, ловя лезвием солнечные блики. – Что-то мне не нравятся эти липкие пятна. Если бы не мое уважение к вам и вашему древнему роду, лэр Марсильяк, то я бы мог подумать, что клинок отравлен.

– Да как вы смеете! – дворянин побледнел от возмущения.

– По всякому смею, я вообще большой затейник и выдумщик. Предлагаю вам простой выбор: или мы меняемся рапирами и продолжаем поединок, или будем считать, что дуэль закончилась в ничью. Убивать вас мне не хотелось бы – очень уж папенька ваш злопамятный. А так вы сможете сохранить и свое лицо, и свою жизнь.

Лэр ненадолго задумался. Конечно, он был одним из лучших фехтовальщиков не только в Кияже, но и во всей провинции, но и о дуэльных подвигах Беримера слышать ему доводилось немало. В конце концов, страх за жизнь и благоразумие одержали верх над юношеской горячностью и недавней обидой:

– Быть по сему. Я согласен на ничью в поединке, – сухо процедил он, – А теперь верните мне клинок!

– Конечно-конечно. Рик, отдай благородному лэру его тыкалку. Ну а тебя, дружище, я даже и не знаю, как благодарить, – юноша присел на корточки и ласково потрепал пса по загривку. Тот довольно замотал хвостом и ткнулся носом в сапог лейта.

– Командир, я думаю, что миска каши да пара костей сделают твоего спасителя самой счастливой псиной в этом треклятом королевстве.

– Это точно, вид у тебя, прямо скажем, неважный. Может, ты дух-хранитель этого места? – Беример указал рукой на ветхий монастырь. – Ладно, Рик, прихвати нашего хвостатого приятеля с собой и отведи на полковую кухню. Пусть сам выберет, что ему по вкусу. А я еще маленько подышу свежим воздухом, пока жара не взяла свое.

– Слушаюсь, командир! – козырнул вояка и подозвал к себе пса, – Эй ты, волосатый. Дуй за мной, накормим тебя до отвала да еще и рюмку медовухи нальем за спасение нашего славного лейта.

Пес мотнул хвостом и послушно зашагал вслед за солдатом…

Сперва Айвен хотел направиться прямиком к Хорту, чтобы поблагодарить его за языкаря, отменно выполнившего свою работу. А заодно и выяснить, что за дело такое намечается, раз его так быстро вызволили. Однако, смутное беспокойство, не покидавшее юношу от самого здания тюрьмы, погнало его в противоположную от трактира сторону – к ремесленным кварталам. Заодно там можно было и разжиться одеждой поприличнее той, которую ему выдали в Боргарде, выпуская на волю.