Навигаторы. Кадет

Выбраться через окно чердака не составило труда. Я осторожно спустилась во двор и вздохнула: в дом уже не сунуться, придётся идти без провианта. Нужно было дойти до тайника, забрать деньги, свой браслет и двигаться на запад, в сторону небольшого городка в восьми часах ходьбы от нашей деревни. Именно из этого городка летал большой пассажирский катер до столицы. Из деревни выбралась благополучно. Забралась на свое дерево, а когда спустилась, услышала тихий шорох, и сразу же чья-то ладонь закрыла мне рот. Я замычала, задёргалась, а знакомый голос тихо произнес:

– Не кричи, Линн, это я.

– Господин нье' Човдж? – не скрывая удивления, шёпотом спросила я. – Но как? Что вы…

– Все расспросы потом, – быстро проговорил он. – Ты же в столицу? – я кивнула, и он продолжил: – Провожу немного.

Я двинулась к дороге, но старый виг взял меня за руку.

– Нет, не по дороге. По лесу, вдоль неё.

Я снова кивнула.

Мы шли молча уже минут сорок, и у меня назрело множество вопросов, но я не решалась их задать. Нье' Човдж начал сам:

– Я знал, что у тебя где–то есть схрон. Ты умная девочка, я понял, что ты не всё отдаёшь опекунам. Господин нье' Кланис не раз спрашивал меня, сколько ты получаешь за рейды. Я ответил, что велел тебе отдавать всё. Однажды я проследил за тобой. Ты молодец, мои уроки не пропали зря, несколько раз я сбивался со слежки, но всё же я опытнее тебя. Видел твой тайник, проверил его и понял, обнаружив деньги и модернизированный коммуникатор, что ты что–то задумала. Не люблю нье' Фожа, от него подозрительно часто сбегают его подопечные. И почему-то в основном молодые девушки. А вчера, когда я услышал, как ты отделала Нэрда и его друга, понял: быть беде. Весь вечер караулил тебя у твоего схрона и не ошибся.

Мы снова шли молча. Я дивилась тому, что этот старый виг шёл рядом. Я ему никто. Несколько раз починила старые приборы, промолчала про мозаику (теперь я знала, что представляют из себя картины из камня), а старый виг опекал и учил меня в рейдах.

Нье' Човдж снова нарушил молчание:

– Девонька, не могу в открытую ни в чём обвинить нье' Фожа, но, если у тебя когда-нибудь получится достать этого ублюдка, буду рад. Не все в деревне такие, как он или Кланисы, но и таких хватает. Ты, как я понимаю, в школу Навигаторов поступать собралась, а денег у тебя только на перелёт. Я посчитал твои сбережения. Возьми, пожалуйста, от чистого сердца, немного деньжат на проживание. И еду тебе в дорогу я собрал.

Я остановилась, посмотрела на него. Мне не хватало слов, в горле стоял комок. Никто и никогда не заботился обо мне. Никому не было до меня дела. Слёзы потекли по щекам, в носу захлюпало. Со слезами стал выходить весь ужас и потрясения ушедшего дня. А старик прижал меня к своему плечу, пока я беззвучно рыдала, и гладил по голове. Наконец успокоившись, я сказала:

– Я возьму у вас деньги, господин нье' Човдж, но потом верну их. Обещаю!

– Верю тебе, Линн! Тебе – верю. – Он вздохнул. – Я не могу дальше с тобой идти. Постарайся продержаться на ногах, не ложись спать. Поспишь во время перелёта. Он вздохнул ещё раз и достал из своей сумки какую–то палочку. Нажал кнопку, и она тихонько зажужжала. – В городе с таким лицом ты будешь очень приметной, – он поднес палочку к моим повреждениям. Провёл ей по моему пострадавшему глазу, опухшей щеке, губам и носу. – Через несколько часов опухоль спадёт, в город войдёшь почти с нормальным лицом. Вот только синяк под глазом убрать не получится. Постарайся купить эти… женские штучки – закрасить синяк.

Я кивнула. Поцеловала старого вига в щеку и прошептала:

– Спасибо за всё!

Повернулась и торопливо пошла по лесу, не выпуская при этом из вида дорогу. Мой первый поцелуй достался старцу.

***

В город я вошла уже днём. Несмотря на то, что ноги мои были привычны к ходьбе, сильная усталость ощущалась очень остро. В первом попавшемся магазине я купила пудру и там же, не обращая внимания на удивлённые лица продавщиц, как сумела, замаскировала синяки. Купила чёрную краску для волос и ножницы. В общественном туалете покрасила волосы, остригла их очень коротко теперь совсем стала похожа на парня. Придирчиво посмотрев на себя в зеркало, я отправилась на аэровокзал покупать билет до столицы. Купила самый дешёвый и прошла в зал ожидания. В толпе провожающих мелькнуло лицо господина нье' Фожа. Я заставила себя не вздрогнуть и, не торопясь, развернулась, постаралась слиться с толпой тех, кто направлялся на посадку. В салоне я наконец-то расслабилась. Закрыла глаза и моментально заснула, пропустив взлёт. Проснулась только тогда, когда объявили посадку в столице. Войдя в здание воздушного вокзала столицы, я полной грудью вдохнула запах. Запах свободы, запах мечты, запах надежды.

Глава 2

Арэниэль (Рэн) Вардис

– Великая Матерь, как же я ненавижу психологию рас. Кто придумал этот предмет? – бурчал под нос мой сосед по комнате в общежитии.

Этот разговор начинался уже не раз, и я был уверен, что Ваиэленсен ещё к нему вернётся. Я же никогда не понимал, зачем сетовать на то, что не можешь изменить.

– А что ты хотел, когда поступал на медмежрас? – пожал я плечами. – Тут готовят персонал в медицинскую службу маяков. Команды формирует Смотритель, и туда может войти представитель какого угодно мира.

– Ну уж точно я не хотел сидеть на нудных лекциях профессора Фэйлионисса и готовить доклады об особенностях психологии старения сахов, – Вал махнул рукой на гору учебников. По необъяснимой причине он предпочитал старинные носители для получения информации.

– Чем тебе не нравятся сахи? – решил я подначить соседа. – Всем известно, что пилот корабля навигаторской принцессы Кайсы Нье' Тарку‑Ринд, сах Нракс, добрейшее существо. Конечно, выглядит он так, что заикаться можно начать с непривычки, но принцесса Навигаторов же наняла его на свой маяк.

– Упаси первородный росток, работать с таким чуч… чудом в одной команде! – фыркнул Ваиэленсен.

– Да ты ксенофоб! – усмехнулся я, натягивая футболку, и хлопнул Вала по плечу. – Пошли, опаздываем на первую пару.

– Так вроде все элефины такие, – философски пожал плечами сосед, – нас же с колыбели учат ненавидеть метаморфов.

Мы вышли из общежития и направились к учебному корпусу.

Центральный элейский медицинский университет. В этом древнейшем учебном заведении мира элефинов семнадцать лет назад, благодаря договору между Элеей и цивилизацией Навигаторов, открыли факультет межрасовой медицины. Именно на нём готовили персонал медицинской службы маяков. Я скривился. Все знатные семейства вот уже семнадцать лет считают за честь отправлять своих отпрысков учиться на этом факультете, и неважно, нравится этим самым отпрыскам такой выбор или нет.

Мои родственники не отстали. Сомнительная честь – поступление на медмежрас – выпала мне. Сестру эта привилегия миновала, ведь она, в отличие от меня, надежда семьи. Так что уже три года я учусь на ММР, как называют факультет студенты, а иногда и сами преподаватели университета. Не могли изобрести другое название? Я оглянулся на главное строение кампуса: огромная уродливая аббревиатура гордо украшала вычурное здание. Насмешка какая-то, а не аббревиатура.

ММР – многоуровневая межгалактическая ролёвка. Есть такой клуб, объединяющий совершенного чумовых персонажей, зацикленных на реконструкции древних космических сражений. Тратят кучу деньжищ для постройки точных полноразмерных копий космических кораблей, затем в одном сражении «понарошку» убивают эти корабли в такое железо, которое восстановлению больше не подлежит, только отправке на переплавку. Потом несколько месяцев обсуждают в сети, правильно ли они провели манёвр, потому что в древних записях должен был быть замят только правый борт, а у них, видите ли, при агрессии со стороны противника оторвало маневровый и парочку стыковочных шлюзов.

Глядя на аббревиатуру, я нахмурился, в очередной раз вспомнив события, приведшие к моему появлению в университете.

***

Я никогда не любил целительство. Спасибо родителям. А с чего его любить? Большая часть моих близких и дальних родственников профессиональные медики. Кто-то даже преподаёт лекарские дисциплины на других планетах. С самого детства я слышал термины «аберрация», «зонд», «штамм». Мне казалось, родители вообще не умеют разговаривать, не используя во время беседы профессиональную лексику.

– Милый, не стоит переживать, – говорила мне в подростковом возрасте мама, – кончики твоих ушей начнут удлиняться, как только у тебя начнётся сперматогенез.

Я краснел под сопровождавшее эти слова хихиканье сестры. Термин был мне знаком, ведь основы целительства я знал благодаря ежедневным занятиям в школе и с гувернёром, имевшим высшее медицинское образование. Только от основ целительства элефинов меня тошнило, и я, как мог, от них отлынивал.

Отец от матери не отставал.

– Рэн, оставь, пожалуйста, свои подначки. У твоей сестры сейчас менструация, поэтому гормональный фон не стабилен и имеются отклонения в поведении, – как-то сказал он.

Тут уши алели уже у сестры. Хорошо хоть, не я один страдал от профессиональной деформации родителей.

Ну вот зачем мне было знать такие подробности? Нельзя что ли было просто сказать: «Рэн, отстань от Катениль. У неё завтра контрольная работа»?

Моя старшая сестра взяла всё лучшее от соединения двух древних элейских родов, а именно – стремление к лекарской науке. Она просто поглощала знания, связанные с целительством. Ещё в нежном возрасте любимым развлечением моей сестрички было препарировать мелких животных. Она с удовольствием обсуждала с родителями рефлексы беспозвоночных или строение внутренних органов мелких земноводных.

Сейчас сестрица, несмотря на юный, по меркам элефинов, возраст, имела солидную научную степень в области обновления, выращивания и трансплантации внутренних органов, вела свою целительтскую практику в городе и преподавала тут, в Центральном элейском медицинском университете. Счастье, что сфера её интересов не распространялась на мой факультет. Вот скажите, как сдавать экзамен деве, которая всего на пять лет тебя старше и которая ради научной школьной работы пыталась тебя накормить личинками бабочки-угловушки, объяснив это тем, что они якобы положительно влияют на развитие мозга?

Как минимум раз в год, в честь Дня Великой Матери элефинов, вся наша многочисленная семья собиралась под одной крышей. Прилетали кузены родителей, дядьки, тётки, бабули и дедули, прародители и даже прапрабабка моего отца. Я не удивился бы, если бы узнал, что она застала доисторический период, который заканчивался изобретением амниотических капсул. Кажется, до капсул простуду лечили какими-то травками, а безумие – лоботомией.

Одной из часто обсуждаемых тем на этих родственных посиделках были инъекции молодости. И, конечно же, способы получения биологического материала для этих уколов. Когда я впервые услышал об этих полезных препаратах, то решил посмотреть, из чего они изготавливаются.

Для сохранения упругости кожи элейские девы на пятнадцатом столетии жизни начинают активно колоть в кожу очищенный секрет заушной железы катрицы белоголовой. В справочнике имелась голограмма этого насекомого. Выглядело оно отвратительно: гладкое, склизкое туловище, покрытое редкими волосками. Шея отсутствовала, на белой голове располагались глаза в виде рожек, у самого основания головы – уши, за ними – небольшие шишковидные наросты – те самые железы. И всё это природное творение было снабжено тремя парами склизких ножек. В общем, дрянь редкостная.

Но, пожалуй, от желания идти путём многочисленных родственников, то есть посвятить бесконечную жизнь медицине, меня окончательно отвратил другой случай…

Как-то, придя из исходной школы, я сразу направился в кухню – утром личный гувернёр шепнул, что повара будут готовить варенье из лепестков иуваньи. М–м–м–м…вкуснятина! Обожаю! Нежный, чуть сладкий, пряный вкус немного горчил, а в конце оставлял после себя лёгкую приятную кислинку. Именно это разнообразие вкусов и ощущений привлекало меня в иуваренье. Пикантным обстоятельством служило то, что лепестки иуваньи можно было использовать только один раз в году – в первые три дня зимы. После этого они становились жесткими и теряли большую часть вкусовых свойств. Так что повара стремились успеть сделать заготовки варенья, которое служило основой для приготовления компотов, разнообразных соусов и десертов, а также начинкой для выпечки.

Путь на кухню лежал через главную столовую нашего владения. Бросив сумку со школьным планшетом и спортивной формой в холле, я ринулся в вотчину поваров. Мы с сестрой обожали период заготовок! В это время во владении стоял аромат разнообразных фруктов, ягод, овощей, специй, сахарозы, мёда. Эти ароматы проникали везде: в спальни хозяев, гостевые покои, столовые, ванные комнаты и даже в бальные залы, несмотря на то, что полы этих помещений натирали специфическими, довольно душистыми восками – для уменьшения силы трения и способствования лёгкости движения пар в танце.

Ворвавшись в главную столовую, я уже было повернул налево, стремясь быстрее попасть на кухню, как вдруг заметил фигуру сестры. Катениль, разложив какие-то приборы, сидела за столом. Её локти активно шевелились. Что?! Ей первой досталась пенка от варенья?! Сейчас как крикну: «Родители тебя поймали!» – и схвачу свою порцию вкусности! Я подобрался поближе, стремясь напугать нежную элейскую деву, и… исторгнул школьный обед на старинную, оберегаемую мамой ковровую дорожку. Нежная элейская дева, по запястья испачкавшись в голубой крови, препарировала крошечного синекожего морщинистого безухого шестиконечного гуманоида. Сизые органы брюшной полости на белой скатерти произвели на меня неизгладимое впечатление, а моя бесподобная сестра, обернувшись на звуки рвоты, возбуждённо сказала:

– Прикинь, Рэн, я спёрла у родителей из лаборатории необычный образец: оказалось, у него два аппендикса и восемь желудков, а у печени две малые доли! Как интересно!

После этих слов меня снова стошнило. Ненавижу целительство!

Также на нежелание служить на маяке повлиял случай, глубоко врезавшийся мне в память.

В дни школьных каникул, когда родители оставались на Элее и не были заняты научными конференциями, учебой, патентами, медицинскими изысканиями в глубинах вселенной, мы путешествовали по побережью Великого Элейского океана всей семьёй. Несмотря на многочисленную охрану и обслуживающий персонал, который включал в себя поваров, разнорабочих для обустройства комфортного походного лагеря, горничных для сестры и матери, мы прекрасно проводили время: купались, загорали, отец лично жарил на костре замаринованные в травах и специях тушки умичивсов – небольших трёхлапых пернатых, неспособных подняться на большую высоту, но довольно бодро бегающих по побережью и селившихся недалеко от воды. Часто родители на живых примерах, выловленных из воды или пойманных на суше, показывали нам с сестрой существующее биологическое разнообразие нашей древней планеты, рассказывали о химическом составе воды в океане, о значении геологических разрезов, которые мы иногда могли наблюдать, причаливая к вздымающимся не несколько десятков метров вверх крутым берегам. Последнее нравилось мне больше всего. Эти величественно возвышающиеся над кромкой океана камни завораживали и манили.

Древние срезы поверхности планеты, которые веками омывал Великий океан, зачастую представляли собой слоёный пирог, состоявший из разнообразных цветных слоёв грунта: глины, силикатов, сланца, гранита, известняка, ракушечника. Уже тогда я знал названия и внешний вид этих причудливо перемешанных рядов, образующих поверхность Элеи.

Сколько себя помню, я всегда интересовался камнями. Сперва, когда находил их в саду нашего владения, я пытал гувернёра и родителей, расспрашивая о свойствах и возможностях этого минерала, и впитывал эти знания мгновенно. Их объяснения часто были поверхностными, и мне приходилось самостоятельно разбираться в кристаллической структуре, возможности взаимодействия с другими веществами. Меня интересовало, могу ли влиять на такую твердую, казалось, не подвластную десяти тёплым пальцам, структуру. Изучая свойства камней, то есть минералов, из которых они состоят, я довольно быстро разобрался с органической и неорганической химией. Очень интересовали меня и физические свойства минералов: магнитные, электрические, люминесцентные. Я был удивлён, когда избранные минералы начинали слегка светиться при нагревании. Остальные разделы физики я также освоил, изучая камни. Часто эти направления были пограничными с интересующими меня. Родители, видя мой интерес к минералогии и геммологии, хоть и не одобряли моё увлечение, меня не ограничивали, надеясь, что познания в биологии и химии постепенно приведут меня на путь многочисленных Вардисов. Ага, как же…нужно мне было это их целительство.

Там же, на побережье, во время семейного отдыха, я нашёл необычный камень: он чем-то напоминал пичужку. Я покрутил в руках кусок горной породы и внезапно подумал: вот бы снять излишки минерала – вот тут и вот тут – сразу появится гордая шея и аккуратный хвост. А если чем-то очень твёрдым и очень острым с силой провести по будущему тельцу, то наметятся крылья и перья. Я сунул занятный камешек в карман.

Один из ужинов нашего вояжа проходил торжественно-весело. Отмечали день рождения главного повара. Родители ценили и качество повседневной еды, и блюда для торжественных приёмов. Мама часами могла обсуждать с кулинарами, какие тарталетки или канапе будут сочетаться с узором на тарелках огромного семейного сервиза, какое игристое вино будет подходить к тому или иному десерту. При этом любимая родительница опиралась не только на модные тенденции и личные предпочтения, она также учитывала, как именно использованные продукты будут взаимодействовать между собой, как повлияют на организм. Целительница, как никак. Поваров столичного владения у нас в семье ценили, уважали их мнение, организовывали им поездки на курсы повышения квалификации, стажировки в лучших ресторанах галактики, предоставляли полноценный отдых и очень достойную оплату их труда на благо четы Вардис.

В южных широтах любой планеты вечером практически всегда темно. На берегу, в лагере, горело несколько костров, повсюду были развешаны разноцветные фонарики и расставлены столы. На фоне раздавался стрёкот насекомых, шумели волны. Несмотря на поднявшийся ветер, вечер был тёплым. Сам именинник, одетый в шорты и майку, готовил на углях приправленную ароматными специями большую рыбу, выловленную сегодня днём. Мы с сестрой и детьми гостей носились вокруг лагеря, таская с накрытых столов сладости, мясо, овощи, сыры, фрукты, колбасы, лепёшки и пирожные. Великая Матерь, это был прекрасный вечер, лучший в моей жизни! В кои-то веки мы не цапались с сестрой. Между нами царило единодушие. Таскать вкусности со стола вдвоём было интересно. Родители смеялись, их друзья и коллеги пели песни, танцевали, играли в игры.

Внезапно недалеко от нашего лагеря раздалась ругань: из темноты, в сторону нашего праздничного пикника, двигался шатающийся мужчина. Свет многочисленных костров и праздничных фонарей мешал разглядеть его, но мы отчётливо видели, что мужчину покачивало. Ранен?! Мужчина что-то неразборчиво говорил, казалось, вживлённый всем элефинам в мозг переводчик не справлялся, а может быть, термины, употребляемые появившимся индивидуумом, были не знакомы нашему высокоразвитому обществу.

– Дырявая червоточина, – причитал незнакомец, – у этих блондоухов всё по порядку, даже поссать нельзя под первым понравившимся кустиком, обязательно выпишут штраф! – он споткнулся о поваленное дерево, его немного занесло, но он удержался на ногах. – Дранкз волумский! Что, средств не хватило на своей планете убрать дрова?! Поэтому такие расценки, – он смачно плюнул в сторону бревна, – у благочестивых элефинов на терраформирование других миров? Потому что на уборку своего гравитационного колодца не хватает?!

Сначала я не понял, отчего мужчина так странно двигался и вёл себя. Но потом меня осенило: «Да он же пьян!». Мама торопливо пошла в его сторону.

– Вам помочь? – участливо спросила она, – я сертифицированный медик. Мужчина стоял, покачиваясь, и мутными глазами смотрел на неё, казалось, не понимая, о чём его спросили. Осознав, кто перед ним, он оживился.

– Оу! Элефиночка! – мужчина нарочито не спеша осмотрел мать с ног до головы и неприятно засмеялся, – элейских девок у меня давно не было! – он шагнул к ней и попробовал обнять рукой, другой (немыслимо!) ущипнул за попу.

Мама вскрикнула, попыталась отодвинуться от безумца, мужчина же в ответ пьяно захохотал. К ним подбежали отец с моим гувернёром и поваром-именинником. Не сказав ни слова, отец кулаком двинул в челюсть посмевшему задеть мать неизвестному мужчине и вскрикнул. Мы отчётливо услышали хруст. А бесцеремонно ощупавший мою мать тип, прижимая к опухающему подбородку руку, заорал:

– Да я вам, длинноухим шелудивым шонкам, честь оказал! Я! Потомственный навигатор! Наши предки правили вселенной! Я выбрал одну из ваших девок, чтобы…

Этот сумасшедший не договорил. Мой гувернёр, повар и отец, пытавшийся беречь руку, бросились к этому нахалу. В этой куче тел мелькали руки, ноги, слышались сопение и мат, наконец незнакомец упал на песок. Наш добряк-повар уже собирался пнуть негодяя ногой, но его остановил мелодичный женский голос:

– Не стоит, господа, право слово, это недоразумение.

Мы обернулись. Мама ахнула. Перед нами, в окружении охраны, стояла родственница нашего императора – сама леди Маэлин Лаонтис. Маэлин изредка принимала приглашения родителей и посещала устраиваемые ими приёмы, на которых она никогда не танцевала. Она всегда царственно сидела в уголке и милостиво принимала поклоны и книксены. Периодически взгляд её красивых, но холодных глаз останавливался на моей сестре, пару раз я ловил её задумчивый взор и на себе.

Мы все поклонились, а дева Маэлин – верный страж нашей империи на поприще внешней политики –, чуть кивнув охране, которая кинулась поднимать валяющегося на песке и громко матерящегося, как оказалось, вига, ласково, как к ребёнку, обратилась к нему:

– Господин нье' Равзин, надеюсь, вы простите это недоразумение, вы выбрали неверное направление, отлучившись. Я провожу вас в наш благоустроенный лагерь. – Охрана подняла вига, отряхнула его одежду. Откуда-то появился пакет со льдом, и леди Лаонтис сама приложила лёд к заплывающему глазу инопланетчика и, как ни в чём не бывало, хрустальным голоском продолжила: – Мы же не закончили нашу увлекательную беседу о поставках на Элею мацтийского…

Окончание её речи потонуло в шуме волн.

Я кипел от гнева. И это всё?! Никаких извинений за нападение на мать, никаких извинений за испорченные вечер и настроение, никаких извинений за сломанную кисть отца?! Да кто этот навигатор, что ему столько позволено и даже сама дева Лаонтис угождает ему?!

Через несколько минут вернулся один из охранников и с лёгким превосходством сообщил:

– Леди Маэлин просила передать, чтобы вы тщательнее выбирали места для отдыха. – Родители побледнели, а охранник, удаляясь, небрежно кинул: – Леди также сказала, что прибудет в столичное владение Вардисов для обсуждения компенсации за сегодняшний инцидент.

***

Мне нравилось вырезать птиц из камня. Это восхитительно: берёшь в руки булыжник, и через несколько дней кропотливой работы получается прекрасная каменная птица. Жаль, что приходилось отвлекаться на учёбу и протокольные мероприятия, связанные со службой империи и семейному делу.

Родители думали, что моё увлечение резьбой по камню временное. Поначалу так оно и было. Но клановое дело, в которое меня постоянно вталкивали, было мне не интересно, и чем настойчивее становились родители, тем больше я занимался художественной обработкой камней. В исходной школе, ориентированной, конечно же, на углублённое изучение анатомии элефинов и начала лекарского дела, по всем предметам, связанным с прямой медициной, я всегда был отстающим. В наше владение не раз приезжал управляющий исходной школой: он пытался донести до моих родных, что целительство – это не моё. Родители оставались неумолимы.

– Все Вардисы имеют высшее целительское образование! – кричал на меня отец, застукав не с учебником «1001 способ наложения давящей повязки на рану», а с монографией об энрах известного в нашей вселенной путешественника Змейса Ваушисса.

Желания посещать школу не добавляли и насмешки одноклассников.

–Ха–ха–ха!!! – заливисто смеялся мой однокашник Сулиэнас Мэривэлд, показывая на меня пальцем. – Посмотрите на Вардиса, у него глаза, как у протухшей рыбы-киреки, – такие же чёрные!

Элефины из моего класса неизменно улыбались этой уже заезженной шутке. Я опередил Мэривэлда по баллам в физической подготовке и химии, и он решил таким образом мне отомстить. Как-никак, Мэривэлд часто был первым по успеваемости в нашем классе.