С тенью на мосту

10

Оцепенение, настигнувшее меня, не покидало несколько дней. Каждое утро я просыпался от холодных ручейков осеннего ветра, заглядывающих в щели старого дома, будто проверяющих, есть ли кто живой, и до самой ночи я занимался делами по хозяйству, а потом падал в глубокую яму сна, будто засыпавшую меня холодным снегом.

У Бахмена были небольшие запасы еды в погребе, и я рассчитывал, что на зиму мне их должно было хватить. Еще у него были огромные валенки и бушлат, выглядящий так, будто пережил несколько войн. Я знал, что зима настанет быстро, но не ее я страшился, я боялся лишиться сил. Пока у меня еще их хватало: я неплохо двигался, выполняя тяжелую, монотонную работу, но я знал, что надолго моих сил не хватит. С каждым днем они таяли. Ведь я был всего лишь мальчиком, высоким и тощим как жердь, одиноким и таким несчастным, как тысяча брошенных голодных псов.

Вечерами я смотрел на пляшущие тени от горящей лучины и думал. Думал о Бахмене, об Орике, о родителях, брате, о моем доме… и о старике. Вся моя жизнь перевернулась, разве не этого я хотел? Нет, я не этого хотел, отчаянно твердил я себе. Я хотел вернуть все назад. Мне не нужна была эта грамота и эти глупые книжки, я хотел быть снова безропотным пастухом. Я хотел, чтобы у меня снова был угрюмый и нелюбящий отец, мать, тихая и беспрекословная, насмехающийся брат, и мои друзья – Бахмен и Орик. Только лишь бы они были. «Неужели нет выхода? Неужели нет спасения? Я перестал верить… Вера. Во мне нет веры. Бахмен говорил, что нужно верить и не сдаваться. Он верил, что можно спасти моих родных. Поэтому он и пошел в мой дом, пытаясь мне помочь. Неужели я хочу, чтобы его смерть была напрасной? Этого нельзя допустить!».

Пару раз ко мне приходила Софико с горячим обедом. Мне было совестно брать у нее еду, я знал, что в ее большой семье каждый кусок был под счет. Приходил Ладо, помогал по хозяйству. Я хотел ему отдать пару овец, в знак благодарности за его помощь, но он отказался.

– Я не могу их принять, – сказал он. – Могут быть вопросы, откуда у меня появились овцы, ведь здесь, хоть и кажется, что повсюду тишина, и никому нет дела до тебя, жив ты аль нет, да обманчиво все это. И тебе что-то нужно решать. Сам же понимаешь, справиться одному в этой глуши будет очень тяжело. Ты крепкий парень, сильный, но такая работа не каждому взрослому будет под силу. Ты не можешь все время жить один: здесь могут ходить бродяги. Овец ты тоже не сможешь продать, сразу спросят, почему тринадцатилетний подросток продает имущество родителей, и где есть эти самые родители. Тот же самый Милон может заглянуть сюда. Это, конечно, было ошибкой обращаться к нему. Но, кто знал… Тебе придется обратиться к тетке, Иларий, тебе нужен опекун.

Я сказал, что так и сделаю, но напоследок хочу попробовать съездить к той женщине, которая может изгонять злых духов из домов, о которой говорил Бахмен. Ладо скептически покачал головой, посмотрел на мои полные мольбы глаза, вздохнул и, махнув рукой, сказал: «Ладно, чем черт не шутит, завтра поедем».

Засветло мы запрягли отцовскую лошадь и тронулись ранним сырым утром. Обильные осенние дожди еще не наведывались на нашу землю, поэтому мы без приключений забрались до села Руды, как только миновало время обеда. Но там удача покинула нас: оказалось, Бахмен ошибался – никто из жителей не слышал о некой женщине, обладающей такими способностями. Исколесив все село, мы наконец-то нашли хоть какую-то зацепку: одна пожилая доярка, сказала, что слышала от своей родственницы о такой бабке, но проживает она гораздо дальше, и доберемся мы до нее, в лучшем случае, только к поздней ночи, как бы ни к утру.

Расспросив дорогу, мы двинулись в путь, на север. Чтобы не сбиться ночью с пути, решено было остановиться на ночлег возле небольшого озера. К счастью, у нас с собой был небольшой запас еды и питья, а также тяжелая подстилка из гусиного пера, которая точно не позволила бы нам замерзнуть.

– Ладо, как ты думаешь, кто этот старик? – спросил я, лежа на спине и глядя в черное, усыпанное звездами небо, так схожее с нашим «звездным» ручьем.

– Не знаю, Иларий, не знаю, – вздохнул Ладо. – Я за всю жизнь не сталкивался ни с чем подобным. Да и никогда в нечисть всякую не верил. Но вот это, – он вытащил из-под одеяла левую руку, обмотанную тряпкой, – вот это доказывает, что оно существует. Разве смог бы меня так укусить человек? Никогда бы я не поверил во все то, что случилось с тобой, если бы сам не увидел. Есть кое-что такое, о чем мы не слыхали еще. Вон раньше верили, что Земля плоская и стоит на слонах, а те стоят на огромной черепахе. А сейчас мы смотрим на звезды и знаем, что живем на небольшой круглой планете, а там есть миллионы-миллионы других планет и звезд. Но раньше-то этого не знали. Значит, и есть объяснение тому, кто этот старик и откуда он взялся. На все должно найтись объяснение. Надо просто искать ответы. Чтобы понять, как с ним бороться, нужно узнать про него все. Понять, кто или что породило это существо, найти его источник.

– А ведь старик этот пришел ко мне неспроста. Он пришел в поле, зная, где я нахожусь. Он пришел из-за меня. Когда я в последний раз видел родителей, они сказали, что им не нужна еда и вода, им нужна только страдающая душа. Ладо, это я привлек его своими страданиями. Я так хотел научиться читать, я так хотел ходить в школу, хотел иметь другую жизнь. А теперь, я умею читать дурацкие буквы, а мои… – в горле что-то сдавило, и я не смог больше говорить, слишком больно мне стало.

– Послушай, Иларий, что я скажу, мне тридцать шесть лет, и я за всю свою жизнь совершил много ошибок, очень много. Нет мне прощения за них, и не будет ни здесь, ни на том свете. Я долго размышлял о том, что такое жизнь, и почему часто она нас заводит в дебри. Понимаешь, есть такие тонкие-тонкие мостики. Они периодически появляются у нас на жизненном пути вместе с другими дорогами, мостами, мощенными, каменными, надежными. Но что-то происходит, что тебя манит именно этот мостик. Что-то там такое за ним блестит и привлекает тебя. Но он крайне ненадежный и сомнительный. Большая просторная дорога дает тебе шанс развернуться, но не этот мостик – ступишь на него и все, обратно пути нет. И когда ты делаешь шаг, только тогда ты видишь, что под ним – зеленая мягкая лужайка или бурлящая река, с острыми камнями, которые могут перемолоть все твои кости. Еще шаг и ты начинаешь различать детали, что там на том берегу – успех, счастье, здоровье или что-то страшное и очень плохое. В этом и заключается коварность таких мостиков. Но выбор сделан, и ты не можешь повернуть назад. Все, что ты можешь сделать – это дойти до конца.

Тебе повстречался такой мостик, и ты на него ступил. Тебе не повезло. Но теперь это твой жизненный путь до тех пор, пока не появятся другие крепкие дороги. Мягкая трава под мостом – это спокойная чистая совесть и отсутствие вины и страданий за выбор. Тебе досталась бурлящая река и острые камни – сомнения, обвинение себя за этот шаг, стыд и терзания. Самое главное, что пока ты будешь видеть перед собой эти камни, пока ты будешь чувствовать вину, перед тобой не появится другая хорошая дорога. Ты сойдешь с этого моста только тогда, когда перестанешь видеть камни и бурлящую реку. Понимаешь?

К сожалению, ты не первый кому встречаются эти коварные мосты. Они всегда незаметно возникают перед нашим носом, манят своей неожиданностью и желанием получить то, что за ними находится. Я ступил однажды на один из них, и на моих руках оказалась кровь человека, моего родного брата. Да, Иларий, я убил его. Я родился в очень бедной и очень большой семье, и в раннем возрасте попал на работу к богачам. Тогда это было очень большой удачей, многие голодали, умирали, а у меня была всегда тарелка еды и даже жалованье. Скудное, но в то тяжелое время о лучшем и мечтать было грешно. Мой хозяин был суровым, но он не был плохим человеком, он даже помогал мне, разрешал посещать занятия вместе с его сыном. И я поднахватался кое-каких знаний. Единственное, что меня омрачало, что моя семья голодала. И однажды у меня созрел один план. У хозяина был амбар, где хранилось зерно. Его охраняли только собаки, которых выпускали по ночам в определенное время. Выпускал их сторож, и как-то он заболел, и мне доверили несколько дней выпускать собак. Два дня я их выпускал, как положено, а на третий, я подговорил брата пробраться к амбару и вынести мешок зерна. Никто не хватился бы его, все знали, что собаки надежно охраняли территорию. В назначенное время брат забрался в амбар, а я должен был ждать свист брата, означавший, что он в безопасности, и только тогда открыть задвижку, чтобы выпустить собак. План был прост, как ясное стекло, но все случилось не так, как я думал. Хозяин почему-то решил проверить меня и в то самое время, когда я ждал знака от брата, оказался рядом. Он спросил, почему собаки еще не выпущены. Я не знал, что ответить. Он закричал на меня, чтобы я выпускал их, а я все ждал, когда же услышу знак, но его все не было и не было, а хозяин в бешенстве кричал и кричал: «Выпускай! Ты что оглох? Выпускай!». И я открыл задвижку. Сначала было тихо, я обрадовался, что ведь брат успел убежать, что я просто не услышал свист, но когда собаки яростно залаяли, и я услышал крик, мое сердце остановилось. Брат не успел добежать до выхода, его разорвали в клочья. Рядом с ним валялся мешок рассыпанного зерна. И никто тогда не узнал, что этот вор был моим братом.

Долго и страшно я ненавидел и презирал себя. Я мог бы тогда упасть на колени и сказать хозяину правду, что там мой брат ворует его зерно. Нас обоих бы выпороли, отправили в тюрьму, но брат был бы жив. Но тогда я в первую очередь подумал о себе. Я был чуть старше тебя, Иларий, и я испугался, что потеряю работу, что снова узнаю о голоде, мне страшно и стыдно было признаваться в том, что я подлый и лживый человек. Мое малодушие стало причиной гибели моего брата, но, когда уже все произошло, пути назад не было. Долго я хотел покончить с собой. Но каждый раз я снова и снова ощущал себя безвольным и малодушным человеком. Я не смог. Сейчас у меня есть сын, которого зовут так же, как и брата – Тито. И он очень похож на него. Сейчас я стараюсь, насколько это возможно искупить свою вину, но я понимаю, чтобы я не сделал, моего страшного поступка ничто не искупит. И я смирился с этим. Нужно жить дальше, Иларий, нужно жить, как бы сложно ни было.

11

Раннее утро осыпало нас росой и спрятало в туман. В село, которое мы держали путь, называлось «Птичья долина». Добрались мы до него, когда солнце стояло уже высоко. Где находится дом женщины, которую мы искали, указал первый встреченный нами рыбак. Оказалось, что женщина эта была незаменимым человеком, и дорогу к ней знал каждый селянин с самого детства. Женщину эту звали Варидой. Она заговаривала детские болезни, помогала с родами, лечила от пьянства и к ней постоянно бегали женщины решать любовные и семейные проблемы.

Когда мы остановились возле нужного дома и позвали хозяйку, на встречу к нам вышла, переступая короткими, тяжелыми, мясистыми ногами, похожими на столбы, маленького роста краснолицая женщина лет шестидесяти. Ее туловище прогибалось вперед под тяжестью больших, обвисших грудей, которые доставали до самого живота. Ничуть не удивившись гостям, она кивнула нам, открыла ворота, и мы проехали внутрь просторного двора.

Узнав, откуда мы прибыли, она сразу пригласила нас в дом, на обед. Поставила перед нами кашу с кусочками тыквы, выпечку и горячий чай. В тот момент, когда мы с жадностью приступили к поглощению еды, я почувствовал на себе робкую легкую тень, будто кто-то наблюдал за мной. И подняв голову, увидел большие светлые глаза, обрамленные черными ресницами, наблюдающие за мной из-за навещенного на крючках тряпья. Старые пальто, кофты, юбки, платья, нагромождаясь друг на друге, висели над лавкой, практически полностью скрывая любопытного, прятавшегося в них человека, и только по маленьким, худым ногам, обутым в стоптанные башмачки, выглядывающим из-под тряпья, и длинной юбке, можно было догадаться, что там прячется девочка. Когда она поняла, что ее обнаружили, она, как маленькая птичка, юркнула обратно в свое убежище.

Варида все это время, пока мы занимались едой, даже не обращала внимания на нас, что-то варила на печи и хлопотала по хозяйству, напевая под нос. Села она за стол, напротив, только когда мы опустошили миски. Ладо попробовал начать разговор, но она взмахом руки дала понять, что не время говорить, и тяжелым взглядом начала пристально рассматривать нас. Ладо ее быстро перестал интересовать, и все свое внимание она сосредоточила на мне. Цепкими черными глазами она смотрела в мое лицо, и мне казалось, что я был закаменелой, глинистой почвой, а она бороной, которой непременно нужно было вспахать неплодородную землю.

– Мальчик болен, – произнесла она зычным голосом.

– Нет, – возразил Ладо, – с мальчиком все хорошо. У нас другая проблема.

– Ваша проблема – это мальчик, – резко возразила женщина. Она принесла металлический подстаканник, в котором стояла толстая желтая восковая свеча с подтеками, зажгла свечу и сказала: – Смотри на огонь.

Перед тем как повиноваться, я заметил, что таинственная девочка практически полностью высунула голову из тряпья и с интересом потянулась вперед, словно сама хотела посмотреть, что со мной не так. У девочки оказались светлые, коротко подстриженные, волосы, и я подумал, что они похожи на мои.

– На огонь смотри! – приказала женщина так громко, будто ударила оплеуху. – Теперь смотри на меня, – сказала она, когда я минуты две созерцал огонь. – Хм, хм… странный мальчик, очень странный, – забормотала она, – ничего не пойму, будто мальчик находится под водой, кто-то закрывает его от меня. Дай сюда руку, – она обхватила ее своей тяжелой шершавой рукой и закрыла глаза. Некоторое время она молчала, но потом воскликнула: – Смерть! Я вижу смерть. О, бог ты мой! Мальчик особенный, он… дружен со смертью. Она оберегает его. И это чепуха какая-то! – Варида открыла глаза и с какой-то долей презрения и отвращения посмотрела на меня, отбросив мою руку.

– И что это значит? – озадаченно спросил Ладо.

– Бог его знает, – вспыхнула она, – говорю, что видела! Мальчика нужно лечить.

– Варида, послушайте, – мягко начал Ладо, – мы приехали не из-за мальчика. У нас другая беда.

Ладо, аккуратно подбирая слова, начал рассказывать обо всех недавних событиях. И я заметил, что девочка, с жадностью слушая историю, уже приподнялась со скамьи, готовая полностью вынырнуть из своего убежища, как вдруг с грохотом ударила входная дверь, послышалась тяжелая поступь, на лице девочки тенью промелькнул ужас, и она снова исчезла, зарывшись в хламье.

– Где Мария, черт ее побери! – громыхнул мужской голос, и в комнату, пригибая голову в проеме двери, ввалился, как разбуженный медведь во время спячки, массивный, высокий, черноволосый мужчина с большой, как лопата, черной бородой.

– Морис, не смей поминать нечистого, у меня гости! – шикнула на него Варида. – Ты опять уже напился?

– К черту мне этих гостей! Мария у тебя? – судя по багровому лицу мужика, он был действительно пьян, и пил он довольно часто.

– На что она тебе опять нужна? Заринка что ль опять не справляется?

– А тебе-то какое дело? Мария моя дочь, поэтому, когда хочу, тогда и требую. Дети орут, как резаные. Ей сказано, чтобы она следила за ними, а она снова убежала!

– Но так Заринка же твоя лупит ее постоянно! Что девочке остается делать? Сносу ей нет! А дети твои орут, как резаные, потому что все в мать и отца. В кого им быть тихими?

– Варида, молчала бы ты лучше! Не была бы ты моей соседкой, за твой острый язык, давно бы тебе встряску устроил. Заринка – моя жена, и ей можно лупить Марию столько, сколько ей вздумается и сколько та заслужит. Если та плохо справляется с детьми, то за что ее по голове гладить?

– Ой, испугалась я безмозглого пьянчугу! Да как можно с твоими оголтелыми балбесами справиться бедной девочке, если они по росту уже вот-вот догонят ее? Я еще, когда роды у твоей Заринки принимала, сразу видела, что все вырастут разбойниками, крови попьют немало. Это они еще пока маленькие, но меня не обманешь, я сразу вижу, кто станет порядочным человеком, а кто бесчестным. Пожалей ребенка, она же без матери осталась!

– Это хорошо, что ее мать, потаскуха, померла, дурного примера меньше. И Марию надо чаще бить, чтоб такой же не выросла! Так, где она? Я знаю, что она к тебе постоянно таскается?

С ужасом я увидел, как этот огромный, кроваво-багрянистый мужик повернул голову и уставился на лавку, в то самое место, где пряталась девочка, пытаясь слиться с ветхим тряпьем.

– Ага, вот ты где, поганка! – гаркнул он и рванул ее за тонкую руку.

Девочка с надрывом, как пластмассовая кукла, пролетела расстояние до мужика и, не доставая до пола ногами, повисла на своем плечике. Ее большие серые глаза тоскливо посмотрели на меня, и, беспомощно волочась, она исчезла в дверном проеме.

В комнате повис тошнотворный запах табака и перебродившего кислого вина.

Некоторое время Варида, нервно жестикулируя, ходила по комнате, возмущалась, поминала мужика всяческими бранными словами, и будто забыла о нашем присутствии, потом, чуть успокоившись, снова потребовала рассказать, зачем мы приехали.

– В доме мальчика случилась беда, – вздохнув, снова начал раскрасневшийся Ладо, вытирая пот со лба. Объяснять – оказалось не так то и просто.

Когда Ладо закончил историю, Варида, шумно дыша, как большой паровой котел, выпучила на нас большие черные глаза, которые и без того были выпученными.

– Вы думаете, что в них вселился бес? – спросила она.

– Если бесы существуют, то…

– Бесы существуют, – категорично отрезала женщина. – Дело другое, что я ими не занимаюсь. Бесовщина – это слишком серьезное и тяжелое дело. Такая простая бабка, как я, вам ничем не поможет.

Я и Ладо беспомощно посмотрели друг на друга: неужели весь наш путь был напрасен. Ладо предпринял еще одну попытку, но Варида снова наотрез отказалась принимать участие.

– Но я останусь сиротой, – воскликнул я, – пожалуйста, помогите! Я больше не знаю к кому обратиться! Мы ехали к вам, потому что вы наша последняя надежда! Прошу, пожалуйста, просто посмотрите на дом, может, вы подскажите, что делать дальше? У меня нет денег, но есть овцы, я отдам вам две, три овцы, сколько вы захотите, но я не могу просто так сдаться, пожалуйста, – я встал на колени перед ней, и Варида, с силой стукнув ногой по полу, потребовала, чтобы я немедля поднялся.

– Ладно, – наконец сказала она после продолжительных раздумий, – я съезжу с вами, но ничего не обещаю. Слышите, ничего не обещаю! Я вас предупредила. Завтра поедем.

Она отвела нас в небольшую саманную пристройку к ее дому и сказала, что там мы можем переночевать.

Вечером, поужинав, я решил сходить на высокий холм, увиденный мной во время прогулки днем. На возвышении холма росла могучая акация, на ветвях которой были перекинуты две толстые веревки, и к ним была привязана деревянная дощечка. В результате эта конструкция образовывала довольно неплохие и удобные качели. Усевшись на них и чуть оттолкнувшись ногами от земли, я мечтательно уставился на пушистые, мягкие облака, освещенные заходящим солнцем. Качели, мерно поскрипывая, отправили меня в далекий мир, в котором не существовало проблем и забот, где я забылся и растворился. Вдруг боковым зрением я заметил маленькую тень, как будто что-то промелькнуло справа, что-то похожее на мордочку маленького зверька. Тень спряталась за корявым стволом дерева. Я тихо спрыгнул с качелей, и, стараясь не шуметь, резко заглянул за ствол. Нет, это была не белка, как я сначала подумал, там, прижавшись вплотную к коре, на корточках, сидела та самая девочка.

– Ты зачем прячешься? – спросил я. – Тебя, кажется, Мария зовут?

Она, не сводя с меня больших глаз, кивнула.

– А меня Иларий. Тебе не нужно меня бояться. Выходи.

Девочка нечего не ответила, только слегка мотнула головой.

– Не бойся. Я тебя не обижу. Хочешь, покатаю на качелях?

Немного подумав, девочка поднялась, подошла к качелям, ловко, как обезьянка схватилась тонкими руками за веревки, подтянулась и села на дощечку. Ее ноги не доставали до земли, поэтому она не могла сама раскачиваться. Я чуть толкнул качели, стараясь, чтобы они двигались плавно и без рывков, и девочка, вытянув вперед ноги, старалась уже сама управлять ими.

– Ты вообще умеешь разговаривать? – зачем-то спросил я.

Она утвердительно кивнула.

– Это здорово! Во что ты обычно играешь?

– Я не играю, – ответила она неожиданно рассудительным голосом.

– А чем ты тогда занимаешься?

– Я нянька.

– А я пастух, овец пасу, – сказал я и замолчал, потому что не мог придумать больше ничего интересного.

Облака, словно набрав огненной силы, заискрились ярче, вплетая в себя сочные и яркие нити неба, опутавшие весь горизонт.

– Красиво там, – сказал я, показав рукой на закат. – Люблю смотреть, как заходит солнце.

– Я тоже. Всегда сюда прихожу, когда получается сбежать. Только мои ноги слишком короткие, кататься не получается, – ответила она.

– Ничего, они еще вырастут, будут длинные, как мои, – поспешил я поддержать разговор. – Сможешь кататься сколько захочешь.

– У тебя слишком длинные, у меня не вырастут такие, – возразила она. – Мне нужны поменьше.

– Значит, вырастут поменьше, но такие, чтобы ты могла сама кататься.

– Тогда согласна, – вздохнула девочка, улыбнувшись. – Ты хотел бы оказаться там?

– Где? На облаках? Хотел бы. Мне кажется, там здорово.

–Там лучше, чем здесь. Эти облака похожи на пряники, политые малиновым вареньем.

– Любишь варенье?

– Ага, очень люблю. Я бы ела варенье вместо всего. Больше всего люблю малиновое. А ты?

– Я тоже, – соврал я: я никогда не ел малинового варенья. – А что ты еще любишь?

– Еще я люблю петь песни.

– Ух ты! Ты умеешь петь?

– Нет, не умею. Но я люблю. Я сама их сочиняю. Хочешь сочиню?

– Конечно!

Девочка вдруг смутилась, с сомнением посмотрела на меня, но все же запела тонким голосом:

– Я б забралась наверх, на пушистые облака,

И забыла бы обо всех, прыгая там до утра.

Там малиновое варенье и зеленые луга,

Пляшут кони из сирени, и русалки ныряют в поля.

Облака унесли бы меня далеко-далеко на моря,

И там желтое солнце, и лето вокруг, там мой друг, там мой друг, там мой друг.

– Ого, как здорово! – с восхищением сказал я и похлопал в ладоши.

Мария весело засмеялась.

– Тебе понравилось? Я еще много умею сочинять. В основном сочиняю про море.

– А ты знаешь, что такое море?

– Знаю, Варида мне рассказывала. Она там родилась. Это такое огромное до самого неба озеро. Оно такое большое, что там дальше ничего не видно. Там поднимается вода, плюхается прямо на камни и разлетается на много-много капель воды, обрызгивая тебя всего. В нем живет много разных чудищ, добрых и злых. Но злые не подплывают близко к земле. Они живут далеко, поэтому там можно купаться. Вода там теплая и соленая, как засушенная рыба. Там много белых птиц, и они кричат забавно. А еще они такие наглые, как коты, которые хотят что-нибудь стащить со стола, – она вдруг замолчала и тяжело вздохнула, устремившись взглядом и всем телом вперед, словно готова была в ту же минуту превратиться в птицу и улететь в представляемый ей мир. – Когда-нибудь я там побываю.

– Я тоже хочу туда.

– Поедем тогда вдвоем? – серые глаза девочки загорелись с такой силой, будто чиркнули спичкой.

– Давай! Но оно, наверное, находится очень далеко.

– Это неважно. Ты просто пообещай, что мы туда поедем, – с мольбой произнесла она, будто от моих слов зависела вся ее жизнь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.