Сквозь миры

Хвостатый развернулся и вышел. Меня попросили полностью раздеться, видя моё смущение один поинтересовался, почему я изменил цвет лица. Когда я хотел сказать, что это простое смущение, то столкнулся с трудностью, в их языке не было ни одного похожего термина. И мне пришлось просто промолчать.

– Отвечайте на вопрос.

– Для этого явления, в вашем языке просто нет подходящего понятия.

– Любопытно. И чего нет в нашем языке?

До этого, каждый занимался своим делом, но теперь все уставились на меня, и я покраснел ещё больше.

– В моём мире одежда – это не только практическая вещь, у нас непринято ходить голым, и когда приходиться раздеваться при посторонних то появляется такая реакция. Это скорей не злость, а страх, страх оказаться беззащитным перед другими. В одежде мы чувствуем себя уверенно и защищённо. Даже есть такое выражение, стоишь как голый. – пока говорил я успел раздеться полностью.

– Да, такому позорному чувству, у нас точно нет определения. Хм, так ваш вид имеет видимую половую принадлежность, теперь понятно, откуда, у вас взялось такое чувство.

– Доктор Кериш. Вам не кажется, что это крайне неудобно? – тот, кого назвали Керишем повернулся к ассистенту.

– Нет не кажется. В некоторых случаях это даже преимущество, они издалека могут определить, кто есть, кто. Ришас и ты Шаки разденьтесь.

Оба подчинились, скинули одежду и встали рядышком.

– Повернитесь. Два раза.

Оба повернулись. Я заметил, что маленькие отростки хвостов поджимаясь закрывали зад, но в остальном, не считая рисунка на коже спины и формы гребешков на голове они были абсолютно похожи на людей. Рисунчатая спина неотличимая от человеческой, но отличались тем, что имели почти белый живот без пупка, совершенно плоскую грудь без сосков. У меня аж рот открылся от удивления.

– Они чего близнецы?

– Нет. Они примерно одного возраста, но разных видов и причём разного пола. Определите кто есть, кто.

– Это просто невозможно. – на полном автомате я покачал головой из стороны в сторону. Мой жест был принят благодушным кивком и чем-то похожим на улыбку, Кериш повернул голову к раздетым.

– Можете одеться и идти, поторопите там Ашера.

В дверном проёме появился Ашер с наклейкой на носу. Хотя, как сказать на носу, носа как такового у них не наблюдался, так небольшой выступ с двумя отверстиями, прикрытыми мембраной.

– Незачем. Доктор Кериш, как наш пациент?

– В полном порядке. Каких-либо заразных болезней не обнаружено. Адекватность на среднем уровне.

– Освободите помещение.

– Но как можно? Он вас уже раз ударил и может накинуться ещё раз.

– Не беспокойтесь, на этот раз, пульт блокировки я держу наготове.

Между когтей поднятой руки показался шарик. Когда все вышли, Ашер подошёл к вешалке, снял один из халатов и бросил его мне. Пока я натягивал и застёгивал халат, господин Ашер освободил стол и с двух сторон поставил стулья.

– Ваша одежда будет храниться на специальном складе, где её изучат самым тщательным образом, вдруг найдут чего полезного. Прошу садиться.

Я поблагодарил и опустился на стул. Опять появились листки и ручка.

– Можно рассмотреть ручку?

– Вы уже такую рассматривали, они стандартны.

– Тогда вопрос, как вы видите то, что написали? – я указал пальцем, на листок, который был уже на треть заполнен. Нет, видеть я конечно не мог, просто определил по месту нахождения острия ручки.

– Так вот, почему вы показывали карандаш из природного материала, – Ашер смотрел то на меня, то на ручку. – Хорошо, позади вас стоит шкаф, откройте и выберите те ручки, которые видите и принесите сюда.

Открыл шкаф, на полке, на уровне пояса лежал ряд ручек. Огляделся в поиске бумаги или того на чём можно написать (Это что, тест на сообразительность?), на руке пробовать как-то не хотелось, мало ли чего они туда налили, и в итоге не нашёл ни чего лучше рукава. Отобрав те, которые, я видел и которые не разъедали ткань, вернулся за стол. Теперь уже Ашер упражнялся в поиске ручки. Отобрал одну и послал меня вернуть добро на место.

– Господин Ашер, для чего столько сложностей?

– Ты ведь должен ознакомиться с документом, перед его подписанием.

– Ну это и так понятно. Для чего тут столько письменных принадлежностей?

– Так в галактике не одни мы живём и у каждой расы своё цветовосприятие. Ты лучше ответь, за что ты меня ударил?

Странно почему он сказал не световосприятие, а именно цветовосприятие. Я пожал плечами и как можно более спокойным голосом ответил:

– Слишком просто для понимания и слишком сложно для объяснений. Звук.

– Ничего сложного, для меня самого иная речь хуже всякой пытки. Так ты, получается среагировал на один из языков галактики.

– Хуже. Такую реакцию вызвали почти все языки и моё терпение лопнуло.

– Интересно ты выражаешься, таких диких сочетаний нет ни в одном известном мне языке. Ты с какой планеты прибыл? – Ашер продолжал заполнять форму опросника.

– Вы мне поверите, если скажу, что я ни разу не поднимался выше стратосферы одной планеты?

– Немыслимо.

– Мыслимо и даже как. Я вам рассказываю, что да как, а дальше уже вам решать, что, зачем и куда.

Рассказ событий много времени не занял. Я выпускал детали и про первое путешествие умолчал. Когда я закончил Ашер сидел ни жив, ни мёртв. Просто как статуя. Я уже подумал, что ему скучно стало и он уснул с открытыми глазами, но стоило мне помахать перед его лицом рукой, как моё тело обмякло.

– Господин Ашер, у нас так проверяют сознание ещё здесь или уже глубоко ушло. – Я снова почувствовал своё тело.

– То, что ты рассказал может разрешить великую проблему. Видимо сама судьба прислала тебя нам на помощь. И значит мы поступили правильно, оставив тебя в живых. Всё-таки не зря я пострадал.

– Простите, но я ровным счётом ничего не понимаю.

– Позже. Сейчас мне необходимо сообщить наверх по инстанции, – Ашер коснулся браслета на руке и в него произнёс. – Дежурный уведите задержанного.

В моём мире есть только рации, да и те как мой кулак, а тут какая-то пластинка, во у них наука шагнула. В дверях появился светлый. Мне ничего не оставалось, кроме как подняться и идти в его сторону, опять становиться пуховым мешком мне как-то не улыбалось. От ужина я отказался, странно, но есть совсем не хотелось, хотя дома перед сном съедал за троих. Пока шли до комнаты, отведённой под мою тюрьму успели познакомиться. Я представился только именем Сергей, мой сопровождающий назвался Чешир. Услышав мой смешок, он поинтересовался что смешного в его имени. Пришлось рассказывать старую детскую загадку про чеширского кота, следом отвечать, кто такой кот и почему он чешется. В итоге, Чешир представлял кота как самое страшное, и притом мохнатое чудовище, ну плохой из меня рассказчик, что ж поделаешь.

– Завтра с утра за тобой придут.

– Подожди. Нет у вас чего-нибудь почитать? Чувствую ночь у меня бессонная будет.

Чешир подошёл к изголовью кровати, пару раз ткнул когтём в стену и над кроватью раздвинулись створки, открывая полки, заставленные книгами.

– Можешь брать любую. Уже поздно, лучше всё-таки ложись отдыхай. Сколько знаю, завтра тебе предстоит тяжёлый день.

– Не привыкать. Спокойной ночи.

Может у кого ночь и была спокойной, только не у меня. Сна ни в одном глазу. Перерыл всю библиотеку, что книгу ни открою пустые страницы и всё тут. Одна нашлась с еле различимыми картинками и большими буквами, э-э, то есть иероглифами, здешнее письмо основано на иероглифическом письме, видимо для детей написана. Местный букварь не иначе. Когда за окном посветлело пришёл Чешир.

– Привет Чешир. Как дела?

– Да как. Приставили меня к тебе персональным охранником, а так как обычно.

– Слушай, ты извини за то, что я тебе тогда, между ног врезал.

– Ничего страшного. Я твой удар почти не почувствовал.

– Как это? Ведь там, ну, это.

– А-а. Вот ты про что. Нет, у нас совершенно другое строение тела, и то, что у тебя снаружи, у нас находится внутри и не имеет такой чувствительности, как у вас. Меня предупредили о подобных вопросах с твоей стороны. Можешь спрашивать, всё что угодно.

– Тогда ответь, чем и как у вас отличаются мужской и женский пол, а то меня, как я понял осматривали две самки и три самца. Вот только. Разницы между ними как-то не заметил. Не ловко будет если я к даме обращусь как к парню или парня назову киской. – монолог прервала поднятая рука Чешира с раскрытой ладонью

– Не так быстро. Пожалуйста. Ты используешь слишком много эпитетов, обозначая одно и тоже. Часть из которых мне совершенно не знакомы. И мне сложно понять, про что идёт речь.

– Как так? Ведь эти слова имеются в вашем словарном запасе.

– Имеются. Вот только пользуются ими – только тираны. Мы простые троки пользуемся гораздо меньшим количеством слов. Достаточным для повсеместного общения.

– Та-ак, – я почесал затылок и посмотрел в глаза Чешира. – А поподробней можно?

– Подробней? Можно. Наш вид разделён на четыре ветви. Первая – она же и главная – тираны. Вторая – это мы троки. Третья – это карри. Четвёртая – щити. Вся разница в месте обитания и происхождения. Таким образом, предки тиранов были хищниками и соответственно они заняли главенство. Троки были травоядными и стали подчинёнными. Карри – это летающие и малообразованные создания, тебе лучше с ними не встречаться, съедят. Ну и щити – это водные обитатели, с ними тебе возможно придётся встретиться, они в основном и придумали большинство технических устройств. У щити и карри свои языки, им тебя не учили.

– Вот как. Вы владеете всем жизненным пространством, в отличии от моего вида, вынужденного ползать по земле. Но в отличие от вас, мы все одного вида. Почему же тогда, с таким раскладом, ты употребляешь слова, которые повсеместными можно назвать с большой натяжкой?

– Все пилоты механических костюмов, – он показал нашивку на плече. – Проходят специальные курсы подготовки, нам иногда выпадает честь сопровождать тиранов, и мы обязаны понимать, в общих чертах, что от нас хочет верховный.

– А как насчёт первого вопроса? Я же вредный, и не успокоюсь пока не получу развёрнутого ответа.

– Относительно тела, мы не различимы. У нашего вида нет внешних признаков пола как у вас. Различается только запах.

– Как же тогда мне вас различать? – выпадение в осадок полное. – И чего мне делать? Ну, не по одежде же определять?

– Для тебя цвет одежды – это самый верный способ и возможно единственный.

– И тут проблемка имеется, – здрасти приехали. – На мой взгляд, вы все ходите в одинаковых серых одеяниях.

– Ты не можешь различать цвета?

– В том и проблема, что цвета я различаю чётко, дальтонизмом никогда не страдал, но ваша одежда выглядит однотонной.

– Пошли. – Чешир повернулся и направился к выходу.

– Куда?

– К профессору Харчи.

Мы почти вышли в коридор и мой дикий смех эхом разнёсся по всему зданию.

– Чего я такого смешного сказал? – спросил Чешир, когда мне удалось успокоится и заглушить рвущийся на свободу смех.

– На моём языке, в старой версии, так называли небольшой запас еды, а позже просто еду.

– Ха, ему это определение подходит как нельзя лучше, профессор любит спрятать еду и потом в тихую съесть. За ним совершенно невозможно проследить, откуда он постоянно достаёт съестное, – Чешир резко посерьёзнел и с угрозой в голосе произнёс: – Только не вздумай, это, повторить при нём или засмеяться. Он тиран. Постой тут.

Чешир зашёл в просторный зал, заставленный разным оборудованием и направился к одиноко сидящему ящеру.

– Профессор Харчи, можно вас оторвать на минутку.

– Да Чешир. Что ты хотел?

– Тут с моим подопечным возникли определённые трудности. Можно ему войти?

– Да. Пускай войдёт.

– Доброго времени суток профессор Харчи. – Харчи повернул ко мне голову.

– Интересное обращение, но у нас оно давно не используется. Ты что хотел?

– Как вы можете объяснить, почему одежда вашего вида для меня однотонна, и вы сейчас пишите бесцветными чернилами, хотя я довольно хорошо различаю цвета в природе.

– Интересный вопрос и с ним лучше обратиться к доктору Керишу. Хотя. Зайдите ко мне через два часа. Проведём маленький эксперимент. Пока идите отдыхайте. Мне надо подготовить оборудование, и вы будете только мешать.

Пока шли по коридору меня озадачила новая мысль.

– Чешир, мне всё не даёт покоя один заковыристый вопрос. Когда я здесь появился то пропорол ладонь, каким-то странным листом и …

– Можешь не продолжать, я понял твой вопрос. Это растение называется кеча. Это сорняк, случайно привезённый одной из экспедиций. Очень вредная и опасная штука. Пока есть время пошли на поле, я тебе покажу наглядно, чем кеча так опасна.

Повернулись и пошли обратно, не дойдя до лаборатории повернули и вышли сначала в склад или гараж хори. Хори стояли в ряд, четыре целых и один без головы, паукообразный выглядел немного жутковато, с торчавшими из шеи проводами и свисающими элементами креплений, больше было похоже на то, что ему кто-то основательно пожевал эту самую голову и не доев выплюнул.

– Что с ним случилось?

– Так это после твоего удара, пришлось разобрать. Хори нежные механизмы, им нельзя бить в эту часть тела.

– Ага, голова у всех существ слабое место, так почему не укрепили?

– Хори – это скрытая разведка, а не бойцы.

– Скрытая? С такими-то размерами. – мы вышли на поле и направились к памятной куче.

– Скрытая потому что, они снабжены самыми чувствительными датчиками, плюс могут ползать по стенам, менять окрас сливаясь с местностью, плести тонкую, но прочную паутину, позволяющую спускаться с любой высоты и держаться на потолке, снабжены миниатюрными копиями способными проникнуть на любой объект. Есть несколько узконаправленных подвидов, но в основном они схожи.

Прошли немного и свернули к обочине. Чешир указал на росший куст травы. Трава как трава, выглядит в точности как пырей, вот только высота была под два с половиной метра, а листы достигали полутора метров в длину и пятнадцати в ширину.

– Вот это кустик. Кроме размера чем он ещё опасен?

– Подойди поближе и рассмотри самый широкий лист на просвет, точнее его кромку, но не вздумай касаться кромки, даже самых маленьких листиков.

Аккуратно подойти не получилось. Споткнулся о корни и полетел прямо на растение и не схвати меня Чешир вовремя, от моего лица могли остаться только воспоминания. Чешир схватил за пояс, и я завис под углом в сорок градусов, относительно земли. Перед глазами была кромка листа и мне удалось его рассмотреть в близи, Чешир потянул меня приводя в вертикальное положение и это медленное отдаление привело мой мозг в ужас. По самой кромочке шли несколько рядов острых и плоских иголок, больше похожие на японские мечи, также слегка загнутые, только их направление не как у обычного растения к кончику, а вовнутрь к корню. Теперь стало понятно, почему, все попытки вытащить тот злополучный листок с треском провалились.

– Я ведь просил, быть осторожней. Если с тобой что случится, профессор уже из меня заначки делать будет.

– С-спасибо. Пошли отсюда, насмотрелся.

– Теперь ты понял, почему лист из твоей руки, был выдернут именно таким образом.

– Понял – не дурак. Это выходит, если напороться на такой кустик, чем больше трепыхаешься, тем сильнее сам себя насаживаешь и разделываешь заодно?

– Ты всё правильно понял, только этому кустику всего лишь десьмина. И он ещё двигаться не начал.

– Что? Двигаться? Брр. – меня аж передёрнуло, когда представил, ЧТО могло остаться в таком случае от моей бедной тушки. Я остановился и повернулся в сторону кечи.

– Да. В пятнадцать дней они начинают двигаться и приобретают твёрдость стали, уничтожают всё до чего дотянуться и подгребают под свои корни, для питания. Стоит только кечи начать двигаться и с ней невозможно справиться, хори ему на один взмах листа, тирч продержится минуту, не больше, остаётся только взрывать, да и то мало эффективно. При малейшей опасности кеча мгновенно прячется под землю. В конце третьей десьмины второй порты разбрасывает семена. Завтра если позволят, сможешь посмотреть, как мы боремся с кечей.

– Вот теперь, я тебя не понимаю, – повернулся к Чеширу. – Десьмины, порты – это сколько в днях?

– Десьмина десять дней, порта четыре десьмины, год десьмина порты.

– То есть, здесь год четыре тысячи дней?

– Нет. Четыреста дней.

Етить с этими числами легко попасть в просак, надо запоминать. Не, на кой хрен оно мне надо, как только снимут ошейник, сразу отправлюсь домой. Хватит с меня этих путешествий. А пока, играем дальше по предложенным правилам.

– А какое исчисление у тебя на родине?

– Неделя семь дней, месяц тридцать-тридцать один день, год…

– Как месяц может быть такой не постоянный?

– Дослушай сначала. Так вот в году у нас двенадцать месяцев. Продолжительность года триста шестьдесят пять дней и раз в четыре года на один день больше.

– Теперь понятно откуда такой разбег.

– Почему такое странное название КЕЧА?

– Это из-за характерного звука. Когда листья разрезают сталь происходит похожий звук.

– А чего химию против них не используете?

– Сразу видно, что ни с чем подобным ты не сталкивался. Родина этого растения, мир где я или ты растворимся максимально за час. Не подходящая среда и сдерживает его рост. Так-то.

– Нагнал жути разной. Я теперь уснуть не смогу.

– Это ещё не жуть. Жуть была, когда первое растение первую порту смогло пережить. Тут целый военный полигон образовался. Видишь, что здесь искусственное покрытие, так это после того. Всё что возможно испытывали, да только всё без толку. Лучевое, плазменное, магнитное оружие, яды разные всё бесполезно, применили вакуумный заряд. Думали всё, справились. Как же, справились. Мы пока его травили, оно ускорило свой рост и успело отсеется, а заряд уничтожил уже мёртвое растение. Это было сто с лишним лет назад. Вот с тех пор и ведём борьбу с этим сорняком. Молодую поросль пробовали выкапывать, только хуже сделали, у кечей корни тонкие и длинные, на месте обрыва появляется новый куст, который вырастает в течение одного дня и атакует всё без разбору, правда живёт всего две порты и засыхает. Был даже план вывезти сотни кубических километров грунта, вот только после исследований выяснилось, что корни распространились на десятки тысяч километров и пока их не тревожишь, они не причиняют вреда и постепенно отмирают, сокращая свою площадь.

– И никто за это время не смог придумать, как с ним справиться? У каждого вида есть в природе свой враг. Привезли и …

– Ты прав, и у этого растения есть свой враг, проблема в том. Враг этот, появись на нашей планете, за пару лет от неё оставит только голый камень. Сожрёт всю почву под чистую, вместе с нами.

– И вам остаётся только подрезать куст, не давая созреть. В надежде что оно само сдохнет.

– Не просто в надежде. Из семидесяти одного осталось двадцать семь и одно особое.

– И чем же оно особое?

– Оно каждый год выдаёт длинные воздушные корни, с особыми свойствами, которые просто необходимы в медицине. Они легко растворяются в серной кислоте и настолько хорошо сращивают ткани, что отрубленная конечность прирастает за несколько часов. Хотели даже культивировать этого мутанта, но потом одумались, никто ведь не знает, может это уникальное свойство именно, этого, куста.

– И как обнаружилось, что этот куст вам полезен? – через подобные вопросы я надеялся узнать, что-нибудь о способах здешних исследований, авось пригодится дома.

– Можно сказать случайно, если не брать в расчёт безумную халатность.

– Ого. Давай трави.

– Не понял, кого и зачем травить?

– Сложности перевода. Рассказывай. Мне всё интересно, по возвращению домой, книгу напишу.

– Пожалуй стоит начать с корней, при выстреле его корни вытягиваются на двенадцать километров в среднем, хотя некоторые корни достигают пятнадцати, прошивают насквозь все препятствия словно лазер и практически моментально твердеют. Ох много шучеров при первом выстреле пострадало, несколько тысяч шучеров из ближайшего города, плюс работники космопорта. Так получилось, что при выстреле, рядом, на пути корней находилась ёмкость с серной кислотой и пробив в сотне мест оболочку ёмкости, корни тут-же растворились и когда исследовали всю бочку признали лекарством.

– Если пробили, почему тогда всё на землю не вылилось?

– Тара была из военного самовосстанавливающегося материала. Самое интересное то, что рядом с тарой спал пьяный вусмерть солдат, он совсем не пострадал, даже вылечился от своей зависимости. Как уже позже выяснилось, один из корней пробил и вторую стенку тары, капли с растворённым корнем попали в рот спящему солдату. Он и пить-то начал из-за того, что получил огромную дозу радиации, такую, что наша природная регенерация не справлялась и жить ему оставалось считаные дни. Так вот растение, растворённое в кислоте, восстановило его тело. После чего и начались исследования.

Меня озадачил один крайне интересный вопрос и если считать их полноценными ящерицами, то возможно, у них регенерация не просто быстрая, а безумно быстрая.

–Подожди, а насколько ваша регенерация быстрая? К примеру рассечение руки до кости за сколько заживёт? А оторванная рука вырастет?

– За двое суток. Конечности отращивать могут только тираны. Надеюсь подобных вопросов больше не будет. Мне эта тема неприятна.

– Мне тоже. Просто у моего вида такая рана, без операции затягивается за тридцать дней, а если загноится, то можно и руки лишиться. Эту кечу, вы тоже подстригаете?

– Какой-же вы слабый вид. Нет оно маленькое и не такое хищное. Разве только в момент выстрела корней пострадает глупый карри, решивший полетать над кечи. Все семена собираются, на всякий случай. Вдруг кечи погибнет.

– Погоди, как это, вдруг погибнет. Первое вы уничтожили уже мёртвым – так? Часть молодых сдохла сама – так? А какого чёрта ЭТО до сих пор живо?

– Говорят же тебе, уникальное. У него ведь ещё и корни не в землю растут, а наверх. Только последние несколько лет, его корни стали намного короче и тоньше, учёные не могут понять, в чём заключается проблема.

Я махнул рукой приглашая Чешира идти со мной и направился к стогу высохшей кечи.

– На моей родине, правители плюнули бы на всякую предосторожность и начали-бы наперегонки экспериментировать.

– Вы сумасшедший и неразумный вид.

– Ты себе даже не представляешь, насколько. Есть даже такое выражение. Человек разумен, а толпа безумна. Даже ваши тираны по сравнению с некоторыми представителями моего вида, милые и пушистые.

– Пушистые не могут быть милыми, ваши пушистые – это самые жестокие убийцы.

Запомнил-таки, что кошка играет с мышью перед тем как её съесть:

– Извини, неточность перевода. Как бы сказать. Какое у вас самое опасно и какое самое милое безвредное животное. Так вот, милые – это ваши тираны, а опасные – представители моего вида. Так понятней?

Чешир задумался на минуту. Видимо придя к известному только ему одному выводу кивнул. Больше своим мыслям, чем соглашаясь с моими рассуждениями.

– Понятней. Тогда возникает вопрос, как вы сами себя не уничтожили?

– Кто-бы знал. Может мелкие междуусобные войны время от времени, остужают горячие головы. – я стоял и рассматривал стог, пытаясь найти крупный, но не опасный фрагмент этой треклятой кечи.

– На вас, нападает другой вид?

– Нет. Мы воюем только между собой. Государство на государство.

– Последняя фраза мне не понятна.

– Это у вас один правитель на всю планету, у нас вся суша поделена на части – государства, и в каждом, правит свой правитель. Стало правителю скучно или жадность разыгралась, и он поднимает народ на войну с другим правителем.

– У нас вообще-то, не один правитель, вся планета поделена на зоны влияния, но у нас договариваются, а не воюют друг с другом. Конечно иногда приходится усмирять несогласных, но до войны не доходит. Давай прекратим эту тему. Это неприятно. Надо идти к профессору.

Обратно шли молча. Чешир в своих мыслях, я в своих. Из кучи листьев я крайне осторожно достал короткий обрубок широкого листа и теперь, на ходу, рассматривал его. При ближайшем рассмотрение выяснилось, что зубцы на краю подвижны и действуют заедино, словно держатся на одной нитке, один ряд одна нить, другой – другая. Выходит, если напороться на такой листик, тебе даже дёргаться не надо, итак разделают в фарш. Перед входом я переда листок Чеширу.

Чешир с лёгкостью ориентировался в здание. Отсчитывал двери что ли.

– Профессор Харчи разрешите войти?

– Проходите оба.

Мы вошли. Профессор указал на кресло куда я и уселся.

– Чешир, пристегни его. Реакция может быть неадекватной.

Чешир набрал на пульте комбинацию и меня буквально спеленали тканью с головы до ног прижимая к креслу. Остались свободными, только лицо и кисти рук. Ткань затвердела, создавая подобие корсета на всё тело. Как я понял, эта рептилия миндальничать со мной не собиралась. Правильно, кто я такой для него, просто объект для изучения, вот и всё. Профессор пододвинул к моим глазам аппарат похожий на тот, что применяют при проверке зрения и в нашем мире, только с зажимами для век. Внутри включился свет и начал слепить меня.