Донская история. Проблемы. Факты. Суждения

К середине XVII в. произошло образование военно-политического объединения верхних и нижних казачьих юртов в единое Войско Донское, что имело принципиальное значение. С этого времени понятие «Войско Донское» стало означать все казачьи земли, примыкающие к Дону на всем его протяжении. Этот процесс объединения наметился еще в конце XVI в., Смута задержала его оформление, но централизаторская политика новой царской династии стимулировала объединительный процесс как в рамках территории «казачьего присуда» Дона, так и в плане присоединения Дона к московскому государству. По некоторым данным именно с 1645 г. земля Войска Донского стала рассматриваться царской властью как составная часть Московского государства.

Казачество как субэтническая общность могло реализовать себя и свои интересы в Российском государстве только через феодально-сословный принцип организации общины, доминировавшей в средневековом обществе. Реализовавшийся путь развития обусловливался совокупностью объективных факторов, прежде всего, внутренним социально-экономическим положением субэтноса, неполитическим и экономическим давлением Московского государства, борьбой с мусульманской Османской империей, наконец, имманентной потребностью выражать интересы русского народа. Развитие донского казачества в Российском государстве осуществлялось за счет усиления связей с ландшафтом и изменения характера трудовой деятельности. Обретение казачеством сословных признаков, прав и привилегий не исключало развития субэтнических элементов, но отводило их на второй план.

Признание казачества в качестве самостоятельной военной и политической силы явилось первым шагом на пути превращения его в сословие. Противоборствующие политические силы – Московское государство и Османская империя – с разных сторон стали учитывать казачество как геополитический фактор, стараясь всеми силами привлечь его к достижению собственных целей. Закрепление за всеми представителями казачьего субэтноса личной свободы и имущественных прав, источников доходов (беспошлинная торговля, рыболовство, добыча соли и т. д.) становится необходимым условием материального обеспечения казаков. Данное развитие событий удовлетворяло и московское государство и казачество. Для правительства расширялись легальные и легитимные возможности использовать казачество в своих целях, а для казачества – права и привилегии служили юридической формой защиты от чиновничьего произвола, социально-экономических и политических притязаний других этносов и социальных групп. Уже первые приобретенные казачеством права и привилегии превратили его в соучастника государственной власти.

В XVII в. шел процесс формирования самосознания казачества как особой этно-социальной группы. Для него характерны, во-первых, общая историческая память, представления об общей судьбе и родстве казаков, во-вторых, представление о личной свободе казачества и независимости Войска Донского, в-третьих, представления о казачьих традициях, ставших характерными чертами казачьего менталитета. Это патриотизм, свободолюбие, преданность долгу и войсковому братству, общинный коллективизм, веротерпимость, ненависть к врагу при полной терпимости в своей среде к людям нерусской и нехристианской религиозной принадлежности. Когда казачество стало опорой самодержавия, то добавилась и преданность царской власти. Н. А. Мининков подчеркивает, что в основе мировоззрения казаков лежал средневековый провиденциализм, сочетавшийся с выраженными чертами рационализма нового времени. Свою роль казаки претенциозно видели в том, что бы быть защитниками православной веры, русского государя и народа от «басурман».

Однако казачья вольница имела и собственные эгоистические интересы.

Отдаленность казачьего края от центра обусловила определенную, исторически возникшую, относительную самостоятельность казачества, его известное противопоставление русскому крестьянству. После вынужденного перехода казаков во второй половине XVII в. к «легальному» скотоводству и земледелию, большие площади земель на Дону перешли к ним в исключительное пользование. Вследствие этого в дальнейшем укрепилось представление казаков о своих исторических, никем непоколебимых правах на донскую землю [23].

Особое значение имел складывавшийся механизм взаимоотношений Москвы и Дона, который был в основе политики царского самодержавия на Дону. История казачества развивалась параллельно с развитием государства российского, так как Москва постоянно стремилась привлекать казаков для решения своих задач на основе договорных отношений. Вслед за С. Г. Сватиковым, Н. А. Мининковым ряд историков считает, что это является вариантом отношений вассалитета-сузеренитета, несмотря на то, что в Европе в эти отношения включался личностный компонент, и они в целом были характерны для удельного периода, а не позднего Средневековья. Хотя в чистом классическом виде вассалитет-сюзеренитет наблюдался в Западной Европе, это не отрицает появления этого явления в превращенном и модифицированном виде и в российской истории. В условиях становления российской цивилизации и казачества, являющегося, по мнению Н. А. Мининкова, региональным компонентом русской цивилизации, произошла определенная инверсия этого явления, как впрочем, произошло со всем феодализмом, сословно-представительной монархией. Сущность отношений вассалитета-сюзеренитета заключается не просто в подчинении одного партнера другому, но и в сохранении свободы и относительной суверенности младшего партнера, что позволяет совершенно обоснованно применить это понятие в целях доказательства концепции постепенного подчинения Москве полунезависимой вассальной республики и ее превращения в составную часть русского государства. Решающим и поворотным пунктом в этом процессе стало принятие крестоцеловальной присяги донцами на верность московскому царю после подавления разинского восстания.

Казачество, конечно, преследовало свои специфические интересы особым положением, но это не исключало совпадения определенных интересов казаков и великорусских крестьян. В частности борьба казачества за сохранение своих прав и свобод позволяла сохранять Донскую квазигосударственность, являвшуюся убежищем для беглых крепостных крестьян и холопов, согласно квазисуверенному принципу «С Дона выдачи нет!» Впоследствии русские цари с особой решимостью ликвидировали это суверенное право Дона, нарушавшее сложившуюся социально-экономическую систему самодержавной и крепостнической России.

Московское правительство решало в этот период очень сложные задачи стабилизации внешнего и внутреннего положения. Отношения с казачеством, как впрочем и во все последующие годы, не являлось предметом первоочередного внимания и заботы правительства. Единственно, оно постоянно требовало активного участия казачества в войнах с Польшей и его отказа от проведения самостоятельной внешней политики в отношении Крыма и Турции. 26 сентября 1649 г. царь Алексей Михайлович пожаловал донским казакам еще одно знамя и для их усиления было направлено 3000 добровольцев с Украины для записи в казачество. Однако казаки по-прежнему сопротивлялись принятию на себя обязательств под присягой и настаивали на том, что они являлись слугами царю и России на добровольной основе как приверженцы общей православной веры и русского народа, оставаясь в рамках самостоятельного государственного образования – Войска Донского. Историки считают, что такой тип зависимости вполне можно обозначить как «протекторат» (Платонов), «вассалитет» (Сватиков). Об этом свидетельствует передача функции сношения Москвы с Войском Посольскому приказу. Это убеждало казаков в признании Москвой особой самостоятельности Дона, и Войско Донское иной раз позволяло себе акции, расходившиеся с политикой Москвы. Например, казаки казнили посланного Москвой дворянина Карамышева, а Москва не решилась примерно наказать самовольный Дон.

Казачий Дон пытался следить за сохранением своего квазисуверенитета и собственного войскового права, но истощенное пятилетним «азовским сидением» донское казачество было вынуждено просить о военной и материальной помощи Москву. Дон впервые согласился на посылку в свой край вспомогательных войск. Однако Москва была еще не в состоянии затрагивать самостоятельность войска во внутренних делах. На Дону по прежнему функционировало специфическое войсковое право (т. н. обычное право) – комплекс неписаных положений, обычаев, регулирующих деятельность круга, атаманов, предельно упрощенное судопроизводство и наказания провинившихся. Причем наказания по войсковому праву отличались крайней жестокостью – за большинство нарушений полагалась смертная казнь («мешок на голову и в Дон»).

Московское право, как правило, не распространялось на донских казаков. «Соборное уложение» 1649 г предусматривало наказания только служилым городовым казакам. Находившиеся в Москве в составе посольств («зимовые станицы») казаки пользовались полной неприкосновенностью и имели дело исключительно с Посольским приказом. Более того, все находившиеся на территории Войска Донского представители Московского царства подлежали «казачьему присуду». Свою политическую обособленность они традиционно подчеркивали принципиально важным смысловым выражением: «Здравствуй Царь в кремлевой Москве, а мы казаки – на Тихом Дону!» Это было неписанное общепринятое правило, означавшее по своему смыслу независимое от Москвы существование Донского казачества. Особой, не менее принципиальной чертой донского войскового права была возможность политического, социального и религиозного убежища всех беглых и изгнанных, что выражалось в чеканной неписанной формуле «С Дона выдачи нет!» Принимая беглых крестьян, казаки вызывали бурное негодование русских бояр, требовавших от правительства прекращения сложившейся практики укрывательства на Дону. Однако политическая необходимость и слабость государства после Смуты вынуждали Москву временно мириться с существованием донской, республиканской по характеру, казачьей государственности с совершенно чуждыми ей социальными порядками равенства и военно-демократического народоправства. Вопрос ликвидации таких альтернативных устоев и порядков был вопросом времени.

Во второй половине XVI в. на Дону начался социально-экономический кризис, вызванный неожиданно возникшей перенаселенностью Донского региона. Церковный раскол 1666 г. вызвал поток гонимых староверов на Дон. Андрусовское перемирие, расколовшее Украину на две половины, также стимулировало эмиграцию на Дон. Наконец, ужесточение феодально-крепостнических порядков в России, зафиксированное в Соборном уложении 1649 г., усилило традиционный выход крестьянства на Дон. В результате обострились социальные противоречия между зажиточным, «домовитым» казачеством, ориентировавшимся на Москву, и «голутвенным», беднейшим, а также «воровским» казачеством, которое резко выросло в количественном отношении. Природные ресурсы региона оказались не в состоянии обеспечить рыбой и зверем прибывших поселенцев, которым согласно традиционному войсковому праву было запрещено заниматься земледелием. Возникшая крайняя скудность жизни, доходящая до голода, вынудила «голутвенное» и «воровское» казачество осуществить грабительские походы на персидские берега Каспия. Поход на Москву отряда Василия Уса, набеги казачьей группировки Степана Разина на персидские земли в 1667–1670 гг. стали типичными разбойничьими походами «за зипунами». Правительство решило прекратить любой ценой такие разбойничьи походы, которые подрывали как внешнюю политику страны, так и ее экономическое положение. Казаки, напротив, решили выступить против «изменников бояр», посягнувших на исконные права казачества как защитника Руси от «басурман». Царская власть учитывала разницу интересов коренного и пришлого казачества, поощряя старшин, более обеспеченных казаков-«низовцев» (проживавших на Нижнем Дону) и ограничивая «верховых». Жалованье царя распределялось в основном среди «низовцев», которые в ответ принимали участие в походах против бунтующих казаков. Ю. Д. Гражданов подчеркивает характерный факт: в 1698 г. верхушка донского казачества пыталась навязать промосковскую позицию Яицкому войску, за что посланцы с Дона были здесь казнены по старому казачьему обычаю [24].

Возглавивший походы Степан Разин со своим казачье-крестьянским войском обрушился на российские территории вдоль Волги, освобождая крестьян и устанавливая там порядки по образцу «казачьего народоправства». В 1671 г. государево войско Ю. Барятинского разгромило движение повстанцев, а сам Степан Разин был предан и сдан власти казачьей верхушкой. Поход на Москву объективно был попыткой большой части вольнолюбивого донского казачества повлиять на социально-политическое устройство Московского государства. Разин созывал в свои ватаги всех «кабальных и апальных» и призывал их «изменников вывадить» и мирских «кравапийцев вывадить». Главной целью разинцев было разрушение государства и того, что его олицетворяло. Они убивали не только приказных людей, но уничтожали, например, в Астрахани, дела государственного управления, суеверно освобождаясь от делопроизводственных бумаг – символа крепостного порядка. Уничтожая архив астраханской приказной палаты, Разин приговаривал: «Вот так я сожгу все дела на верху у государя» [25].

Но столкновение казачества и государства закончилось крахом казачьей вольницы. Разинцы не только были разгромлены, но спровоцировали новый этап огосударствления донского казачества. Самодержавие обвинило «домовитое» казачество в преступном нейтралитете и запоздалом вмешательстве в дело поимки С. Разина и на этом основании вынудило его принять от имени всего донского казачества «крестоцеловальную» присягу на верность царю [26]. 29 августа 1671 г. атаманы и старшины, казаки нижних и верхних городков поклялись «не щадить живота своего» в борьбе со всеми врагами и предателями государя. Став фактически подданными Москвы, казаки в то же время не лишились пока еще своих атаманско-круговых обычаев внутреннего управления. Но было серьезно ограничено право чисто политического убежища и право внешнеполитической деятельности. Это было только начало системного вторжения Московского государства в дела донского казачества.

В 1676 г. казачество вновь поклялось в верности новому государю Федору Алексеевичу, что положило начало регулярному порядку принятия присяги самодержцам. В новых условиях правительство усилило свое давление на Дон с целью полной отмены социального убежища для беглых крестьян. Под нажимом власти войсковая старшина во главе с Фролом Минаевым организовала преследование сторонников «старой веры», уничтожив их поселения. Бездомных бедняков («бурлаков»), бежавших на Дон, теперь перестали принимать в ряды казаков.

В последней четверти XVII в. земля становится непременным условием хозяйственной жизни в регионе. Получая землю в качестве пая от войска, казаки не всегда могли ее использовать сами и нанимали работников из пришлых людей. Они были свободны от государственных податей и повинностей, имели право на беспошлинную торговлю и получение жалованья от царя. Наконец, на Дону рельефнее обозначится социальный раскол на голутвенное и домовитое казачество. Это способствовало упрочению социальной базы для Московского государства в его взаимоотношениях с донской вольницей. Приведение казачества к присяге на верность московскому царю после разгрома казачье-крестьянской войны, означало его фактическое включение в политическую систему России.

Дальнейшее развитие казачества направлялось самодержавием в русло сословного строя в целях решения таких задач, как защита и заселение приграничных территорий, закрепление за ними военной службы в качестве государственной повинности и одновременно прав и привилегий на хозяйственную деятельность, стирание различий между войском Донским и вновь созданными по инициативе правительства новыми казачьими войсками.

Правление Петра I стало этапом окончательного превращения казачества в элемент государственной системы. Существует точка зрения о том, что преобразования Петра I в социальной сфере не форсировали, а затормозили развитие страны до середины XIX в. [27]. Петр I создал такую бюрократическую систему, которая выстроила в иерархическом порядке все социальные, этнические группы, сословия и т. п. Причем не следует переоценивать значение огосударствления казачества, которое, как и в предыдущие периоды истории государства, находилось на периферии большой российской политики.

В ходе знаменитых азовских походов нового самодержца Петра I была продемонстрирована сила и воинские умения донского казачества. В мае 1696 г. казаки на своих стругах в присутствии царя разгромили 20 судов Турции, а затем приняли участие в успешном штурме Азова. Первоначально довольный Петр увеличил в размерах поставки казакам традиционного «жалованья», приказал казакам заниматься земледелием и виноградарством и винокурением и т. п. Но вновь обнаружившееся своеволие казаков не вдохновило императора на развитие самодеятельности казачества. Отношение императора к казакам отразила новая печать войска, на которой был изображен голый пьяный казак с саблей, сидящий на винной бочке. В процессе превращения России в абсолютистскую империю в начале XVIII в. им было принято принципиальное решение о ликвидации самостоятельности Войска Донского.

В 1703 г. Петр I решил привести в покорность казачьи городки и выслать из них на прежние места тех пришельцев, которые поселились там после запретительных указов. Они должны были обязать атаманов и казаков не принимать впредь беглых людей, под угрозой смертной казни. Присвоение изюмскими городовыми казаками доходных соляных промыслов, принадлежавших всему войску, присылка на Дон регулярных войск под командованием В. Долгорукого и жестокие методы сыска и уничтожения городков вызвали возмущение казаков. Под командованием бахмутского станичного атамана Кондратия Булавина и его сподвижников Хохлачева и Некрасова, казачество выступило в 1707 г. против царских войск, а также против войскового атамана Л. Максимова и его преемника И. Зерщикова. Это было уже чисто казачье восстание против российского государства. Избранный войсковым атаманом К. Булавин пытался организовать взятие Азова, обеспечить распространение восстания на Украину и Поволжье. Но долго сопротивляться царским войскам повстанцы не смогли. После недолгого сопротивления повстанцев, последовавшей смерти К. Булавина от рук казачьей верхушки и уничтожения царскими войсками казачьих городков по Донцу и его притокам, казаки вынужденно смирились. В восстании непосредственно участвовало, по данным В. Долгорукого, 20 тысяч человек, 7 тысяч плененных казаков было казнено. Исследователи сделали вывод, что в восстании участвовало пришлое население. Причем наказание донского казачества носило демонстративно жестокий характер и имело геноцидальные черты. Треть казачьих городков была сожжена, плоты с повешенными казаками-бунтарями были пущены вниз по течению реки. Ушедшие на Кубань, во владения крымского хана, полторы-две тысячи участников восстания во главе с атаманом Игнатовым стали активными врагами русского самодержавия и России. Д. В. Сень в своем обстоятельном исследовании «Войско Кубанское Игнатово Кавказское. Исторические пути казаков-некрасовцев 1707–1920 гг.» показал, что они пользовались за свою верную службу поддержкой хана и в дальнейшем вообще переселились в Малую Азию. Данный эпизод свидетельствует о том, что субэтнические характеристики казачества были на данном этапе настолько сильны, что позволили пренебречь присягой 1671 г. и перейти на службу «царю-басурману».

Разгром казачьего восстания К. Булавина в 1708 г. стал рубежным событием в инволюции донского казачества как относительно самостоятельного субэтноса. Лишенный самостоятельности Дон был включен в состав Азовской губернии. Петр I запретил войску иметь своих послов, ограничил выборность войсковых атаманов, которые теперь утверждались самодержцем, подчинил в церковном отношении Дон воронежскому митрополиту, а не патриарху как ранее, ввел войско в подчинение Военной коллегии вместо Посольского приказа. На Дону строились крепости с гарнизонами для контроля над казаками. Как четко зафиксировал Сухоруков, с Петра I собственная история вольнолюбивого донского казачества закончилась, и наступила «власть старшин и атаманского всевластья, автономии окраинного сатрапа, раба самодержавного владыки». Впрочем, казак мог продолжать любить и провозглашать волю, но его шашка теперь принадлежала царю. А. И. Козлов подчеркнул, что если раннесредневековая Русь с ее неразвитой, но все-таки существовавшей феодальной демократией, чуть ли не создала вольный Дон, то российская империя с ее всеобъемлющей централизацией, авторитаризмом и абсолютизмом, урезала его казачьи вольности.

На наш взгляд, история донского казачества и до Петра Великого была настолько тесным образом связана с политикой московского государства, что не могла и тогда рассматриваться вне его интересов и потребностей. Можно предположить, что принципиальная разница заключалась в следующем: до Петра I казачество выполняло по нисходящей функции специфической (народной, охлократической, этнической, территориальной и пр.) оппозиции политической власти, а после трансформации в XVIII в., оно стало активным проводником ее политики. Донское казачество постепенно переставало быть субэтносом, относительно свободным в своем выборе, и превращалось в военно-служилое сословие. Оно, конечно, имело свои этнографические особенности, но их не следует преувеличивать, хотя бы потому, что подобного рода особенности имели все сословия России. Например, русское дворянство XIX в. говорило на французском языке, было приобщено к европейской культуре, имело такие права и привилегии, которые максимально выделяли его из основной массы русского народа. Но ведь никто не утверждает, подобно казакоманам, что российское дворянство – это особый народ, что дворяне произошли от викингов, римлян, греков… что дворяне всегда жили сами по себе и по своим законам, что дворяне от дворян «ведутся»…

Нельзя отрицать, что казачество стало сословием, может быть, субэносом-сословием, в котором сословные характеристики развивались, а этнические сокращались. Выдающийся ученый и организатор науки на Юге России Ю. А. Жданов, считал, что в существовании казачьего сословия нет ничего удивительного, как и в том, что это сословие исчезло. «Исторически сословный элемент всегда преодолевался в ходе общественного развития. В этом нет ничего специфически российского: сословное деление во всем мире обречено исторически. Оно почти повсеместно пало в Европе под влиянием Великой французской революции, вообще отсутствовало в истории США. В то же время преодоление сословности ни в коей мере не может задеть историко-культурного своеобразия казачьего субэтноса, культурных и передовых исторических традиций. Эти традиции в первую очередь связаны с освободительными движениями Степана Разина, Ивана Болотникова, Кондрата Булавина, Емельяна Пугачева. Казаки сыграли выдающуюся роль в освоении территории Российского государства (Ермак, Дежнев и др.), совершив свой исторический маршрут в глубины Северной Америки. В любом народе, в любом этносе замысловато переплетаются самые разнообразные исторические, социальные и культурные традиции. Встречаются среди них прогрессивные, жизнеутверждающие, творческие. Бывают и иные: архаические, консервативные, темные. Их соотношения и влияния могут по-разному оцениваться разными исследователями» [28].

Мы оцениваем соотношение прогрессивных и архаичных традиций исходя из того, что казачью судьбу, как и жизнь других сословий, определяли указы императорской власти. Утвержденные императором войсковые атаманы управляли всеми казачьими делами через войсковую канцелярию, в которой, кроме атамана, присутствовали все наличные старшины. Звание старшин, получаемое сначала теми войсковыми атаманами, которые оставляли свою должность, затем присваивалось всем лицам, имевшим в управлении казачьи отряды и полки, а также жаловалось войсковым кругом или высочайшею волею за заслуги. С 1754 г. производство в старшины было запрещено войсковому кругу без представления в Военную коллегию. Вся власть сосредотачивается в руках атамана и канцелярии войсковых дел. Войсковому атаману Даниле Ефремову за его заслуги было позволено передать атаманскую власть по наследству своему сыну Степану. Это привело к тому, что новый атаман стал практически самодержавным правителем Войска Донского. В 1771 г. атаман С. Д. Ефремов привез в Военную коллегию свой проект развития Донского войска. В нем предлагалось ликвидировать войсковой круг, подчинить всю войсковую администрацию атаманской власти, дать атаману право назначения членов войсковой канцелярии и вообще всех должностных лиц в войске. По существу Ефремов хотел полномочий такого высокого уровня, что неизбежно поставило бы вопрос не только о статусе самого войскового атамана, но и повышении статуса всей территориальной квазиавтономии Войска Донского. Слишком большие претензии С. Ефремова вызвали закономерную ответную реакцию центральной власти. Екатерина II поняла смысл предложений и достаточно жестоко наказала зарвавшегося казачьего атамана, забывшего настоящее место казачества в империи. От смертной казни Степана спасла его личная заслуга – участие в свое время в т. н. «петергорфском походе» по свержению Петра III и воцарению самой Екатерины.