Снеговик, икра и Рождество. Русскiй детектiвъ

Ну да, у всех были слабости, и свои имелись у морского офицера. Не терпел он, по флотской привычке, чинодральства. И предпочитал обращение по имени-отчеству, безо всяких там «благородий».

– И где дворник? Тот кто обнаружил мёртвого?

– Так вот, Бурунов Матвей.

Околоточный поставил перед полицейским чиновником молоденького парня, в дворницком наряде. Ничего необычного Стабров в облике дворника не заметил, глаз тот не опускал, рук не прятал.

– Да, ваше благородь, Матвей Никифорович Бурунов, крестьянин Владимирской губернии.

– Так ты обнаружил погибшего? – спросил Стабров, – при каких обстоятельствах?

– Утром, мёл мостовую перед усадьбой, хозяина Евграфа Пантелеймоновича Пантелеева. Снег был сильный, порядок надо было навести. И вот, в сугробе и обнаружил мёртвого, тут же вызвал околоточного, Егора Ивановича.

– Прошлым днём, этого сугроба не было? Может быть, уж не один день лежит?

– Как можно! – возмутился дворник, – работаю на совесть. Не было снега на тротуаре, все это подтвердят.

– Точно так, – добавил околоточный, проходивший рядом, – чисто убирает Бурунов. Не было вчера этих куч снега.

И Егор Иванович вернулся помогать к Никулину Тот освобождал из льда и снега тела, используя теплую воду. Рядом, с фотоаппаратом на треноге, суетился и Шульц, снимая на фотопластинки место происшествия.

– Слышал ли что? Может быть, крики, стрельбу, или ещё чего? – снова спросил Сергей Петрович дворника.

Дело пока было непонятным, и следовало узнать как можно больше. Николай Григорьевич молчал, видимо, пока ничего не обнаружил. Только подъехал Федюнин, стоявший чуть поодаль с дюжими санитарами, с носилками наготове.

– Вообще ничего. Но ночью, хозяйские собаки сильно залаяли, а это было где-то пол второго ночи. Подумал, воры, прости Господи… Я оделся, подошёл к забору, но ничего не заметил. Следов чужих во дворе не было, замки целыми висят. Только, вот, слышал, что «лихач» по улице проскочил.

– А чего решил, что лихач?

– Сани богатые, лакированные. Уличный фонарь стоит с забором усадьбы рядом, так что борта экипажа блестели сильно, с дрожками какого-то «ваньки» не перепутаешь.

Стабров дополнил все показания в своём блокноте, записал своим коротким карандашом, то, что рассказал Бурунов. Никогда ведь не знаешь, что окажется важным, и это полицейский чиновники усвоил эту истину твёрдо. Вздохнул тяжело, да опять глянул на это место.

Вдруг, с грохотом с крыши доходного четырёхэтажного дома упал целый град сосулек. Стабров, в тревоге повернулся. Звук- о был такой, словно выстрелили рядом.

– Егор Иванович! Непорядок! А как и убьёт прохожего? – громко произнёс он.

– Да уж пятый раз хожу к управляющему, Кузьме Спиридоновичу! Тот всё отнекивается. Дескать, Митрич, пожилой, не успевает везде, а особенно на крыше наледь сбивать!

Сергей Петрович только вздохнул тяжело, да спрятал озябшие руки в карманах. Сказать честно, морозец и уши щипал хорошо, но ничего, было ещё терпимо.

– Так что, Николай Григорьевич! Что с телом? – спросил он, – что обнаружили, следы какие?

– Нет, у этого «снеговика» огнестрельной раны я не вижу… Есть след от удара, в шею, чуть ниже уха… В сонную артерию. Наш несчастный кровью истек. Вот, и она тоже вмерзла в лёд. Франц Янович, вот здесь ещё снимите, – обратился криминалист к фотографу.

Шульц навел объектив, и сильнейшая вспышка «Кодака» озарила и заледенелый забор, лёд мостовой и враз побелевшие лица людей, стоявших рядом. Лицо мертвеца показалось в ту секунду просто блестящим, серебряным, с почерневшими глазами, и чёрной, как смола, кровью на шее.

– Но, раздеть и полностью осмотреть тело смогу только в морге. И одежда промерзла насквозь, – оправдывался Никулин.

– Хорошо. Николай Григорьевич, езжайте с Шульцем в морг, там всё и задокументируете. Вас Гвоздёв, на автомобиле довезёт. А мы отсюда и на дрожках извозчичьих доберёмся.

– Обо всём доложу, – был краткий ответ криминалиста.

И то, господин Никулин был твёрдый и невозмутимый духом человек, словно боцман Шевченко с первого корабля, где начинал служить тогда ещё мичман Стабров, на старом броненосце «Апраксин». Тот тоже, бывало… Тут Сергей Петрович поспешно вздохнул, прерывая те давние, но приятные воспоминания.

– Ну что, Минаков? Зайдите, опросите владельца усадьбы, господина Пантелеева. Сами что думаете?

– Да что скажешь? Рана чудная… Пули Никулин не сыскал. И не нож, точно. Может сосулька упала? Шёл такой вот господин, из трактира. И с крыши, на его беду, упала сосулька, разорвала сонную артерию, он прошёл несколько шагов, да и упал, бедняга, мёртвый. Не повезло! – и сочувственно пожал плечами.

Да, Александр Владимирович был служакой честным, и не злым. Не творил дурного, это знал Сергей Петрович твёрдо. И хотя и не ходил в церковь, а носил Бога в себе, в своём сердце. Видно за это его и полюбила жена его, Людмила, она же циркачка, сама бесстрашная Люсиль La Reves.

– Да уж… Ладно, вы к Пантелееву, а вы, Андрей Сергеевич, к управляющему этого дома для серьёзного разговора. И с дворника, как его, Митрича, возьмите подписку о невыезде из Москвы. А я поброжу пока, посмотрю, что здесь такого, вокруг…

– Понял, Сергей Петрович! Я мигом! – ответил Девяткин, и направился к почти шикарному доходному дому.

Водилось такое за его начальником, как сразу припомнил Андрей Сергеевич, ходил кругами Стабров, когда старался всё обдумать. Если дело попадалось непонятное. А тут чего? Убило обывателя. Несчастный случай…

ГЛАВА 4 В усадьбе и в доходном доме

Минаков же неторопливо постучал в калитку купеческой усадьбы. Ну так, ничего необыкновенного. Высокий забор, крашеный извёсткой, украшенные резьбой деревянные ворота, и калитка такая же. Вот и стукнул туда же, кулаком. Крикнул для острастки:

– Полиция, открывайте!

Два пса лаяли уже, аж захлебывались, бедные, а хозяева, всё ничего… Но вот, раздался мужской голос:

– Иду! Хватит собак пугать!

Ну конечно, как представил себе Минаков, прямо бедные собачки испугались, и уж верно, в будках своих спрятались, да хвостики прижали.

– Вот, уже здесь…

Лязгнул замок, а за ним и крепкий, верно, кованый засов. Такой, конечно, только Толя Жук вскрыть бы мог, но он, сердешный, теперь в Сибири, на каторге, камень долбит.

Ну а перед ним стоял, судя по тулупу да кнутовищу за поясом, и запаху от грязных сапог, кучер, и конюх заодно. Всё было при нём- и бородища до пояса, и меховая шапка.

– Полицейский надзиратель Минаков, – и он показал жетон, – проводи к купцу Пантелееву. У его усадьбы человека убили.

– О господи, – и новый знакомец перекрестился, – сейчас провожу.

Минаков прошёл во двор, дождался, пока за ним не пришла осанистая полная женщина в тулупе, валенках, да и завязанным вокруг головы толстым серым платком.

– Поднимайтесь, вас ожидает Евграф Пантелеймонович, – быто сказано этой хранительницей.

Дальше, как обычно в подобных домах, его провели в горницу на втором этаже. Комнату украшали ковры на стенах и полах, в угу имелось и чучело медведя. За столом, в креслах, как царь и царица, восседали хозяин и хозяйка, в стеганых шёлковых халатах ради тепла. Цвета были, как на иконах- у купца тёмно-синий, а у купчихи тёмно-красный. Правда, вместо корон в наличии имелись только бархатные колпаки.

– День добрый, господа. Александр Владимирович Минаков, полицейский надзиратель. Пришёл узнать, не слышали ли чего вчера ночью?

– Мы заметили, что полиция у нашего забора, – спросила женщина, – чаю не хотите? – невпопад добавила она.

Было видно, что купчиха взволнована. Но в чём дело, пока полицейский не понимал. Собственно, предстоял лишь обычный разговор, пустая формальность для отписки в деле. «Никто ничего не видел и не слышал». И Минаков уже достал бумагу и карандаш.

– Улита! Чаю принеси!

Та же женщина, что провела его в дом, только сейчас в ярком красном платье в цветочек, и бардовом платке, придерживающем волосы, принесла поднос, на котором стояли три чашки чая, при непременных блюдечках. И ещё на деревянной тарелочке лежали исходившие запахом ванили баранки. Соблазн был велик, да и разве модно было посчитать пару баранок взяткой, как сказал себе озябший и оголодавший полицейский.

– Угощайтесь! – наконец произнёс хозяин дома, и сам подвинул к себе чашку.

Минаков отпил из своей чашки, и чай был превосходен. Баранки просто таяли во рту, и чувство голода и холода куда-то ушло.

– Итак, Евграф Пантелеймонович, не слышали ли чего этой ночью?

– Да сплю я хорошо, – спокойно произнёс хозяин дома, – лёг около девяти вечера, как ходики поправил. Я, знаете ли, обожаю свои часы с маятником, и самолично поднимаю грузик с цепью ежевечерне. Такой у меня моцион. А потом, спать. Лавка и склад у меня неподалёку, но по трактирам не таскаюсь. Такой вот не модный я человек. Хотя, ночью мне гроза приснилась. И слышал, всё словно наяву это случилось… Бывает же такое? – и Пантелеева улыбнулся, – что бы была гроза зимой?

Глупо было спрашивать насчёт супруги, ведь несомненно Матрёна Симеоновна неотлучно находилась при муже. Но, женщина, будто по рассеяности, уронила серебряную чайную ложечку. Но, осталась сидеть, лишь неловко улыбнулась.

Пока же Александр Владимирович, как грамотный сыщик, быстро заполнил бумагу, а хозяин и хозяйка подписали показания.

***

Андрей Сергеевич же, отправился к первому подъезду доходного дома. Он заметил там дворника с санками, с которых этот блюститель чистоты и порядка разбрасывал песок н тротуар рядом с домом. Отвлекать от такого, без сомнения человеколюбивого, занятия Девяткин не хотел. Но, как известно каждому, собственные желания и чувство долга не всегда совпадают. И полицейский надзиратель всё же решил отвлечь, конечно же ненадолго, дворника от работы.

– День добрый. Полицейский надзиратель Девяткин, – сразу назвался Андрей Сергеевич.

– Дворник Щелков Иван Дмитриевич. Какими судьбами к нам сыскная полиция пожаловала?

– Да вы так наблюдательны, Иван Дмитриевич. Не слышали ли чего этой ночью?

– Сложно сказать. Но дворницкая находится в проездной арке дома, так что кажется, громыхнуло что-то.

Полицейский внимательно наблюдал за собеседником, который, как кажется, был вполне спокоен, не нервничал. Дворницкий фартук был чист, рукава старого войлочного армяка без явных признаков новой грязи. Валенки тоже были чистыми.. Ничего, что бы внушало подозрения.

Да если бы дворник волочил тело, да ещё с такой раной на шее, непременно бы испачкался в крови, в этом Девяткин был уверен. Ну, если только попытаться проникнуть в дворницкую?

– Иван Дмитриевич! Тут такое дело… Есть некоторые жалобы, что вы не вовремя убираете сосульки на крыше. Так что надо бы посмотреть, что у вас в дворницкой делается. Имеется ли нужный инструмент для выполнения работ.

– Что же, пойдёмте, раз надо осмотреть?

Полицейский надзиратель шёл вслед за дворником. Митрич отпер дверь в свою каморку, где. при входе, на старой мешковине, стоял целый набор лопат, скребков и лом. На старом крючке висела грязная одежда, из -под неё выглядывал край грязно-белой ткани. Видна была кровь на старом полотне. Девяткин, не особо сомневаясь, достал этот фартук.

– А зачем он вам, ваше благородие? – не смутившись, спросил дворник.

– Такое дело… Надо. Где испачкался?

– Работа такая. Давеча, жилец из пятой квартиры, заказал мяса. Я помог перенести снизу, с улицы, на его кухню, да испачкался. Но господин Грибов на чай дал двадцать копеечек, так что я не в обиде, – и сам посмотрел на свой фартук.

– Понимаю…

И тут Девяткин заметил и валенки, стоявшие рядом, к тому же испачканные сходным образом. Как-то все становилось одно к одному. Даже немного странно выходило. Ну да ладно, как решил полицейский надзиратель, после разберёмся.

– Пойдём мил человек, – уже строго, как с подозреваемым, заговорил Андрей Сергеевич, – валенки, вот эти, – указал на испачканные, – и фартук, с пятном крови, не забудь!

Обратно Девяткин шел в приподнятом настроении, как человек выполнивший своё задание, то есть почтит раскрывший дело. И то, прошло меньше двух часов, как их вызвали на происшествие, а вот, не то что подозреваемый, а виновный субъект задержан!

– Что случилось, Андрей Сергеевич? – не понимая, к чему здесь ещё один дворник.

– Это Щелков Иван Дмитриевич. Дворник доходного дома. У него испачкан фартук и валенки кровью.

– Да я говорил господину полицейскому, что мясо грузил, – пытался объяснить дворник, ставший понимать, что попал в дурной поворот.

– Я-то думаю, что оттащил Щелков упавшее тело от своего дома, к соседскому. Что бы избежать обвинения в халатном исполнении своих обязанностей. Сосульки-то с его дома упали, – и Девяткина показал на крышу, увешанную наледью.

– Возможно конечно, возможно, – пробормотал Сергей Петрович, – Егор Иванович, – обратился он к околоточному Легостаеву, – вызовите нам полицейский экипаж, до Петровки добраться.

ГЛАВА 5 В сыскной полиции

Полицейский возок доставил четырёх мужчин к подъезду здания сыскной полиции. Добрались быстро, извозчики уступали дорогу. А то ведь не уступишь! Живо своего номера лишишься, да набегаешься, чтобы возвратить возможность заниматься своим ремеслом.

Стабров выбрался из экипажа, поправил свою шапку. Минаков и Девяткин вывели дворника Щелкова, и повели оформлять задержанного. Изъятые вещи оставили у дежурного Астафьева, что бы передать Никулину, их криминалисту, как вернётся.

В курительной комнате остался присесть, да и дождаться своих помошников. Присел, вытянул ноги, и достал наконец-то любимую «манилу». Сама процедура подготовки позволяла успокоится, и подумать о сегодняшнем происшествии. Зажег спичку, раскурил сигару. Тут вернулись и Девяткин с Минаковым, но промолчали, заметив, что начальник задумался. Такой был негласный ритуал, и он всегда соблюдался. И помощники тоже закурили. Девяткин снял шапку и шарф, уже согрелся в тёплом помещении.

– Ну, пройдёмте ко мне в кабинет, – прервал тишину Стабров, – там всё обсудим и поговорим.

Трое сыщиков поднялись из кресел, быстрым шагом поднялись по лестнице, а Сергей Петрович открыл дверь в кабинет, пропуская сотрудников вперёд. Сам же нетерпеливо снял пальто, шапку и шарф, и сразу схватился за мел, и начал чертить по аспидной доске.

Но, схемы имелось теперь две – погибший, пока неизвестный, и другое направление расследования – надпись «икра», обведенное белой линией из мела. Наконец, Стабров, закончив чертить, повернулся к своим сотрудникам.

– Вот так-то, господа. Аркадий Францевич поручил нам разобраться с попаданием в лавки московских торговцев поддельной икры. Возможный адресок имеется. Склад купца Скудомлева, что на первом Кожевенном проезде, недалеко от Павелецкого вокзала, – прочитал Сергей Петрович запись из своего заветного блокнотика, – Андрей Сергеевич! Вот, возьмите с собой одного из наших городовых, хотя бы и Гурнина. Одному в такое место соваться не стоит.

– Понял, – ответил Девяткин, – всё проверю!

– Николай Григорьевич пока не телефонировал о результатах осмотра тела, и нам придётся с этим немного подождать. Ну, и если что, вы Александр Владимирович, отправитесь на биржу извозчиков, переговорить, не ездил ли кто из лихачей по Пятницкой улице, от полуночи до трёх часов утра. Ну, это завтра…

Вдруг зазвонил телефонный аппарат стоявший на столе, прерывая этот достаточно красноречивый доклад. Стабров с невозмутимым видом поднял трубку, и внимательно слушал, наконец произнёс:

– Проводите свидетеля ко мне.

Тут полицейский чиновник задёрнул шторки на аспидной доске, соблюдая тайну следствия. Через несколько минут дверь кабинета открылась, вошёл дворник Бурунов, а за ним и Астафьев.

– Сергей Игнатьевич, спасибо. И четыре стакана чаю принесите, пожалуйста, – проговорил Стабров.

Вошедший молодой человек так и столбел, внимательно оглядывая кабинет. Замер так сказать, как соляная статуя.

– Не волнуйтесь, Матвей. Вот, присядьте и медленно рассказывайте, что произошло, – старался внести ясность Сергей Петрович.

– Да я… – и юноша опять попытался вскочить.

– Да сидите, и не торопясь, рассказывайте. Вот, и чай принесли, – и полицейский чиновник придвинул стакан с горячим чаем в подстаканнике.

– Не виноват Митрич! – начал Матвей, – ошибка это! Выстрел это был, а уж после этого и сосульки с крыши доходного дома грохнулись!

– Нет, ну может быть, но… – пробормотал Стабров.

– Да вот же, я на мостовой только сегодня нашёл!

И Матвей с торжествующим видом поставил на стол латунную гильзу. Трое полицейских смотрели на эту штуку, не отрываясь.

– Да где же нашёл? – не утерпел Девяткин.

Бурунов поправил свои вихры на голове, чуть ослабил пуговицы на горле своей косоворотки, и произнёс с выражением:

– Так говорю же, мостовую мёл!

ГЛАВА 6 Почти как Нат Пинкертон

Матвей просто выдохнул, да чуть не заплакал, как увидел, что усаживают в черный воронок Митрича. Но сдержал слёзы, и то ведь взрослый уже, при окладе в целых тридцать рублей с квартирой и столом… Но дворник Щелков Иван Дмитриевич виноват? Да с чего бы? Не водилось за ним такого, что бы свою грязь да мусор к нему сметать! А тут, что бы ночью тело притащить, да снегом присыпать?

Но и с другой стороны, погибший, да ещё убитый сосулькой? Да здесь ближайшее многоэтажное строение только это, доходный дом купца Фалеева, где и служил Митрич..Так что, и по-другому полицейские и подумать ничего не могли.

Однако, сейчас Матвей читал вечерами книжку про американского сыщика Ната Пинкертона, и там было ясно сказано, что расследование основывалось на уликах. То есть, нужно было обнаружить настоящего преступника, виновного в гибели человека. А как могли убить? Видывал Бурунов в своей деревне разное, и скучай такой произошёл, соседи подрались, да один мужик другого сосулькой в руку ударил, так до крови разодрал. Хорошо, что бабка Марфа вовремя перевязала, кровь остановила.

И слышал и другое, как хозяин с хозяйкой говорили. Матрёна Симеоновна всё утверждала, что слышала ночью два выстрела, а затем и с крыши доходного дома лёд упал. Ну а Евграф Пантелеймонович, как человек основательный, не верил, смеялся только. Ну, человек торговый, обстоятельный, понятно, должен себя блюсти, не доверять бабьим снам.

Так думал Матвей, и всё мёл мостовую перед домом. Метла была новая да крепкая, прутья очищали грязь да снег хорошо. Но вот, он подцепил какую-то штуковину, блеснувшую в свете фонаря. Цилиндрик не большой. Матвей бросился подобрать, и хорошо, что вовремя уклонился от полозьев проезжавших рядом саней.

– Ты чего творишь малой! – заругался извозчик на козлах, – жизнь не дорога? Обо мне подумай, что бы в тюрьму за тебя не идти!

– Извините! – крикнул в ответ Матвей.

Привык он в Москве, что беречься надо, а повозки так и снуют по дорогам, только и успевай уклонятся. Но, думать времени не было, и переживать тоже. Поэтому юноша быстро подбежал к забору, да обстучал находку от льда и снега. И в его озябших пальцах оказалась тускло блестевшая латунная гильза от охотничьего ружья.

ГЛАВА 7 Снова в кабинете Стаброва

Сергей Петрович не спеша записывал сказанное нежданным свидетелем и помошником. Затем, набросав сему места происшествия, показал Бурунову. Тот, подумав с минуту, пометил крестиком, где обнаружил гильзу.

– Сергей Петрович, так я поеду, пока светло? – напомнил о себе Девяткин, – в Кожевенный, на склад Судомлева?

– Да, да, конечно, Андрей Сергеевич! И, обязательно с собой городового возьмите, – опять напомнил он.

Стабров снова посмотрел на схему места преступления, поглядел на Матвея, с аппетитом угощавшегося баранкой с чаем.

– Так, возможно, что то слышала Пантелеева Матрёна Симеоновна? – снова спросил полицейский чиновник у их гостя.

– Да слышал с утра, – ответил парнишка, звякнув от усердия ложкой в стакане, – хозяин с хозяйкой спорили. Так Евграф Пантелеймонович изволили утверждать, что ночью гроза была, а вот Матрёна Симеоновна не соглашалась. Но спорить не стала, потому как муж- глава дома, и спорить с ним-грешно.

Минаков переглянулся со Стабровым, а Александр Владимирович задумчиво потёр свой подбородок. И то, Замоскворечье, домостроевские порядки, как у Островского в его пьесах. Ну а с другой стороны, может, в этом и есть здравое зерно…

Сергей Петрович задумчиво изучил гильзу через увеличительное стекло своей лупы в медной оправе, и убрал улику в свой сейф, для господина Никулина. Тот разберётся точно, где произведена, какой марки, а повезёт, можно будет узнать, в какой лавке куплена, да и кто приобрёл. Для него-же просто шестнадцатый калибр, для гладкоствольного ружья, и всё… А криминалист всё точно скажет… Задумчиво щелкнул замком сейфа, и спрятал ключ в необъятном кармане своих галифе.

– Может быть, мне съездить в Замоскворечье? – вызвался Минаков.

– Нет, отдохните сегодня. Завтра вам предстоит нелёгкий день, Александр Владимирович. Посетить биржу извозчиков.

– Давайте я скажу хозяйке, она к вам и сама приедет! – заговорил дворник, – только вы записочку мне дайте!

Сергей Петрович задумчиво прошёлся туда и обратно у аспидной доски, заложив руки за спину. И надо было дожидаться звонка Никулина, но и опрос свидетельницы мог иметь решающее значение. Слова паренька быои дельными, но…

– Ладно, сам съезжу и поговорю с Матрёной Симеоновной, – задумчиво проговорил Стабров, – заодно и тебя, Матвей, отвезу. А вы, Александр Владимирович, здесь, на связи. Скоро приеду, и вас отпущу отдохнуть.

ГЛАВА 8 Опять на Пятницкой улице

Матвей еле мог усидеть в салоне, всё смотрел по сторонам. Ощупывал твёрдыми пальцами диван, с разрешения крутил подъёмники стёкол. Да и в авто не сразу сел во дворе, пока три раза не обошёл вокруг автомобиля. Напросился накрутить рукоять стартера, делая это нелёгкое задание под руководством Гвоздёва.

«Что, Ерёма, помошника себе нашёл? – кричали ему возчики, – сам не справляешься? Все силы ушли?»

Народ-то у них в Сыскной, не злой, но горазд языками чесать. Как начнут о ком говорить, да перетирать, так держись. Знал об этом Стабров, и ему самому часто, вот так, где-нибудь в курительной, доставалось.

Даже глупо было спрашивать сейчас у Матвея, ездил ли он раньше на автомобиле. Судя по тому, как юноша смотрел на это чудо современной техники, было понятно, что нет.

– Быстро может ехать этот мотор? – всё-же спросил дворник.

– Шестьдесят вёрст в час. Никак не меньше- ответил Стабров, – а может быть, немного больше. Еремей не пробовал. А идём с уставленной в Москве скоростью, пятнадцать вёрст в час.

То, полицейский чиновник, по своей флотской привычке, употребил слово «ходить», вместо привычно, обывательского «ехать». И их авто шло, с предписанной в московском законе скоростью, дабы не пугать обывателей Первопрестольной…

Так они катили по бульварному кольцу, затем свернули на Тверскую, и миновав Собор Василия Блаженного, попали на каменный мост, приведший их в Замоскворечье, место столь прославленное, как купеческая московская слобода. Нет, конечно, и здесь имелись княжеские усадьбы, как в Черниговском переулке, но всё же, именно здесь привольно и с размахом, поколениями жил торговый люд.

– Вот, подъехали… – с сожалением проговорил Матвей, выбираясь на улицу.

– Доложи, что к ним с визитом полицейский чиновник Стабров, – вложил в руку юноши визитку.

Сергей Петрович умел потрафить купеческому самолюбию. Одно дело явиться с визитом, а другое, если Прохор будет колотить в ворота своими пудовыми кулачищами. Нет, понятно, что пустят, и в том случае также, но будут слегка расстроены таким обхождением. Стабров тоже вышел из авто, поправил боярку, и стряхнул с рукавов пальто нападавшие снежинки. И то, безукоризненный внешний вид для морского офицера, каковым считал он себя и сейчас, это вещь наиважнейшая.

Но вот, обратно прибежал Матвей Бурунов, и задыхаясь, видно что спешил, произнёс:

– Очень вас ожидают, ваше благородие. Просят передать, что счастливы таким визитом. Пойдёмте.

Стабров направился вслед своему проводнику, в прихожей снят своё пальто и шапку. Перед зеркалом поправил галстук и спортивный пиджак, а Матвей, как заправский камердинер, распахнул перед ним дверь в гостиную. Морской офицер и не дрогнул, заметив справа от двери чучело медведя, а тут напольные часы пробили три часа дня.

– Добрый день, Евграф Пантелеймонович! Добрый день, Матрёна Симеоновна! Простите, что побеспокоил. Сергей Петрович Стабров, капитан императорского флота, полицейский чиновник Сыскной полиции Москвы!

– Очень рады! – встал с кресла и поздоровался за руку дородный купец, – присаживайтесь, чаю выпейте!

– С удовольствием, – и не покривил душой Сергей Петрович.

Вскоре на столе стояли чайные приборы от неплохого сервиза, и потрясающие пироги. Совершенно невозможно было не попробовать подобное, и Стабров съел парочку, чем привёл хозяйку дома в совершенно благодушное настроение.