Летун

Когда стемнело, на плотах зажглись разноцветные фонари, и Аверил, взглянув в последний раз с кормы, унес в памяти образ темного озера, подсвеченного сотнями огней.

Спал он прямо на палубе, под тентом. Гребцы сменяли друг друга, поэтому лодка шла, не останавливаясь. И если прошлой ночью в гостинице Аверилу досаждали комары, то здесь их сдувало встречным ветром.

А в небе над лесом медленно разворачивалась величественная звездная спираль – точно такая же, какую он привык видеть с порога родного дома, и, просыпаясь от резких толчков, когда лодка сбивалась с фарватера, Аверил улыбался звездам, как единственным знакомым существам в этом чужом мире.

* * *

Утром Аверил с удивлением обнаружил себя посреди девственного леса. Над водой смыкался темный полог деревьев. Огромное поднимающееся из-за горизонта солнце окрашивало стволы и речные волны царственным пурпуром. В кронах незнакомыми голосами перекликались птицы. С реки пахло тиной и водорослями. Впрочем, назвать то, по чему они плыли, рекой было скорее данью условности. На самом деле это была просто просека в залитом водой лесу. То здесь, то там из воды показывались узловатые корни, по которым деловито сновали мелкие зверьки.

На корме дымилась жаровня, рядом с ней уже были разложены толстые кожистые листья – своеобразные тарелки, на которых здесь сервировали завтрак. Свободные от вахты гребцы забросили в воду сеть и вскоре достали ее, наполненную копошащейся живностью. Здесь ели все, что приносила река: водоросли, рыбу, водяных ящериц и червей, лягушек, рачков. Впрочем, как ни странно, эта пища, приправленная свежим фруктовым соусом, показалась Аверилу гораздо более аппетитной, чем тот рацион, на котором он сидел во время морского путешествия. Да и вообще, теперь, когда первый шок от столкновения с незнакомым миром прошел, юноша чувствовал себя превосходно. Здесь тоже жили люди, причем жили не одну сотню лет, и они, безусловно, приспособились к своему миру ничуть не хуже, чем он – к своему. Нужно только держаться их, и все будет прекрасно.

Когда после завтрака остатки еды полетели за борт, к лодке тут же пристроилась стайка крутобоких розовых дельфинов со странно вытянутыми головами. Насытившись, животные принялись играть – то подплывали к лодке и терлись о нее боками, то подныривали под днище, то весело гонялись друг за другом. Аверил смотрел на их узкие веретенообразные тела, на их плавники, по форме напоминавшие крылья самолетов, и думал о своем. Дельфины походили на аэростаты – воздушных скитальцев, над которыми не властны были ограничения по весу и скорости, но которые слишком легко превращались в беспомощную игрушку могучих воздушных течений. Молодой инженер завидовал дельфинам. Их среда обитания была достаточно плотной и предсказуемой для того, чтобы они могли сочетать в своей конструкции достоинства аэростатов и самолетов. Почему природа не подумала о том, чтобы хоть немного облегчить людям исполнение их желания? Потому что ей нечем думать? Или это они, люди, не могут подумать как следует и найти по-настоящему изящное решение стоящей перед ними задачи?..

* * *

Путешествие по лесу продолжалось еще два дня, а затем лодка вынырнула из-под зеленого полога, и река потекла по холмистой возвышенной равнине, на горизонте которой виднелись белоснежные вершины гор.

Здесь они встретили первых людей – маленький поселок у пристани, где жили гребцы и погонщики быков. Гребцы высадились на берег, погонщики прицепили к кольцу, вделанному в нос лодки, гужи упряжки, и пятеро черных мохнатых быков, упираясь во влажную почву короткими сильными ногами, потащили лодку дальше.

В последний день с утра над горами клубились серые низкие облака, постепенно заполняя собой все небо. К полудню начало накрапывать, и вечером лодка вошла в город, раздвигая пелену дождя.

Сквозь ту же пелену Аверил впервые увидел дом Спиренсов – ряд деревянных построек, поднятых над землей на столбах и вытянутых по периметру широкого двора, соединенных переходами и увенчанных высокими остроконечными крышами.

Ужинали они на веранде под непрекращающийся шум дождя. Круглая скатерть была разложена прямо на полу. Для сидения гостю предложили мягкую карминово-красную подушку. Зато блюда на столе отдаленно напоминали те, к которым он привык дома. И хотя вкус оставался острым и необычным, Аверил оценил этот жест. В саду прямо под дождем какой-то полуголый мужчина жонглировал зажженными факелами – была ли это часть похоронного обряда или просто развлечение для гостя, Аверил не знал и стеснялся спросить.

Хозяйка в охряно-оранжевом платье скорее напоминала светскую даму, чем убитую горем вдову. Она непринужденно вела беседу, перескакивая с расспросов о модах в Аврелии к расспросам о последних постановлениях Государственного совета. Эстэ Спиренс говорила с легким акцентом, оттого Аверил не всегда сразу понимал ее слова, но ее обаяние и любезность не нуждались в переводе Две ее дочери – старшая в индигово-синем и младшая в изумрудно-зеленом – во время обеда хранили молчание и казались бы восковыми куклами, если бы изредка не наклоняли увенчанные тяжелыми прическами головы, не протягивали изящные руки, затянутые до самого запястья в шелковые рукава, и не брали аккуратно с подноса кусочки мяса или ломтики фруктов. Странно было смотреть на лица трех женщин – на три версии одного лица, словно отражения в трехстворчатом трюмо. Одно из них было слегка тронуто увяданием, второе еще сохранило мягкую детскую округлость, а третье было более худощавым с точеными чертами. Аверилу казалось, что он попал в старинную легенду о рыцаре, который заблудился в дремучем лесу и встретил трех волшебниц, сидящих у источника.

Когда ужин закончился и девушки удалились, он все же спросил у госпожи Спиренс, каков ритуал похорон на Островах и что потребуется от него. Она с улыбкой покачала головой.

– Вы и так уже оказали нам великую честь, согласившись привезти прах моего мужа на родину. Теперь вы должны погостить в нашем доме и принять дань нашего уважения. Все прочее я сделаю сама этой ночью. Ни о чем не беспокойтесь.

Аверил понял, о чем она говорит, и снова удивился. Странно было думать о том, что эта необычно одетая женщина нынешней ночью в одиночестве будет своими руками закапывать пепел под одним из столбов дома – как это когда-то сделала его мать с пеплом своих родителей, как это делали испокон веков женщины Аврелии.

* * *

Утром в дверь спальни Аверила постучал слуга и сообщил, что госпожа Эстэ приглашает гостя на завтрак в верхнюю гостиную. Аверил поднялся по шаткой лестнице в комнату на втором этаже, из окна которой открывался великолепный вид на город. Обстановка в комнате была аврелианская: здесь на застланном тростниковой циновкой полу (единственная дань местным традициям) стоял небольшой стол, сервированный к завтраку, два стула, горка с фарфором. Центр стола украшала массивная серебряная ваза, в которой благоухали розы. Точно такая же украшала стол во время парадных обедов в родном доме Аверила.

Когда появилась хозяйка, Аверилу стоило большого труда сдержать удивленный смешок: она умудрилась превратить местное платье-халат в некое подобие последнего писка аврелианской моды, приспособив сзади на поясницу небольшую подушку и украсив свое произведение пышным бантом. Впрочем, Эстэ сама первая рассмеялась, увидев замешательство на лице гостя.

– Я же говорила, что вам придется принять дань нашего уважения, в чем бы она ни выражалась! – сказала она с улыбкой. – А если вы научите меня пользоваться щипчиками для сахара, то отплатите добром за добро.

Обучение премудростям владения щипчиками не заняло много времени, после чего Эстэ посерьезнела и сказала:

– Я знаю, ваш мастер хочет покупать у нас бамбук. Однако мы можем предложить вам несколько сортов. Расскажите, для чего вы хотите его использовать, чтобы я могла точнее понять, что вам нужно.

Аверил смутился. Он хорошо помнил, как отнесся Господин Старший Муж к летательным аппаратам. Что, если госпожа Эстэ держится того же мнения и откажется принимать участие в подобном «богохульстве»? Однако даже если это и так, то лучше будет, если она узнает об этом еще до того, как они подпишут контракт. И Аверил решительно выложил ей все как есть. Госпожа Эстэ заинтересовалась проектом, задавала много вопросов, приказала принести бумаги, чтобы он мог сопровождать свой рассказ рисунками, и в конце даже уговорила Аверила построить несколько моделей – ей хотелось яснее представить себе конструкцию механического летуна.

– Кроме того, моим девочкам это будет полезно, – добавила она.

Раскладывая бумаги на столе, Аверил передвинул вазу, которая оказалась неожиданно легкой. Он мимолетно удивился, но не стал задавать вопросов.

После завтрака госпожа Эстэ предложила Аверилу осмотреть принадлежащие ей бамбуковые рощи.

Они отправились вверх по реке на узкой легкой лодочке с одним гребцом на корме и вскоре попали в высокие зеленые заросли длинной коленчатой травы – словно вдруг оказались ростом с жучков, плывущих в скорлупке грецкого ореха по ручью. Столь необычный цвет листьев и стеблей бамбука, по словам госпожи Эстэ, объяснялся тем, что роща была расположена в тени горы и сюда редко попадали солнечные лучи. И действительно, два крутых склона, словно две широкие ладони, надежно закрывали нежные растения от прямого солнечного света.

– Их купила для нашей семьи еще моя прабабка, – рассказывала госпожа Эстэ, – и с тех пор мы не раз вспоминали ее добрым словом. Там выше по склонам – плантации лаковых деревьев. Они приносят большой доход, так как изделия, покрытые лаком, стоят очень дорого. Однако их покупают только богатые люди и только по особым поводам: можно подарить лакированный гребень или шкатулку на свадьбу дочери или набор для игры в «короли» на день рождения покровительнице – и все долгие годы будут говорить о твоей щедрости. А бамбук дешев, поэтому нужен всем и всегда. Как бы ни был беден человек, но если у него есть дом, ему не обойтись без забора, без ширм и циновок, без водопроводных труб, без метлы, чтобы убирать двор. Если у него есть лодка, ей не обойтись без мачты. Бедняки едят из бамбуковых чашек, покупают дочерям дешевые бумажные веера и зонтики с бамбуковыми спицами. Кстати, бумагу делают из волокон, что находят под корой шелковицы. Наши шелковичные рощи находятся на другом склоне горы – там есть целая деревня, женщины в которой заняты разведением шелковичных червей и очень искусны в этом деле…

На прогулку госпожа Эстэ надела светло-зеленое платье и казалась моложе, чем была вчера за ужином. Воздух после дождя был влажным и свежим. Легкий ветер шевелил высокие тонкие стволы бамбука, заставляя их шептать, и госпожа Эстэ, сидевшая на носу лодки, раскинула руки, позволяя ветру пошелестеть и ее шелковыми рукавами. Потом прилегла на спину, закинув руки за голову, и долго молчала, глядя в небо. Аверил видел ее колено, выглядывающее между полами платья, словно белый остров в зеленом море, и его охватило чувство легкости и зыбкости. Он не был девственником, но до сих пор не избавился от тяжелого смущения в обществе девушек своего круга. Он знал, что каждая из них молча задает ему один и тот же вопрос, и знал, что не может пока дать ответ, который удовлетворил бы их. С девушками из публичных домов найти общий язык было проще: они задавали свой вопрос вслух и на него ему было что ответить.

Да, у него были деньги. Достаточно денег, чтобы сделать их счастливыми. Но сегодня он с удивлением почувствовал, что впервые сам готов задать вопрос этой странной женщине, которая так легко и шутя впускала его в свою странную жизнь. Готов спросить, согласна ли она сделать то же самое всерьез. И при этом он знал, что даже если бы захотела, она просто не сможет дать ответ, который сделал бы его счастливым.

– Простите, госпожа Эстэ, – сказал он, поспешно стряхивая наваждение. – Я совсем не успел узнать вашего супруга. Каким он был?

Женщина улыбнулась.

– Он был очень хорошим человеком. Всегда исполнял свой долг перед семьей. Не был болтлив. И не из тех, кто только и умеет, что повторять чужие слова и поддакивать невпопад. У него обо всем было свое мнение, но он редко им делился. Мы прожили вместе недолго: только до рождения дочери. Я одиночка по натуре и не люблю делить подушку ни с кем дольше, чем это необходимо. Я отправила его в столицу присматривать за нашими лавками. Я знала, что могу довериться ему полностью. И я очень дорожила нашими с ним разговорами, когда он приезжал проведать меня и дочь.

– Вы не знаете, почему он…

– Думаю, что знаю. Он говорил о том, что ваши боевые машины его пугают.

– Пугают?

– О… не сами машины, а ваша страсть к войне, ваша искушенность, ваш талант на этом поприще. Он ехал к вам, чтобы убедиться, что рассказы путешественников – это не просто пустые байки. И когда убедился, исполнил свой долг. Так, как он его понимал. Мне его решения всегда казались слишком мрачными, но таков уж был его характер.

– Простите, я не понимаю… Он исполнил свой… долг?

Эстэ снова улыбнулась.

– Это в самом деле сложно объяснить. Пожалуй, сейчас еще не время. Если не возражаете, мы продолжим этот разговор позже. А сейчас давайте вернемся. Боюсь, снова собирается дождь.

* * *

Дома их ждал обильный обед. Впрочем, Эстэ, сославшись на дела, извинилась и сказала, что будет обедать в своей комнате, так что компанию Аверилу составили две ее дочери. К сожалению, он не знал, прилично ли будет ему обратиться к ним, они же то ли от смущения, то ли от высокомерия не проронили ни слова. Впрочем, Аверил был рад помолчать. За сегодняшнее утро он и так успел услышать и увидеть слишком многое. Перед глазами все еще стояла стройная фигура Эстэ в струящейся зеленой одежде. Она казалась такой легкой, почти невесомой. Легкой, как стебель бамбука. Он же чувствовал себя огромным, тяжелым увальнем. Это было нечестно, подло. Ротар, Севридж, Зед, Сид – все они маленького роста, все они будут летать. Гай летает, Эспер летал. И госпожа Эстэ могла бы летать, если бы захотела. И даже эти две молчаливые куклы. И только ему небо заказано – потому что Великий Мастер в свое время не пожалел на его семейство мокрой глины… Нет, легкость – это не для него. Но как полететь с помощью тяжести?.. Тяжелый планер устойчивей, его не собьет с пути случайный порыв ветра… Аверилу вспомнилась школа. Недалеко от школьного здания на холме была старая каменная изгородь, и ученики, бывало, развлекались, скатывая камни вниз по склону. Вот тут Аверил всегда выходил победителем – он был сильнее сверстников, и ему ничего не стоило выбрать самый тяжелый камень и как следует разогнать его. Если бы можно было найти такого силача, который разогнал бы тяжелый планер… такой мотор, чтобы…

Он очнулся оттого, что девушки молча встали и покинули столовую. Смущенный Аверил забормотал им вслед извинения, но они даже не повернули головы…

Возвратившись к себе в комнату, он пытался нащупать решение, пытался нарисовать такой планер, который поднял бы его, но ничего не вышло. Перед глазами по-прежнему колебались стволы бамбука, летел по ветру зеленый шелк. В конце концов, так и не продвинувшись в своих размышлениях ни на шаг, Аверил уснул.

* * *

Проснулся он уже на закате. За окном снова шумел дождь. Едва Аверил успел умыться и переодеться, как явился слуга, чтобы проводить его к ужину в комнату на втором этаже. Эстэ снова была в своем «аврелианском» платье. Стол на этот раз сервировали местной посудой – деревянные чашки и тарелки были украшены тончайшими золотыми узорами и перламутром и покрыты лаком – тем самым лаком, о котором Эстэ рассказывала утром. Очевидно, теперь она была уверена, что Аверил по достоинству оценит оказанное ему уважение. И он действительно был искренне восхищен красотой столовых приборов.

За чаем Эсте перешла к делам.

– Я обдумала все, что вы рассказали о вашей Мастерской, – сказала она. – И хочу сделать вам предложение. Я понимаю, что вы ограничены в средствах, и понимаю, что ваши машины не сразу найдут себе покупателей, но мой покойный муж считал, что за ними – будущее, и я с ним согласна. Поэтому я готова поставлять вам бамбук в течение трех лет бесплатно, вы будете оплачивать только расходы по его перевозке. Но за это я хочу долю в ваших будущих доходах. Пятнадцать процентов устроили бы меня как нельзя лучше.

Аверил нахмурился.

– Боюсь, что это невозможно, – произнес он, не скрывая сожаления. – С нынешнего года мы подчинены Военному министерству. Оно не потерпит того, чтобы хоть какая-то часть наших доходов уходила за границу. Простите, но это все, что я могу сказать.

Эстэ подняла бровь и кивнула:

– Понимаю. Ну что ж, значит, мы найдем другой путь для того, чтобы прийти к взаимовыгодному договору. Позвольте мне еще немного поразмыслить над этим. А пока довольно печалиться! Давайте просто поболтаем. Расскажите мне о ваших женщинах.

Аверил поперхнулся.

– Простите?

– О женщинах Аврелии. Какие они? Как одеваются? Чем занимаются? Что любят? Чего не любят? Ну, словом… сильно ли они отличаются от нас?

– О да! – невольно вырвалось у Аверила.

Эстэ рассмеялась.

– Это интригует. А если поподробнее?

– Они… они очень следят за своей красотой. Любят наряды, выезды, драгоценности. О, конечно, женщины на Островах тоже красивы, очень красивы… – поспешно заговорил он. – И очень нарядны…

Эстэ склонила голову и взглянула лукаво, явно наслаждаясь его смущением.

– Старший муж писал мне, что у вас женщины не ведут дела.

– Да, они занимаются в основном домом и семьей. Воспитывают детей, устраивают обеды, званые вечера, занимаются благотворительностью.

– Значит, у них все же есть деньги?

– Да, конечно. Каждой женщине муж дает деньги. Это называется «на булавки».

– А что будет, если она купит слишком много булавок и растратит все свои деньги? Он будет ее ругать?

– Да… скорее всего, он будет недоволен.

– И, может быть, побьет ее?

– Ну конечно же, нет! Хотя… среди людей низких сословий… да… такое случается…

– Как интересно! Меня еще ни разу не ругал мужчина. Какими словами вы обычно ругаете жен?

– Я… право не знаю… я не женат… и никогда не был…

– Но все же вы можете это вообразить. Представьте, что я – ваша жена, и я растратила все ваши деньги. Как вы меня проучите?

Аверил вскочил.

– Простите… но я… я не знаю… мне лучше уйти…

И вдруг Эстэ оказалась перед ним на полу, обнимая его колени:

– О, мой дорогой! Прости меня! Не уходи! Не бросай меня! На что я буду жить, если ты уйдешь? Мне придется просить милостыню на улице! А наши бедные дочери? Где я найду им мужей?

Аверил внезапно осознал, что ее платье надето прямо на голое тело. У него запылали уши, в горле пересохло. Когда же Эстэ прижалась щекой к его животу, юноше показалось, что сердце сейчас выпрыгнет у него из груди.

Но Эстэ уже поднялась на ноги и как ни в чем не бывало принялась расстегивать его сюртук.

– Глупый, зачем же так смущаться? – проворковала она. – Если мы собираемся вести дела, нам не помешает узнать друг друга поближе.

* * *

Сказать, что Аверил был ошарашен, означало выразиться слишком мягко. Он был раздавлен, потерял все ориентиры и казался самому себе летуном, захваченным могучим ураганом. Впервые в жизни его домогалась женщина. Он спал с вдовой, только вчера закопавшей прах под столбом своего дома. И – что самое странное и страшное – никогда в жизни еще не испытывал такого острого и всепоглощающего наслаждения.

Госпожа Эстэ быстро поняла, что гораздо более опытна в любовных делах, чем юный чужестранец, и взяла все в свои руки. Она рассказала и показала Аверилу, что нравится ей, и сумела выпытать, что нравится ему. Она была совершенно бесстыдна и неутомима в наслаждении, но при этом странно бесстрастна. Никогда и ни с кем еще Аверил не был так откровенен. И, несмотря на то, что он предпринял все меры защиты, ему все же казалось, что каким-то образом Эстэ унесла с собой часть его души.

Сама же Эстэ, ничуть не смущаясь, позвонила в колокольчик, вызвала слугу и велела принести завтрак на двоих. Потом повернулась к любовнику и сказала:

– Да, кстати, о сделке. Я придумала, как нам поступить. Ты женишься на моей младшей дочери Тиэ.

Глава 6. Аверил и Я

Это что сейчас было? Какая-то странная шутка на чужом языке?

– Мы так не договаривались, – поспешно заявил Аверил.

Он понимал, что его знаний языка Островов недостаточно для того, чтобы вести переговоры с должной учтивостью, а вопрос слишком важен, чтобы допустить разночтения в связи с трудностями перевода.

Эстэ печально усмехнулась.

– Вообще-то мы именно так и договаривались. Когда у нас, на Островах, оказывают такую услугу, которую вы оказали нам: привозят прах члена семьи, чтобы он мог упокоиться в родном доме, то семья, которой оказали услугу, просто обязана отплатить тем же – обменять мертвого родственника на живого, похороны – на брак. Но я не буду ловить тебя на слове, которого ты не давал. Не буду говорить о том, какой урон нашей чести нанесет то, что мы откажемся от соблюдения традиции. Лучше подумай вот о чем: нас с вами разделяет океан. Мы сможем доверять друг другу в делах, только если будем связаны. Ты сказал, что общая выгода не может нас связать, и я это приняла. Тогда нас должны связать узы брака. Один из людей в вашей Мастерской должен стать членом нашей семьи.

– Но моим родителям не понравится, что я женился не на той, кого выбрали мне они. Мне не нужна жена с Островов. И кроме того, я не испытываю любви к вашей дочери.

Эстэ добродушно рассмеялась и сказала:

– Ты бы понравился моей матери. Ты не из тех, кто влюбляется в девушку только потому, что она будет владеть самыми обширными плантациями лаковых деревьев на Островах, правда? Но ты зря беспокоишься. У нас более двух сотен семей торговцев, и все находятся в родстве друг с другом. При таком количестве необходимых браков мы просто не смогли бы вести дела, если бы ждали сердечной склонности в каждом союзе. Брак может быть простой формальностью, связывающей только семьи, а не мужа и жену. У меня самой четыре мужа, которых я видела только на свадьбе. Пока ничего не отвечай. Подумай. А теперь давай завтракать…

* * *

После завтрака госпожа Эстэ сразу ушла, сославшись на дела, и в последующую декаду Аверил видел ее по несколько минут в день. Только однажды она заглянула в залу после обеда, когда Тиэ и Янтэ уже ушли к себе, и бросила с порога:

– Через несколько дней одна из дочерей близкого нам дома станет Танцовщицей. Это большой праздник. Если ты примешь в нем участие и будешь сидеть рядом с Тиэ на одной подушке, все поймут, что мы не нарушили вежливости. Это все, о чем я прошу тебя, если, конечно, ты сам не захочешь большего. Договорились?

Аверил согласился. Такое предложение показалось ему разумным компромиссом.

В благодарность за его согласие Эстэ тем же вечером прислала ему договор на поставки бамбука для отца Остена. Не бесплатно, как предлагала она раньше, но, тем не менее, по весьма скромной цене. Аверил начал понимать, как делаются дела на Островах. Каждое движение в сторону торгового партнера вознаграждается, каждая попытка сместить равновесие в свою сторону приводит к аналогичной попытке второй стороны. Что ж, это было честно и вполне его устраивало.

Он также прекрасно понимал, почему Эстэ старается, чтобы он больше времени проводил с ее дочерьми. Кончено, они тут, на Островах, такие просвещенные, что «не ждут сердечной склонности в каждом союзе», но прекрасно знают, что если молодые люди развлекаются вместе, сердечной склонности не приходится долго ждать – она приходит сама, а это значительно упрощает дело. И здесь Аверил не мог скрыть злорадной усмешки. Ну что за дети! Может быть, женщины Островов пикантно беспардонны и обладают непревзойденным искусством в постели, зато мужчины Аврелии хорошо воспитаны и обладают непревзойденным искусством не попадаться в женские ловушки. Этому учат любого юного аристократа его отец и мать, едва он сменит детское платьице на мужскую одежду. Ибо невест всегда много, а состоятельных женихов всегда мало, и многие семьи, рассчитывая на партию дочери как на единственный источник дохода, не избегают самой грязной игры. Поэтому знатный аврелианин всегда настороже и никогда не позволяет себе увлечься.

Так что Аверил прекрасно проводил время с дочерьми Эстэ, тайком посмеиваясь над надеждами их матери и совсем тайком в полусне мечтая о повторении той безумной ночи. Девушки водили его на пруды, где откармливались толстые ленивые рыбы, приплывавшие по звону колокольчика и выставлявшие над водой свои мягкие губы, возили его в деревню шелковых мастериц, которые сматывали с коконов гусениц тончайшую нить, показывали труд сборщиков лака, неглубоко надрезавших кору деревьев и осторожно снимавших со стволов едва застывшие натеки ядовитой смолы. По просьбе Аверила, ему раскрыли тайну легкого серебра, из которого была сделана ваза, привлекшая его внимание. Этот металл научились выплавлять горные племена, они же украшали изделия из него драгоценными камнями и продавали на острова. Большой труд и большое искусство, ведь «легкое серебро» оказалось трудно выплавлять и обрабатывать.