Этюд багровых вод

Потом они резко отпрянули в стороны, и все же Эффи успела рассмотреть его блокнот и прочитать выбитое на обложке имя: П. Элори.

– Не стой так близко к краю обрыва, – рявкнул он, поспешно застегивая куртку, словно бы желая забыть, что они только что касались друг друга. – Не зря натуралисты вовсю трубят о втором Наводнении.

– Это ты! – выдохнула Эффи.

– Что? – сузив глаза, переспросил он.

У нее перехватило дыхание. Несколько недель Эффи мысленно рисовала себе образ мерзкого П. Элори, наделяя его самыми ненавистными чертами. Студент литературного колледжа. Изворотливый и беспринципный любитель Мирддина.

Аргантиец.

– Ты забрал мои книги, – наконец бросила Эффи, от нахлынувшего адреналина в голове стучало. Она вспомнила, как стояла возле стойки регистрации, как подошедший парень написал ей номер на тыльной стороне ладони, и вновь ощутила разгорающийся гнев. – О Мирддине. Библиотекарь сказала, что они все выданы.

– Вообще-то они не твои. Это собственность библиотеки.

Эффи смотрела на него, ощущая, как дрожат руки. Мысленно споря с воображаемым П. Элори, она всегда приводила разумные доводы, но сейчас, рядом с ним, все убедительные аргументы просто вылетели из головы.

– Что ты вообще здесь делаешь? – выпалила она. – Решил порыться в вещах мертвеца, чтобы стянуть что-то нужное для… какой-нибудь научной статьи? Наверняка сможешь написать пару абзацев о пятнах от кофе на его столе.

– Мирддин уже полгода как мертв, – спокойно заметил Престон. – Желание узнать о его жизни вполне законно.

Ветер яростно трепал волосы Эффи, выбивая пряди из черной ленты. Престон скрестил руки на груди.

От его бесстрастного ответа внутри все сжалось. Эффи судорожно рылась в ворохе крутящихся в голове мыслей, пытаясь отыскать хоть что-то, какую-то зацепку, стрелу, способную пробить его невозмутимость, и наконец уцепилась за одну идею.

– Как ты вообще сюда попал? – дрожащим голосом поинтересовалась она. – Аргантийским студентам с временными паспортами не позволено покидать Каэр-Исель.

Престон все так же твердо взирал на нее сквозь стекла очков. Слова Эффи его ничуть не смутили.

– Моя мать – ллирийка, – пояснил он. – Да и в любом случае, мне дали академическую визу. Я приехал сюда с разрешения декана Фогга, чтобы собрать письма и документы Мирддина для университетского архива.

Только сейчас Эффи уловила в его речи едва заметный акцент: чуть смягченные твердые согласные, больше похожий на выдох звук «х». Прежде ей не доводилось так долго беседовать с аргантийцем, и на краткий миг Эффи пленила манера Престона изящно округлять губы, когда он тянул гласные. Но, тряхнув головой, она вновь ощутила, как внутри пылает гнев.

– К чему тебе вообще Мирддин? – поинтересовалась она. Горло вдруг сжалось, к глазам подступили слезы. – Он наш национальный автор, не твой. Ты хотя бы читал его книги?

– Я прочитал их все. – Престон внезапно посуровел. – Он вполне законный объект научного исследования вне зависимости от происхождения заинтересованного ученого.

Столь бесстрастная уверенность выводила из себя. Неделями она готовилась к подобному противостоянию, и вот теперь, когда дело дошло до схватки, он побеждал.

Эффи вспомнила слова библиотекаря.

– Ты хочешь первым рассказать историю его жизни, – сказала она. – Ты… просто уцепился за удобную возможность.

Аргантиец, пишущий о жизни ллирийского кумира, самого Мирддина… Это казалось настолько ненормальным, что Эффи не могла подобрать подходящих слов.

– Рассказывать истории никому не запрещено, – твердо заявил он. – К тому же я пока не строил никаких планов. Я приехал сюда ради правды.

Эффи глубоко вздохнула, пытаясь понять, что же питает ее злость. Не считая праведного гнева на аргантийца, посягнувшего на наследие Мирддина, ею двигало нечто более глубокое и болезненное.

Ей хотелось спросить, какой смысл изучать литературу, если нет желания рассказать историю, но Эффи боялась, что, если откроет рот, то попросту расплачется.

За плечом Престона она вдруг заметила фигуру, спускающуюся по склону холма – очень высокую, одетую в черное, с прилизанными темными волосами, которых словно не касался ветер. Издалека могло показаться, что волосы у человека мокрые.

Эффи вновь вспомнила существо на дороге и ощутила, как сжалось сердце. Впрочем, когда мужчина подошел ближе, стало ясно, что это обычный человек – массивный, широкоплечий, с квадратной челюстью, но вполне себе смертный.

– Я уж решил, что вы свалились в море, – сказал он. На первый взгляд мужчине было около сорока, того же возраста, что и мастер Корбеник. – В последнее время утесы совсем ненадежны.

– Нет, у нас все в порядке, – заверил Престон.

– Значит, море сегодня присмирело. – Мужчина бросил мимолетный взгляд на беснующиеся внизу серые волны. – Наверняка вы оба слышали, что ходят слухи о втором Наводнении. Вы рассказали мисс Сэйр о нашем затруднительном положении?

Престон напрягся. Эффи почти ждала, что сейчас он упомянет об их споре, точнее, о словесных нападках с ее стороны. Хотя чего он добьется? Со стороны они будут выглядеть как ссорящиеся из-за пустяков дети.

– Я решил предоставить это вам, – наконец отозвался Престон, и Эффи заметила, как он вонзил ноготь большого пальца в корешок записной книжки.

– Превосходно, – не стал спорить мужчина и с блеском в глазах повернулся к Эффи. – Очень приятно наконец-то с вами познакомиться, мисс Сэйр. Даже выразить не могу, насколько я рад, что вы согласились приехать. Мое имя Янто Мирддин, я сын знаменитого писателя.

Под его пристальным взглядом Эффи ощутила, как сердце ухнуло куда-то вниз, будто камень упал с утеса. В Янто таилась безыскусная, грубоватая привлекательность, словно он появился на свет прямо из неотесанных скал. Костяшки пальцев выступали под туго натянутой кожей. Эффи пожала покрытую мозолями ладонь, и кожу закололо.

– Спасибо за приглашение, – сказала она. – Ваш отец был моим любимым писателем.

Это было преуменьшение, но Эффи решила, что для объяснений в любви творчеству Мирддина будет достаточно времени.

Янто улыбнулся, обнажив неровную ямочку на левой щеке.

– Я догадался по вашему дизайну. Конечно, именно поэтому его и выбрал: нечто подобное наверняка понравилось бы отцу. Изменчивое, но прекрасное. Полагаю, так можно описать всю бухту Девяти Колоколов, верно, мисс Сэйр?

– Эффи, – поправила она, не ожидая, что слова Янто потрясут ее до слабости в коленях. – Просто Эффи.

Стоявший рядом Престон выглядел на фоне Янто очень худым и очень встревоженным. Эффи заметила, как он сглотнул, услышав слова Янто.

– Я возвращаюсь в дом, – сказал Престон. – Нужно закончить работу.

– Да-да, вас ждет стопка писем моего отца, – подтвердил Янто. – А вас, Эффи, завтрак и кофе. Простите за гостевой дом, но мама настояла. Она уже в возрасте и очень хрупкая.

– Ничего страшного, – заверила Эффи, но в голосе слышалась странная пустота. Вновь возникло знакомое ощущение, что она под водой, и на нее раз за разом накатывают волны прилива. Сегодня утром Эффи не принимала розовых таблеток.

– Что ж. – Янто снова улыбнулся, и она почувствовала, будто вновь стоит на краю высокого утеса, готового вот-вот рухнуть в море. – Позвольте показать вам Хирайт.

* * *

Над холмом стелился легкий утренний туман. Он крался тихо, медленно, как личинки, прокладывающие себе путь сквозь гниющую древесину. Сквозь дымку продолжением самих скал проступали стены усадьбы Хирайт – черное, серое, зеленое.

Вслед за Янто они поднялись по каменной лестнице, неровные ступени которой покрывал ковер из мха. Отсыревшие двойные деревянные двери пестрели пятнами плесени. Еще даже не переступив порог, Эффи ощутила запах разложения. Огромный медный дверной молоток весь позеленел от времени. Чтобы открыть дверь, Янто пришлось несколько раз ударить плечом, и лишь тогда древние петли уступили, издав мрачный, зловещий скрип.

– Добро пожаловать, – сказал Янто. – Смотрите, не поскользнитесь.

Эффи тут же взглянула себе под ноги. Грязный плиточный пол напоминал поверхность нечищенного пруда, ведущий к лестнице красный ковер покрывал толстый слой плесени. Подняв голову, Эффи увидела и саму лестницу – изъеденное термитами, разбухшее от влаги дерево, кружевом свисающие с перил клочья паутины. На стенах криво висели портреты. Отстающие от стен обои раньше были красивого синего цвета, но теперь из-за сырости выглядели грязно-серыми.

– Я… – начала она и резко замолчала, не зная, что тут можно сказать. Даже сам воздух казался кислым на вкус. Немного придя в себя, Эффи все же набралась смелости спросить, моргая от кружащейся вокруг пыли: – Дом пришел в такой вид после смерти вашего отца?

Янто фыркнул, будто вопрос его позабавил, и все же в нем ощущалось некое беспокойство.

– Дом начал ветшать еще во времена моего детства. Отец не очень-то заботился об обустройстве, а здешний климат не облегчает ухода.

Слева раздался легкий всплеск – Престон перешагнул через мутную лужицу.

– Я иду наверх, – коротко сообщил он. – И так уже потратил впустую изрядную часть утра.

Эффи уловила в его словах скрытую насмешку и с прищуром взглянула в ответ.

– Хотя бы выпейте кофе. – Тон Янто вовсе не предполагал отказа. – А потом поможете мне провести экскурсию для мисс Сэйр. Полагаю, в настоящий момент вы лучше меня знакомы с некоторыми частями дома. К примеру, с кабинетом отца.

Престон вздохнул, но не стал спорить. Эффи тоже отнюдь не радовало, что он будет таскаться по пятам, но ради Янто она попыталась скрыть недовольство.

Из вестибюля они прошли прямо в кухню – маленькую, тесную каморку, где дверцы шкафов свисали с петель, а заляпанные грязью белые плитки походили на кривые зубы во рту старика.

Янто протянул Эффи щербатую кружку с кофе. Тыльную сторону его ладони покрывали черные волосы, совсем как у мастера Корбеника.

Эффи сделала глоток, но кофе оказался таким же кислым, как и воздух. Престон тоже держал кружку, но не пил. Его рука то и дело тянулась к карману, и Эффи вспомнила, как он сунул туда пачку сигарет. Она невольно загляделась на длинные, тонкие, почти безволосые пальцы, но почувствовав, как к щекам приливает жар, поспешно отвела взгляд.

– Мне в самом деле пора возвращаться к работе, – попытался объяснить Престон.

Однако Янто, будто не слыша его слов, уже вел их в столовую. Там доминировал длинный стол, покрытый изъеденной молью белой скатертью, концы которой напоминали перепачканный в грязи подол платья.

С потолка свисала странного вида пыльная люстра, которая держалась на честном слове. Прежде Эффи не доводилось видеть ничего подобного. Кусочки зеркального стекла, вырезанные в форме узких ромбов, ловили и отражали свет, из-за чего казалось, что люстра движется, хотя сам воздух в комнате сохранял гнетущую неподвижность.

– Как красиво, – сказала Эффи, указав на потолок. – Откуда она?

– Полагаю, ее купила мама, хотя, честно говоря, не помню. В последнее время мы нечасто здесь ужинаем, – пояснил Янто с коротким смешком, вяло прозвучавшим в сгустившейся тишине.

Они обошли остальные комнаты на первом этаже: кладовую, где вывелись даже крысы и тараканы, гостиную, которая нечасто видела гостей, и ванную, при виде которой, молчаливо извиняясь, нахмурился даже Янто.

К этому моменту желудок Эффи так скрутило, что она решила – ее сейчас вырвет.

Янто повел их вверх по лестнице, по пути указывая на портреты. Здесь не было реальных людей – семья Мирддин не могла похвастать аристократическим происхождением, сам Эмрис родился в семье рыбака. Так что на стенах висели изображения персонажей и сцены из книг Мирддина.

Ангарад на брачном ложе с железным поясом на талии разметала по подушкам светлые пряди. А вот и сам Король фейри, чьи черные волосы струились по плечам, как ручейки зловонной воды, а бесцветные глаза, казалось, следили за каждым шагом Эффи. Она вдруг замерла, ощутив, как дрогнуло сердце. Эти волосы, глаза, тонкий рваный силуэт, похожий на дыру в ткани мира…

– Мистер Мирддин… э-э… Янто, – сказала она. – Прошлой ночью я кое-что видела в темноте…

– Что именно, Эффи? – сдержанно-равнодушно отозвался Янто, который поднимался на пару шагов впереди.

Однако Престон тут же окинул ее взглядом. И пусть лицо его было бесстрастным, парень явно ждал, что она продолжит.

– Ничего, – миг спустя сказала она. – Не берите в голову.

Лестничный пролет заканчивался деревянной аркой, покрытой замысловатой резьбой – виноградные лозы и морские раковины обрамляли торжественные лица двух мужчин.

– Святой Юфим и святой Маринелл, – заметил Престон и опустил голову, словно сожалея, что вообще заговорил.

Святой Юфим считался покровителем рассказчиков, святой Маринелл – владыкой моря и покровителем отцов. В обычных обстоятельствах Эффи наверняка полюбопытствовала бы, кого Мирддин выбрал хранителем собственного порога. Однако сейчас она ощущала лишь легкое недомогание.

– Возможно, вы посчитаете кощунством, что портрет Короля фейри висит рядом с ликами святых, – начал Янто, проходя под аркой. – Но отец был южанином до мозга костей. Он больше не покидал дома, знаете? После публикации «Ангарад». Не давал интервью, не говорил ни с кем. Критики звали его чокнутым, но ему было все равно. Он не покидал этот дом, пока сотрудники музея Спящих не погрузили его тело в машину и… Ну да ладно, не стану утомлять вас подробностями. Я просто хотел сказать, что, несмотря на чисто южное воспитание, отец никогда не стремился каким-либо образом очеловечить или оправдать Короля фейри.

Эффи подумала о Короле фейри – очаровательном, жестоком и в конечном счете жалком в своих разрушительных желаниях. Он любил Ангарад, но та, кого он любил превыше всего, его и погубила. Эффи нахмурилась. Что может быть человечнее?

– Вообще-то я бы предположил обратное, – вдруг холодно сказал Престон. – Король фейри – само воплощение человечества со всеми его пороками и низменными слабостями, особенно в конце книги, когда Ангарад показывает ему отражение в зеркале, обнажающее всю его суть.

Именно так Ангарад в конце концов и уничтожила Короля фейри – показала ему в зеркале его истинное лицо. Повисла тишина. Янто медленно повернулся к Престону и, сузив светлые глаза, тихо сказал:

– Что ж, полагаю, вы у нас эксперт, Престон Элори, ученик Седрика Госсе, выдающегося исследователя творчества Мирддина. Или, может, лучше назвать вас мальчиком на побегушках? Думаю, сам Госсе слишком занят, чтобы копаться в старых письмах в доме на краю света.

Престон ничего не ответил, лишь костяшки пальцев, сжимающих корешок записной книжки, побелели. Эффи на миг застыла, пораженная. Он нашел в себе достаточно храбрости и красноречия, чтобы высказать то, о чем она осмеливалась только думать. Конечно, Эффи не собиралась ему об этом сообщать, но, что касается Короля фейри… кажется, она была почти согласна с Престоном.

Однако Эффи поспешила выбросить эти мысли из головы. Она не хотела иметь ничего общего с Престоном, особенно когда дело касалось «Ангарад».

Вслед за Янто они двинулись по коридору, где под потолком мерцали голые лампочки без абажуров. Первая дверь слева оказалась приоткрыта.

– Библиотека, – пояснил Янто, поворачиваясь к Эффи. – Наверняка вы согласитесь, что здесь предстоит проделать наиболее важную работу.

Следом за ним Эффи вошла в комнату. Света из единственного грязного окна вполне хватало, чтобы разглядеть набитые книжные полки, хромой письменный стол и оплавленные свечи. За одной из полок виднелось испачканное кресло, похожее на старую кошку, недовольную тем, что ее разбудили. Прогнивший деревянный пол скрипел и стонал под ногами, прогибаясь под весом книг. Они просто вываливались из шкафов – мятые корешки, рваные страницы, лужицы чернил, которыми они истекали, как кровью.

Эффи не сразу нашла в себе силы заговорить. Сорвавшийся с губ вопрос удивил ее саму.

– Так было всю вашу жизнь? – выдавила она. – Ваш отец сознательно держал библиотеку в таком виде?

– К сожалению, – отрывисто сказал Янто. – Отец был гением во многих отношениях, но почти не занимался скучными, рутинными повседневными делами.

Может, ей следовало делать заметки? Эффи ощутила головокружение. Пусть Мирддин был странным человеком, затворником, но как он мог жить в такой грязи? При всем желании сейчас Эффи не видела в нем загадочного мужчину с фотографии на обложке книги. Теперь перед мысленным взором возникал образ краба, скользящего по мелководью во время прилива и даже не замечающего, что его вновь и вновь окатывает водой.

– Может, продолжим? – предложила Эффи, надеясь, что голос не выдал накатившей на нее усталости. Краем глаза она заметила, как между бровей Престона возникла легкая морщинка.

Дверь в соседнюю комнату оказалась закрыта. Когда Янто толкнул створку, Престон тут же протиснулся вперед и встал на пороге.

– Это кабинет, – пояснил он. – Я оставил здесь свои вещи.

Что мог он скрывать? Может, в самом деле изучал следы кружек от кофе? Или где-то откопал зубные протезы Мирддина? Эффи вновь ощутила подступающую тошноту.

– Я бы с радостью взглянула, – отозвалась она. Несмотря на плохое самочувствие, Эффи не хотела упускать возможности лишний раз досадить Престону. К тому же его скрытность пробудила в ней любопытство.

Престон, сжав губы, окатил ее презрительным взглядом. Однако в кабинете не оказалось ничего постыдного или компрометирующего, только рваный диван с перекинутым через спинку одеялом, на котором явно спал Престон, и заваленный бумагами стол. На подоконнике лежали окурки.

Здесь было намного чище, чем в любой другой комнате в доме, и все же Эффи ожидала от самодовольного, педантичного П. Элори большей безупречности.

На выходе из кабинета пол под ними оглушительно застонал, и Эффи ухватилась за ближайшую стену, не сомневаясь, что дерево вот-вот провалится под ней. Однако, заметив сочувственную гримасу Янто, тут же выпрямилась, ощутив, как вспыхнули щеки. В голове вновь зазвучал голос матери: «Ты вечно во что-нибудь влипаешь».

Когда они подошли к двери в конце коридора, ведущей в другое крыло дома, Янто сказал:

– Я бы показал вам спальни, но мама не хочет, чтобы ее беспокоили.

Вдова Мирддина. Эффи даже не знала ее имени, вообще ничего, кроме одного – она велела Янто поселить Эффи в гостевом доме. Однако Престону позволила остаться здесь. Сама собой напрашивалась мысль, что вдова не желала ее присутствия в поместье.

Эффи ощутила наступающую панику, покалывание в кончиках пальцев, а зрение начало расплываться. Сейчас ей бы не помешали розовые таблетки, но в спешке она забыла их на тумбочке.

«Во всем виноват Престон», – решила Эффи, но так и не смогла наполнить эту мысль желанной злостью.

– Ничего страшного, – сказала она. – Я увидела достаточно.

Все трое вновь спустились вниз. Эффи всю дорогу цеплялась за влажные скользкие перила. Больше всего на свете ей хотелось убраться из этого ужасного дома и перестать вдыхать тяжелый, пропитанный солью воздух. Но когда Янто повел ее обратно в кухню, настойчиво твердя о булочках с копченой рыбой, взгляд сам собой упал на нечто, что она прежде не заметила – небольшую дверь с перекошенной деревянной рамой, испещренной у основания крошечными белыми ракушками. Глядя на нее, Эффи могла бы поклясться, что отчетливо слышит шум волн, словно ток крови, исходящей из самого сердца дома.

– Куда ведет эта дверь? – поинтересовалась она.

Ничего не ответив, Янто сунул руку за ворот черного свитера и достал ключ на тонком кожаном шнурке. Он вставил ключ в замок, и дверь распахнулась.

– Осторожно, – предупредил он и отступил в сторону, позволяя Эффи заглянуть в проем. – Не упадите.

За дверью оказалась лестница, уходящая в мутную воду. На виду оставались лишь несколько верхних ступеней. В нос тут же ударил запах соли вперемешку с ароматами старой кожи и мокрой бумаги.

– В подвале находились архивы отца, – пояснил Янто. – Несколько лет назад вода поднялась слишком высоко и затопила весь этаж. Нам так и не удалось вызвать в эту глушь специалиста, чтобы попытаться его осушить.

– Разве там не было ценных документов? – Эффи скривилась от вопроса, он казался каким-то грубым и меркантильным. Нечто подобное вполне мог спросить Престон. Впрочем, возможно, он этим уже интересовался.

– Конечно, – ответил Янто. – Отец очень бережно относился к личным и профессиональным делам. Не сомневаюсь, что любые хранящиеся там бумаги надежно запечатаны, но пока до них невозможно добраться. Если, конечно, не желаете искупаться в ледяной воде, да еще и в кромешной тьме.

Эффи увидела, как по воде пробежала рябь, а потом поверхность вдруг разгладилась и стала похожей на черный шелк.

– Разве вода не должна уйти сама по себе, вместе с отливом?

Во взгляде Янто читалась жалость, точно так же на нее смотрел в машине Уэдерелл.

– Скала проседает. Весь фундамент уже ушел под воду, как, впрочем, и почти вся бухта Девяти Колоколов. С каждым годом для нас все выше риск утонуть.

Эффи даже не подозревала, что второе Наводнение – отнюдь не просто суеверие южан. Она всегда отмахивалась от подобных разговоров и теперь стыдилась этого.

Над лестницей виднелся еще один арочный проход – каменный, влажный, покрытый мхом. По его поверхности змеились слова.

– «Лишь море – единственный враг»? – прочитала Эффи вслух, повысив голос в конце, чтобы слова прозвучали как вопрос.

И безмерно удивилась, услышав голос Престона.

– Все древнее канет в пучину времен, – начал он. Судя по интонации, это были слова из песни. – Сказал мне однажды мудрец. Ну а я был моряк, молод и окрылен, почти что безусый юнец. Я ответил ему, всю смелость собрав: «Лишь море – единственный враг».

Пока Престон декламировал строки, Эффи не сводила с него глаз. Сквозь стекла очков он твердо смотрел вперед и говорил приглушенным, почтительным тоном. Теперь и она узнала эти слова.

– «Гибель моряка», – тихо произнесла она. – Из сборника стихов Мирддина.

– Да, – удивленно согласился он. – Я не думал, что ты знаешь.

– Не только студенты из литературного умеют читать, – бросила Эффи и тут же пожалела, что в голосе послышались резкие нотки. Она слишком явно проявляла свою горечь и зависть, и Престон, возможно, уже догадался, в чем крылась причина ее ненависти.

– Верно, – коротко заметил он. Взгляд снова стал холодным и отчужденным.

Эффи покачала головой, будто пытаясь развеять остатки сна. Ей хотелось выбросить из головы тот краткий миг, когда между ней и Престоном ощущалась некая близость.

Янто прочистил горло.

– Отец всегда в высшей степени восхищался своим творчеством, – сказал он. Дождавшись, пока Эффи отступит в сторону, запер дверь и снова надел ключ на шею. – Пойдемте завтракать. Не хочу, чтобы меня считали негостеприимным хозяином.

* * *

Однако Эффи, извинившись, сообщила, что хочет выйти на свежий воздух. Она вовсе не лгала – в развалинах дома ей с трудом удавалось дышать.

По заросшим мхом ступеням Эффи вышла на тропинку и поднялась на утес. Проявляя осторожность, на этот раз она не приближалась к самому краю. Крошащийся белый камень походил на шаткие глыбы льда, плывущие зимой по реке Наэр: ему тоже нельзя было доверять. От яростных порывов ветра она зажмурилась.

Может, не было никаких других заявок на участие в проекте. Может, она единственная, кто, взглянув на объявление, увидел перед собой мечту, в то время как остальные замечали отвратительную реальность.

Теперь Эффи поняла, почему Янто обратился к студентам – ни один опытный архитектор не стал бы восстанавливать дом с полузатопленным фундаментом на краю обрыва. Даже из уважения к Эмрису Мирддину.

«Тебе такое не по силам», – сказал мастер Корбеник и оказался прав. Он застрял в ней, как заноза под ногтем, которую не получалось вытащить. Болезненные воспоминания о нем могли накатить в любой момент, даже когда она просто тянулась за кружкой с кофе.

Далеко внизу волны бились о скалы. Теперь темная вода, разъедающая бледный камень, представлялась Эффи голодным хищником. Колени подогнулись, и она бессильно опустилась на траву, которую трепал ветер.

По правде говоря, под всей этой сыростью и гнилью она заметила множество прекрасных вещей, которые, как сундуки с сокровищами на морском дне, ждали, когда их спасут с места кораблекрушения. Мягкие ковры стоили целое состояние, люстры были целиком из золота. Однако гниль и поднимающееся море их не щадили.

Стоявшая перед ней задача казалась сродни той, что обычно бывают в сказках – безнадежная и бессмысленная, достойная самого Короля фейри. Эффи мысленно представила себе то существо с дороги. Повернувшись к ней, оно открыло жадную пасть и сказало: «Сшей мне рубашку без швов и иглы. Засей акр земли одним початком кукурузы. Построй дом на тонущем утесе и завоюй свободу».