bannerbanner
Идеальные
Идеальные

Полная версия

Идеальные

Язык: Русский
Год издания: 2023
Добавлена:
Серия «Архетипы зла»
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 6

В последний раз они приблизились к этой теме несколько недель назад, когда Холли вернулась домой от врача с новой пачкой противозачаточных таблеток. И задалась вслух вопросом: как же ей упомнить, когда их принимать, если последние пять лет она прожила со спиралью, делавшей свое дело?

И тут Холли поразила одна мысль – как гром среди ясного неба.

Забытая таблетка! Маленькая белая таблетка, размером меньше ее розового ногтя.

Холли подняла глаза – взгляд застыл на отражении в зеркале, висевшем над краном. Из него на Холли смотрела та же особа, которую она созерцала годами, если не всю свою жизнь. Та же, да не та. Проявились отличия! Ее кожа стала жирной, по контуру лица высыпало новое созвездие прыщей. Вот уже неделю Холли испытывала недомогание – живот словно скручивало узлом. Эти детали были настолько малы, что Холли не полагала их важными. А сейчас она сообразила, что они – ОЧЕВИДНО – значили.

Глава 6

Селеста

Тремя месяцами ранее

Чикаго, штат Иллинойс


В классной комнате мисс Бонни имелся лишь один стул, подходивший размером для взрослого. И его занимала мисс Бонни. Селесте с Луи пришлось сесть напротив нее на гораздо меньшие стульчики для гораздо более мелких людей. Обычно Селеста находила очаровательными все эти миниатюрные предметы мебели в пре-школе Беллы – ряды крошечных книжных полок, маленькие столики, высотой до ее колен. Но за несколько минут до разговора с мисс Бонни Селеста присела на корточки над миниатюрным толчком в туалете и не смогла найти в этом ничего позитивного.

– Значит, с другим ребенком все в порядке? С тем мальчиком – с ним все в порядке?

Луи спросил это тоном, который Селеста сочла бы командным, находись они в офисе. И там он, наверное, был бы уместным. А в детской классной комнате этот тон прозвучал как-то глупо, да и выглядел ее муж с коленками, согнутыми и упертыми в грудь, тоже несколько глуповато. К сожалению.

– С Арчером? Да-да, с ним все в порядке, – широко улыбнулась мисс Бонни.

– Мы как раз успели переговорить с Бакстерсами перед встречей с вами, – авторитетно добавила женщина рядом с ней. Ее звали мисс Шерил, или так она, по крайней мере, представилась. По-видимому, все женщины в этой пре-школе называли себя «мисс», даже когда поблизости не было детей. Мисс Шерил пришла чуть позже и теперь стояла рядом с коллегой. Она явно не являлась директором Детской академии, но была главнее воспитательниц – ее служебное положение так и осталось непонятным Селесте. А еще она пожалела о том, что скрючилась в три погибели на детском стульчике раньше, чем узнала об альтернативном варианте: оказывается, можно было не садиться, а остаться стоять на ногах.

– Бакстерсы – это родители мальчика? – уточнил муж, переводя взгляд с одной женщины на другую и обратно. Он все еще был в своем деловом костюме: слишком спешил на встречу с педагогами после работы и не успел переодеться. Из-за одного этого крошечный стульчик под Луи казался еще более нелепым.

– Да, Бакстерсы – мама и папа Арчера, – мисс Бонни, похоже, намеренно старалась употреблять имя Арчера как можно чаще.

А вот Селесте это имя показалось смешным, подходящим разве что для гончего пса.

Воцарилась пауза. Мисс Бонни продолжала одаривать и Селесту, и Луи широкой улыбкой. У Селесты даже возникло подозрение, что воспитательница просто не могла придать своему лицу другое выражение.

– Итак, давайте проясним, – наконец прервал молчание Луи, снова заговорив деловым тоном. – Почему Белла укусила его? Этого Арчера? У детей вышел конфликт? Что за ситуация сложилась?

Мисс Бонни заерзала на стуле. Хотя, к чести воспитательницы, улыбка на ее лице не поколебалась.

«Интересно, Луи действительно хочет, чтобы они пересказали нам все события минувшего дня, или он просто тянет время?» – озадачилась Селеста.

– Нам не удалось получить от детей внятного ответа, – сказала мисс Шерил, которая, в отличие от своей коллеги, не улыбалась. А множество мелких линий вокруг ее губ навели Селесту на мысль, что она вообще улыбалась гораздо реже, чем мисс Бонни. – Но, судя по тому, что нам удалось выведать, у детей возникло разногласие из-за кубиков.

«Если бы сейчас со мной рядом сидела Алабама, она бы нашла все это невероятно забавным», – пронеслось в голове у Селесты. А вот Луи кивнул с угрюмым выражением на лице.

– Белла отобрала кубики у Арчера? – задал он вопрос, который Селеста посчитала вполне резонным.

А мисс Шерил раздула свои ноздри так, словно таковым его не сочла.

– Я в этом не уверена, – сказала она, скосив взгляд вниз, на мисс Бонни. – Тем не менее мисс Бонни сможет создать более полный контекст.

Селеста и Луи дружно переключили внимание на мисс Бонни. А улыбка у той наконец-то поблекла. Из чего Селеста сделала вывод, что мисс Бонни не относилась к тем людям, для которых было привычно «создавать контекст» подобных спорных ситуаций.

– Насколько я поняла, – заговорила мисс Бонни не вполне уверенным голосом, – Белла первой начала играть в кубики. Она всегда первой подбегает к ним утром. Это ее любимое занятие в период, отведенный на свободные игры, – мисс Бонни на мгновение запнулась, и у Селесты возникло желание заполнить паузу извинением, хотя рот она так и не открыла. – Я думаю, что Арчер тоже захотел поиграть в кубики, – продолжила мисс Бонни. – И, между нами говоря, Арчер до сих пор играет со своей частью кубиков. Мне кажется, что Белла просто… сорвалась, – пожала плечами мисс Бонни.

В классе снова установилась тишина – они все обдумывали сказанное. Не будь Селеста настолько ошарашена и подавлена стыдом, она бы не преминула громко поинтересоваться: а не было ли у Беллы причины для того, чтобы «сорваться»? Пусть незначительного, но все-таки повода, объяснявшего такую реакцию? Например, буквально накануне, Селеста дождалась, когда освободится место на парковке перед супермаркетом, и уже включила поворотник и все такое, как вдруг другой автомобиль пронесся мимо и в последнюю секунду занял пространство. Селеста так разозлилась, что дала оглушительный гудок и даже позволила слететь с языка паре ласковых слов, хоть и сознавала, что окно приоткрыто. А потом едва подавила желание протаранить машину захватчика.

– Хорошо. – Сняв очки, Луи устало потер глаза.

Селеста тоже вдруг почувствовала себя истощенной. «Интересно, Алабама сильно обозлится, если мы с Луи отменим ужин, поедем отсюда домой и сразу же ляжем спать?» – подумала она.

– Хорошо, – повторил Луи, – и что нам теперь делать?

– Ну… – начала было мисс Бонни, но тут же осеклась и поглядела на мисс Шерил, словно испрашивая дозволения. Мисс Шерил ответила ей легким, едва заметным кивком, и мисс Бонни продолжила: – Мы, главным образом, хотели вас уведомить об этой ситуации.

«Насколько все-таки универсально слово «ситуация». И вместе с тем многогранно, – предалась размышлениям Селеста. – В новостях его используют постоянно, обычно в тревожной тональности. Ситуация возникает, когда твоя пятилетняя дочь кусает пятилетнего мальчишку. И когда ураган сносит крышу с дома – это тоже ситуация…»

– Мы убеждены, что домашняя жизнь ребенка – это базис его социального развития, – добавила мисс Шерил, и в ее голосе внезапно зазвучал металл. – Мы полагаем очень важным, чтобы наши родители понимали, что происходит в классе, и, при необходимости, могли скорректировать воспитание своих детей дома.

Селеста представила себя за штурвалом гигантского корабля с мисс Шерил в рубке, предупреждающей о леднике. Ее всегда мучил вопрос: почему капитан «Титаника» не обошел айсберг, а поплыл прямиком на него? Но сейчас, сидя на маленьком детсадовском стульчике, Селеста почувствовала, что стала лучше понимать, что тогда произошло.

– Что ж, мы ценим вашу заботу и ваши советы, – произнес Луи вроде бы искренне. – Мы обязательно побеседуем с Беллой и постараемся, чтобы подобное больше не повторилось.

Мисс Бонни снова заулыбалась, хотя Селесте почудилось, будто она заметила крошечный проблеск жалости на лице женщины. Похоже, мисс Бонни – как и Селеста – понимала фундаментальную истину о детях дошкольного возраста: воспитательная беседа с Беллой вряд ли могла принести ожидаемые плоды; ее реальным результатом стали бы стеклянный взгляд в одну точку и требование фруктового мороженого на палочке по окончании разговора.

– Вы можете нам что-то порекомендовать? – спросила Селеста прежде, чем смогла сдержаться. – Какие-нибудь… даже не знаю… источники на такие случаи? – стоило Селесте это выговорить, как она тут же устыдилась выбранного слова. «Источники». Оно показалось ей таким формальным. Смехотворно формальным! Как будто бы плохое поведение Беллы можно было отладить, поменяв батарейку АА.

– У нас есть здесь психолог, – ответила мисс Шерил, что лишь ухудшило «ситуацию» и усугубило пессимистический настрой Селесты. – Если вы захотите, чтобы Белла с ней пообщалась, мы обязательно это организуем.

Селеста заметила, как напрягся рядом с ней Луи.

– Мы обязательно побеседуем с дочерью, – повторил он.

Селеста озадачилась: неужели муж действительно считал беседу с Беллой практическим решением проблемы? Луи много беседовал на работе: его рабочий день складывался из череды важных разговоров, следующих друг за другом. Так что он вполне мог допускать, что подобная стратегия способна сработать и в остальных областях его жизни.

К машине после встречи они вернулись, не перекинувшись ни словом. Способная питать надежды половинка Селесты даже задалась вопросом, который мог прийти в голову только никудышной мамаше: может, они вообще обойдутся без обсуждения «ситуации» с дочерью?

– Мы сильно опаздываем, – сказал Луи, когда они сели в машину.

Селесте потребовалась пара секунд, чтобы понять, что под этим подразумевал муж, и даже вспомнить об их планах на ужин.

– Ну и ладно, – буркнула она, потому что ни о чем другом сейчас не могла думать.

Несколько минут они ехали в полном молчании. Селесте вспомнилась мисс Бонни, и в голове возник странный вопрос: «Интересно, она поехала домой или нет?» Почему-то она не могла вообразить воспитательницу в иной обстановке, без миниатюрных толчков и столиков, предназначенных для детей.

– Вчера у Беллы приключился нервный срыв, – сказала, наконец, Селеста, глядя вперед – на городской пейзаж, простирающийся за горизонт. – Я тебе не говорила, что она закатила истерику возле «Нордстрома»?

– Нет, не говорила. А что случилось?

Селеста прикусила зубами щеку. «Что случилось?» Откуда ей знать?

– Вспышка гнева. Белла захотела поехать домой вместо «Таргета».

Луи долго ничего не говорил. Настолько долго, что Селеста не выдержала и посмотрела все-таки на мужа. Его локоть лежал на верхней кромке опущенного стекла. Луи не выглядел особо обеспокоенным, и это обеспокоило Селесту. Она, конечно, отдавала себе отчет в том, что волновалась и тревожилась по любому поводу сильнее большинства людей. И тем не менее ей иногда хотелось, чтобы муж тоже переживал из-за всего чуточку больше.

– Я же пересказала тебе разговор с мамой о моей кузине Тоне? О том, что у ее сына недавно диагностировали расстройство аутистического спектра?

Селеста задержала дыхание в самом верху грудной клетки. Она мало что знала о детях кузины. Тоня с мужем жили в Юте, как и большинство несчетных родственников Селесты, со многими из которых она не виделась с детских лет. По правде говоря, она и о Тоне-то вспоминала лишь благодаря матери – когда на ту нападало сильное желание поболтать, она заводила речь о кузине. А желание поболтать и пооткровенничать с родной дочерью у матери Селесты возникало редко.

– Да, ты вроде бы упоминала, – тихо проговорил Луи, медленно включаясь в разговор.

Селеста даже не поняла почему. То ли муж не знал, куда это разговор заведет, то ли сразу понял, к чему она клонила.

– Как ты думаешь… даже не знаю, как сказать… – Селеста разгладила брюки на бедрах. – Как ты думаешь, нам не следует проверить Беллу?

Последовавшая за этим вопросом пауза продлилась чуть ли не вечность. Они не включили радио, и потому тишина показалась ей еще более гнетущей.

– На аутизм, ты хочешь сказать? – наконец уточнил Луи. Он произнес слово «аутизм» так, словно выговорил его вслух впервые в жизни. Что, в общем-то, было неудивительно – они никогда не затрагивали эту тему.

Селеста не помнила, когда в ее голове впервые зародилось столь страшное подозрение. Она даже не понимала, было ли это простым подозрением или чем-то, что материализовалось с течением времени. Все, что она знала – это то, что Белле нравились лишь четные числа, а попытки уговорить ее съесть банан или надеть льняную вещь заканчивались истерикой дочки. Да, еще Белла знала о дельфинах больше всех суммарных познаний Селесты. По отдельности все эти вещи не казались очень страшными, но игнорировать их вкупе было трудно.

Тем не менее Селеста никогда об этом не говорила – ни Луи, ни кому-либо другому. Только прокручивала эти мысли в голове неделями, а может, и месяцами – как человек, мусолящий во рту леденец в надежде, что он рассосется.

– Возможно, – пискнула она до неузнаваемости тоненьким голоском.

Селеста никогда не считала себя храброй; видимо, поэтому ей потребовалось собрать все свое мужество, чтобы произнести одно это слово. А, растратив его, она испытала огромное желание свернуться в комочек и забыться.

За передним ветровым стеклом две трубы – «два рога» – Уиллис-Тауэр пронзали небо цвета желтка. Внезапно Селесте захотелось оказаться где угодно, только не в этой машине, мчавшейся к какому-то кичливому ресторану, предлагавшему посетителям фаршированные яйца аж за три с лишним доллара. Ей захотелось оказаться дома, в своей постели, с густым слоем ночного крема на проблемных зонах лица. Селеста всего пару дней назад выстирала постельное белье – в родных стенах, на чистой простыне под одеялом в чистом пододеяльнике к ней обязательно вернулось бы ощущение стабильности и безопасности.

– Не знаю, Си-Си, – наконец, вымолвил муж. Он так долго медлил с ответом, что Селеста поначалу подумала, будто он говорил о постельном белье. – Аутизм… Это ведь своего рода… крайность, верно?

Их взгляды встретились над центральной консолью. Убедившись, что Луи не попытался пренебрежительно отмахнуться от ее опасений, Селеста заставила себя серьезно обдумать предположение мужа. «Крайность…» Многие вещи выглядели крайностями. Укусить одноклассника из-за кубиков – разве не крайность? Или валяться на асфальте, потому что тебе захотелось есть? Но аутизм? Это был неожиданный и уж точно не лучший вариант для Селесты. Но она не считала его крайностью.

– Белла гиперактивна, реагирует на все чересчур импульсивно, и… мне кажется, чем дальше, тем только хуже.

– Ей пять лет. Всем маленьким детям присущи активность и импульсивность.

– Не думаю. И потом, у них все проявляется иначе. А еще эти ночные кошмары… они типичны для детей аутистического спектра ее возраста.

Когда Белла начала видеть сны – а это случилось пару месяцев назад, – Селеста страшилась даже заходить в ее комнату. Боялась, что, разбудив Беллу, причинит девочке необратимый, непоправимый вред – как в сцене, которую она увидела когда-то в фильме или прочитала в книге. Луи о такой вероятности не слышал. И это он заходил в спальню дочери и тряс ее, пока Белла не пробуждалась. Со временем Селеста убедилась, что такие «встряски» никакого вреда девочке не приносили. И, что гораздо важнее, Белла переставала орать как резаная.

– Не думаю, что мы можем поставить Белле такой диагноз, как аутизм, только потому, что ей снятся плохие сны.

– Но речь не об одних снах. Обо всем в целом. – Переместившись, Селеста наклонилась корпусом к Луи. – Ты же знаешь, какая она чувствительная.

– А что плохого в чувствительности?

– Я имею в виду чувствительность к текстурам, – пояснила Селеста, смахнув с бедра несуществующую пушинку. – Ты помнишь, что было с Беллой, когда я несколько недель назад попыталась надеть на нее льняной джемпер? – Селеста не сомневалась, что Луи это запомнил, потому что дело кончилось тем, что они обе – и мать, и дочь – разревелись. – И она не ест бананы, – добавила Селеста спустя пару секунд.

– Ну, я тоже не люблю бананы.

– Но разве у тебя хотя бы раз бывал из-за них нервный срыв?

Судя по виду, Луи всерьез задумался над вопросом жены.

– А одержимость дельфинами, – продолжила Селеста. – Я читала, что подобная зацикленность на чем-то одном типична для детей, страдающих аутизмом.

Ее слова упали тихо и мягко, как легкие перышки. Луи замолчал, погрузившись в свои мысли; адамово яблоко на его шее слегка выпятилось.

– Не знаю, – в итоге медленно произнес он голосом, полным сожаления, как будто сообщал жене новость, способную ее огорчить. – Просто мне кажется, что воспитательница сказала бы нам что-нибудь, имейся причины для беспокойства. Как ты полагаешь?

Селеста вспомнила мисс Бонни. Из всей косметики эта женщина, готовясь к встрече с ними, позволила себе лишь светло-розовую помаду, которую нанесла на губы тонюсеньким слоем и явно не умеючи. Это не укрылось от внимания Селесты и даже расположило ее к воспитательнице. А теперь ей подумалось, что столь «сдержанный» макияж объяснялся чем-то еще – скорее всего, молодостью и безыскусностью мисс Бонни. И разве они могли воспринимать серьезно женщину, которая была настолько молода, что не нуждалась даже в тональном креме или корректоре под глаза?

– Возможно, она не знает, на что именно обращать внимание, – сказала Селеста.

И вперила взгляд в мужа, наблюдая за его реакцией. Луи отнял руку от окна и положил обе кисти на руль. Селесте вспомнилось их первое свидание, почти десяток лет назад. Тогда Луи заехал за ней на отцовском раритетном «Тандербёрде». Селеста не разбиралась в автомобилях, так что Луи не удалось произвести на нее желанного впечатления. Но что реально впечатлило Селесту – так это его манера вождения, то, как легко и непринужденно он маневрировал в потоке машин, крутя руль только одной рукой.

– Ладно, – сказал, в конце концов, муж. – Я тебя услышал. Давай пока понаблюдаем за Беллой. Я думаю, мы можем еще подождать, посмотреть, что будет дальше.

Луи произнес это так уверенно, что на долю секунды Селесте даже показалось, будто бы они пришли к этому решению вместе. Она открыла рот, вдохнула воздух, снова сомкнула губы. А потом ее неожиданно осенило: им не надо ничего ждать, по крайней мере, от Беллы. Им надо дождаться, когда она сама, Селеста, справится со своей паранойей, чтобы всем вместе устроить дружный бойкот льняным джемперам и бананам.

Глава 7

Алабама

Тремя месяцами ранее

Чикаго, штат Иллинойс


Каждый пятничный вечер Алабама проводила одинаково: она посещала своего врача, которого на дух не выносила. Алабама недолюбливала его по нескольким причинам, но наибольшую неприязнь у нее вызывали его носки.

В принципе, Алабама ничего не имела против толстых коротких носков белого цвета. Да, смотрелись они объективно уродливыми, но в сочетании с объективно уродливыми белыми ботинками легко превращались в модный тренд (доказательство тому – сестры Хадид). Однако врач Алабамы не был модником. На самом деле, он вообще не следил за модой. Доктор Кит Свинкл носил белые гетры с коричневыми лоферами. И это доводило Алабаму до белого каления. Неужели ему в жизни не встретилась ни одна женщина, которая посвятила бы его в таинства моды?

– Итак, расскажите мне, – призвал доктор Свинкл, постучав ручкой по своему блокноту с линованными страницами. Он сидел, скрестив ноги и обнажив худые лодыжки. – Почему вы считаете, что ваша жизнь изменится к лучшему, если вы поедете в Исландию?

Второй ужасный недостаток доктора Свинкла заключался в том, что он был чудовищно любопытным. Совал свой нос буквально во все. Алабама понимала, что задавать вопросы – его работа. Но было что-то неприятное в том, как именно он их задавал, как наклонялся вперед так, что штанины брюк задирались выше лодыжек. Иногда брючины поднимались так высоко, что Алабама видела тонкие светлые волоски, покрывавшие кожу над носками Свинкла.

– Ну, во-первых, я почувствую себя счастливей, если мне удастся улучшить сетевое взаимодействие. Нестабильность в работе – одна из основных причин депрессии. Вы сами это знаете. – Алабама могла побиться об заклад, что доктор Свинкл этого не знал. Она тоже не знала, пока не вычитала в журнале, стоя в очереди к кассе в магазине. Обычно она предпочитала кассы самообслуживания, но в тот день очереди туда были даже длиннее, чем в обычные кассы. Проблема заключалась в том, что люди с огромными тележками, забитыми доверху разнообразными товарами, создавали столпотворение и мешали другим людям – таким, как Алабама – пришедшим в магазин только за тушью для ресниц да дезодорантом и действительно заслуживавшим более быстрой очереди.

– А вы испытываете депрессию?

Алабама тяжело вздохнула:

– Нет. Но однажды я в нее впаду, если ситуация не улучшится.

Доктор Свинкл кивнул и записал что-то в блокнот. В худшие дни своей жизни Алабаме приходилось даже сжимать кулаки, чтобы не протянуть руку и не выхватить у него этот злополучный блокнот. Иногда Алабама едва могла думать из-за того, что за каждым ее высказыванием следовало раздражающее чирканье ручки по бумаге. Царап-царап-царап…

Скрестив ноги и покачивая стопой, она начала разглядывать кабинет. В нем не было ни одной фотографии, даже малюсенькой. «Должно быть, у доктора Свинкла нет семьи», – подумала Алабама и почему-то внезапно расстроилась. И за него, и за себя.

– Итак, вы полагаете, что поездка в Исландию придаст вам уверенности в отношении работы, – закончив записывать, проговорил доктор Свинкл.

Алабама сняла ногу с ноги и стала ждать продолжения вопроса, но его не последовало. Доктор Свинкл сам смотрел на нее выжидающе; его ручка зависла в воздухе над противным блокнотом.

– Да, – односложно ответила Алабама, потому что в эту игру можно было поиграть вдвоем. Постаравшись надеть на лицо ничего не выражавшую маску, она посмотрела доктору Свинклу прямо в глаза.

К ее разочарованию, это не возымело на него никакого действия. Доктор даже не моргнул. А Алабаму поразили его очень сухие глаза. «Вот почему он не женат, – предположила она. – Из-за этих сухих глаз. У него, наверное, по всему дому разбросаны глазные капли. Кому захочется выходить замуж за человека, у которого во всех комнатах и кабинетах стоят пузырьки с растворами для промывания глаз?»

Не выдержав игры в молчанку, Алабама добавила:

– В Исландию также поедет одна женщина-инфлюенсер. Ее зовут Холли Гудвин, и у нее уже миллион подписчиков. Она – настоящий ас. – Алабама вспомнила последний пост Холли, который она лайкнула только пятой, хотя настроила оповещения в своем телефоне, чтобы успеть первой. Пост был посвящен волшебному смузи, который Алабама поспешила купить в тот же день, даже заплатив за ускоренную доставку. Очно она никогда не встречалась с Холли, и лишь по этой причине они еще не стали подругами. – А вы знаете, что сказала Опра Уинфри? – добавила Алабама. На этот раз – просто потому что ей захотелось поболтать. – Она сказала: «Окружай себя теми людьми, которые сделают тебя лучше». Из меня вышел неплохой инфлюенсер, но, встретившись с Холли, я стану еще лучше. Я в этом уверена.

Эту цитату Опры Уинфри Алабама нашла в том же журнале, в котором прочитала о депрессии. Она чуть было не купила этот журнал, чтобы вырвать заветную страницу и прилепить ее скотчем к холодильнику. А не купила его Алабама только потому, что ее муж, Генри, постоянно ныл о том, что их бюджет не резиновый, и требовал от Алабамы умерить аппетиты и покупки на «Амазоне». А недавно он и вовсе предложил ей сократить походы в «Старбакс» и хотя бы раза два в неделю заменять латте с обезжиренным молоком напитком домашнего приготовления (сам Генри пил лишь черный кофе и не понимал, что домашний латте по вкусу не сравнится с фирменным).

– Это Опра Уинфри сказала? – приподняв бровь, спросил доктор Свинкл.

– Да, – резко ответила Алабама. – Можете проверить сами, если мне не верите.

Доктор Свинкл еле заметно кивнул ей и опять записал что-то в блокноте. Возможно, он делал пометы о ее реакции. Однажды, когда Алабама была еще маленькой, одна учительница записала в ее табеле успеваемости: «Алабама не выносит критики в свой адрес и склонна вступать в спор, когда ей делают замечания». Прочитав эту запись, мать Алабамы закрыла глаза и сделала несколько продолжительных глубоких вдохов, как будто изо всех сил старалась не закричать. Выглядело это довольно комично, потому что мать Алабамы кричала нечасто. Обычно, когда ей действительно, судя по виду, приспичивало закричать, она вместо этого наливала себе стопку водки «Серый гусь».

До чего же Алабаму раздражали эти записи! Ее охватило очень сильное, почти неодолимое желание рассказать об этом Селесте. Ей стало бы намного легче, поговори она с подругой о докторе Свинкле. Вот только Алабама не могла, потому что Селеста была не в курсе ее визитов к нему. Не то чтобы Алабама желала непременно сохранить это в тайне. Просто Селеста всегда делала такое лицо, когда речь заходила об ее дочери – точнее, об ее повышенной нервной возбудимости, – как будто у Беллы и вправду могло однажды снести крышу.

На страницу:
3 из 6