Стажировка вне закона

«А что, если думать не как найти, а как украсть? – пришла в голову неожиданная мысль. – Что, если бы я была воровкой и получила столь специфический заказ? С чего бы начала, какие артефакты использовала и где бы их раздобыла?»

С такой точки зрения задачка показалась куда интереснее. Я подняла голову и встретилась в окне с собственным отражением. И увидела в зелени своих глаз тот блеск, который часто замечала у мамы… Это был азарт.

Я всегда считала, что мы с Мэй Бризроу похожи не больше, чем вода и первач: на первый взгляд, когда обе жидкости плещутся в стакане, и не отличить. Но поднеси к одной горящую спичку – и полыхнет пламя, а ко второй – от спички останется холодный мокрый остов.

Полагала, что мама как огненная вода – обжигающая, загорающаяся, способная опьянить своим азартом. А я – спокойная гладь реки, что зимой несет свои воды под коркой льда. Хотя знавшие меня выражались порой куда как более кратко и емко. И «расчетливая стерва» было одним из самых мягких эпитетов.

А вот сегодня оказалось, что в этой холодной глубине горит мамин огонь. Плохо ли это? Или хорошо? Я не знала. Но посчитала, что для меня все же хорошо, а вот для дивного гада, шантажом вынудившего меня сотрудничать, однозначно будет плохо. Потому что нельзя просто так взять, разозлить Ринли Бризроу и не отхватить за это минимум нервный срыв.

С такими мыслями я и легла спать. А утром поняла, что грядущий новый день пройдет у меня под эгидой справедливости. Потому что в тех случаях, когда просыпалась сама, я была доброй, а когда меня будили – живым воплощением беспристрастного правосудия.

Восстав из кровати с грацией умертвия, выбирающегося из гроба, я добрела до стола, на котором от трели разрывался переговорный артефакт. Самоубийцей, жаждавшим общения со мной, оказался Катафалк.

Я приняла возов и услышала категоричное:

– Бризроу, ты когда придешь подписывать документы на стажировку?

– И вам доброго утра, – глянув на хроносы, показывавшие ровно восемь утра, отозвалась я. – А надо?

– Это ты лучше не у меня спроси, а у фэйри, который уже пять минут сидит у меня в кабинете и расходует мой воздух, мое время и мои нервы, ожидая тебя! – отозвался Катафалк таким сварливым тоном, который способен проделать дыру не только в совести, но и в бетоне.

– Хорошо. Сейчас приеду, – произнесла я обреченно и запоздало уточнила: – А документы на мою стажировку разве уже готовы?

– Уже пару дней как готовы, – недовольно произнес профессор Грейт и отключился.

Зато я от этих слов проснулась в один миг. Так-так-так, значит, один дивный гад был абсолютно уверен, что я соглашусь. Ну… Заноза!

Собиралась я стремительно. И не знаю, что меня больше поторапливало: боязнь подвести Грейта и опоздать или желание придушить господина Занозу. Я носилась по комнате, одновременно причесываясь, чистя зубы, одеваясь и матерясь. Последнее удавалось лучше всего.

Уже натягивая черные джинсы и водолазку, подумала: может, стоило все же выбрать вчерашний костюм, который у меня был припасен для важных встреч? Но потом решила, что «собеседование в подворотне», состоявшееся с фэйри накануне, я успешно прошла. Работодатель уже увидел меня красивую и даже нанял. Так что пусть теперь любуется мной деловой.

С этими мыслями накинула на плечи короткую кожаную куртку, всунула ноги в кроссовки и, подхватив сумку, припустила из дома.

Я неслась по улицам рабочего квартала так, что казалось: еще немного – и пойду на взлет. Сердце билось в груди как бешеное, я глотала воздух открытым ртом, а пульс стучал в висках набатом. Я так разогналась, что в чаробус, который как раз распахнул свои двери на остановке, влетела на манер тарана. Хотя, судя по тому, как салон был набит битком, в него даже блоха не могла просочиться. Я же оставила позади других потенциальных пассажиров, оказавшихся менее целеустремленными, и смогла втиснуться в людской монолит чаробуса.

Сзади раздалось то ли возмущенное, то ли восхищенное:

– Ты посмотри, какая зараза!

– Да, наверное, что-то стащила, вот и тикает! – со знанием дела отозвался кто-то.

Причем последняя фраза прозвучала так скучно и буднично, как это может быть только в районе Нижней Отры. Хотя здешние улицы, чуть поодаль от которых начинались корабельные доки, именовали Кварталами Сорока Парней. В честь банды, слава которой полвека назад гремела не только на всю столицу, но и на всю страну. И пусть время прошло, законники, устроив крупную облаву с перестрелками, смогли арестовать главаря и пересажать почти всю группировку, но название «Сорок Парней» прижилось и осталось. И уже мало кто помнил, что число обозначало не количество бандитов, а почтовый индекс Строительных верфей сорок.

Меж тем чаробус со скрипом захлопнул двери и натужно поехал в гору. Элементали в цилиндрах двигателя возмущенно пыхтели, пассажиры вторили им. А я почувствовала, как ловкая ручонка стоявшего рядом парнишки ныряет в мою сумку. Едва мой пустой кошелек перекочевал в руки воришки, как я сочла, что теперь вправе позаимствовать его портмоне.

И, завладев последним, я невинно подняла добычу к лицу и поинтересовалась у щипача, не это ли он искал у меня. Сначала лицо юного карманника побагровело от возмущения (Как так? Он тут трудится в поте лица, а его попытались обокрасть?!), но потом побледнело. Видимо, он сообразил: раз не смог почувствовать, что его обнесли, значит… Не знаю, что именно вообразил себе мальчишка, но с пиететом вернул мне мой кошелек… Я хмыкнула: далеко пойдет. А когда, выйдя из чаробуса, заглянула в недра бумажника, то поняла: однозначно далеко! Мало того, что мне вернули умыкнутое, еще и пару купюр туда вложили!

А я ведь даже магии никакой не успела применить. Лишь неповторимое обаяние семейства Бризроу. Но, увы, оного оказалось недостаточно, чтобы смягчить негодование Катафалка.

Профессор Грейт обнаружился у себя в кабинете. Он сидел за столом, и горы бумаг, что его окружали, могли бы погрести под собой любого, но только не великого артефактора. Профессор яростно сражался с документами, а еще пристально бдел за одним фэйри, который вольготно разместился в кресле у стены и попивал кофе. Судя по выражению лица дивного, напиток мог быть в равной степени разбавлен как молоком, так и стрихнином. Хотя профессор Грейт был интеллигентным и воспитанным человеком. Он не позволил бы себе угощать гостя столь противным ядом. Только сладковатым цианидом!

– Доброе утро! – поприветствовала я господина Занозу и профессора оптом.

– Это сугубо ваша оценка, не нужно думать, что все присутствующие разделяют это мнение, – сухо заметил профессор, чуть приспустив элегантные очки и посмотрев на меня поверх них.

– Тогда недоброе утро, – тут же нашлась я, припомнив, как однажды, в канун Новогодия, к нам в приют пришла пара выбрать себе «приличного и красивого ребенка, но достаточно взрослого, чтобы не нужно было менять пеленки и воспитывать». Точно это был кусок мяса или породистая болонка, а не живой человек. Их чем-то тогда привлекла я, тощая, нескладная, с копной рыжих, вечно взлохмаченных волос. Единственное, что во мне могло быть в ту пору симпатичным, – это большие зеленые глаза. У мисс, пришедшей с супругом, был похожий оттенок, да и ее блондинистая шевелюра давала рыжеватый отлив. Видимо, дама посчитала, что вместе мы будем смотреться… гармонично.

Так вот, тогда, помнится, я пожелала ей счастливого Новогодия. Она, поджав губы, ответила, что в их семье не принято отмечать этот праздник. Ну, я тут же исправилась и добавила: «Тогда несчастливого». На этом рассмотрение моей кандидатуры в качестве приемного ребенка закончилось.

Вот и сейчас Грейт, услышав от меня, собственно, то, что он и хотел услышать, хмыкнул и, никак не прокомментировав сказанное мной, перешел к делу:

– Бризроу, подписывай документы на стажировку. – И передо мной легла пухлая стопка.

Я присела на стул, что стоял рядом со столом, и, взяв услужливо протянутую ручку, начала читать. Вдумчиво. А потом задала вопросы по всем сомнительным пунктам. Например, о «надлежащем выполнении всех задач, поставленных руководителем».

– А что, если в ходе стажировки мне прикажут нарушить закон? – И выразительно скосила взгляд в сторону господина Занозы.

Тот, словно речь была и не о нем, невозмутимо отхлебнул кофе. Но потом все же соизволил ответить:

– В Долине Холмов превыше людских законов – Вир гэр Хоу, – веско произнес Нил. – И судить, если что, будут по ним меня, поскольку я несу за тебя ответственность.

Не сказать, чтобы это сильно меня успокоило. Дивные – те еще дипломаты и хитрецы. И сдается мне, что вздумай двое фэйри судиться не у себя в Холмах, а у нас в Эйлине, дали бы десять лет. Прокурору.

Так что я позволила себе усомниться. Заноза на это нервно дернул ухом. Катафалк же, напротив, разулыбался, словно отец, что гордится первыми шагами своей маленькой дочки, которая только-только встала на ноги.

– Я же вас, уважаемый лорд, предупреждал, что Бризроу – замечательный артефактор, одна из лучших выпускниц. – И вроде бы Грейт похвалил, но так предостерегающе… В духе: «Она вам покажет, где цверги пещеры роют. Может, одумаетесь, господин лорд, пока не поздно, и откажетесь?»

Но Заноза предупреждению не внял.

– Мне именно такой и нужен был. Поэтому мы и договаривались о стажировке Скайрин Файн.

– Хотели Файн, а случилась Бризроу, – фыркнул преподаватель, явно не желая отпускать меня в Холмы. – Брать будете?

– Думаете, я неделю с вами торговался, чтобы сейчас отказаться? – вскинул бровь дивный гад.

– Но понадеяться-то я мог? – в тон ему отозвался Катафалк. – И да, мое условие остается неизменным – вернуть мне Бризроу в целости, сохранности и незамужней! – последнее слово он произнес – словно кувалдометром ударил.

И дивного проняло. Маска каменной невозмутимости пошла трещинами.

– Простите? – уточнил Нил.

– Прощаю, хоть вы у меня и не занимали, – великодушно отозвался Катафалк и пояснил: – У меня за прошедший год трех адепток замуж утащили. Одна третьекурсница и две выпускницы. Эта – последняя. И если и она… – Грейт, не договорив, оборвал сам себя, но мне стало понятно: у фэйри исчезнет не один Холм, а сразу долина. Вся. Целиком. Потому что нельзя просто так взять и выбесить Ульриха фон Грейта без последствий.

Заноза в ответ так громко промолчал, что воздух в кабинете накалился. А я вдруг представила, как шел торг… пардон, переговоры между этими двумя за мою стажировку, даже если сейчас, когда стороны пришли к соглашению, того и гляди присутствующих шарахнет молнией, столько электричества было разлито вокруг.

Я решила, что стоит поторопиться с подписанием документов, пока меня случайно не шибануло разрядом. И когда протянула стопку листов с моими автографами профессору, Грейт, почти не глядя, поставил свой росчерк в нужных местах и передал мне все обратно со словами:

– Забирай свои документы и своего фэйри.

Я выразительно посмотрела на сидхэ, намекая, что он не мой, а сам по себе, самодостаточный, к тому же расположился в кабинете профессора, так что скорее Заноза профессорский.

Но Катафалка какими-то там взглядами было не пронять.

– Не думал, что ты согласишься, – чуть слышно прошептал он.

– Меня вынудили, как, полагаю, и вас.

Всего одна фраза, но у Катафалка исчезла жесткая складка губ, а взгляд стал чуть мягче.

– Если понадоблюсь – звони в любое время.

Я коротко кивнула.

И Катафалк, обойдя стол, подошел ко мне, обнял, словно на прощание, и прошептал так, чтобы Заноза не слышал:

– Дело явно нечисто. Когда они сделали запрос о стажировке Файн, я ничего не заподозрил, но сейчас этот дивный проявляет излишнюю активность. Но я не имею объективных причин, чтобы отказать. Так что будь осторожна.

Строгий, требовательный, неуживчивый, мизантроп – многие адепты знали профессора только таким. Но для меня он был гораздо больше, чем просто преподаватель. Магистр увидел во мне меня, мой дар, знания, а не только дочь Мэй Бризроу. И я безгранично уважала Грейта, как Наставника, как Мастера, как Человека.

А что до особенностей характера Катафалка… Ну должен же быть у гениального мага хоть один маленький недостаток?

– Буду, – коротко ответила я, обняла наставника чуть посильнее, а затем отстранилась.

И тут же наткнулась на недовольный взгляд Занозы. Интересно, отчего бы дивному гаду быть раздосадованным?

Вопрос так и остался без ответа, потому как Заноза, поднявшись со своего места, поблагодарил за вкусный кофе (я специально посмотрела на чашку – напитка там осталось больше половины) и заверил, что лично проводит меня до канцелярии.

Я кинула прощальный взгляд на сурового Катафалка и вышла из кабинета. Едва дверь захлопнулась за дивным, я твердым тоном произнесла, что в родной академии как-нибудь не заблужусь и донесу документы до нужного места сама. Удивительно, но дивный гад спорить не стал. Только сухо сообщил, что сегодня в четыре часа я должна буду прибыть к зданию консульства фэйри с вещами и быть готова отправиться в Долину Холмов. А для того, чтобы я беспрепятственно смогла пройти через охрану, Заноза даже выдал мне пропуск – серебряную пластинку-медальон на цепочке – и сообщил номер кабинета, в котором будет меня ждать.

На этом мы и расстались. Я пошла относить бумаги, Заноза – просто пошел. Хотелось бы, чтобы куда подальше, но, сдается, просто по своим дивным делам.

В канцелярии половину бумаг у меня забрали, вторую – украсили кучей печатей и штампов и вновь вручили мне. Когда я вышла со всеми документами, хроносы показывали одиннадцать. И я поняла, что жутко голодна. С утра из-за активности одного фэйри, который умудрился раздраконить своей невозмутимостью Катафалка, я не успела позавтракать и сейчас… Купюры, услужливо подкинутые мне в кошелек, пришлись как нельзя кстати.

На них в ближайшем от академии кафе на колесах я купила большую порцию закрутки. Она представляла собой лепешку, в которую были завернуты листья салата, тонко нашинкованные огурцы, капуста, жаренная ломтиками картошка и копченая курочка. Много курочки. И все это под фантастически вкусным соусом, который пропитал все слои.

Этот сытный рулет, горячий, только что поджаренный с обеих сторон до хрустящей корочки у лепешки, исходивший паром и невероятно аппетитным ароматом, был умопомрачительно вкусный. Я жевала его с наслаждением и в этот миг была безгранично, почти запредельно счастлива.

А вокруг буйством красок цвела, пела, распускалась сама жизнь. Отра, в Новогодие скованная льдом, сейчас вновь несла свои воды к заливу, последний снег давно растаял и превратился в полноценную весну. И ее ветер, ласковый, но обманчивый, сейчас трепал мои волосы.

На миг задумалась: а какая она, весна, в Тиббенойской долине? И что ждет меня в Холмах? Я слышала о них мало, очень мало. О закрытом Схине и то знала больше. Поэтому нужно как следует допрос… в смысле побеседовать с Занозой о его родине.

Ну а пока следует собрать вещи в сумку, а мысли – в кучу и приготовиться к началу стажировки. Потому я, дожевав закрутку (жаль, что все хорошее так быстро заканчивается!), полная решимости, направилась в сторону Лейской набережной. А в голове промелькнула мысль: хорошо бы узнать, что представляет собой этот Вир гэр Хоу у фэйри. Я подозревала, что это какой-то особый свод правил у дивных. Но и мне не мешало бы в него заглянуть. Так сказать, чтобы моя стажировка точно прошла в рамках закона.

Впрочем, и кроме этого подумать было о чем. И пока руки споро паковали вещи, мысли были заняты предстоящей стажировкой. Застопорилась я только в тот момент, когда достала из глубины шкафа подарок тетушки Софи.

Она была родной маминой сестрой и, когда я попала в приют, попыталась оформить опеку. Но ей не позволили. «Низкая планка социальной ответственности и доходов», – был вердикт директрисы дома сирот. А все оттого, что тетя была профессиональной женой на один день.

В том плане, что ни одно ее замужество не длилось больше пары суток и заканчивалось разводом (при этом она умудрялась довести своих супругов за столь короткий срок до измены, на которой их и заставала). Помогала ей в нелегком деле совращения мужей напарница. С ней Софи делилась деньгами, что доставались тете в качестве компенсации после расторжения брака. Чаще всего это была половина имущества экс-супруга.

Тетушкин бизнес был, в отличие от маминого, почти законным: ни один судебный обвинитель не смог бы придраться. Но, увы, директриса приюта смогла.

Поэтому тетя могла лишь изредка навещать меня. И во время этих встреч она щедро делилась со мной житейской мудростью и знаниями в области специфики мужской психологии. Прививку от инфантильности и романтизма я получила именно от нее. А еще – подарок на восемнадцатилетие, который хранился в недрах шкафа.

Это были туфли на умопомрачительно тонкой шпильке. Как заверила Софи – настоящее произведение схинского искусства. Так что не только вампиры и оборотни, но и отмороженные фэйри упадут к твоим ногам. В комплекте к обуви шло черное вечернее платье. Этакий идеальный наряд, чтобы спускаться по ступеням высокой мраморной лестницы, держа в одной руке бокал с игристым вином, а в другой – окровавленный нож.

Секунду я раздумывала, брать ли это с собой. Посмотрела на дорожную сумку: место в ней еще оставалось. И решила: почему бы и нет? Если что, эти туфли можно не только носить, но и драться ими. Вон какой острый каблук…

Запихнула тетин подарок и посмотрела на свой скромный багаж. Жизнь с мамой научила меня быстро собирать вещи: мы слишком часто переезжали с места на место, унося ноги (от неприятностей) и принося прибыль (исключительно себе).

Потом присела на стул, выдохнула, оглядев съемную комнату. За нее было заплачено на два месяца вперед. Эх, жаль денег. Зато будет куда возвращаться…

А затем решительно встала, закинула дорожную сумку на плечо и направилась в посольство.

А в оном меня ждали пара центнеров надменности, тонна снобизма и три попытки окатить меня флером с головы до ног. И все от одного фэйри, что встречал посетителей на входе. Чем-то ему не понравилась рыжая девица с решительным выражением лица, которая мимо него целеустремленно направилась куда-то через холл с дорожной сумкой наперевес.

Местный страж, догнав меня, заступил дорогу и без слов облил этим самым. Своим, демоны его дери, дивным «обаянием». Я даже пропуск, выданный Нилом, достать не успела, а меня как из ушата… Первый раз, второй… Искупали в волнах и страха, и желания подчиниться, и благоговения. Но, увы, я не испугалась, не задала стрекача туда, откуда пришла, и не испытала пиетета с подобострастием – спасибо вовремя выставленным ментальным щитам. В этот раз они получились даже лучше, чем вчера в переулке, при встрече с эмпатией Занозы. Вот что значит практика.

– Попытаетесь в четвертый раз – и я выйду за вас замуж! – нацелив на наглеца указательный палец, пригрозила я дивному. Он уже было опять развернул шлейф своих чар в мою сторону. – А потом вы мне измените, я разведусь и отсужу у вас половину имущества по ринкорским законам.

– Почему изменю? – Фэйри настолько опешил от услышанного, что, видимо, зацепился за самое абсурдное, с его точки зрения.

– Измените-измените, – с ласковой улыбкой пообещала я. – Не захотите – заставлю. Не сможете – научу!

Я произнесла все это, скопировав категорично-стервозные интонации тетушки. Говорила данный наглый бред с единственной целью – выбить у непрошибаемого фэйри почву из-под ног. Потому что меня бесило его выражение абсолютного превосходства, которое накрепко приклеилось к дивной роже.

И вообще, что за манера такая – не спрашивать, а сразу шарахать посетителей своим флером? Я же вот всех подряд кувалдометром по темечку не бью. Хотя тоже могла бы! И сила на это имеется, и инструмент, так сказать, в пространственном кармане сумки лежит: прихватила его, родимого, на стажировку. Но я чту законы. А вот один дивный, похоже, нет. Хотя фэйри запрещено использовать эмпатию в Ринкоре!

И пусть посольство – уже территория дивных… Но воздействие было такой силы, что окажись моя психика слабее – и минимум нервный срыв обеспечен. О максимуме с палатой в лечебнице для скорбных рассудком я постаралась не думать.

– Что вы несете?! – наконец отошел от первого шока страж.

– Сумку. Но конкретно вам – неприятности. – С этими словами я наконец выудила из кармана пластину и, мило улыбаясь, продемонстрировала ее фэйри.

– Почему сразу не предъявили? – сурово вопросил дивный.

– Ваша харизма, – я произнесла последнее слово, слегка картавя, с едва уловимой паузой между «р» и «и», отчего сказанное приобрело слегка двойственное звучание, и, тонко улыбнувшись, продолжила: – Сразила меня наповал.

– Использовать что-то посильнее мне мешает уважение к принимающей стороне, – видно было, что дивный старался сохранить отстраненную холодность, но увы… Все же не сдержался и намекнул: дескать, девочка, тебе еще повезло, что я не применил силу. А мог бы!

– Интеллект не пробовали? Говорят, убойная штука, – не удержалась я от иронии и, развернувшись на пятках, обошла оставшегося стоять в стороне дивного. Показалось, что позади меня раздался скрежет стираемой зубной эмали и тихое, прочувственное: «Ведьма!»

А я ведь его даже остроухим, между прочим, не обзывала!

Кипя внутри, а внешне оставаясь абсолютно спокойной, я пересекла остаток холла и устремилась к лифтам. Найти кабинет Нила не составило большого труда. И когда я, коротко постучав и услышав: «Войдите!» – перешагнула порог кабинета, то смогла лицезреть господина Занозу подписывающим какие-то бумаги. Он даже взгляда на меня не поднял, лишь жестом указав: я могу присесть на гостевой диванчик в углу.

Я решила, что могу проигнорировать этот то ли приказ, то ли приглашение, и осталась стоять рядом с дверью.

Кроме меня и Нила в комнате был, судя по всему, помощник Занозы. Во всяком случае, он стоял навытяжку и держал в руках несколько конвертов.

– Вот это отправьте лорду Тормилэлю как можно скорее. – С этими словами Нил все же оторвался от бумаг и протянул подчиненному сложенный вдвое лист, а затем осведомился: – Чабиль уже готов к отъезду?

– Да, мессир.

– А ты готова? – Заноза обратился уже ко мне. Причем с той же интонацией, с которой уточнял и о машине. Гад!

Если он рассчитывал услышать еще одно «да, мессир», то тут фэйри просчитался. Я скептически, в абсолютном молчании посмотрела ему в глаза. В их глубине затаилась усталость, какая бывает только от ночных бдений и тяжелых мыслей. Невольно отметила морщину, что прочертила поперек идеальный дивный лоб, легкую небрежность в облике, хотя в предыдущие наши встречи образ господина Занозы был совершенным.

Это был не поединок взглядов. Скорее детальная оценка противника.

– Это все твои вещи? – Нил первым нарушил тишину, несколько удивившись.

Хотелось ответить, что это только моя косметичка, а остальной багаж ожидает в холле, причем не только в чемоданах и саквояжах, но и бьющий копытом на привязи. Но… я удержалась от сарказма и подтвердила, что да, это все. Как выяснилось чуть позже, и у Занозы была только ручная кладь. Причем она оказалась даже меньше моей! А я-то уже планировала насладиться видом гор багажа. Даже ехидную реплику заготовила по этому поводу. А тут такая несправедливость.

Я недовольно посмотрела на кейс, который фэйри держал в руке. Мы уже подходили к лифту, когда Нил, поймав мой хмурый взгляд, иронично спросил:

– Что-то не так?

Думаю, услышь сидхе правдивый ответ о том, как я раздосадована, дивный не преминул бы сыронизировать по этому поводу. А такого удовольствия я Занозе доставить не могла.

Скептически глянула на элегантный мужской пиджак, который фэйри накинул перед выходом из кабинета, на стрелки мужских брюк, столь острые, что казалось, о них можно порезаться, на галстук и невинно уточнила:

– Ты в курсе, что деловой костюм – не самая удобная одежда для путешествий?

Заноза нажал кнопку лифта и, тонко улыбнувшись, саркастически произнес:

– Как мило, что ты уже начала обо мне заботиться.

Мелодичный перезвон оповестил, что вызванная кабина прибыла. Двери распахнулись, и я шагнула внутрь.

– Это была разовая бесплатная акция заботы о работодателе. Если хочешь получить полную версию, то она уже за прибавку к основному гонорару, – уела я фэйри.

– Рин, ты с рождения такая язва или специальные какие-то курсы проходила? – в тон мне отозвался дивный.

Я скосила на него глаза. Вот кто бы говорил, господин Заноза!

– Хочешь записаться?

Ответить дивный гад ничего не успел. Двери распахнулись этажом ниже, и к нам в кабину зашло еще несколько пассажиров. Причем среди них были не только фэйри. Мы с Нилом вынужденно замолчали.

Впрочем, и после времени поговорить особо не было. Потому как едва мы сели в поданный к входу в консульство чабиль, дивный сразу же открыл кейс, достал папку с документами и погрузился в их чтение.