Земля мечты. Последний сребреник

Доктор Браун поставил стаканчик. Его рука упала с рычага, и он сделал несколько шагов к обрыву, словно в раздумье. Люди в кабинке ниже Джека принялись кричать доктору, требуя, чтобы он и их выпустил, но доктор, казалось, их не слышал.

– Смотрите! – воскликнула Хелен, показывая на берег. Там, устало бредя к аркообразным воротам карнавала, по пыльной Прибрежной дороге шел доктор Дженсен.

Джек вскрикнул от радости. Скизикс легонько ударил его по руке, он тоже был рад не меньше Джека по причинам, которые сам не мог толком объяснить. Доктор Браун резко повернулся и посмотрел на них, словно подозревал, что они могут исчезнуть; потом он снова повернулся и посмотрел на Прибрежную дорогу мимо брезентовых палаток и фанерных кабинок. Он, казалось, немного ссутулился, потом ударил кулаком по ладони, после чего направился к своей палатке, оставив колесо обозрения с кабинками, наполненными кричащими, недовольными людьми.

Следующие десять минут прошли в переполохе хаотичной активности. Джек выбрался из кабинки вниз. Скизикс остался, заявив, что лучше подождет внутри. Но Джека влекло относительно надежное основание колеса, к этому времени он уже был сыт по горло беспорядочным раскачиванием. Он помахал Хелен с земли, словно говоря, что все в порядке, он поможет им спуститься по одному. Она махнула ему в ответ, а Скизикс скорчил гримасу – сморщил лицо и надавил большим пальцем на нос. Джек потянул на себя рычаг, с удивлением увидев целый дождь ржавых хлопьев, полетевших на его ботинки. Первая кабинка остановилась, из нее выпрыгнули две девицы и мигом бросились к обрывистому берегу. Он снова потянул на себя рычаг. Казалось, механизму не хватает смазки, а рычаг был погнут и неудобен. Луна-парк и его аттракционы не были такими свежими и аккуратными, как предполагал Джек; карнавал был старым и усталым, а атмосфера веселья и цвета фикцией – иллюзией, создаваемой музыкой каллиопы, краской и людскими толпами.

Через мгновение его друзья стояли рядом с ним. Скизикс упал на колени и театрально поцеловал землю. Доктор Дженсен помахал им и пошел через луг к толпе, стоящей вдоль обрыва. Людская масса раздалась. Веревку, похожую на толстенную рыболовную лесу, вытащили наверх. К ее концу было под мышки привязано чье-то тело, его протащили по кромке обрыва и дальше по траве и диким цветам. Доктор Дженсен бегом пустился в ту сторону. Джек бросился за ним вместе с Хелен, а Скизикс побежал следом.

– Это Ланц! – крикнула Хелен.

Джек знал, что так оно и есть. Гудение толпы стало стихать. Они догнали доктора Дженсена. На лугу воцарилась тишина, если не считать звуков каллиопы и печи, похожих на звуки крови, струящейся по венам пустого луна-парка. Откуда-то сверху доносилось карканье ворона, Джек поднял голову и увидел вдали над ними в небесах черную птицу, она покружила над морем, а потом, сделав петлю, полетела на восток и растаяла в воздухе.

Глава 8

– Вчера вечером случился оползень, – сказал один из толпы, покачивая головой. Это был виноторговец Даусон, он говорил, не вынимая трубку изо рта. – Там много всяких ребячьих игрушек, застряли между камнями и в кустарнике. Набивные птички и всякое такое. Он был среди них. Наверно, упал вместе со своим домом-развалюхой. Его, видать, смыло по склону холма, пока он спал. Стыд и позор, вот что я скажу. Гол как сокол, но при этом нормальный парень. Лучше, чем многие из тех, кого я знаю.

С помощью еще двух человек, неизвестных Джеку, Даусон положил тело Ланца под дубом. Виноторговец первым подошел к телу, опутанному корнями и ветками растений со склона. Одной рукой он вытащил трубку изо рта, другой отряхнул брюки и, покачав головой, сказал:

– Белый, как рыба, правда? – Послышалось согласное бормотание.

Однако это утверждение и вполовину не способно было описать белизну кожи Ланца. Она стала почти прозрачной, и Джеку, который вместе с доктором Дженсеном протиснулся в первый ряд, показалось, что он через пленку серебристой кожи видит желто-белые очертания скелета Ланца. Доктор Дженсен поднял голову Ланца, разгладил волосы на пробор, потом покачал головой. Рубашка на мертвеце была порвана, хотя никаких выводов из этого сделать было нельзя, поскольку Ланц вроде бы предпочитал порванную, тонкую, как кружево, одежду и брюки, а не ту одежду поновей, что оставляла для него миссис Дженсен. Все его тело после падения с утеса покрывали царапины и порезы, но на его белой, как бумага, коже, хотя и в ушибах, разрывах и грязи, не было видно крови. В некоторых местах, главным образом на его пальцах и на лбу, кожа казалась серой, словно плоть под ней слегка подгорела.

– Это вряд ли можно назвать естественным, да? – спросил виноторговец тихим голосом. – Дождь смыл с него всю кровь, а грязь оставил.

Доктор Дженсен посмотрел на него и снова, не произнеся ни звука, отрицательно покачал головой. Люди в толпе поднимались на цыпочки, вытягивали шеи, пытаясь определить, насколько ужасной была трагедия, чтобы потом не переврать, рассказывая об этом случае. Большинство людей сзади, которые устали подпрыгивать и тщетно задавать вопросы, вернулись в луна-парк, а когда доктор Дженсен набросил на тело свою куртку, а виноторговец Даусон поспешил за своим фургоном, люди начали расходиться по двое, по трое, пока не осталось всего с полдюжины. Пиблс тоже остался. Джек не видел его в толпе, но он определенно все это время был здесь, наблюдал. Он продолжал разглядывать труп, словно мог видеть через куртку. Он нервно потирал руки, пока не заметил, что Скизикс с ужасом смотрит на его недавно прорезавшийся палец.

Он смерил Скизикса испепеляющим взглядом и начал было говорить.

– Убирайся отсюда, – сказал Скизикс.

– Я… – начал было Пиблс.

Скизикс метнулся к нему, ударил его ладонью по плечу, ухватил за лацканы пиджака. Пиблс пошатнулся, потом резко выпрямился, видя, что Скизикс завел назад свою сложенную в кулак руку.

К ним подскочил доктор Дженсен, ухватил Скизикса за плечи и оттащил в сторону. Пиблс последовал за ними, потому что Скизикс все еще держал в кулаке лацканы Пиблсова пиджака. Пиблс размахивал руками, в его глазах появилось выражение испуга. Он произвел какой-то хныкающий звук, вызвавший у Джека отвращение – не звук честного испуга, но чего-то треснувшего, сломанного, безумного. Джек с удовольствием посмотрел бы, как Скизикс бьет Пиблса. В отношении Пиблса к телу Ланца было что-то такое, чего не должно быть. У Джека и самого руки чесались – он бы с удовольствием ударил по чему-нибудь, а Пиблс был ближайшим к нему достойным побоев предметом. В глазах Пиблса было что-то, наводящее на мысль о том, что он приложил руку к смерти Ланца. Тот ни с какого берега не падал ночью. Его, вероятно, столкнули – не сам он упал. Он был в городке и в луна-парке. Это знали доктор Дженсен и Пиблс. Джек не сомневался: Пиблс неплохо осведомлен о том, что касается смерти Ланца.

Скизикс отпустил лацканы пиджака и теперь стоял, со злостью глядя на Пиблса, сжимая и разжимая кулаки. Доктор Дженсен вклинился между ними, чтобы оттеснить Скизикса. Пиблс со злобной поспешностью плюнул сначала на доктора Дженсена, потом развернулся и плюнул на Скизикса и понесся прочь по Прибрежной дороге, прежде чем Скизикс проскользнул мимо доктора и побежал следом. Джек хотел было броситься за Скизиксом, который несся вдогонку за Пиблсом, но доктор Дженсен ухватил его за руку и удержал.

– Пусть бегут, – сказал он.

Джек взглянул на Хелен, которая сидела на упавшем дереве у тела Ланца, потом посмотрел в лицо доктору Дженсену. Доктор ответил ему взглядом, который предполагал гораздо большее, чем просто посмотреть друг другу в глаза – это был заговорщицкий взгляд.

Раздался грохот подъезжающего фургона. Даусон затормозил, вылез из кабины, и они вчетвером положили тело Ланца внутрь. Скизикс устало плелся им навстречу по Прибрежной дороге, Пиблс от него ушел. Джек мог бы догнать Пиблса, но какой от этого был бы толк? Что бы они сделали с ним только за то, что выражение его глаз таило вину? Не стоило оно того. Они подобрали Скизикса, забыв на время о луна-парке.

* * *

Даусон нервно потрогал подбородок и встал не менее чем в двух футах от стола, на котором лежало тело Ланца, наполовину укрытое простыней. Казалось, ему решительно не нравится то, что он видит. Он попал в переделку, в которой был бессилен, сказал он доктору Дженсену. Медицинское искусство было для него таинством, закрытой книгой. Он один раз сам зашивал себе предплечье, когда порезался ножом для разделки рыбы, то был предел его возможностей. Но его, как и всех, одолевало любопытство, и возможно, пройдя все эти круги, он имел право знать.

Никаких признаков насильственной смерти на теле Ланца на обнаружилось. Его не застрелили и не зарезали, он не разбил себе череп, пока летел вниз с обрыва. Скизикс мог бы сказать, что Ланц был целехонек, как невинная девушка, если бы хоть кто-то из них был в настроении слушать такие шутки.

– Это напоминает мне то, что в моем бизнесе называют «последнее прессование», – сказал Даусон, словно, будучи не в силах понять смысл медицинской терминологии, решил подойти к вопросу с точки зрения виноторговца.

– Я не знаком с виноделием, – мрачно произнес доктор Дженсен. – Что за «последнее прессование»?

– Это выжимание – как ее называют? – эссенции, можно сказать. Остатков. Выжимание шкурки, когда кажется, что в ней уже ничего не осталось. А когда вы заканчиваете, там и в самом деле ничего не остается. Этот мальчик выглядит, как выжатый лимон. Но, повторюсь, я не доктор. А с его кровью что-то сделали, вы так не думаете?

– Более того. – Доктор Дженсен принялся разглядывать линию волос Ланца через сильное увеличительное стекло. – Похоже, его нервы раскалили. Я уверен, его подожгли изнутри, если только такое возможно, чего, впрочем, совершенно быть не может.

Даусон широко распахнул глаза и пожал плечами, словно намекая, что в мире есть вещи, которые не должны быть возможны, но все равно стали возможными.

– Ланц вчера вечером несколько часов катался на колесе обозрения, – сказал Джек, чувствуя себя отчасти идиотом. Катание Ланца на колесе не могло убедительно объяснить его нынешнее состояние, но в то же время Джеку казалось, что эти вещи должны быть взаимосвязаны. И время скрывать какие-то вещи сейчас было самое неподходящее, какие бы чувства они у него ни вызывали. По крайней мере, время было неподходящее для того, чтобы скрывать важное. Он, конечно, прятал пузырек с эликсиром. Он был готов показать его доктору Дженсену, если бы решил, что у доктора может возникнуть желание попробовать его содержимое, но он был практически абсолютно уверен, что доктор предложил бы вылить содержимое пузырька в помойное ведро.

– Откуда ты знаешь? – спросил доктор Дженсен, подозревая, вероятно, что Джек и сам провел вчера некоторое время в луна-парке, и не очень одобрял такой выбор.

– Я его видел из чердачного окна. Может, это был и не он, но я думаю, что он. Он пошел в этом направлении после истории с вороном. Мы вам об этом рассказывали. Я видел его в подзорную трубу несколько часов спустя, уже в начале утра.

Доктор Дженсен кивнул, словно рассказ Джека его убедил, даже с учетом всего происходящего. Затем он резко набросил простыню на лицо Ланца и принялся мыть руки в тазу.

– Я не знаю, что здесь происходит, – сказал он, ни на кого не глядя, – но скажу, что случившееся с нашим другом Ланцем произошло и с человеком, которого я нашел вчера в приливной заводи. – Он повернулся и в упор посмотрел на Джека. – И вот у нас здесь солнцеворот, луна-парк и все остальное – вы, ребята, знаете об этом столько же, сколько и я, а может быть, и больше. Все это не может быть совпадением. Вот что я твержу. Вы поосторожнее с этим луна-парком. Поосторожнее с доктором Брауном. И, бога ради, поосторожнее с вóронами. У солнцеворота пик через два дня. На вашем месте я бы залег, чтобы меня никто не видел. Читал. В библиотеке. Если собираетесь в деревню, идите все вместе. В одиночестве вы подвергаетесь опасности. И забудьте ваши дурацкие идеи про историю миссис Лэнгли. Иначе вам не поздоровится.

С этими словами он подтянул на себе брюки, манжеты которых были все еще мокры от морской воды, на них засохли белые разводы от соленых брызг, а ботинки потемнели от влаги. Его волосы растрепал ветер, отчего возникало впечатление, будто кто-то прошелся по ним граблями. Он, вероятно, устал до изнеможения, и оно и неудивительно, подумал Джек, внезапно проникаясь сочувствием к доктору. Он отправился в плавание утром, держа в голове определенный пункт назначения, а не блошиный рынок на углу. Это был немыслимо громадный, и красочный, и таинственный пункт назначения, с берегами, не нанесенными на карту, и один бог знает, с какими мечтами, ожидающими своего воплощения. А он вместо этого оказался здесь, продрогший и мокрый, в одежде, покрытой пятнами высохшей соли, дьявольски усталый и по колено погрязший в болоте чужих забот.

И тем не менее миссис Дженсен обрадовалась его возвращению. Она не могла скрыть своих чувств – ее выдали глаза, когда она увидела, как они подъехали в фургоне, и только вид мертвого Ланца внутри стер это выражение. Ведь в фургоне вполне мог оказаться и мертвый доктор. Он ведь отправился в плавание, преследуя те же цели, что и Ланц, разве нет? А разве Джек не шел той же дорогой, дорогой, которую позолотило своими лучами солнце, дорогой, которая пересекала заросший травой луг и уходила к подножиям холмов? Он и Скизикс видели это, и он и Скизикс будут идти той же дорогой, пока это так или иначе не кончится. И Хелен разделит с ними их судьбу.

Все выстроились за дверью, провожая Даусона и оставляя Джека наедине с Ланцем. Он протянул руку, чтобы снять простыню с Ланца и в последний раз увидеть его лицо, сожалея обо всех упущенных им возможностях хоть немного облегчить жизнь другу. Он всегда откладывал на завтра, разве не так? Он потер пальцами кромку простыни, но снимать ее не стал. В этом не было никакого прока. Под ней лежал уже не Ланц. То, что было Ланцем, проникло в воздух над крутым берегом, было впитано затихающим луна-парком. Он отрицательно покачал головой. Чепуха какая-то, правда? Не имело смысла изобретать ужасы, когда мир и без того полнился ими.

На столе за лоханью стояло бесчисленное множество пустых кувшинов, фиал и стеклянных пробирок. Джек вошел и присмотрелся, вытащил пузырек с эликсиром из кармана. Внутри было два дюйма зеленой жидкости. Он мог позволить себе расстаться с половиной. Он вытащил пробку из одной из маленьких бутылочек, стоявших на полке, потом свернул крышку со своего пузырька и наклонил его над пустой бутылочкой. От двери до него донеслось какое-то царапание, как будто кто-то хотел войти. Он закрыл свой пузырек, сунул его в карман, потом вернул пустую бутылочку на полку и сделал вид, что занят стопкой книг, лежащих к нему корешками. Дверь открылась, появился доктор Дженсен и остановился на пороге. Он наморщил нос, посмотрел на Джека, начал было говорить, потом передумал и тяжело сел на стул. В воздухе комнаты висел запах эликсира. Джек кивнул миссис Дженсен, которая вошла следом за доктором, после чего выскользнул и присоединился к своим друзьям, и они втроем молча двинулись к гавани.

* * *

– Что будем делать? – спросил Скизикс, пнув на ходу камень.

– Время убивать, – сказал Джек.

– Мы чего-то ждем, да? Что-то должно случиться. Время убивают, когда чего-то ждут. Может быть, нам нужно поторопить событие, чтобы оно случилось? Загнать их в угол?

Хелен укоризненно посмотрела на Скизикса. Ей явно не нравилось выражение «загонять их в угол», что бы под этими словами ни имел в виду Скизикс.

– Может быть, и загонять-то в угол некого. А если и есть кого, то оно совсем не то, что ты думаешь. Если ты его увидишь, вполне возможно, что и схватить его не захочешь. Макуилт вовсе не рад был тому, что он увидел. Доктор Дженсен сказал, чтобы мы держались от этого подальше, и он прав.

– Ха! – сказал Скизикс. – Доктор Дженсен выплыл из гавани в ботинке. Он куда собрался? На рыбалку? Когда он сам будет следовать своим советам, тогда и я стану его слушать. Что об этом говорит миссис Лэнгли?

– Миссис Лэнгли говорит главным образом о своей мертвой собаке, а еще о превратившей ее в идиотку прическе, которую ей сделали у мисс Пинкум. Она никак не может ее простить.

– Я имею в виду, что она говорит в книге, – сказал Скизикс.

– А-а, в книге. Да не много чего. Я всю не прочла, имей в виду, но это главным образом одна из тех книг, которая избегает конкретных слов, предпочитая всякие абстрактные вещи. Миссис Лэнгли увлекалась разного рода философией и мистикой. Я думаю, по большей части все это чушь несусветная. Насколько я могу судить, она там никогда не была. Она упоминает дороги и реки, но все очень аллегорично. Не какую-то конкретную дорогу вроде той, что вы двое, как вы заявляете, видели…

– Мы ничего не заявляем, – начал было Скизикс.

– Давайте прогуляемся до холмов, – оборвал его Джек. Где-то в дальней части его мозга, словно остаточное изображение на закрытых веках глаз, все еще петляла по лугу та дорога, что он видел с вершины колеса обозрения.

– Зачем? – спросила Хелен.

– Посмотрим дорогу, – сказал Джек. – Может, там теперь и нет ничего, а может, и есть. Какой-нибудь знак. Что угодно.

– Конечно, что-то там может быть, – вставил Скизикс. – Мы должны увидеть своими глазами, а занятий получше у нас ведь все равно нет, правда?

Хелен отрицательно покачала головой. На лице у нее застыло выражение, свидетельствующее о ее скептическом отношении к дороге Джека и Скизикса.

– Ну, конечно, ведь ты ее не видела, эту дорогу, – театрально проговорил Скизикс. – Все верно: ты была морским якорем. А мы с Джеком ее прекрасно видели – она ведет в сторону Мунвейлских холмов. Мы оба видели. Если бы кто-то один, тогда не в счет. Но там есть что-то, это точно, даже если оно потускневшее. Уверен, мы могли бы это найти.

– Конечно, могли бы, – сказал Джек.

– Вы можете искать что угодно. А я возвращаюсь к мисс Флис. Не валяйте дурака.

Скизикс пожал плечами, глядя на нее, словно говоря, что ему все равно, чем она будет заниматься, а он из тех, кто готов рисковать, глупо это или нет.

– Я хочу одного – найти сокровище, – сказал он и свернул в проулок, который вел на холмы мимо фруктового сада миссис Огливи. Хелен не проглотила эту наживку. «Пока», – сказала она и пошла прочь по Главной улице.

– Какое сокровище? – спросил Джек. – Я не видел никаких сокровищ.

– И я тоже, – рассмеялся в ответ Скизикс. – Но Хелен будет по этому поводу волноваться целый день. Я не удивлюсь, если она направляется к мисс Флис, но на полпути развернется и бросится догонять нас.

Джек шел молча, с трудом переставляя ноги. Он надеялся, что Скизикс прав. Он бы предпочел, чтобы Хелен пошла с ними. Учитывая доктора Брауна, который тайком бродит по деревне, и мисс Флис с ее колдовством, и Пиблса, который всех их ненавидит, им троим следует держаться вместе. И доктор Дженсен им то же самое советовал.

До холмов было полчаса ходьбы неторопливым шагом. Голубизну неба разбавляла белизна разбросанных здесь и там облаков, тени которых двигались по лугу. В воздухе стояла тишина, если не считать доносившегося издалека карканья воронов в миндальном саду под мостом. Джек и Скизикс слышали звуки собственных шагов и собственного дыхания, а несколько раз, когда они начинали говорить, их разговор сразу стихал, и наступала тишина.

Джек не любил воронов, очень не любил. Но когда они собирались в стаю, возникало впечатление, что никакой угрозы от них не исходит – Джек и Скизикс боялись именно одинокого ворона, – но, с другой стороны, доктор Браун легко мог спрятаться и в стае, при условии, конечно, что доктор Браун мог превращаться в ворона. Уиллоуби и доктор Дженсен полагали, что может; это сомнений не вызывало. Они бы застрелили его, «сбили», возможно, более точное слово. Вчера рука доктора Брауна не была забинтована, в отличие от сегодняшнего утра.

Выйдя на луг и поднимаясь по склону холма, они стали осматривать землю. Они не знали, что ищут: что-нибудь, что угодно, имеющее смысл. Впрочем, травы и дикие цветы лу́га были высокими и зелеными, доходили им до пояса, колыхались на ветру, как морские волны. Джек «в разведывательных целях», как сказал Скизикс, забрался на ветки дуба, почти потерявшего листву. Но с этой высоты он не увидел ничего, что было бы похоже на дороги или русла водных потоков. Он заметил какое-то быстрое бело-голубое движение у Падшего моста; вероятно, это была миссис Огливи, которая резиновой колотушкой обивала миндальные деревья.

Он видел ориентиры – какие уж были, – которые приметил с колеса обозрения, хотя теперь смотрел на них с другой стороны и под другим углом. Почему-то с головокружительной высоты колеса обозрения ничто не казалось далеким в такой степени, в какой они видели это сейчас. Рощица, которая, как виделось с колеса, расположена не более чем в двух сотнях ярдов от, скажем, обнажения разрушающегося гранита, на самом деле находилась от этого обнажения почти в четверти мили. А каменистый склон, очерчивавший небольшой разлом, по которому часть холма сползла вниз во время землетрясения в незапамятные времена, теперь уходил вовсе не прямо на север, а в юго-восточном направлении, словно развернулся каким-то хитроумным способом за последний час, чтобы сбить их двоих с толку.

– Ну его к чертям, – сказал Джек, когда спустился с дуба на землю. – Хелен была права. Здесь все равно ничего нет, кроме ветра и травы.

Но Скизикс уже карабкался по склону холма к другой дубовой рощице, а потому Джек последовал за ним, понимая, что на самом деле Скизикса интересуют не столько результаты, сколько тишина и безлюдье у подножий холмов. С пришествием луна-парка бухта перестала для него быть достаточно безлюдной – теперь там толпилось слишком много бродяг и собирателей ракушек. Скизикс ковырял землю палочкой, переворачивал камни, искал наводки. Он нашел сломанный перочинный нож, кусок материи, пустую бутылку, которая на солнце обрела пурпуровый цвет. Он поднес бутылку к глазам, посмотрел через нее, словно через искажающую линзу ее вогнутого донышка можно было увидеть то, что он искал.

– За нами кто-то идет, – сказал он, потом повернулся и продолжил идти в прежнем направлении.

– Случайно не голубая рубашка?

– Она самая. Идет по расщелине, срезает путь по зарослям ив, чтобы его не увидели.

– Он?

– Не знаю. Да нет же, конечно нет. Это Хелен. На ней ведь была голубая куртка и белая рубашка?

– Кажется, – ответил Джек, который совершенно не помнил, что было на Хелен. Но кажется, она была одета именно так. – Давай подождем ее.

– Пусть она нас догоняет. – Скизикс пошел дальше, хотя теперь медленнее.

– Мы можем подождать ее на вершине, – сказал Джек, но на самом деле ему хотелось оглядеть окрестности с более высокой точки. Они поднялись достаточно высоко, чтобы увидеть начало дельты Угрёвой реки, разветвляющейся в направлении к Ферндейлу и Санни-брею. А еще на обрывистом берегу расположился луна-парк, который отсюда вовсе не казался таким уж большим – всего лишь несколько палаток и лачуг да с полдюжины скрипучих аттракционов. Над ними поднимался дым от печи, который тут же рассеивался ветром. Конечно, с вершины холма они увидят еще больше, думал Джек, да к тому же отчетливее увидят землю, лежащую внизу под ними, она вся будет на виду, ничто не спрячется от их глаз.

– Посмотри-ка сюда, – сказал вдруг Скизикс. Он нагнулся и пошуровал палкой в земле. Трава здесь была не такой густой и росла пучками из песчаной почвы, словно корнями уходила в дно давно высохшей реки. Округлые, выгоревшие добела камни, похожие на громадные птичьи яйца, лежали наполовину скрытые прядями травы. Старое русло находилось в футах пятнадцати и, петляя, направлялось к расселине в холмах. Они пошли по старому руслу, забыв о Хелен. Время от времени они останавливались, чтобы откопать какой-нибудь металлический лом: погнутый и проржавевший железнодорожный костыль, тупую кирку, оплетенную корнем дуба и сросшуюся с осколком обсидиана, сделанную из раковины морского ушка пуговицу шириной с ладонь Джека. В валунах виднелись окаменелые органические остатки, напоминавшие картины, выполненные в тоне сепии, попадались в песке и маленькие спиральные ракушки, затянутые в песок так, словно они пролежали здесь полмиллиона лет.

Но больше всего заинтересовала их пуговица – доктору Дженсену она должна была понравиться. Их влекло все дальше в холмы, которые смыкались вокруг них, загораживали собой и обрывистый берег, и океан, а потом, когда первые холмы остались позади, и деревню, а с нею мост и фруктовый сад миссис Огливи. И в этот момент Джек вспомнил о Хелен. Он остановил Скизикса, и они решили выйти из русла, подняться по склону на самый верх холма и там дождаться ее. Оттуда они наверняка смогут ее увидеть, помахать ей своими куртками или чем-нибудь, чтобы привлечь ее внимание.