Иллюзия

– Увы, мне это имя неизвестно.

Лили присела на скамейку рядом с ним:

– Мы с тобой даже еще не родились, а его имя уже стало легендой. Семидесятые годы, период его славы. Билеты на его выступления раскупались мгновенно, стоило им поступить в продажу, а ведь интернета тогда не было и нужно было постоянно знать, где он выступает, перемещаться с места на место… Он гастролировал сперва по Европе, потом по всему миру. Лас-Вегас предлагал ему гигантские гонорары, сулил золотые горы за постоянный контракт, но он отказался.

Юго махнул рукой с еще теплой кружкой в сторону комплекса:

– Может, ему стоило согласиться?

– Деньги никогда не были для него самоцелью, но, судя по тому, что я читала, он мог бы стать невероятно богатым, если бы захотел, это уму непостижимо.

– Дай угадаю: он делал это из «любви к искусству»? – изобразив в воздухе кавычки, сострил Юго.

Лили помолчала.

– Думаю, не без этого. Если Гудини поражал зрителей современными постановками и трюками с использованием новейших технологий, то Страфа ошеломлял тем, что совершал непостижимое. Все: пресса, конкуренты и даже ученые – безуспешно пытались объяснить феномен Страфа.

– Погоди, ты хочешь сказать, что это были не трюки фокусника, а подлинная магия? – рассмеялся Юго, который пребывал в игривом настроении.

По правде говоря, он был разочарован. Он-то надеялся, что владелец поместья – незнакомец, чье имя никому не известно, или некто без возраста, родившийся так давно, что это просто нереально… Вместо этого ему подсунули какого-то таинственного шоумена. Он ожидал большего.

– Можешь смеяться, сколько тебе угодно: ты хотел знать, кто он, а я просто хотела удовлетворить твое любопытство.

Понимая, что своими насмешками обижает ее, Юго взял себя в руки:

– Извини, я слушаю.

Снова молчание. Юго не отставал, теперь ему было интересно:

– Итак, он прославился благодаря своей изобретательности.

– Нет, гораздо круче. Прошло уже сорок лет, а мы так и не знаем, как он это делал.

– Разве не в этом сила иллюзиониста? Хранить свои секреты?

– Только вот трюки других фокусников в итоге разгадывают, копируют, порой совершенствуют. Но только не его. Даже сегодня он остается абсолютным эталоном, загадкой, почти табу.

– Неужели?

Лили пожала плечами:

– То, что он творил на сцене, пугало людей, они не могли смириться с тем, что такое возможно. Он построил на этом свою репутацию, одна из его афиш огромными буквами сообщала: «Зрелище невозможного исторгнет из вас вопль изумления». Согласись, звучит весьма старомодно, но это был его фирменный знак. Эта афиша висит в одном из кабинетов дирекции, – думаю, уже много лет. Деприжан унаследовал ее от самого Страфа.

Юго наблюдал за молодой женщиной, увлеченный рассказом:

– Он завораживает тебя, ведь так?

Она, не смутившись, кивнула:

– Поначалу, когда мне сказали, будто он – главное открытие года, я вообще не врубилась… Потом залезла в интернет. И мне просто снесло крышу, это правда. Он был легендой. И до сих пор ею остается. Его трюки были невероятно зрелищными.

Даже в полумраке Юго различал, как блестят ее глаза.

– Ты бы хотела его увидеть?

– На сцене? Да, все бы за это отдала. Нет ни единого видео, никаких звукозаписей, ничего. Страфа бдительно следил за этим. Его искусство жило только в нем, и тем хуже для остальных. Я прочитала кучу статей. Свидетельства, поклонники, которые частично рассказывали о том, что они видели… Все были ошеломлены. Сам он почти не давал интервью, но, если поискать, можно найти очень ценную информацию. Кстати, знаешь, не было ни одного представления, чтобы кому-нибудь не стало плохо. Каждый вечер из зала обязательно выводили хотя бы одного зрителя. Можешь представить себе масштаб явления, при котором присутствовали зрители.

– Наверное, я невежда, раз никогда прежде о нем не слышал.

Лили похлопала Юго по бедру, отчего тот глупо сглотнул.

– Да нет тут ничего удивительного, его имя стало мифом, но его успех и по сей день волнует мир.

– Ему просто завидуют…

– Может, и так. Он вызывает много недоверия. Если почитать комментарии современных фокусников, все они избегают этой темы или чувствуют себя не в своей тарелке. Недавно его даже исключили из учебников по истории магии, потому что они его боятся.

Незаметно для себя Юго втянулся в разговор:

– Потому что им не достичь его уровня? Обидно.

– Потому что он их пугает, – сказала Лили.

Она сделала небольшую паузу, и оба посмотрели на ярко освещенное поместье на вершине холма.

– О нем ходят слухи, – добавила она. – Говорят, что он не иллюзионист. Что он зашел гораздо дальше. Слишком далеко.

– Что значит «слишком далеко»? Мы вернулись к магии? Так называемой подлинной?

Лили рассмеялась. Мелодичным, глубоким, почти детским смехом.

– В чем дело? – спросил Юго.

– Видел бы ты сейчас свою физиономию!

– Ты рассказала эту историю, чтобы поиздеваться надо мной?

Лили дала себе время успокоиться и все еще веселым голосом изрекла:

– Сначала ты смеешься, а через минуту у тебя бегут мурашки по коже, потому что ты полностью поверил!

Юго досадливо хмыкнул:

– Да уж, мудрёно…

– Ладно тебе, расслабься, немного самоиронии никому не повредит.

Юго был задет за живое, что его так легко одурачили.

– В итоге твоя история мне понравилась, только и всего…

– То, что я тебе сказала, – правда, – добавила Лили, вновь становясь серьезной. – Клянусь.

– А как же…

– Я не шучу, это правда. Можешь проверить.

Юго не знал, стоит ли ему полагаться на ее слово, или она снова пытается его надуть.

– Прости, – искренне извинилась она, – я не хотела тебя обидеть.

Он понял, что ведет себя как обидчивый мальчишка, и ему стало неловко:

– Ну и в какой же момент ты перестала вешать мне лапшу на уши?

В полумраке она покачала головой:

– Я же сказала: это чистая правда. Даже его исчезновение.

– Страфа взял и испарился прямо со сцены? – скептически уточнил Юго.

– Нет, он завершил свои последние гастроли, а потом объявил, что уходит на покой и больше никто никогда его не увидит. Никаких объяснений, только пресс-релиз, а на следующий день никто уже не знал, где он и почему все бросил. Все было кончено.

Юго все еще сомневался. Теперь ему было трудно поверить в эту запутанную историю о гениальном фокуснике, который сеял ужас среди зрителей, а потом внезапно отказался от блистательной карьеры, чтобы до конца своих дней спрятаться в Альпах.

– Но почему именно горнолыжный курорт? – спросил он, как бы проверяя Лили. – Если бы он хотел тишины и покоя, то выбрал бы уединенное шале, вдали от всего.

Лили повернулась в сторону поместья в лесу над Валь-Карьосом, которое выдавали только огни в темноте.

– Так ведь именно так он и поступил. Земли вокруг принадлежали ему, бизнес, вероятно, все это время обеспечивал безбедное существование, не требуя от него никаких усилий. Там, наверху, он живет в полном покое. Туристы, которые уже много лет приезжают сюда, не имеют ни малейшего представления о том, кто живет в усадьбе; впрочем, им все равно, лишь бы кататься за приемлемые деньги, в семейной обстановке и без толчеи. Страфа обрел полный душевный покой, а курорт финансирует его затворническую жизнь.

Но не слишком щедро, подумал Юго, вспомнив, что ремонт Б/У приостановлен из-за отсутствия средств. Если Страфа вложил все свое состояние в его приобретение, а потом отказался от партнерства, от права обратного выкупа или права вступать в объединения, чтобы иметь доступ к средствам, требуемым для модернизации Валь-Карьоса, то, видимо, лишь ради того, чтобы сохранить анонимность.

Вдруг ему в голову пришла другая мысль…

– Но если курорт так и не был обустроен, чтобы принимать людей летом, то дело не только в бабках? Значит, это он так хочет.

Лили в недоумении развела руками:

– Так говорят или, по крайней мере, думают старожилы. Поступлений от зимнего сезона хватает, чтобы оплачивать счета, а у Страфа никогда не было ни малейших амбиций в отношении Валь-Карьоса – это только средство к существованию.

Юго уловил нотку горечи в ее голосе.

– И вы вините его за это?

– Не думаю, что мы имеем право.

– Но, действуя таким образом, он думает только о себе. Будущее курорта его не волнует, он ничего не планирует, а поскольку он уже немолод… Что станет с Валь-Карьосом, когда он умрет?

Лили кивнула, соглашаясь:

– Ты все подытожил.

– Эгоистичный ублюдок.

Лили повернулась к нему:

– Насколько мне известно, он никому ничего не обещал. Все это делается только для того, чтобы обеспечить ему существование. Наша работа и эти бараки не рассчитаны на то, чтобы пережить его.

– Это то, чего он хочет? После меня хоть потоп?

– По крайней мере, так он себя ведет. А сейчас стало еще хуже…

Юго не сводил взгляда с едва различимых в ночи очертаний поместья. Огромные окна по-прежнему излучали яркий свет, Юго предположил, что это гостиная, по-видимому такая же огромная, как вестибюль многоквартирного дома. А хаотичное движение внутри наводило на мысль о чьем-то присутствии.

Юго никак не решался рассказать Лили про свою мрачную находку на плато. Ему полегчало бы – ведь, если поделиться тайной, она станет не такой странной. Но он сдержался. Говорить не хотелось. Ему нужно было почувствовать себя увереннее в общении с девушкой, и он предпочел вернуться к занимавшей их теме:

– Страфа так и не объяснил, почему он тогда покинул сцену?

– Нет. Как не объяснил и то, почему больше не спускается сюда. Страфа – человек-загадка.

– Сколько времени вы его уже не видели?

– За три года я встретила его только один раз, вскоре после приезда.

– Как он выглядит?

Лили задумалась, тщательно подбирая слова.

– Как если бы ты вставил мощный современный прожектор в очень старый маяк. Оболочка изношенная, но есть в нем что-то впечатляющее, особенно это чувствуется в его взгляде. Я никогда не забуду выражения его глаз. Они как будто входят в тебя и… – Она замялась. – В каком-то смысле мне кажется, что они теперь там и останутся навсегда.

Она постучала указательным пальцем по виску.

– Очень яркое воспоминание, – добавила она.

Через мгновение Лили положила руку Юго на плечо:

– Это ни для кого не секрет, но я была бы благодарна, если бы ты не обсуждал с остальными то, что узнал.

– А что, разве не все в курсе о существовании Страфа?

– Новички, конечно, нет, а что касается Армана и Поло, то, честно говоря, поручиться не могу. Они уже очень давно приезжают сюда каждое лето или почти каждое, и вполне возможно, что как-то вечерком, в подпитии, старина Макс о чем-то проболтался… Но что касается Деприжана и его секретарши Адель или Симоны, то для них курорт – это все, они здесь уже давно, а Страфа – довольно щекотливая тема.

– Они любят друг друга?

И снова Лили тщательно обдумала свой ответ:

– Как пара со стажем, они скорее любят друг друга, чем ненавидят, но оба эти чувства, вероятно, сосуществуют. Все постоянно меняется, и даже у них уже нет права на посещение поместья. Мне кажется, вот уже лет десять, как Страфа все больше и больше замыкается в себе. Сегодня он уже стал настоящим призраком.

Юго посмотрел на россыпь звезд над головой, затем на очертания поместья. Их окружали огни прошлого. Ничто вокруг не было ни настоящим, ни сиюминутным. Он снова разглядел в поместье окруженный дрожащим ореолом света смутный силуэт.

– Призрак наблюдает за нами, – произнес он странно растерянным голосом.

11

Воскресенье было общим выходным. Юго подумал, что не успел он приехать, как уже получил день отдыха, и это оказалось спасительным для его организма. Он не знал, сможет ли вскарабкаться на плато и еще раз поднять эту чертову бензопилу, или какая-то часть его тела просто откажется ему повиноваться. Мышечный бунт, только и всего.

А еще был страх вернуться туда, зная, что скрывает в себе этот лес. Юго начинал постепенно привыкать не столько к мысли о том, что автор гирлянд находится среди них, сколько к мерзости самого факта.

На второй день боли усилились. Юго слышал, что ломота в мышцах связана с молочной кислотой, хотя и не был в этом до конца уверен, но, поднявшись с постели, готов был поспорить на свою месячную зарплату, что с ним что-то случилось и что его внутренности разъедает не молочная кислота, а серная.

Впервые он завтракал в своей квартире, наполнив ее запахом кофе. Он устроился на угловом диване, чтобы любоваться видом на поросшую травой эспланаду между зданиями В и Г. Чуть ниже, заслоняя вид на долину, выступала часть Материнского корабля. Но по другую сторону щетинилась далекая, почти неразличимая гора, словно из лоскутов, собранная из изумрудных лугов и покрытых облачками лесов, местами пронизанных серовато-коричневыми пиками или выступами, словно какое-то гигантское существо, заключенное в ее чреве, рвалось на свободу в масштабах геологического времени, нанося удары до тех пор, пока не рухнет темница неровных пригорков и возвышенностей.

Однако не это пленительное зрелище возбуждало молодого человека. Сквозь пар, поднимающийся от кружки, Юго разглядел над корпусом Г расположенное выше по склону и зажатое двумя узкими скалами логово Люциена Страфа.

История, рассказанная Лили, почти всю ночь не давала ему спать. Чем больше он думал об услышанном, тем более гротескным или, по крайней мере, преувеличенным все это ему казалась.

В полночь, не в силах заснуть из-за боли, он собрался было встать, чтобы провести на компьютере собственное расследование, но мысль о том, что, для того чтобы подключиться к интернету в столовой, нужно пройти по всем коридорам, пересилила его любопытство.

Поместье безо всяких признаков жизни средь бела дня только добавило новые вопросы. Неужели Страфа живет там совершенно один? Без какой-либо помощи?

Старясь разглядеть вдали неразличимую отсюда деталь, он так подался вперед, что коснулся стекла кончиком носа. Он не был уверен, но…

Мешало запотевшее окно.

Юго достал телефон и с помощью камеры максимально увеличил изображение поместья. Стены из толстых деревянных бревен делали дом почти неотличимым от окружающей природы, но архитектура соответствовала представлениям о вилле звезды шоу-бизнеса. Сколько комнат? Многовато для одного человека.

Юго присмотрелся внимательнее и кивнул в подтверждение собственных мыслей. Он все правильно разглядел. Ставни снова закрыты. А ты никуда не ушел, меня больше не надуешь. Ведешь ночной образ жизни?

Чем дальше в лес…

Юго задумался о возможной связи между взобравшимся на холм таинственным персонажем и гирляндами на плато. Не его ли это рук дело? С какой целью? Как дань уважения? Или подношение? И тогда снова возникает вопрос: кто же их автор?

Юго знал, что уже не остановится, надо продолжать поиски.

Когда он разогнулся, плечи и поясница так болели, что он подумал, что прежде всего следует позаботиться о собственном теле. Сложил в рюкзак все необходимое и вышел.

Он снова чуть не заблудился и проклинал запутанную архитектуру здания, принцип которой так и не мог осилить. Он уже много раз ходил по этому маршруту и знал, как от своей квартиры добраться до главного выхода, но перед ним постоянно возникало какое-то новое препятствие. То неожиданный поворот, то незнакомый угол, то необходимость выбрать между двумя дверями, которых он раньше не замечал… Все было непросто. Казалось, что здание что-то замышляет против него или что каждый раз он должен заслужить право пройти этот путь, что сам дом играет со своими гостями в прятки. Совершенно понятно, что центральный коридор представляет собой прямую линию между точками А и Б, это очевидно. Однако на самом деле эту ось пересекали какие-то перегородки или она асимметрично уходила в сторону, и каждое новое отклонение оказывалось хитроумнее предыдущего – требовалось потешить чудовище во всей его ширине и изобилии комнат, боковых галерей-балконов, трехступенчатых лестниц, а иногда и широких шахт, разверзающихся на всю глубину на соответствующих этажах. Юго был убежден, что архитектор комплекса – совершенный безумец. Извращенец, которому в детстве, должно быть, нравилось наблюдать за несчастными муравьями, мечущимися в лабиринте из картона, откуда, конечно же, не было выхода. А позднее этот тип просто в полном масштабе воспроизвел для взрослых творение своего искаженного сознания, да еще и получил за это приличное вознаграждение.

К счастью, ориентироваться на Материнском корабле Юго показалось проще: он прошел через гигантский зал, опоясанный галереей, выходившей на Аквариум, но вместо того чтобы подняться по массивной лестнице, спустился по ней. Латунные таблички, как хлебные крошки для Мальчика-с-пальчика, повели Юго в направлении спа, и вскоре ему осталось только пройти к раздевалкам и переодеться. Здесь к отдаленному гулу вентиляции добавился механический рев систем водоснабжения и отопления, который нарушал полную тишину остальной части комплекса. Этот фоновый шум подействовал на Юго успокаивающе.

Он вошел в помещение бассейна, и у него перехватило дыхание.

Большая часть стен состояла из толстого, идеально прозрачного стекла, через которое открывался изумительный альпийский пейзаж. Дальний край бассейна упирался как раз в такое панорамное окно, позволявшее пловцу видеть, что происходит снаружи и оставаться видимым оттуда самому, даже погрузившись на дно.

Юго бросил полотенце на пластиковый стул и медленно вошел в прохладную воду. Тело воспротивилось первым нескольким шагам, но потом отдалось прикосновению воды и не слишком большому напряжению сил.

Достигнув противоположного края бассейна, Юго уперся руками в стекло, опустил лицо в тепловатую воду и задержал дыхание. Пейзаж гипнотизировал его. Как, наверное, и всех, кто побывал здесь до меня. Юго придумал для себя мир, который питается эмоциями. В таком месте, как это, природа сама предлагает деликатесы на любой вкус; достаточно только привлечь сюда постоянный приток пловцов.

Не уверен, смогу ли я реализовать этот замысел и превратить его в роман. А жаль…

Юго высунул нос на поверхность воды, чтобы сделать вдох.

Теперь он понял, почему Лили и Алиса советовали ему пойти в бассейн. И еще одна мысль пришла ему в голову: он бы с удовольствием побарахтался здесь с кем-нибудь из них. По позвоночнику пробежало что-то похожее на волнение, но его тут же омрачило облачко вины.

Они обе красотки, почему я должен запрещать себе думать об этом, иначе говоря, допускать мысль, что они могут мне понравиться?

Потому что он недавно расстался со своей девушкой? Потому что этот разрыв вымотал его, поколебал его основные жизненные принципы? Да, это так. Но прошло уже три месяца. Даже больше… Скоро четыре. Он подтасовывал цифры, добавляя по крайней мере лишние две недели, что во внезапном порыве искренности заставило его признать, что он ищет оправдания. На самом деле все было очень просто: инстинкты пробуждались, постепенно восстанавливалась способность рассуждать, по крайней мере настолько, чтобы снова позволить проявиться его «я». Он умирал от желания ощутить рядом с собой чье-то тело, обладать им, отдаваться ему, получать, дарить, чувствовать… При этих словах в душу закралось сомнение, оттенок опасения: может, он еще не готов? Физическое тепло, близость, наслаждение – да, но сам акт требовал минимальной уверенности в себе. Обрел ли он ее снова? Кроме Люси, он не занимался любовью ни с одной женщиной, вот уже… семь лет. Восемь, по сути, я даже не помню, как звали ту, что была перед ней. В мимолетном проблеске сознания возникла готовая вот-вот упасть сигарета в уголке рта. Беренис. Когда он склеил эту девушку, у ее губ был привкус персика, потому он и запомнил тот вечер. Секс на одну ночь. Надежда. Она быстро угасла. Он прекрасно помнил отвращение, которое испытывал на следующее утро. Его раздражал ее запах, ее тело, которое показалось ему слишком белым, слишком большие ареолы вокруг сосков – все в ней претило ему. Утренняя сигарета, которой она вяло затянулась, даже не взглянув на меня. Может, сегодня по тем же самым причинам ее любит другой мужчина. Но не он. И он не знал почему. Больше они никогда не виделись.

Почувствовав, что может свободно двигаться на глубине, он закончил заплывы и, на сей раз не заплутав, вернулся к себе в квартиру, где принял обжигающий душ.

Вскоре после полудня Юго перекусил в обществе половины команды, вернулся на Материнский корабль, теперь уже по верхним этажам, и расположился в Аквариуме, где в зимние месяцы собирались туристы, желающие почитать или пообщаться в приятной атмосфере.

Вот только сейчас в этом огромном помещении Юго вдруг почувствовал себя совсем маленьким, пятилетним ребенком в рубашке своего отца-толстяка. Пока он не ступил на пушистый ковер, шаги гулко отдавались на паркетном полу, возвещая о его появлении.

В одном из двух каминов потрескивало пламя, хотя, кроме него, никого в комнате не было. Внимательно осмотрев все диваны и укромные уголки и не заметив ничьего присутствия, Юго пожал плечами и устроился поближе к камину на кушетке, где лежала груда подушек. Из окна открывался примерно такой же изумительный вид, как из бассейна, только с более высокой точки, и ему пришлось сделать усилие, чтобы оторваться от него и наконец открыть ноутбук. Скорость вайфая недотягивала до скорости оптоволокна, но для него оказалась вполне достаточной. Он хрустнул пальцами и начал.

Люциен Страфа, это касается нас двоих.

12

Юго набрал в «Гугле» «Люциен Страфа» и был поражен количеством ссылок. Лили не обманула его: этот человек не только существовал, но и был более знаменит, чем многие дешевые старлетки современного виртуального мира. О нем даже была статья в «Википедии» – святом Граале цифрового распознавания. Прежде чем прочитать ее, Юго захотел взглянуть на фотографии. Нажав на «изображения», он увидел, что их не так уж и много. На экране появилось около пятнадцати снимков, большинство сделано без ведома Страфа – на улице, в театре или у двери дома, куда спешил войти фокусник. Они были старыми, с характерным для фотопленки размытым изображением при движении.

На них Страфа около тридцати, темноволосый, с впалыми щеками и кустистыми бровями под широким лбом. Его взгляд, как заметила Лили, забыть невозможно. Мрачный. Пронизывающий до костей. На редких кадрах, когда он смотрел в объектив, его зрачки буквально входят в камеру, сознательно запечатляя себя на пленке, – такой взгляд невозможно поймать, он сам притягивает к себе. Пронзает того, кто встречается с ним. Это не поединок сил, а отношения явного подчинения. Стоило столкнуться с этим взглядом, и ты ему повиновался, сказал себе Юго не без оттенка восхищения.

Фон на фотографиях никогда не повторялся, как и редкие люди, попавшие в кадр вместе со Страфа. За исключением двух снимков. На обоих Юго заметил на заднем плане одного и того же человека, который шел следом за магом. Довольно молодой – еще нет тридцати. Стройный, в объектив не смотрит. Удивительно стандартная внешность, но больше Юго его нигде не видел. Его агент.

На всех фотографиях Страфа изображен в одном и том же возрасте, за единственным исключением – снимок к статье, озаглавленной «Откуда взялся колдун Люциен Страфа?» в газете «Франс-суар», которой удалось раздобыть портрет молодого иллюзиониста. На этом снимке ему еще нет и тридцати, у него больше черных как смоль волос на висках, выглядит он не таким суровым, но уже чувствуется бьющий через край магнетизм.

У него взгляд безумца, который прекрасно сознает, что делает.

Юго решил начать расследование с этой статьи во «Франс-суар». Правда, информации в ней содержалось немного. Страфа родился во Франции – где именно, определить не удалось, – единственный ребенок в бедной семье итальянских эмигрантов. Его имя оставалось безвестным до апреля 1970 года, когда его первое выступление в зале «Эльдорадо», расположенном в Десятом округе Парижа, произвело мгновенную сенсацию. До этого момента трудно проследить, как развивалась его карьера, можно лишь сказать, что выступал он в небольших залах; свидетели утверждали, что видели его на сцене до того, как он стал знаменит, но мало что запомнили – фокусник как фокусник.

Юго начал просматривать все ссылки в «Гугле», выбирая те, что особенно привлекали внимание.

Вокруг него периодически поскрипывала деревянная обшивка Аквариума, будто здание время от времени потягивалось после сна.

Постепенно портрет приобретал очертания. Подозревали, что Страфа уничтожил все следы своего прошлого, особенно публичных выступлений до апреля 1970 года. Его последующая жизнь состояла сплошь из триумфальных гастролей, броских заголовков и вызывающего беспокойство фанатизма публики. Многие упрекали его за слишком сильное пристрастие к ужасам, за злоупотребление загробными темами, за «излишне зрелищные для развлекательных целей» трюки, объясняя это тем, что следовало бы запретить вход на его представления «чувствительным женщинам и прежде всего не разрешать детям даже знать его имя», все это в типичном патриархальном стиле того времени. Но за этими заголовками Юго угадывал сомнение, а иногда и тревогу. Журналисты, которым удалось побывать на его шоу, говорили о каком-то вневременном моменте, о «нарастающем и давящем состоянии галлюцинации», когда сон сменяется кошмаром. Один из них считал, что его, как и остальных зрителей, накачали наркотиками, чтобы «память зафиксировала невозможные для исполнения магические трюки», и что выступления Люциена Страфа следует запретить на том основании, что он сознательно вводит людей в заблуждение помимо их воли.