Бунтарка и Хозяин Стужи

– Эта мерзавка опять над твоей сестрой издевается! – прошипела Стелла. – Мало ей тебя было, так нет же, и Летту теперь обожгла! Ну, это ей с рук не сойдет…

– Погоди, маменька. Ты об этом ожоге? – Душан обошел меня, не забыв кинуть плотоядный взгляд, из-за чего руки зачесались… огреть его ошейником. Даже несмотря на то, что драгоценный! Ошейник, разумеется, а не Душан. – Вот об этом? – Он сцапал сестру за запястье, та рванулась, но Душан держал крепко. – Так это сестрица в камине угли поворошить решила, один ей прямо на руку и отскочил. При чем тут наша красавица Лив?

Стелла открыла рот. Закрыла. Потом снова открыла и закрыла. Я готова была поддержать мачеху в ее чувствах, потому что уж кем-кем, а рыцарем в сияющих доспехах Душан точно не был. Скорее они с Арлеттой соревновались, кто больше напакостит.

Да и с чего бы ему меня защищать?

– Да-да, маменька, я сам видел, – с кристально честным взглядом подтвердил Душан. – Так что, как я понимаю, здесь произошло какое-то странное недоразумение. Или… нет? Или Арлетта решила оболгать Лив? Ай-ай, как некрасиво, сестрица.

– Ничего не понимаю. – Мачеха переводила взгляд с сына на дочь и обратно. Будь на ее месте я, меня не стали бы даже слушать, но Душан у Стеллы ходил в любимчиках. Между ним и дочерью она всегда принимала сторону сына, поэтому сейчас только рявкнула: – Арлетта!

– Ненавижу тебя! – прошипела девица. – Чтоб ты сдох! Чтоб тебе кислые грибы попались, и ты всю ночь с нужника не слезал!

– Вот и все поздравление с появлением. – Душан развел руками и подмигнул мне.

– Арлетта! – рявкнула Стелла более грозно, Правда, тут же голос понизила, явно собираясь отчитать дочь, когда снова заговорил братец:

– Придешь сегодня на праздник в честь моего Дня появления, Лив?

Моя челюсть, и без того отвисшая после его поступка, сейчас потянулась вниз с неумолимой силой.

Что это на него нашло?

– Все! Решено! Маменька, Лив должна присутствовать на моем празднике. – Душан хлопнул в ладоши, не дожидаясь ответа. – И вот тебе железный аргумент, если сомневаешься: нельзя ее постоянно прятать, она же наша сестра. Скоро слухи пойдут… Если уже не пошли.

– Но как же, – окончательно растерялась Стелла, – У нее же нет платья…

– Арлетта одолжит. Она у нас провинилась, вот и одолжит. Правда, сестрица?

Сестрица явно собиралась сказать все, что думает о братце, но под тяжелым взглядом Стеллы стушевалась, буркнула:

– Угу. – И поспешила ретироваться.

– Что ж, я думаю, предложение дельное, – вздохнула Стелла, выглядевшая несколько обескураженной. – И правда, Ливи, давно пора тебе с нами за стол садиться да к гостям выходить. Глядишь, и жениха тебе подберем хорошего…

– Рано ей пока жениха искать, – перебил мать (только ему такое дозволялось) Душан. – Если хоть посмотрит кто не так, пожалеет.

– Защитничек ты мой! – расчувствовалась Стелла. – Вот, Ливия, не ценишь ты того, что у тебя есть. Такой брат! Горой за тебя встанет.

– Вот именно. – Душан снова подмигнул мне, явно намекая, что должна ценить свалившееся на меня счастье.

Но я только кивнула Стелле:

– Мне еще Дороте помогать надо. Я пойду.

– Конечно, – всплеснула она руками, – Конечно иди, золотце ты мое!

Подавив желание скривиться от этой фальшивой заботы, я заспешила по коридору к себе. Свернув за угол, вспомнила, что забыла книгу для Фабиана, но возвращаться, тем более с ошейником, не хотелось – из коридора по-прежнему доносились голоса мачехи и сводного братца. Вздохнув, все-таки поднялась к себе и сунула находку под подушку. В обед буду бегать, верну обратно. и книгу Фабиану принесу. Все равно он сказал, что не выспался, так что еще часика два точно отдыхать будет.

Но что делать с приглашением Душана?

Не к добру это все. Ой не к добру!

Хьяртан-Киллиан Эртхард

– Мы не можем просто сидеть и ничего не делать…

– Вы же обещали, что лечение поможет. Тогда какого ларга он похож на овощ?!

Первый голос, охрипший от беспокойства, принадлежал Бьяртмару. Второй, в который на последней фразе ворвалось почти звериное рычание, – Дойну. Хьяртан отметил это с каким-то отстраненным безразличием, почти без удивления. Кажется, у него даже на выражение простых эмоций сил не осталось. Дойнарт редко повышал голос. Если и злился, то мастерски глушил в себе малейшие вспышки гнева, пряча их за маской ледяной невозмутимости. И тут на тебе – рычит и ярится!

– Мы делаем все возможное, светлейшие, – третий голос, пронизанный страхом, принадлежал целителю, То ли Юлиану, то ли Каэтану.

Снежный заставил себя разлепить веки и, морщась от боли, теперь пульсировавшей не только в ране – во всем теле, попытался приподняться. Спальня закружилась перед глазами.

– Очнулся! – К нему тут же бросился младший брат.

А старший, схватив целителя за грудки, процедил:

– Значит, делайте невозможное. Если его величество уже завтра не присоединится к нам за завтраком, отправишься кормить гротхэнов. Собою.

В глазах немного прояснилось, и Хьяртан увидел, как лекарь в панике закивал, лишь бы его отпустили.

– Мы придумаем… обязательно что-нибудь придумаем…

– Дойн, хватит его пугать.

Светловолосый мужчина оттолкнул целителя и подошел к постели брата.

– Я пугаю его, потому что ты нас до ларгов напугал.

– Я в порядке, – как можно увереннее сказал Хьяртан.

– Детям своим будешь сказки рассказывать, – мрачно пошутил Бьяртмар.

В ответ Снежный слабо усмехнулся. Он провел в этой комнате два кошмарных дня и две еще более ужасные ночи, то впадая в беспамятство, то снова возвращаясь в реальность. В беспамятстве было лучше, там была она. Зеленоглазка с теплыми мягкими губами казалась тем единственным, что могло его исцелить.

– Лекари пытаются понять, что с тобой происходит, но… – Рыжеволосый Снежный запнулся и, не в силах смотреть в глаза брата, отвел взгляд.

– Просто нужно время, – продолжил за него Дойнарт, неожиданно превратившийся в оптимиста. – Наберемся терпения.

Хьяртан был не уверен, что оно у него есть, это время, но, чтобы не пугать братьев еще больше, кивнул и даже заставил себя улыбнуться. Правда, улыбка тотчас отозвалась острой, туманящей болью.

– Что, стужа побери, с тобой произошло?! – нервно воскликнул Бьярт и глухо выругался, а Дойнарт напряженно поинтересовался:

– Так и не удалось ничего вспомнить?

Хьяртан покачал головой и прикрыл глаза, чувствуя, как на него снова накатывает мутная удушающая тьма. Постепенно голоса братьев стихли. Кажется, они еще что-то спрашивали, но он был уже не в силах отвечать. Стерлась охваченная полумраком обстановка королевской спальни, исчез весь мир. Остался только он и девушка с руин. Он снова видел ее красивое лицо, ясные глаза. Снова мечтал о том, чтобы ее поцеловать.

Она улыбалась ему, и это было невероятно. Самая красивая улыбка на самых красивых губах.

– Девушка… Мне нужна она…

Тьма, боль, пламя, бегущее под кожей.

Бесконечно, невыносимо долго.

– Мне нужна… она…

Незнакомка, до сих пор ускользавшая от него прекрасным миражом, вдруг оказалась рядом. Склонилась к нему, коснулась маленькой ладошкой раскаленного лба, а потом, призывно улыбаясь, сама потянулась к его губам. Он ответил на смелый поцелуй, жадно впился в ее губы, ища в них спасение, но тут же, ощутив, как во рту разливается неприятная горечь, оттолкнул от себя незнакомку.

– Хьяртан… – тихий, не то напуганный, не то пронизанный обидой голос. – Ты ведь сам меня позвал…

Сделав над собой усилие, правитель открыл глаза. Открыл и с разочарованием, с какой-то горькой досадой посмотрел на белокурую нэри. Хелена. Нежная, утонченная красавица, последние недели занимавшая его мысли, сейчас вызывала раздражение. Ее присутствие, попытки его коснуться…

– Уходи.

– Но мне сказали, что ты меня звал… – растерянно пробормотала девушка и осторожно, словно боясь обжечься, провела пальцами по его плечу.

Легкое, невинное прикосновение, а Хьяртану вдруг захотелось ее прогнать.

– Я звал не тебя.

В глазах фаворитки мелькнула обида, страх или ларг знает что еще, но Снежному было не до ее переживаний. Тут бы клятую боль унять и прожить еще хотя бы час.

– Уходи, Хелена, – повторил он холодно и резко.

В иные моменты Хьяртан Эртхард мог быть ледянее самого Дойна и всех северных ветров вместе взятых.

– Пойдемте, нэри. – К постели приблизился лекарь. Тот самый, которого Дойнарт грозился скормить безжалостным тварям. – Не стоит сейчас тревожить его величество.

Поднявшись, девушка бросила на Хьяртана взгляд, вкладывая в него все то, что сейчас испытывала, и скользнула к выходу. Снежный, припомнив всех ларгов разом, поднялся.

– Ваше величество! – Целитель пришел в ужас.

«Все-таки Юлиан», – зачем-то отметил про себя Хьяртан.

А вслух приказал:

– Помоги мне одеться.

– Но, ваше величество, вам сейчас опасно даже шевелиться!

– Делай как я сказал! – рыкнул на молодого мужчину Снежный и скривился, чувствуя, как по коже снова и снова пробегает невидимый огонь. – Среди моих вещей был платок… и варежки… Где они?

– Их забрали, но…

– Пусть принесут. Немедленно.

– Ваше ве… – снова попытался воззвать к его голосу разума лекарь.

– Еще одно слово, и я разрешу Дойнарту скормить тебя гротхэнам.

Юлиан побледнел, испугавшись скорее не угрозы, а стали, прозвучавшей в голосе правителя. Бросился к сундукам за одеждой, а Хьяртан, схватившись за колонну балдахина, прикрыл глаза.

Нет, так просто он этот мир не покинет. И если целители не в состоянии его вылечить, сам найдет для себя лекарство.

Зеленоглазое и такое манящее.

 Глава 4

Ливия Селланд

Как открутиться от предложения Душана, я так и не придумала. Тем более что Стелла в обед лично принесла мне платье, которое «одолжила» Арлетта. Учитывая, что она была выше меня и гораздо плотнее, мачеха поцокала языком, оценивая мой внешний вид.

Я бы и сама поцокала. Цыплячье-желтое платье с кружавчиками на пару размеров больше шло мне, как гротхэну кроткий нрав, но я предпочла промолчать. У меня было достаточно простенькое платье на выход, в котором я обычно гуляла весной, в нем и пойду. Спущусь, часок посижу, а потом обо мне уже никто и не вспомнит – веселья у Стеллы всегда проходили на широкую руку, хмельное текло рекой.

Зато я придумала как помочь Фабиану! Эта мысль вытряхнула из меня всю досаду по поводу предстоящего. Ошейник! Этот ошейник можно продать, а на вырученные деньги (целое состояние!) нанять самых лучших лекарей. Уж они-то наверняка сумеют поставить его на ноги, заклинания и зелья у них самые лучшие, не говоря уже о том, что у них сильнейшая магия, не чета моей.

Не снежная, не солнечная, а развитая. Когда Богиня-матерь создавала наш мир, яркими вспышками родились две мощные силы: солнечная, согревающая, раскрывающая все живое, да снежная – ледяная, холодная, защищающая от монстров, приходящих из-за границы снега и тумана. В момент рождения они соединились, полыхнули и рассыпались по миру, частицами силы наделив тех, кто был достоин. Современные целители и были потомками тех, кто оказался достоин, и эта частица солнечной магии позволяла им исцелять и создавать зелья мгновенного заживления ран, прекращения всяческих воспалений и с прочими чудодейственными свойствами.

Ох, как же я обрадовалась своей находке! Ведь это действительно счастливый билет Фабиана в новую жизнь. Завтра же с утра сбегаю в город, узнаю в ломбарде, сколько за него дадут. Если я не ошиблась с камнями, даже самый скупой ростовщик даст столько, что хватит на полное лечение, а может быть, и на восстановление на южных водах. Но главное, что после Фабиан снова сможет ходить! Вот это самое «после» и подхлестывало, побуждая вертеться по дому юлой, помогать Дороте с такой скоростью, что кухарка не переставала удивляться.

– Ты всегда мне помогаешь, деточка, – призналась она, когда мы вместе уплетали обед (Фабиан все еще спал), – но сегодня это просто что-то невероятное. Порхаешь, как фея лесная, мы с тобой почти все закончили, а думала, до вечера провозимся. Случилось, что ли, что хорошее?

Мне хотелось рассказать ей об ошейнике, но решила пока помолчать, чтобы не сглазить. Вот когда все получится, тогда и расскажу. Да и Фабиану пока ни к чему о нем знать. Понятия не имею, что он делал в тайнике в библиотеке, но это как неожиданно полученное наследство. Как подарок, как праздничное чудо! Да это и есть чудо, не зря же нашла украшение именно сейчас.

Главное, не спугнуть удачу преждевременной радостью.

– Душан пригласил меня на праздник.

– Что-что? – брови Дороты поползли на лоб.

– Да, я сама удивилась, – пожала плечами. – Но он защитил меня от Арлетты, когда та пыталась оклеветать, и Стеллу утихомирил.

– Не думай, что я злыдня какая-то, но… не нравится мне это, – кухарка нахмурилась.

– Мне самой не нравится, – призналась я. – Но что он может сделать со мной на празднике? Спущусь, когда соберутся все гости. Начнется гульба, а там уж я ускользну тихонечко, никто обо мне и не вспомнит, – озвучила собственные мысли.

Лоб Дороты разгладился.

– Да, и то верно. Но ежели помощь потребуется, я всегда рядом. – Она показала на половник, и мы рассмеялись.

После обеда время завертелось еще быстрее. С готовкой мы действительно закончили быстро, осталось сделать горячее, но поставим его в печь, когда гости уже сядут за стол. только помимо этого надо было накрыть на стол, распределить цветы по вазам, красиво разложить приборы и расставить бокалы…

Собиралась еще на руины отправиться, поискать варежки, но так и привозилась до самого вечера. Опомнилась уже перед зеркалом. – В своем весеннем светло-голубом платье, подчеркивающем медь в моих волосах и делающем их еще ярче. Заморачиваться с прической не было ни сил, ни времени, поэтому я заплела свободную косу, оставив две вьющиеся прядки для обрамления лица.

– Книжку я Фабиану принесла, – впорхнула в комнату Дорота, которая сегодня тоже мне помогала. – И тебе кое-что… вот. Матери моей было, но я так и не надевала ее почти, только когда девчонкой была.

Маленькая брошка-бабочка раскрыла свои янтарные крылышки у нее на ладони.

– Мне кажется, к глазам и к волосам твоим пойдет. Да и к платью…

– Какая красота! – ахнула я.

– Бери, бери, – заулыбалась женщина. – Это тебе подарок. Ты же давно мне как дочка… – Она осеклась, махнула рукой и, пока я крепила брошку к платью, поспешно заговорила: – Суета там сейчас такая, не представляешь. Гости почти все собрались, Арлетта со Стеллой платьями да прическами своими перед ними щеголяют.

– Ну, ничего нового.

– И Душан как настоящий павлин. Но он правда сегодня странный. Сначала тебя пригласил, потом на кухню явился, чтобы мне помочь блюда тяжелые оттащить на стол. Я аж опешила.

– Правда? – тут уже я сама опешила.

– Истинная! Ну, оно и к лучшему, а тебе пора спускаться. Застолье вот-вот начнется.

– Спасибо тебе! – Я порывисто, от души обняла кухарку. – О такой маме можно только мечтать.

Своих детей у Дороты не было, Богиня-матерь не дала. Из-за этого они рассорились с мужем, и он ушел к другой, а она… она всю любовь переносила на нас с Фабианом. Если бы не Дорота, я бы, наверное, совсем ожесточилась, а так она согревала меня своей любовью. Согревала нас.

Дорота украдкой смахнула слезинку, а я поспешила вниз: не столько потому, что Стелла не любила опозданий, сколько из-за того, что не хотела привлекать к себе лишнее внимание. Надеялась, что меня вообще никто не заметит, особенно в таком простеньком наряде, но… не вышло. Стоило войти в гостиную, как все взгляды обратились на меня.

Особенно взгляд Душана. Он ко мне просто-таки прилип. Не успела сделать и шага, как именинник подлетел ко мне, взял за руку.

– Позвольте представить вам мою очаровательную Лив. Лив, ты прекрасна!

Моя челюсть только чудом не пробила пол, но Душан не позволил и слова вставить, подхватил меня за талию, увлекая к столу, отодвинул стул рядом со своим местом. – Прошу, моя дорогая.

«Моя дорогая» повторно лишилась дара речи, благо и без меня было кому говорить. От собравшихся отделился долговязый парень, одетый в дорогой костюм, и вразвалочку направился к нам. Его я узнала сразу: лучший друг Душана. Разумеется, с друзьями братца меня никто не знакомил, но я мельком видела парней, которые приходили к нему, и это лицо мелькало чаще всего.

– Почему от нас скрывали такую прелесть?

– Я вам не прелесть, – наконец обрела я дар речи. Парень нахмурился, а Душану мой ответ пришелся по душе, потому что он заулыбался, надавив руками на спинку стула.

– Моя сводная сестра не любит компании, но сегодня согласилась к нам выйти. Только ради меня. И не надо смущать ее комплиментами, – отразил все последующие атаки собравшихся. – Мы же не хотим, чтобы такое чудо сбежало от нас раньше времени?

Мысленно покачав головой, я опустилась на стул: в сложившейся ситуации это показалось наиболее верным решением. Тем более что мачеха с Арлеттой уже недовольно косились на меня – их высоченные, как на балах у Снежных, прически да платья, расцветка которых напоминала оперение экзотических птиц, не привлекли столько внимания, сколько моя скромная персона, которая предпочла бы не привлекать его вовсе. К счастью, слова Душана: «Прошу за стол!» возымели эффект, и все начали рассаживаться.

Недовольно фырча, напротив меня села Арлетта, а рядом с именинником во главе стола – его мать. Справа от сестрицы устроился парень, который назвал меня прелестью. Остальные гости расположились, как кому хватило места, и пиршество началось.

– Позволь за тобой поухаживать. – Душан потянулся было за кувшином с вином, но я покачала головой.

– Нет, спасибо.

– В честь моего дня! – воскликнул братец, но я осталась непреклонна. – Ладно, тогда налью тебе воды, – недовольно пробурчал он. – Но поднимать бокал с водой…

– Можешь ничего не наливать, – тихо ответила.

Если можно оказаться не в своей тарелке, то так я себя и чувствовала под пристальными взглядами гостей, как бы вопрошающими – откуда она вообще вылезла, эта Лив.

Все собравшиеся хорошо меня знали, как и то, что я никогда не присутствую на семейных праздниках. Еще они знали, что в честь моего Дня появления, как и моего брата, после смерти отца ни разу никто не собирался, так что атмосфера за столом была несколько напряженной. Все глазели на меня, набирая себе еды, негромко переговариваясь. Что касается Душана, он уже успел наполнить мой бокал водой, а в тарелку наложил салатов в таком количестве, что получилось несколько высоких горок.

Можно подумать, я все это съем!

– Тост! – Мачеха постучала вилкой по бокалу. – Предлагаю тост. Мой мальчик, ты всегда радовал меня с того дня, как появился на свет. В честь этого мы все и собрались сегодня! Пусть все у тебя будет просто чудесно! За тебя, дорогой!

– За Душана! – подхватил его друг.

– За Душана! – понеслось эхом вокруг стола.

Мы с Арлеттой мрачно переглянулись. Похоже, сестрица была не в настроении из-за случившегося, но особенно из-за того, что теперь на меня посмотрел еще и мужчина с усиками и в пенсне, устроившийся рядом.

– Что же, дорогая Лив, ваша природная скромность мешала вам радовать нас своей красотой?

Подавив желание опрокинуть в себя всю воду, которую мне налил Душан, я сделала несколько глотков и ответила:

– Я не люблю многолюдье.

– Ох, как это похоже на скромных девиц! – Мужчина лихо подкрутил ус, а Душан наградил его мрачным взглядом.

– Не наседайте на Лив, нэр Пайк. – Он указал мне на тарелку с салатами: – Кушай.

Еще бы в меня хоть кусок полез! Но пришлось жевать, чтобы ко мне не приставали с расспросами и странными замечаниями. К счастью, разговор понемногу перешел на Душана. Мачеха, весьма недовольная вниманием к падчерице, делала все, чтобы обо мне забыли, и я в кои-то веки была ей по-настоящему благодарна.

Спустя некоторое время обо мне уже и не вспоминали: началось обсуждение политики.

– Сатрапы эти Снежные! – буйствовал нэр Пайк. – Только и знают, что налоги драть…

– Вы несправедливы, господин адвокат, – вмешалась вдова доктора, круглолицая и пышнотелая, – все-таки они защищают нас от гротхэнов…

– Да куда там, защищают! Когда ты в последний раз гротхэна видела, Арна?

И далее все в том же ключе. От разговоров за столом я довольно быстро отключилась, радуясь, что меня представили скромницей. Можно было спокойно ковыряться в тарелке, не предпринимая попыток поучаствовать во всеобщем веселье, которое потихоньку переходило в политические дебаты. И еще меня очень смущало внимание Душана. Он постоянно на меня смотрел, вглядывался в лицо. Когда это произошло в десятый раз, я не выдержала и спросила:

– Что происходит? – шепотом, чтобы не привлекать внимания.

– А что происходит? – подавшись ко мне, так же прошептал он.

– Не представляю. Ты ухаживаешь за мной весь вечер. Вступился за меня перед матерью и Арлеттой, хотя никогда раньше этого не делал.

– Ты несправедлива, милая Лив. – Братец подпер ладонью щеку, продолжая буравить мое лицо своими блеклыми глазками. – Разве я мало для тебя делал? Ведра носить помогал…

– Потому что Стелла тебя заставила!

И то лишь потому, что новый доктор случайно в гости заглянул, поздороваться.

Душан не ответил, но продолжал ухмыляться. Его лицо вдруг растянулось талой кляксой, как снег на весеннем солнце, потом снова обрело четкость. Ненадолго, потому что неожиданно закружилась голова.

– Тебе нехорошо, Лив? – вкрадчиво поинтересовался братец.

Я покачала головой, пытаясь сбросить дурманное наваждение, но оно не сбрасывалось. Наоборот, голова кружилась все сильнее. И это так напугало, что я вскочила из-за стола, и мир пошатнулся еще сильнее, завращался, грозя обрушиться на меня лицами гостей. Я едва успела вцепиться в край стола слабеющими пальцами, когда услышала окрик Стеллы:

– Ливия, ну что такое?

И следом голос Душана:

– Мама, ты что, не видишь? Лив стало дурно. Я провожу ее на свежий воздух.

Не надо меня никуда провожать! Хотела сказать это вслух, но язык неожиданно превратился в желе, и как-то разом стало отчаянно страшно. Хотелось закричать «Помогите!», но я бы рухнула на пол, если бы Душан не подхватил меня и не повел прочь с праздника. В другой ситуации я была бы счастлива сбежать, но сейчас готова была на все, чтобы остаться, только чтобы не уходить с ним в таком состоянии.

Куда он меня ведет?

Вскоре и это стало неважным, я напоминала себе мешок с трухой, который просто переставляет ноги, потому что привык. Мысли плавали в тумане, и где-то в том же тумане плавала реальность. Обрывками знакомых картин мелькали перед глазами лестница, коридоры и, наконец, дверь моей спальни.

«Не хочу!» – вспышкой мелькнула в сознании яркая мысль. Мелькнула и погасла, растворившись в зыбком полузабытье.

Душан пинком ноги открыл дверь, втащил меня в комнату и швырнул на кровать.

– Фух, переборщил немного, кажется, – пробормотал он и куда-то исчез.

Сквозь туманный флер я услышала, как щелкнул замок. Миг – и надо мной снова склонился братец. Побрызгал в лицо водичкой из графина, который всегда стоял у меня на тумбочке.

– Ничего, сейчас пройдет. Просто немного не рассчитал с зельем… Ну и потом, откуда я знал, сколько в салат лить? Она-то мне о вине говорила.

Лить в салат? В вино? О чем он вообще?

А Душан как ни в чем не бывало уселся на мою постель и принялся стягивать обувь.

– Знаешь, Лив… вела бы ты себя по-человечески, по-доброму, и не пришлось бы с тобой так поступать. Ну что тебе стоило уступить, а?

– Даже сквозь затуманенное непонятно чем сознание до меня стало доходить. Во-первых, не «непонятно чем», а какой-то дрянью, которую Душан умудрился налить в салат. А во-вторых, я сейчас лежу перед ним совершенно беспомощная, даже магии своей не чувствую! Совсем!

– Но что прошло, того уж не вернешь, – философски заметил этот маньяк. – Так что подарок свой на именины я все равно получу. Хоть так… сейчас, только немного в себя придешь. С бревном неохота как-то…

В подтверждение своих слов он стянул камзол и стал расстегивать рубашку, а у меня потемнело в глазах. Правда, на сей раз от ярости, пусть она была слабенькой, как тлеющее во мне, сопротивляющееся влитой в меня мерзости сознание. Именно оно и подсказало, что сейчас, пока я в таком состоянии, ничего не сделаю. Значит, надо тянуть время – до того, как «немного приду в себя». Может, и магия вернется хотя бы частично.

– Как… ты это провернул? – спросила слабым голосом. – Салаты же для всех резались.

А я не видела больше никого, кто из-за стола падал.

– То-то и оно, – насмешливо произнес Душан. – Я в салат только с одной помеченной стороны вливал, чтобы сразу тебе в тарелку положить, как знал, что от вина откажешься.