Путь к храму

Дмитрий Фаминский

Путь к храму

ИЕРЕЙ ВЛАДИМИР

Повесть

Отец его был священником, и дед был священником, и прадед. Род Ивлиевых широко разросся, семьи всегда многодетные были. Служили честно. Теперь, в основном, в городе живут. Не все сыновья, правда, по священнической линии пошли, кто и по врачебной, по учительской, а кто и по государственной.

Владимир Ивлиев только что закончил семинарию, женился и был рукоположен владыкой Алексием в иерея в церковь Вознесения Господня в село Подольское, куда к первому месту службы и следовал. Коляска скрипит и подпрыгивает на ухабистой дороге. Рядом с Владимиром жена, Елизавета, месяц как обвенчались. По дороге им попадаются навстречу крестьяне, снимают шапки, кланяются – батюшка новый едет! Владимиру неловко от такого почёта, не привык ещё. Ряса на нём новая, и вся одежда. А за коляской – воз с имуществом. Владимир смотрит на Елизавету и думает: «Как же она без своего фортепиано будет? Как к корове подойдёт?». Не может представить. Лиза – барышня городская, нежная. До Подольского ещё далеко. Владимир вспомнил, что хотел сначала поступать в университет, но отец попросил его продолжить семейную традицию. Владимир лишь третий по старшинству сын, но старшие в священники не захотели. Игорь закончил Казанский университет, служил инженером. Семён заканчивал Дерптский. Были ещё два младших брата и сестрёнка. Владимир подумал, подумал, и решил уважить отца, выполнил его волю. К тому же он привык отцу в церкви помогать, и образование в семинарии хорошее. Учёба у Владимира шла ровно и успешно, жизнь текла интересно. Город их большой, губернский. Семья протоиерея Николая Александровича Ивлиева имела широкий круг общения. Духовенство, интеллигенция – образованные, воспитанные люди. Отца Николая уважали, он служил в Троицкой церкви в центре города. После окончания семинарии нужно было решать с женитьбой. Отец и матушка, Варвара Ивановна, неволить не стали. Они догадывались, что Владимиру нравится дочь доктора Рождественского, Елизавета. Лиза, которой только что исполнилось восемнадцать, мало говорила, часто болела и почти не поднимала глаз. Владимир ей тоже нравился. Когда они уезжали, лизина мама, Ирина Ильинична, всё сокрушалась, как это её дочь будет жить в деревне! Батюшка же, Павел Сергеевич, утешал супругу и говорил, что деревенский воздух будет дочери только на пользу! Владимир оторвался от воспоминаний. С холма, где возница остановился поправить упряжь, открывался вид на Подольское. На самом высоком месте небольшая церковь, заметен барский дом посреди села. В низине, прямо под селом, речка. Видны мостки, полощущие с них белье, крестьянки. Через четверть часа они въехали в село.

Встретил нового священника церковный староста, Фома Силантьич, крестьянин лет пятидесяти, чисто одетый, с зачёсанными на пробор волосами и жиденькой бородкой клинышком. Он показал новому батюшке только что срубленный просторный, светлый дом, предназначенный на две семьи – иерею и диакону. Но диакона пока не назначили, поэтому весь дом и просторный огород поступали в распоряжение молодой семьи. Ивлиевы решили занять только половину. Куда им больше? Оставив Лизу распаковывать вещи, Владимир пошёл осмотреть храм. Пока шёл по селу, почти изо всех окон на него смотрели крестьяне. «Новый батюшка идёт! – раздавались голоса. – Отец Владимир, благословите!». «Да это же ко мне обращаются!» – опомнился Владимир. И кланялся в ответ, и благословлял.

Поднявшись в гору, Владимир вышел к церкви. Храм Вознесения Господня деревянный, ещё достаточно крепкий, недавно крашеный. Молодой священник положил земной поклон, попросив: «Господи, дай мне быть честным священником!». Обошёл вокруг церкви. За алтарём небольшое кладбище, вот могила его предшественника, протоиерея Александра Фивейского, три недели, как почил. Вечная ему память!

Владимир вошёл в церковь. Старинные иконы, роспись. По-сравнению с городскими храмами всё небольшое, уютное, как бы домашнее. И запах ладана здесь смешивается с запахом берёз, сосен и полевых цветов. Построена церковь в 1790 году, а сейчас 1907. Молодой священник приложился к иконам, вошёл в алтарь, положил земной поклон. «Вот где точка отсчета, Святая святых! Здесь Христос невидимо присутствует во время богослужения. Страшно! Ответственность-то какая! Господи, укрепи и вразуми!» – молился он про себя. Владимир вспомнил всех своих предков священников, вспомнил святых отцов. «Не осрамиться бы!» – думал он. Выйдя из храма, молодой батюшка улыбнулся яркому весеннему солнцу. Недавно Пасха была! Хорошо! Пойду домой, а завтра надо будет первую службу отслужить.

Елизавета уже разложила вещи. Соседка Дунечка помогала ей растопить печь и поминутно называла «матушкой». Завидев вошедшего Владимира, она быстренько убежала. На столе отец Владимир обнаружил принесённые соседями в знак уважения кулич, десяток яиц, банку мёда и кусок сала. – Не надо бы этого, Лизонька! – с любовью посмотрел он на жену.

– Что ты, Володя! Мы же теперь батюшка и матушка! – склонив голову на бок и наматывая локон светлых волос на палец, весело и чуть иронично сказала она.

Через год у них родился сын Иван. Ещё через год дочь Анна. Владимир постепенно постигал премудрости нелегкого труда сельского священника и приобретал духовный опыт. Его паства была многочисленной и почти поголовно неграмотной. Кроме Подольского он окормлял ещё пять близлежащих деревень. Крестьяне, хоть и были неграмотны, но к церковной службе и к священнику имели большое уважение. Толком не зная текстов молитв и Священного Писания, они подчас проявляли редкое милосердие, силу духа, простоту и смирение. И помещик здесь был хороший, Вяземский Павел Иванович. Первым приехал к батюшке знакомиться, а потом часто принимал у себя. Он был отставной военный, из дворян. Любил деревню, никуда отсюда уезжать не собирался, строил сельскую школу и конезавод.

К Владимиру и Лизе раз в год приезжали родители. Несколько раз и они были в городе. Лиза от деревенской жизни укрепилась здоровьем, немного пополнела. В деревне её всё умиляло. Она полюбила домашних животных, простую деревенскую пищу. Ходила с деревенскими за ягодами и грибами. Но всё равно её тянуло в город. Она выросла среди широких мощёных улиц; красивых, каждый по индивидуальному проекту построенных особняков. Ей хотелось одеться, выйти в свет, нарядить своих детей, и гулять с ними в парке, слушая оркестр и кушая мороженое. Хотелось, наконец, обсуждать с подругами фасоны новых платьев, а вечером принимать гостей. Назначение мужа она воспринимала как затянувшуюся командировку, и всё чаще стала просить его добиваться назначения в городской приход.

В Подольском отец Владимир прослужил семь лет. Вместо обещанного назначения в город, о котором против своих правил хлопотал отец, молодого священника назначили в село Овражное. Это ещё восемьдесят вёрст в сторону от города, на север губернии. Места глухие. Не во всякую погоду и проедешь.

– Лиза, не плачь! Прошу тебя, милая! – Владимир присел около жены.

– Я и не плачу! – всхлипнула она, укачивая полгода назад родившегося Коленьку.

– Послужим пяток лет в Овражном, – и в город. Сам владыка сказал.

– Владыкой потом кто-нибудь другой будет, об обещании забудет, – на мотив колыбельной пропела Лиза.

– Не забудет. А другой будет, так всё-равно в город назначат! Это обычная практика. Послужил на селе, потом в городе. Ещё не известно, где лучше!

– Ладно, не успокаивай! Мне лучше там, где мой муж. Я же матушка! – и в её больших синих глазах появилась теплота.

– Спасибо, милая! Владимир вышел на крыльцо. Тихая, лунная ночь. Перед домом крутой склон, переходящий в поле. Открытое место, ночью все звёзды видно. Жаль отсюда уезжать. Здесь он был счастлив: служба; тихий, налаженный семейный быт; возможность читать, ходить в лес. Но он в некотором роде человек подневольный. А алтарь везде одинаковый – Престол и Жертвенник! Придётся потерпеть.

* * *

Овражное село большое, но порядка мало. Пьянство. Крестьяне грубые, неприветливые. Помещик появляется редко, предпочитает жить в городе. Ивлиевы поселились в доме при церкви. Храм в честь Казанской иконы Божией Матери требовал основательного ремонта. Но отец Владимир уже приобрел необходимый опыт, и мало-помалу стал приводить приход в порядок. Организовал мужиков, подремонтировали храм. Возобновил занятия в воскресной школе. Елизавета, проживая в Подольском под неусыпной опекой соседок, всё же научилась справляться с хозяйством. Кроме воспитания детей, помогала фельдшеру лечить больных крестьян, а мужу учить детей грамоте. Здесь у них родилась дочь Вера.

Край глухой, вести из города доходили медленно. Но даже здесь чувствовалось, какое неспокойное время наступает. Заканчивался 1916 год. Сегодня они получили письмо от родителей Лизы. Те писали, что в городе постоянно говорят о скорой смене власти, что царя не будет. Кто-то постоянно за что-то агитирует, кругом беспорядки. С фронта возвращаются раненые, многие озлоблены. Сидя вечером вдвоём, чтобы не тревожить детей, Ивлиевы обсуждали новости:

– Два дня назад барин здешний вернулся, приходил в храм. Свечу ставит – рука дрожит со страху, – рассказал Лизе Владимир.

– Со страху-ли?

– Со страху. Говорит, что бежать надо отсюда!

– Из Овражного?

– Из России, говорит, надо бежать. Прогнило всё, скоро рухнет!

– Вот мы с тобой сидим здесь, ничего не видим! И чего ж он сюда приехал, а не сразу в Париж?

– Не знаю, – Владимир обнял жену.

Октябрьский переворот 1917 года для них прошел сравнительно спокойно. Только за родителей и родных сильно переживали. До Овражного новая власть не скоро добралась. Жители села всё также ходили на церковные службы, исповедывались, причащались, крестили детей, отпевали усопших. Дел у отца Владимира хватало. Но вот на бывшем помещичьем доме повесили красный флаг, а внутри посадили двух мужчин в кожаных куртках. Вели они себя, правда, незаметно. Создавалось впечатление, что они толком и сами не знают, что делать.

* * *

Прошёл ещё год. Новый митрополит, Никодим, перевёл иерея Владимира в церковь Преображения Господня в его родной город. Радости Лизы не было предела. Их имущество не сильно увеличилось в размерах, и, как и двенадцать лет назад, убралось на одну телегу. Жаль было корову Зорьку и поросенка, но их в город не возьмёшь. Оставили дьякону.

Дети смотрели во все глаза на большие, красивые особняки на центральных улицах, на грохочущие трамваи, на автомобили. Лиза и Владимир тоже смотрели, и не узнавали родной город. Вроде бы и дома те же, и улицы… Но что-то новое, тревожное было в воздухе… И дело не только в вооружённых рабочих и матросах. Как будто явственно ощущалось, что старая, размеренная, добрая и тихая жизнь, к которой они привыкли, и за которой сюда ехали, уходит безвозвратно.

Они остановились у родителей Лизы. Обе её сестры уже вышли замуж. Семья Владимира жила, как и прежде, в доме причта при храме. Лиза смогла, наконец, повстречаться с теми из своих подруг, которые не уехали от новой власти за границу, а таких была примерно половина. От них она узнала, что почти всех старых знакомых выгнали из собственных домов, поселили в маленькие комнатки, даже по нескольку человек. А в дворянских и купеческих особняках теперь государственные учреждения, приюты или музеи. И ещё она узнала, что отца Люси, священника Гортинского, расстреляли за то, что он прочитал проповедь против новой власти. Вытащили из храма во время службы, и из нагана в висок. При всех прихожанах. Лиза, рассказывая это Владимиру, дрожала всем телом.

– Я боюсь, Володя! Давай уедем.

– Куда?

– За границу. Ты там служить сможешь в русской церкви. Или другую работу найдёшь.

– Нет у меня другой работы, милая! Давай не будем делать такие скорые выводы. Давай поживём немного, осмотримся.

– У нас будет ребёнок!

– Так это же замечательно!

– А мы детей прокормим?

– Не сомневайся, Лизонька! Конечно, прокормим!

– Ты у меня очень оптимистичный батюшка! Очень-очень! – попыталась улыбнуться Елизавета, и стать той прежней, немного восторженной барышней. Но не очень-то получилось.

Через год новая власть взорвала Троицкую церковь. Прямо на глазах пожилого протоиерея Ивлиева. Власти решили, что на центральной площади города не место заведению религиозного культа. Всё церковное имущество забрали в пользу голодающих. Николай Александрович в тот же день слёг, но справился с болезнью, и теперь поправлялся. В епархии его вывели за штат по возрасту, а новые власти предложили пожилому протоиерею на выбор должность вахтера в библиотеке или ночного сторожа в музее. Как компенсацию за моральный ущерб, наверное. Но Николай Александрович не унывал, должность ночного сторожа принял со смирением, и в свободное время, коего было теперь предостаточно, помогал, чем мог, родной Церкви и занимался внучатами.

Владимир служил. Храм Преображения Господня располагался на окраине города и, до поры до времени, властям не мешал, как и сам священник. Относительно спокойно прошли ещё пять лет. Прихожан в церкви заметно поубавилось, остались, в основном, лишь пожилые женщины. Остальные спешили строить новую жизнь или просто боялись. За посещение храма можно теперь лишиться работы, права поступления в высшее учебное заведение или подвергнуться общественному осуждению и насмешкам. Отец Владимир старался полностью служить положенные службы, и больше времени уделял своим немногочисленным прихожанам. Ну и что, что их было мало?! У них дома семьи, и они приносили в храм проблемы своих домашних, а уносили утешение. Слово Божие всё-равно дойдёт, верил отец Владимир, закрепится в их сердцах. А Господь поправку, может быть, сделает на безбожные времена, которые, как слышал отец Владимир от некоторых духовных чад старцев- современников, скоро минуют. Елизавета подрабатывала уроками музыки, шила. Дети учились в школе. Над ними насмехались, что они поповские.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.