Крх… крх

Николай Агапов

Крх… крх

Часть 1

Она сидела за столиком напротив, выбиваясь из обычного для таких заведений контингента своей утонченностью и дорогой одеждой. Она, очевидно, понимала, что сейчас все взгляды устремлены на нее, все разговоры, резко поменяв курс, сворой голодных псов-домыслов бросились терзать ее деликатный образ.

Я сам старался не смотреть на нее долго, но магнит, встроенный в нее, видимо, подействовал и на меня, и я, каюсь, поднял на нее глаза и уже не мог их оторвать.

Она воцарилась прямо перед моим аскетичным и уединенным убежищем в самом углу салона. Я не видел, как она вошла, но уловил краем глаза, как что-то красное вплыло в поле моего зрения и остановилось у столика напротив. «Это может быть только женщина, такая-то красная и плавная, – подумал я про себя. – Ну ничего, у меня есть подружка на этот вечер, – и я ласково погладил запотевшую кружку пива, – а на ту мне наплевать». И я пригубил свою «подружку», опустошив ее на треть.

Также краем глаза я видел, как к ней подошел официант, и она, наверное, сделала заказ. Я понял, что что-то не так, по внезапной тишине, охватившей весь салон. Это-то и стало точкой невозврата, тончайшей границей, после которой ее магнит намертво притянул меня и уже не отпускал.

Я стал переводить взор в ее сторону. На самом деле прошло ничтожное время, но мне казалось, что передо мной открывается миллиметр за миллиметром некая таинственная картина, дотоле скрытая непроницаемым полотном от любопытных глаз.

После того как мой взгляд проскользнул по полу, он уткнулся в красные туфли на прозрачных шпильках. Из этих туфель выныривали точеные ножки, обтянутые тончайшей материей. Секунду спустя я понял, что это дорогущая проецирующая ткань, потому что рисунок стерся, и вдруг над туфельками появились две змеиные головки, выскочил и тут же скрылся язычок, и, обвиваясь и переплетаясь друг с другом, «переходя» с одной ножки на другую, змеи, формируя замысловатый рисунок, ползли вверх и… И все это засасывала в себя «черная дыра» черной же лакированной юбки, обтягивающей плавные волнующие изгибы ее бедер. Наверное, наблюдать этот мистический танец-сплетение можно было бесконечно: как и все в ней, он служил одной цели – подчинить ее воле, окутать ее чарами и не отпускать… никогда. Выше юбки ярко-алым пламенем пыжился пиджак, стремясь поглотить, задавить и затмить собой блузу с глубоким вырезом. Но вырез все же был более сильным магнитом, и пиджаку оставалось только краснеть еще сильнее от сжигающей зависти. Что уж говорить о взгляде несчастного, пойманного этим декольте?.. Если даже цепочка, висевшая у нее на шее, словно две полноводные золотые реки, покорно и неизбежно стекала к ее прелестной груди, сливаясь в тоненький ручеек у волнительных полусфер? Затем она бесстыдно ныряла вглубь декольте – туда, куда мечтали попасть или хотя бы мельком взглянуть толпы мужчин, схваченных ее магнитным полем.

И если кому-то удавалось оторвать глаза от пленительного выреза и посмотреть выше, взгляд медленно облизывал стройную шею и подбирался к прекрасной головке. А после – потерянно замирал на лице с четко очерченным ртом, пропитанным кровью всех тех мужчин, что пали жертвами ее притяжения, и оттого сделавшимся таким сочным и алым. Изящный носик разделял собой две капельки шоколада, плавающие в сливках ее миндалевидных глаз, за которые хотелось сразу же отдать всю вселенную и себя вместе с ней.

Венчали эту божественную статую неизвестной богини черная диадема волос, уложенных в хитрую, но выглядевшую простой прическу, и сдвинутый слегка набок красный берет.

Она томно помахивала своими пушистыми ресницами и не спеша осматривала салон. Вдруг ее блуждающий взгляд задержался: она смотрела в моем направлении всего несколько мгновений, но я понял: что-то заинтересовало ее тут – и скромно предположил, что это моя персона вызвала в ней искорку любопытства.

Официант торопливо подошел к столику и крайне учтиво поставил перед ней чашечку кофе. Она еще раз обвела взором салон и приподняла дымящийся черный напиток к своим бесконечно красным губам, позволив горячей жидкости насладиться ее упоительным поцелуем. И тут ее глаза, словно нехотя оторвавшись от созерцания напитка, остановились на мне и обожгли меня сильнее, чем мог бы обжечь тот кофе, который она пила, если бы его пролили на мои брюки. Я, не зная, куда деть себя от неожиданности, погрузился в кружку с пивом и, отхлебнув, стал размышлять, бывают ли гадания на пивной пене, – лишь бы не думать о том палящем взгляде.

А она, уже отставив чашечку, совершала ритуальное действо, за которым я, мгновенно забыв о пиве, наблюдал как завороженный. Достав из сумочки портсигар, она вынула сигарету и прикурила ее от стоявшей на столе свечи. Пепельницы, естественно, не было, и на некоторое время это ввело красавицу в некое замешательство, однако это тривиальное неудобство она устранила с изяществом, достойным ее красоты. Она мигом опорожнила стоявшую на столе неподалеку солонку на стол и стряхнула первую порцию пепла на вершину соленой горы, превратив ее в курящийся, в прямом смысле, вулкан. Я смотрел и не мог оторвать глаз.

Ее локоть покоился на гладкой поверхности стола, а самыми кончиками пальцев она держала сигарету почти вертикально. Вспыхивающий кончик маячил в воздухе, словно маленький злой дух. Красный свет отражался в ее глазах и, казалось, плавил их шоколад, и в этой приторной сладости так легко было увязнуть. В то же время этот огонь продолжал прожигать что-то во мне, ведь я, не в силах оторвать взор, бесстыдно и, наверное, алчно смотрел на нее.

Наверное, невозможно курить сигарету вечно, но мне казалось, что именно столько я наблюдал за этим таинством.

Я вдруг заметил, что одна из змей не поползла вверх, а, повернув голову в мою сторону, пощупала воздух своим язычком и, скользнув по туфле своей хозяйки, переползла на пол, а после, извиваясь, заструилась в мою сторону. В то же время другая змея, решив не останавливаться на достигнутом, заползла сначала на юбку, затем, обвивая гибкий, стройный стан своей хозяйки, добралась до шеи и, обвив и ее тоже, встала в стойку у левого уха. В этом положении она начала гипнотизировать меня, потом медленно подалась вперед, почти касаясь мордой тлеющего уголька сигареты. Выскочил ее проворный язычок, окунулся в клубы табачного дыма, будто пробуя его на вкус, и снова скрылся в пасти. Змея втянула в ноздри весь дым от сигареты, и тут же краем глаза я заметил, что ее сестричка появляется у моей правой щеки, поворачивая свою чешуйчатую голову ко мне. Я вижу ее зрачки: в них горит огонь, нет, тлеют угли или… Она разевает свою пасть… Тут я ощущаю все ее мускулистое тело, обвившее мои члены («Какой же она длины?» – проносится молнией ничего не значащая мысль). Она мерно то сдавливает, то отпускает мое горло, словно играя со мной в кошки-мышки… Из пасти выползают клубы дыма и окутывают меня, словно туман. Змея расслабляет свое тело, сдавливающее мое горло, и не сжимает его снова. И вдруг шипит мне: «Вдохни меня!» Я чувствую, как повелительно напрягаются все ее мускулы, обвивающие остальные части моего тела. «Это не пожелание – это приказ!» Пот струится по моему лбу и каплями стекает по лицу, оставляя холодные дорожки. Мне кажется, что глаза разбежались, каждый прикован к одной из змей, и я вижу их двух одновременно и четко. И вот они обе приближаются к моему лицу, каждая со своей стороны, я уже словно знаю, что будет. Страх парализует меня, или это их глаза с тлеющими угольками (или душами обреченных)… Их язычки высовываются и… слизывают капли пота, текущие по моим скулам. Я потею сильнее, и пот заливает глаза. Их язычки жгутся, режут кожу на лице, что-то теплое начинает капать на руки, сжимающие кружку. Но глаз не оторвать, а язычки будто уже щекочут мой язык, и он пытается сжаться, скрыться, затолкнуться куда-то глубже, в самое горло. Пот скатывается прямо в глаза… резь… моргаю… кажется… все это только кажется!

Докурив, она воткнула сигарету в созданный ею великолепный Везувий. И устремила свой чарующий взор прямо на меня. Что-то розовое и необыкновенно чудесное промелькнуло между сочными вишнями ее губ и увлажнило их своей свежестью. Ее глаза нашли мои, впитали мой взгляд, примагнитили к своему. Затем ее зрачки полетели вправо и, со всего разгона ударившись в край глаза, с ошеломляющей силой потянули за собой всю ее головку, что воплотилось в заметное движение головы в сторону выхода. После чего ее шикарные ресницы порхнули, и от этого движения она вся будто наполнилась воздухом и взлетела, плавно перемещаясь к выходу. На полпути она обернулась, словно хотела проверить, не забыла ли что-то на столике, и снова ее глаза нашли мои, а сила притяжения все росла, превращаясь в натянутый стальной канат. У меня захватило дыхание – что будет? Девушка снова повернулась к выходу и, призывно покачивая бедрами, растворилась за дверью.

Я, обретя-таки дыхание, рванул пулей за ее опустевший столик, пока все остальные еще пытались прийти в себя от потрясения. Я смотрел на окурок и думал: «Как же мне повезло – осталось еще четыре-пять миллиметров – хватит на одну затяжку». И в следующее мгновенье я уже трясущейся от волнения рукой прикуривал остатки сигареты от свечи за ее столиком. Затяжка… да… какие ощущения… я пытался задержать дым в себе как можно дольше, старался запомнить каждое ощущеньице в каждой клеточке своего тела. Каждый ничтожный нервный импульс сотрясал до основания мое существо, поглощающее, нет, алчно пожирающее этот кусочек несравненного наслаждения, будто доставшийся мне чудом из какого-то другого мира или от богов, или… Да неважно откуда – сейчас он был мой, и я был на вершине блаженства. Да, я понимал, что сейчас, возможно, упустил красивейшую женщину из всех тех, что еще, может быть, будут в моей жизни. Но это всего лишь женщина… Будут другие, в конце концов, и разница между ними… только поверхностная. А сигарета – такой шанс выпадает раз на миллион, если не на миллиард, и, если не я, так какой-нибудь другой счастливчик докуривал бы ее.

Я плавал в волнах блаженства, радуясь своей быстроте, смекалистости, везению, наконец. Когда еще в нашем бестабачном мирке среднестатистическому парню, как я, выпадет такая удача?.. Ведь после той глобальной эпидемии болезни табачного листа теперь сигарета стоит миллион доллублей, и только самая богатая часть человечества может позволить себе разрушать таким образом свое здоровье. А что самое удивительное – нынче лаборатории по выращиванию табака охраняются сильнее, чем какой-нибудь чертов секретный центр по производству биологического оружия. Бизнес, мать его, бизнес.

Докурив, я с удовлетворением вставил бычок на место – негоже портить произведение искусства, созданное самой Афродитой, и пошел на улицу, не допив свое пиво и ощущая вкус свободы на губах.

Я завернул за угол и прошел пару кварталов до своего дома. Кивнув по привычке хмурому консьержу, поднялся на лифте в свою квартиру. Я уже залез одной ногой в ванну, когда взорвал сонную тишину квартиры телефон – судя по мелодии, звонил начальник, и скрепя сердце, чувствуя, что моя ванна накрылась медным тазом, я поплелся к мобильнику.

– Да, слушаю, – сказал я как можно недовольнее в трубку.

– Доброго вечера, Гусев. Не соизволит ли ваше величество приехать на работу принять товар? – в голосе шефа явно слышались саркастические нотки. – Кстати, это приказ.

– Слушаюсь и повинуюсь, мой лорд, – съязвил и я. – Я как раз собирался выгулять моего коня.

– Давай, давай. Пока. Позвони мне, как все примешь, и ты свободен.

– До свидания, Петр Васильевич.

Когда я вышел, у подъезда послушно стоял беспилотник, ожидающий компанию, которая шумно что-то обсуждала и смеялась.

– Привет, Максим. Едем с нами? – выделился из толпы Никита, бывший одноклассник.

– Не-е, Никит, меня шеф вызвал на дело, так что я мимо кассы сегодня.

Я бодрым шагом двинулся в сторону магазина, где работал. Пешком идти было полчаса, и я предался еще раз воспоминанию фееричного вечера, смакуя его подробности, словно ребрышки барбекю. Я прошел квартал до подземного перехода, спустился в его скудно освещенные недра и вынырнул на другой стороне, затем, пройдя дворами, где была возможность, я очутился у задней двери магазина, помещавшегося на первом этаже жилого комплекса. Мой палец потянулся к звонку.

– Бу! – прогромыхал коммуникатор, и в то же мгновение я, вздрогнув от неожиданности, отдернул палец от звонка.

– Че, испугался, как я погляжу? Ха-ха-хе, – продолжил говорить коммуникатор, – ну, входи, Макс, водитель уже тут.

– Ну ты и придурок, Степа, – сказал я, открывая отпертую дверь.

В комнатке охраны сидел с блаженной улыбкой Степа – охранник, тут же находился незнакомый мужчина – видимо, водила. Я в очередной раз удивился: как случилось так, что таксистов заменили беспилотными автомобилями, а водителей грузовых машин оставили? Может, из соображений гуманности или у кого-то из них было сильное лобби?

– Ну что ж, пойдем оформимся, – сказал я водителю.

– Давай, только бы поскорее все кончить, – отозвался хриплым голосом он.

– Да я и сам домой хочу, так что мы на одной стороне, – заверил я его.

С выгрузкой и оформлением документов мы проколупались до трех ночи. После того как я отпустил водилу, я хлебнул кофе со Степой, выслушав массу ненужных новостей из его соцсетей. Но кофе взбодрил меня, и, распрощавшись, я оставил Степу с его гантелями и соцсетями, а сам поплыл в сторону дома.

Стояла в меру теплая майская ночь, по небу плыли редкие облака, периодически скрывая ухмыляющийся месяц. Я шел, иногда смотрел в небо и параллельно слушал гомон ночного города. Но, зайдя в переход, временно лишился неба, а ночной город, захлебнувшись гулким эхом моих шагов, умолк.

Я шел-плыл по переходу, как вдруг впереди замаячило что-то на полу. Адреналин быстро прояснил мне голову и взбодрил: от этого «чего-то» тянулась красная… Я не хотел думать о плохом, но каждый шаг приближал меня к этой зловещей цели. Метрах в пяти от трупа, а теперь можно было явственно разглядеть, что это он и был, я остановился в нерешительности и ужасе. На меня смотрел обезглавленный труп своей кровавой зияющей раной, будто широко разверстым оком. Лужа крови бурым озером протянулась к ливневке. Я вспомнил, что нужно дышать, лишь когда начал задыхаться. После глубокого вдоха недавно выпитый кофе требовательно заявил о своем желании пойти прогуляться в компании остального содержимого желудка. Я собирался повернуться, как вдруг мне почудилось, что у трупа появилась голова. Это была немолодая женщина: ее лицо было квинтэссенцией мольбы и боли. Она произнесла слова, едва двигая губами, но я явственно услышал:

– Помоги мне, сынок, прошу…

Дальше мое сознание высосала сногсшибательным поцелуем тьма обморока. Судя по всему, я лишился чувств, наверное, на пару минут, когда же открыл глаза, труп лежал на месте, а головы, как и прежде, не было. Я взял себя в руки и побежал мимо стен, покрытых переплетением граффити, к выходу на поверхность, попутно набирая номер экстренной службы.

– Здравствуйте, опишите вашу проблему, – ответил мне мужской голос оператора, принявшего вызов.

– Я… мне… кажется… тут труп в переходе, – мысли и слова словно высасывал из меня невидимый пылесос, и я едва смог произнести что-то внятное.

– Сохраняйте спокойствие. Вы уверены, что человек умер? Может, ему стало плохо? Вы врач? – оператор пытался наполнить мою пустую голову бессмысленными, в тот момент, вопросами.

– Я не врач, но поверьте мне, она мертва. Пришлите сюда кого следует, мать вашу! – сорвался я на ни в чем не повинного оператора, а рука тем временем судорожно стискивала мобильник. Если бы он был рядом – это могло бы быть его горло – я сейчас себя совсем не контролировал.

– Хорошо, сохраняйте спокойствие, дайте разрешение на определение вашей геопозиции.

– Определяйте уже скорее.

– Принято. Ожидайте, скоро к вам подъедут. Доброй ночи.

«Какой, на хер, доброй ночи, – думал я про себя, нервно вышагивая около лестничного спуска, – так хорошо все начиналось вечером! За что?! За что?! Почему меня вызвали именно сегодня? Черт возьми, что это за гребаный псих, что мог сотворить такое с несчастной женщиной? Она ведь, наверно, чья-то мать, жена… Бедная женщина, бедные родственники… И что за глюки у меня были перед тем, как я отключился? Видимо, все это сказалось на нервах, вот они и не выдержали. Как это ужасно и скверно… Все это… Ну и как бы я мог помочь… Она уже была мертва, когда я ее увидел… Ведь без головы не живут, так ведь?.. Хотя я где-то читал, что сколько-то секунд голова живет, отделенная от тела… Бред… Что за бред я несу… Ну вот и гвардия на подходе наконец-то», – произнес я чуть слышно, уловив завывание сирен.

Через полминуты подъехали две машины. Из первой выскочили двое бравых подтянутых полицейских и поспешили ко мне.

– Что тут произошло? – спросил меня коротенький шатен с аккуратной бородкой.

– Я почем знаю, что произошло, но результат лежит внизу в луже крови.

– Понятно, пошли отсмотрим там, – обратился он к напарнику, а мне сказал: – Ждите здесь.

– А будто у меня есть варианты… – обреченно сообщил я удаляющимся спинам полицейских.

Через пару минут этот, с бородкой, вышел из перехода и с угрюмым лицом проследовал к другой машине, которая унеслась сразу после разговора.

Он посмотрел ей вслед и направился ко мне.

– Ну, молодой человек, расскажите все, что видели, как все случилось, что вы делали так поздно ночью в переходе? А я, если вы не против, включу диктофон. Память, знаете ли, такая штука – на нее нельзя положиться.

– Да включайте, не вопрос.

Он покопался в кармане, вынул диктофон – маленький серебристый гаджет, нажал на нем кнопочку сбоку и повернул ко мне красным глазом, который впился в меня словно клещ.

– Кстати, не вы ли замочили тетеньку, а? – сухо спросил полицейский, будто бросил камнем в хрустальный сосуд моего хладнокровия, разбив его вдребезги.

– КАК?! – только и хватило выдохнуть сил. Голова начала кружиться, а все внутренности сжались в комок, словно напротив меня стоял не человек, а маленькая черная дыра, которая пыталась раздавить меня в ничто.

– Ну-ну, вы не беспокойтесь: отсидите свое, а там выйдете на свободу новым человеком. Просто расскажите мне, как все было, и это облегчит вашу участь, поверьте мне, – доверительно посоветовал словно старому приятелю полицейский.

– Я… я просто возвращался домой, – начал я не своим от напряжения, каким-то совершенно осипшим голосом: во рту было суше, чем в пустыне. Понимая, что чрезмерное нервное напряжение играет не в мою пользу, одеревеневшим языком я попытался нащупать хоть чуточку слюны, чтобы смочить горло и восстановить голос: тщетно. – Вот, смотрите, мне звонил шеф, – все тем же чужим голосом начал оправдываться я, вытаскивая телефон и дрожащей рукой пытаясь найти вызов от Петра Васильевича. – Закончив свои дела там, в магазине… – внезапно меня осенило. – О! Кстати, там был охранник Степан, который может подтвердить, что я был там и принимал товар от водителя.

– Ну, это хорошо… Но у вас же нет алиби на момент убийства? Так что смиритесь и скорее признайтесь, – бородач даже по-дружески потрепал меня по плечу.

– Да как же так, ведь я не убивал ее! – я невольно отпрянул от его прикосновения. – Я просто шел домой, когда наткнулся на труп в луже крови, потом потерял сознание, кажется. И когда очнулся, побежал на поверхность звонить вам.

В этот момент подъехала машина, из нее вышла группа людей, «мой полицейский» махнул им головой в сторону перехода и снова повернулся ко мне.

– Вы еще кого-нибудь видели? Только сразу предупреждаю: не лгите мне – я чую фальшь за сто километров. И к тому же этим вы только усугубите свою вину, – он выжидательно уставился на меня.

– Вы знаете, никого не было видно, мне кажется, даже противоположная сторона дороги была пуста. Сами видите, сколько сейчас времени.

– Хорошо, этого достаточно сейчас, – сказал полицейский, выключая диктофон. – Пройдемте в машину: мы доставим вас в отделение и там дальше разберемся.

Я, предчувствуя неладное, направился к автомобилю и сел, куда мне указали. Нервное напряжение и не думало спадать, и меня колотила мелкая дрожь.

– Не ссы, приятель: все будет хорошо – помни, что я тебе сказал, – проговорил, ухмыляясь, тот полицейский, закрывая дверь.

Где-то через полчаса он вернулся в сопровождении нового мужчины, который, вероятно, прибыл в ранее подъехавшей машине. Тот, новый, сел на пассажирское сиденье и, когда машина тронулась, представился мне следователем Матросовым, сказал, что мы поедем в отделение и проведем все необходимые процедуры.

Далее все происходило в каком-то вязком, кисельном тумане, который заполнил этот фрагмент моей памяти. Помню, мы ехали в отделение, полицейские общались между собой и не обращались ко мне, в отделении же, наоборот, все их внимание было сосредоточено исключительно на моей персоне: были комнаты, вопросы, что-то делали со мной.

– Ну все, вы свободны. Никуда не уезжайте в ближайшее время: вы можете нам понадобиться, – до меня не сразу дошел смысл слов, сказанных следователем, но, когда это случилось, я будто вынырнул из киселя и вдохнул свежего воздуха – в голове стало яснее.

– Так что, меня не посадят в тюрьму? – спросил я Матросова.

– Нет, на данный момент доказательств вашего причастия к убийству не имеется. Если вы вдруг, конечно, не хотите в чем-то чистосердечно признаться.

– Но мне сказал ваш коллега…

– Ну, знаете, каждый делает свое дело, как умеет и как считает нужным – может, он и перегнул палку. Но все мы люди, знаете ли… В общем, не буду вас задерживать.

– До свидания, – произнес я рассеянно и повернулся, но потом снова обратился к Матросову: – А выход где, а то я дорогу не знаю?..

– Да вот, прямо и направо, там охрана сидит, за ней и выход, – охотно проинструктировал меня следователь напоследок.

– Спасибо, – выпалил я.

Прочь, быстро, на свежий воздух – это была квинтэссенция мыслей, желаний и целей в то мгновение, только это и звенящая нервная пустота.

Майский утренний (да, уже наступило утро, и народ спешил по своим делам) воздух напоил меня, мне стало чуточку легче, кажется, дрожь прошла. Я снова начинал быть собой. Навигатор показал, что до дома сорок минут пешком, и я с удовольствием дал своему телу еще и физическую нагрузку, преодолев этот путь за полчаса. Придя домой, я написал шефу, что у меня было приключение с полицией и что я буду недоступен сегодня, затем разделся и закутался с головой в одеяло, и сон утащил меня, будто желанную невесту по обычаю горцев.

Проснулся я в холодном поту и с бешено колотящимся сердцем. Последнее, что врезалось мне в память из увиденного сна, – это та женщина из перехода, лежащая в луже крови и говорящая: «Помоги, сынок, прошу». Но потом ее губы лопнули, словно в них накачали чересчур много воздуха, рот стала заливать кровь, и вместо слов доносилось лишь отвратительное бульканье. Затем я услышал, будто рвется бумага, но оказалось, что это трескается кожа на шее женщины. Внезапно, будто выстрел, мерзкий хруст наподобие ломающейся ветки – нет! Понимаю, что это позвоночник. Голова окончательно отрывается от тела, и из раны начинает хлестать кровь, она течет, течет… Сливается в ливневку, но та, видимо, забивается (ну не от крови же!), и глубина лужи все растет и растет (нет, не может же в человеке быть столько крови. Я не верю, нет, нет и нет!), вот она достигает того пика, что голова отделяется от пола и держится на поверхности, покачиваясь на волнах (волны… ну откуда тут волны?). Я замечаю, что волны идут в моем направлении, и голова, повинуясь их настойчивости, пододвигается ко мне все ближе, ближе и ближе. Она вращается в каком-то хаотичном медленном ритме, послушная все тем же волнам, и, когда поворачивается ко мне лицом, я вижу сначала один глаз, с которого стекают потоки крови, потом рот, пытающийся произнести что-то (я знаю что! «Помоги мне, сынок, прошу»), но опять получаются только кровавые пузыри и отвратительное бульканье. И я, словно завороженный, смотрю на то, как с каждой секундой сокращается дистанция между нами и как вновь голова отворачивается от меня. И вот, когда она подплывает к самому моему носу (неужели я лежу? Плыву в этой крови?), она снова открывает рот, надувает пузырь (мне в нос ударяет запах вишни), и тот лопается, прорываясь оглушительным воплем… Это кричу я, проснувшись. И, будто пытаясь отбросить этот кошмар, откидываю от себя одеяло.

Мне казалось, что я больше не засну, боясь повторения этого ужаса, но усталость взяла свое, и часа в два ночи я отрубился во время просмотра какого-то нудного фильма. Встал утром по будильнику как огурчик. Кошмаров не было, и жизнь пошла своим чередом.

Так продолжалось три счастливых дня. На третью ночь жуткий сон повторился в тех же подробностях. И я опять проснулся в холодном поту и с сердцем, выпрыгивающим из груди. Благо скоро нужно было и так вставать на работу, так что я пошел завтракать и стал смотреть новости. Одна из них подкосила меня – диктор сказал, что сегодня ночью было вновь совершено жестокое убийство. Уже второе, и полиция считает, что это, возможно, дело рук маньяка. В новостном сюжете показали знакомого мне следователя Матросова, который призвал граждан, имеющих какую-либо информацию о происшедшем, незамедлительно сообщить об этом правоохранительным органам.