Император 2025. Изначальные. Книга первая

– Вот же ж. Еще не все. Этот ведь и насмерть запороть может, – мелькнуло в голове. Я сильнее сжался и закрыл голову руками.

После первого же удара я понял, что в кончик-крекер был вплетен металлический наконечник. Рассеченная спина засаднила. Еще удар – кровь течет уже по груди. После девяти ударов я упал. Ноги сами подогнулись, а он все бил и бил. По плечам, спине, ягодицам, ногам. Я чувствовал боль, но где-то далеко. Мне казалось, что я уже умирал.

6.

Очнулся от боли. Открыл глаза. Лежу. Вижу лужу крови возле головы. Из кого столько натекло? Медленно доходит, что из меня. Зашевелился. Чуть повернул голову. Стошнило прямо под себя, на кровь. Там, где еще недавно стояли моджахеды, никого не было. Кто-то шевелился рядом. Боджинг. Он стоял на коленях передо мной и что-то шептал с закрытыми глазами. Потом положил мне руки на затылок, и я снова потерял сознание.

Пришел в себя в теплом бассейне в пещере. Все тело ныло, болело, выло, но я вполне осознанно смотрел вокруг. Напротив, сидел Александр Всеволодович c кружкой в руках.

– Пей, – сказал он и, придерживая кружку, споил мне все, что в ней было.

Потом отставил кружку, поднял меня и отнес на руках к столу, где уже ждал Боджинг. Меня снова усыпили, и не знаю, что делали, но, когда я пришел в себя, раны хоть и саднили, чесались, но не вызывали боли. Рядом сидел Бо, как его называл Сруб и, тихонько покачиваясь, пел. Как только я заворочался на столе, он подскочил и подсунул мне кружку с отваром. Вдоволь напившись, я спросил, что со мной.

– Было плохо-плохо. Сейчас хорошо-хорошо. Ты отличный пациент, много светлой энергии. Когда буду тебя учить целительству, будет легко-легко.

От его смешных повторений стало легче и даже светлее вокруг.

– Давай-давай помогу встать. Не торопись, а то начнут расходиться склеенные раны, да и повязки могут слететь. К вечеру их снимем.

– Как к вечеру? Так мало времени прошло?

– Ты двое суток лежишь – сказал он и помог мне встать на ноги. – Нужно-нужно много есть. А потом-потом – спать.

«Да кто же против?» – подумал и произнес вслух:

– А что было, когда я потерял сознание? Они от меня теперь отвяжутся?

– Что значит отвяжутся? У тебя два пути в этом месте, Ученик. Один путь – это раб днем, а Ученик, ночью. И так до того момента, пока мы с Боджингом не поймем, что тебя можно показать миру и ты не будешь убит наемниками в первую очередь Ватикана, как только появишься среди людей, – гулко пробасил дед Сруб.

– А второй какой?

– Второй проще. Тебя убьют и закопают за кошарой. Может, и закапывать не будут. Скормят двум барсам, которые живут в доме Исмаилхана.

– Ты не переживай сильно, Ученик, – добавил Боджинг. – Все хорошо-хорошо получилось, и Исмаил-хан даже похвалил меня. Сказал, что хорошо слежу за рабом, который будет «красным бараном» на выпуске его внука, а потом еще долго воспитывал внука палкой. Так воспитывал-воспитывал, что того унесли на руках ученики медресе. Теперь у нас есть время тобой заниматься и сделать из тебя хоть чуть-чуть сносного воина. Ну и мозгами твоими также необходимо озаботиться. Уж больно-больно ты слабо образован для своих лет.

– Как это слабо? – аж взвился я. – Я, между прочим, отличник. Всему классу помогаю учиться и на олимпиады по нескольким предметам езжу от школы. Две областных по английскому языку и литературе выиграл в прошлом году и на республиканскую олимпиаду должен был поехать в октябре.

– Ну теперь не поедешь, но это не беда. Будем тебя учить серьезно и глубоко. Всему, что может тебе понадобиться в жизни через два года. Все. Пора мне тобой заняться всерьез.

Интересного больше ничего не случилось, как мне показалось… Меня обмазали приятно пахнущей мазью, сверху мази наложили повязки так, что свободными от бинтов, остались только кисти рук и лицо.

– Садись за стол, Ученик, ешь, а потом в купальню, смываться. Ну и начнем работать – и так пропустили два дня, – пробасил Александр Всеволодович.

– Я вообще-то без сознания после порки эти двое суток был, – буркнул я. – А не на диване под телеком и с книжкой валялся.

Оба деда засмеялись в голос, хоть я и не подозревал, что кто-то может меня расслышать. Смутился и побрел к столу.

– Ты смотри Боджингушка, ученик-то наш ожил. Бухтит даже по чуть-чуть. Значит, не будем его сегодня жалеть. Бухтит, значит, здоров. Ты давай после вечери и начинай.

Я сел за стол на то же место, где сидел в день откровенного разговора, злясь на свою несдержанность. «Ведь мог же промолчать. Всегда так. За болтовню получаю, – думал, – и у Харлампиева все время так было. Эх! Говорил мне папа: „В закрытый рот и муха не залетит“. Вот у меня, балбеса, она все время залетает».

Часы, которые мне подарил Александр Всеволодович, спокойно лежали на столе, там, где я их и оставил. Я потянулся к ним и потрогал цепочку. И вдруг они открылись. Циферблат был бледно-кремового цвета, а стрелки – черные, причем секундной не было. По кругу в углублении бежал камушек, похожий на черный бриллиант, уж больно сверкал гранями от бликов свечей. Он делал оборот, и минутная стрелка перескакивала на одно деление. Ну тикают и тикают. «Красивые!» – подумал я.

Еды было много, и я принялся за тушеные овощи, заедая их пирожками с мясом. Потом ухватился за баранью голяшку и чуть не поперхнулся от повисшего молчания. Оба дедушки с округлившимися глазами смотрели на часы.

– Пошли, – охнул Александр Всеволодович.

– Пошли-пошли, – протянул Боджинг.

– Идут, тикают! – вскрикнул дед-дуб.

– Тикают-тикают! – радостно вторил ему Смотритель.

Я откусил громадный кусман от бараньей голяшки, смотрел, жуя, то на часы, то на дедушек-учителей, непонятно от чего пришедших в восторг. Раздался мелодичный звон – это минутная стрелка передвинулась на отметку 12, совместившись с часовой.

«Огого, уже двенадцать?» – подумал, но сказать я ничего не успел. По циферблату скользнул крошечный всадник, догоняя такого же маленького дракона. Вот всадник взмахнул мечом, конь вздыбился, и дракон упал и, несколько раз перевернувшись вокруг себя и разбрасывая россыпь крошечных камешков темно-красного цвета, исчез в окошке на противоположном краю циферблата возле цифры 9. Всадник, проскользив по кругу, скрылся в окошке у цифры 3.

– Ты это видел? – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Александр Всеволодович.

– Это произошло! – воскликнул Боджинг и счастливо улыбнулся. – Вот теперь все. Теперь можно с уверенностью заявить Братьям Рыцарям, что Воин пришел в Мир. Я знал. Верил, а теперь даже растерялся, Саша. Как поступать теперь? Или пока смолчим? До срока? А?

– Смолчим, Боджингушка. Смолчим и будем готовиться, да. Ученика нашего учить да растить. Чтобы настоящим Воином предстал перед Братьями-Рыцарями и перед врагами тоже не осрамился.

Глава 5. Дедушки

1.

Д умай о том, что ты делаешь в эту минуту – говорил учитель Бо, – следующую ты можешь и не заслужить.

Сколько раз я повторял себе эти слова за прошедшие год и девять месяцев…

Каждое утро начиналось с пробежки голым к горной речке со старой арбой, на которой стояла все та же бочка на триста литров. Наполнить бочку. Искупаться в речке. Впрячься в арбу и тянуть. Вылить бочку в колоду и обратно – к реке. Трех бочек было достаточно – и галопом в пещеру. Пятнадцать минут в радоновой ванне. И на занятия к Учителю Бо. Час на алгебру, геометрию, физику и химию. Еще час – на медицину и отдельно, по фазам луны, на акупунктуру и другие методы волновых влияний, возбуждений точек силы.

Все это изучалось на трех разных языках: китайском (причем на трех диалектах: гань, минь и шанхайском), хинди и на санскрите то, что касалось разбора и использования артефактов. Учитель Бо говорил, что санскрит утерян как язык повседневного пользования, но для понимания сути древности он необходим как кислород. По звучанию он мне нравился все больше, тем более что звучание я придумывал для себя сам. Чем больше я его узнавал, тем сильнее осознавал, что во многом именно он был прародителем большинства языков, в том числе и русского. Нужно было только понять основной алфавит и слогообразование, и передо мной открылся целый космос из поющего слова. Ушел весь многовековой нанос, влиявший на наш язык. В санскрите звук «га» – это движение, путь, а в русском – есть слова «нога», «дорога», «волга». В санскрите «род», а у нас – «родной», «Родина». В санскрите «жар» – одной буквой «Ж», а у нас «женщина», «жена», «жизнь», «жив».

Языки мне давались легко. Видимо, мамины гены помогали, и я, по словам учителя Бо, в них преуспевал.

После уроков – под иголки на тридцать минут для возбуждения мышечного запоминания, а дальше два часа занятий техникой вин-чун с посохом, клинками, гибким мечом, который мне вернули вместе со штанами. Мне даже подарили второй такой, и я учился двуручному бою.

После этого были занятия по истории, обществоведению, психологии, философии, архитектуре, биологии, но уже на арабском, английском, немецком и французском языках. С последним у меня были явные проблемы, хоть я и старался. Ну не давался мне «язык влюбленных», как его называл Учитель!

По прошествии этих двух часов – легкий перекус и снова иглы для возбуждения мозговой деятельности и памяти. В следующем двухчасовом занятии учителем был Сруб. Тактика и организация ведения боя от личного до батальона. Разведка. Наступление и оборона. Организация засад. Партизанская и диверсионная война. Снайперская подготовка. Особенности в разных климатических зонах. Расчет боеприпасов и материальных средств для различных задач. И все это – так же на нескольких языках, которые я изучал.

Снова перекус, иглы и два часа практики. Рукопашный бой с автоматом, винтовкой, штыком, ножом, саперной лопаткой, подручными средствами. Кроме того, кнут, плеть, сабля, шпага, рапира. Умение из любого положения накинуть лассо и удавку, бесшумно передвигаться и переходить в вихревой скачок, который стал доступен после трех месяцев подготовки и специальных практик. Я с каждым днем все дольше мог оставаться в этом уникальном состоянии, когда время вокруг замедляется и любое движение вокруг происходит как будто в замедленной съемке.

Учитель Сруб особенно много внимания уделял моему обучению преодолевать расстояния в разных условиях. Ползать по вертикальным и горизонтальным поверхностям и застывать кляксой. Человеческий глаз видит только привычные силуэты, и его можно обмануть, застыв в асинхронной позе. Меня заставляли наизусть учить боевые возможности стрелкового и тяжелого вооружения основных армий мира. Я мог простоять тридцать минут, держа в одной руке имитатор пистолета весом в шесть килограммов и не уронить металлический диск с пятикопеечную монету, стоящий вместо мушки на ребре, меняя линию прицеливания по глубине и по фронту.

Это было любимое упражнение Сруба – «застынь». В какой бы позе ты ни находился – застыл, дышишь: вдох – тридцать секунд, задержка – пять минут, выдох – тридцать секунд. А он в этот момент пристраивает тебе на макушку кружку с горячей жидкостью или свечу. А ты, между прочим, висишь на карнизе, держась одной рукой. Ох, сколько же раз эта кружка обливала меня кипятком!

– Умение прятаться и маскироваться, – одна из главных способностей, которая может сохранить тебе жизнь, – говорил Сруб, и ему вторил Бо.

Поэтому я прятался и маскировался везде, где они только могли придумать. Снайперская и диверсионная подготовка были любимым делом обоих учителей, а со временем, по мере понимания и отработки навыков, и моим. Стрелять я не просто полюбил – я был готов стрелять каждый день столько, сколько хватит патронов и из всего, что было в распоряжении.

Учитель Сруб даже кряхтел от удовольствия, когда я отрабатывал практику с пистолетом и автоматом в специально оборудованном для этого дальнем подземном зале. Со снайперской подготовкой тоже все было бы хорошо, но уж больно мала была дистанция в тире-пещере: всего 420 метров и идеальные условия по углам превышения, давлению, ветру и другим параметрам мешали полноценно учиться.

– Ну ничего. Ты настреливай количество, а качество и умения доведешь до идеала, когда придет время, – успокаивал учитель и удовлетворенно щурился. – Ты вот еще почаще уделяй баллистическим таблицам внимание. Наизусть должен знать все цифры по дистанциям. Чтобы в боевой обстановке, не задумываясь, мог работать и с винтовкой, и с разными прицелами, если понадобится заменить. Ну и пристрелять, выставить нули тоже должен быстро и качественно.

– Бой, он, Расти, неумех не любит. И в живых неумех точно не оставляет. В бою мелочей не бывает. Любая мелочь – смерть. И сам запомни, и других, когда учить начнешь, научи.

– Когда я еще учить-то буду, учитель? Нескоро. Хотя ведь и выпуск в медресе не за горами. Так ведь? Значит, скоро будем заканчивать здесь учиться? Скоро поедем? Домой. И родителей, сестру увижу.

– Ты сначала сдай нам экзамены, торопыга. А там и посмотрим, что и когда. Иди чисть оружие. Хватит языком трепать. Времени тебе на все тридцать минут, – для вида рыкнул учитель, пряча улыбку в бороде.

После стрельб и чистки оружия, ежедневной упаковки стандартных, ночных, тепловизионных, звуконаправленных прицелов мы садились ужинать. И казалось бы, все. Ан нет. После ужина я перемещался в тоннель с горячей, кипящей водой и бегал. Бегал быстро, так как каждый раз Сруб и Бо давали мне на это все меньше, и меньше времени. Каждый раз, подбегая к природному коридору, я находил то, что обязан был принести учителю Бо. Каждый раз это было что-то новое. То самородок золота, то платины, то алмаз, то изумруд, то опал. Чего только я не приносил и не отдавал Бо! Он лишь хитро улыбался и шел в дальний конец пещеры, а там складывал мою добычу в сундуки. По сундуку на каждый тип.

Я, конечно, понимал, что это стоит громадного состояния, но не придавал значения. Богатства были мне не нужны, пустые железяки и камушки.

После пробежки я снова ложился на массаж и иглы, а через половину часа шел помогать Учителю Срубу в ремеслах. Так он сам их называл. Мастерил ли он стул, кресло, шкаф или полку, ковал ли он ножи, топор или что еще – он ко всему относился с почтением и уважением.

– Запомни, – говорил Сруб, – если ты не вложишь душу в каждый чопик, срезанный лоскуток дерева, в клей или лак, который ты готовишь, а потом покрываешь им произведение твоих рук, – ты никогда не создашь ничего путного, живого. Во все, что ты делаешь, вдыхай жизнь, отдавай частицу себя, и тогда из-под твоего резца выйдет красивейший узор, а из-под молота – великий клинок и не менее великий топор. А уж подкова – так вообще! – улыбаясь, приговаривал он.

Но и на этом ничего не заканчивалось. Я ложился спать, а учителя в это время начитывали мне произведения Толстого, Чехова, Достоевского, Диккенса, Марка Твена, Скотта, Драйзера, Уэллса, Дюма, Киплинга, Беляева, Пушкина и многих, многих других. Спали они или нет – я так за все это время не узнал. Я ни разу не просыпался посреди ночи, хоть и желал проверить.

Наутро коротко пересказывал то, о чем они читали ночью. Эта методика называлась неосознанным запоминанием. На самом деле, как объяснил мне Учитель Бо, мозг запоминает все, что видит и слышит вокруг себя человек. Нужно просто научиться изымать из него ту информацию, которую он записал. Я учился. И запоминать, и расщеплять по приоритетности, анализировать и выносить свое суждение. В этом мои учителя были похожи, они требовали анализировать любое событие по принципу сильных и слабых сторон и находить новые возможности в этом. А также определять возможные тактические краткосрочные, оперативные среднесрочные и стратегические долгосрочные угрозы, и воздействия, как на меня, так и на исполнение любого задания.

Был еще и другой анализ внешней среды для процессов развития любой структуры в геополитической и экономической среде. Такие загадки меня заставляли решать ежедневно при любом возможном случае. При заданных параметрах структуры нужно было выявить и описать влияние политических, экономических, социальных, и технологических аспектов внешней среды на эту структуру, и дать прогноз развития. Так же происходило и в вопросах влияния на человека, микрогруппу и макрогруппу. Учитель Бо считал, что для того, чтобы добиться устойчивого влияния на человека, микро- и макрогруппу, необходимо удовлетворить потребности индивида и этой группы.

В удовлетворении потребностей он учил использовать пирамиду потребностей Маслоу. На обсуждение этой теории мы потратили много времени: бесконечно расписывали свои действия по удовлетворению физиологических потребностей, потребности в безопасности, любви, уважении, почитании, познании, эстетике и как вершины всего – в творчестве и самоактуализации.

Хоть Бо и говорил, что я не готов к этим знаниям, но все равно пытался сделать так, чтобы я в автоматическом режиме, на уровне подсознания, разбивал любое действие по взаимодействию с ним на категории и пытался описать, как бы я удовлетворял потребности Учителя Бо или Учителя Сруба в том или ином случае.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.