С тобой нельзя

– Нормально, – расставляю тарелки, – Нина. – Отбираю у нее раскраски, которые она притащила за стол. – Мы сейчас едим, а не рисуем.

– У меня сегодня девочка придет на занятие. – Ира подхватывает сковороду и раскладывает яичницу по тарелкам, пока я режу хлеб, а Макс заваривает на всех чай. – Переживаю.

– Ты такая крутая у нас. Не бойся, – подбадриваю.

На самом деле кому-кому, но только не нашей Ире переживать. У нее абсолютный слух, она может играть почти на любом инструменте, но предпочитает скрипку. Ходит в музыкалку, собирается поступать в Московскую консерваторию.

Этим летом решила попробовать себя в качестве репетитора.

– Нинка! – Макс закатывает глаза. – Алёнка же сказала, убери свои фломастеры.

– Пусть уже красит, – отмахиваюсь и сажусь за стол. Быстро запихиваю в себя яичницу, вилка за вилкой. – Отец где?

Макс кивает себе за спину.

– В комнате спит, под утро приполз, бухой.

Ничего нового. Так уже третий год. Как мамы не стало, он совсем расклеился. Наличие нас его не останавливает. В те дни, когда он бывает трезвым, на него сваливается чувство вины. Он просит прощения, ходит на работу, играет с мелкими, но хватает его ненадолго. Его так гложет, что он пьет и пускает нас на произвол судьбы, что единственным выходом, заглушить эту боль, по иронии судьбы, является водка. Замкнутый круг…

Последние три года мы живем практически самостоятельно. Отцовская зарплата доходит до нас не всегда, поэтому приходится подрабатывать. Тут Вадик спасает, если честно, у него есть постоянная работа и куча леваков, за которые хорошо платят. Толковый автомеханик без денег никогда не останется.

Дядь Лёша тоже помогает, но, честно говоря, это жутко неудобно, поэтому чаще всего мы отказываемся. Сами справимся. Точно справимся, я знаю.

Мы все дружные, хоть и крикливые. Горой друг за друга. Везде и всегда.

– Так, я в ванную, – поднимаюсь со стула. – Макс, на тебе посуда.

– А хвостики? – вопит Нина.

– Давай я сделаю, – Ира забирает у нее резинки.

– Спасибо, – шепчу одними губами и закрываюсь в ванной.

После такого утра любое похмелье рассеется. И воспоминания тоже смажутся.

Хотелось бы так думать, но нет, я все еще помню его прикосновения. Глаза закрываю и мурашки по коже.

Мне кажется, я даже выгляжу иначе. Рассматриваю свое лицо и не могу понять, что изменилось. Но что-то явно по-другому.

Забираюсь на край ванны и достаю из-за шкафчика припрятанные там сигареты. Тонкие, длинные, с ментолом. Они лежат на всякий случай. Когда так тяжко, что, кроме как покурить, выхода не видишь.

Затягиваюсь и выпускаю дым в вентиляцию, параллельно листая ленту в телефоне. Карина уже успела запулить больше десятка сторис. Вот она у бассейна, вот в зале делает растяжку, вот за завтраком. И почти на каждом фото присутствует Матвей. Не полностью. То рука мелькнет, то разлохмаченные волосы, но и без селфи с поцелуями не обходится. Карина чмокает его в щеку, трется о нее носом. Мот в это время улыбается, нагло так, мол, она вся целиком и полностью моя, а вы, воздыхатели, сосите.

Ставлю на эту сторис реакцию в виде разбитого сердца. Кручу в руках телефон, нервно выдыхая дым.

Когда смартфон начинает вибрировать, отвечаю мгновенно.

– Да, Вадь, – затягиваюсь.

– Мот зовет вечером к ним.

– Откажись!

– Да я и так. Потом дядь Лёша позвонил. Говорит, что…

Знаю я, что он говорит! «Мы же как семья» и прочую чушь. Глупости.

Отец у Мота хороший, и мама тоже, но они никак понять не хотят, что нам неудобно. Я, когда к ним в дом попадаю, чувствую себя какой-то бедной сироткой, которую приютили. Умом понимаю, что они как лучше хотят, но ничего поделать с собой не могу. И Вадю настраиваю вечно, чтоб он как можно меньше у них дома ошивался.

Они с Мотом со школы дружат, только Вадик почему-то так и не понял, что разные они слишком.

– Ладно, я подумаю, – тараторю брату. – Мне бежать надо, пока.

Тушу сигарету, соскальзываю с края ванны, открываю кран с водой и слышу звонок в дверь.

Настойчивый звон. Нажатие за нажатием.

– Ну кто там еще? Макс! Ира! Откроет кто-нибудь?

В ответ тишина. Высовываю голову в коридор. Тишина. Ушли, что ли, уже?

Босиком бегу к двери, щелкаю затвором и застываю.

– От тебя несет как от пепельницы, – Шумаков отталкивает меня в сторону и заходит в квартиру как к себе домой.

Цепляет меня глазами.

Ежусь. Выгляжу хуже, чем вчера, раз в триста. На мне растянутая длинная футболка, прикрывающая задницу, с маленькой дыркой под мышкой. Кудри нечесаны еще со вчерашнего возвращения домой, на бедре три мелких синяка, которые появились там этой ночью.

– Зачем приперся? – складываю руки на груди, сталкиваясь с Шумаковым взглядами.

Глава 4

Матвей

– Мот, Матвей! Ты оглох, что ли? Солнце, – Карина машет рукой у меня перед лицом. – Матюш…

– М?

– Твоя мама сказала, что Алена уже накрыла. Мы завтракать идем или нет?

– Алена? – напрягаюсь. Мозгами понимаю, что не про Исаеву речь, но все равно реагирую, как полный болван. Младшая сестра Вади никогда не вызывала у меня интереса. Совершенно. Правда, судя по всему, до вчерашней ночи.

Понятия не имею, что это было. Азарт какой-то или просто башкой двинулся, хер поймешь теперь. Одно ясно, о том, что вчера произошло никто знать не должен. Очень надеюсь, что Аленка это понимает.

Она была пьяна, может, с парнем своим поссорилась? У нее же явно кто-то есть. Симпатичная девчонка, поэтому вряд ли одна.

Ссора, алкоголь, мое появление, лучше б его не было, кривой пазл, конечно, но складывается. Для нее я оправдание нашел, а для себя?

Нервы. Агрессия, которую подавляю уже больше года, это и сыграло решающую роль. Уверен, только вот в мозг иглами впивается Аленкино признание в любви. Мне.

Она же несерьезно, правда?

– Мы идем или что? Я ужасно хочу есть. Бег натощак выматывает, – Ри слезает с беговой дорожки и делает несколько жадных глотков воды из бутылки, наводит на себя камеру. – Я голодна настолько, что слопаю слона, – постит селфи в сторис.

Киваю. Снимаю футболку, вытираю пот после пробежки и закидываю эту мокрую тряпку на плечо.

– С тобой все в порядке? Матвей!

– В полном.

– Башка мутная, простыл, может.

Это не простуда, но чувствуя я себя все равно полным овощем. Произошедшее ночью из головы не выходит.

– Ты со вчерашнего вечера сам не свой. Что случилось? Я переживаю.

Кари, судя по всему, действительно ничего не поняла, ее зацикленность на себе сейчас играет на руку, правда, мне от этого не легче. Чувствую себя козлом. И перед ней, и перед Аленкой, и перед Вадей. Если Исаев узнает, черепно-мозговая мне обеспечена.

– Нужно врача вызвать. Мот, – Карина кладет ладонь мне на лоб, хмурится. – негорячий вроде. Хотя после бега…черт. Ну как ты умудрился? Нам в Москву завтра, ресторан смотреть, плюс примерка платья…

– Все хорошо будет, – сжимаю тонкие женские пальцы.

У Карины изящные руки. Тонкие кисти, лодыжки, талия. Она эффектная брюнетка. Шикарная, провокационная, но нежная. Не с самым легким характером, правда…

Мы познакомились с Ри на втором курсе. Она уже тогда была медийной РиРо. Я чисто случайно, отогнал от нее навязчивого фаната, который хотел порезать себе вены прямо у нее на глазах, в знак вечной любви.

Скрутил его, вызвал скорую, ментов, парня потом упекли в психушку. Оказалось, что он давно ее преследовал, а она молчала и никому не говорила. После того случая у РиРо появилась охрана, ну и после него же, я познакомился с ее отцом. Виталий Владимирович настоял на нашей встрече сам, хотел отблагодарить за помощь дочери.

Карина очень нервничала, постоянно говорила, что у нее очень сложный отец. Суровый. Жесткий. На ужине я этого не почувствовал, и очень зря…

Наш роман закрутился мгновенно. Диким сумасшествием, меня от нее таращило. Казалось, что с ума схожу. Никогда ничего подобного не чувствовал. Страсть, драйв, все это подстёгивало то, что мы были у всех на виду. Сплетни, догадки, респекты. Мы во всем этом варились, и я открывал для себя какую-то новую жизнь.

Популярность, людскую любовь и ненависть. Обожание и хейт. Все это ярко контрастировало с тем будущим, что готовил для меня отец. Его агропромышленный комплекс никогда меня не интересовал. Я не хотел и не хочу связывать свою жизнь со свиньями, но он упорно подталкивал и подталкивает к тому, что я его приемник, и когда-нибудь встану у руля.

Карина же показала мне новую жизнь. Перспективы. Мы неделями могли быть вместе двадцать четыре на семь перед ее гастролями. Снимались в совместных фотосетах, ходили на показы, вечеринки, кинопремьеры. Нас поставили на обложку глянца, как самую красивую пару года.

Параллельно моя аудитория в соцсетях росла. Появились рекламные контракты, уже отдельные от Кари съемки, участие в показах. Я понял, что это именно то, чего я хочу. Не агрокомплекс точно…

Мы объявили себя парой официально только через полгода, до этого держали интригу, но везде были вместе. Уверяли всех, что друзья, а ночами трахались как кролики. Подогревали интерес. Она объявила первой. В своих соцсетях. От потока внимания можно было двинуться в то время, и сейчас не меньше, просто привычней. Мы вместе два года. Свадьба запланирована на конец лета. Естественное событие, если люди любят друг друга и готовы прожить вместе до конца дней. Готовы ли?

Честно, разницы нет, промоушен уже запущен, после росписи РиРо объявит о выходе нового альбома и своей первой главной роли в сериале.

– Как все будет хорошо, если ты с температурой сляжешь?

– Не слягу.

– Боже, ну почему ты никогда не можешь сделать все по нормальному? Нам вообще не нужно было сюда ехать, я же говорила. Говорила! Этот город, на него смотришь, и уже себя болезненно чувствуешь, а мы тут почти неделю живем. Я устала, я хочу домой, Мот. Я здесь умираю, понимаешь? Все эти люди, они высасывают энергию. Мы вчера половину ночи потратили на то, чтобы помочь какой-то пьяной, быдловатой девке. И это на минутку, сестра твоего лучшего друга. Ты их на свадьбу тоже позвать хочешь? Чтобы они там цирк устроили, да?

– Ри, —смотрю на нее, стараясь погасить свое раздражение. Если сейчас дойдем до скандала, херово всем будет. – Это случайность. Аленка нормальная девчонка. И Вадя…

– Ну конечно, весь город такой, какая еще случайность? – перебивает, повышая голос в привычной для нее манере. – Я вообще не понимаю, как ты здесь вырос? Как стал тем, кем стал? Ты же другой. Не как они, Матюш, – Карина облизывает пухлые губы, кладет раскрытую ладонь мне на грудь, – Я так тебя люблю, родной. Я пытаюсь понять, правда. Я стараюсь быть милой, строюсь делать вид, что мне тут комфортно, чтобы никого не обидеть. Но у меня просто больше нет на это ресурса. Тебе же и самому тут плохо, родной. Давай я позвоню папе и он пришлет за нами вертолет?

– Ри, давай не будем вмешивать твоего отца.

– Что значит вмешивать? – смотрит с осуждением. – Ты так говоришь, словно он тебе чужой человек, какой-то. Я устала, Мот. Я хочу домой. Правда…

Киваю, а у самого раздражение от ситуации зашкаливает. Ри никогда тактичностью не отличалась. Любой свой косяк, из-за длинного языка, вечно пытается сгладить наиглупейшей улыбкой.

Она вроде никогда никого намеренно обидеть и не хочет, просто транслирует свою правду. То, как видит, забывая о том, что чаще всего, ее ценное мнение на хер никому не уперлось.

Ри девочка-принцесса. Папина принцесса. Избалованная, добивающаяся своей цели любыми путями. Отец ей в этом потакает, всегда.

– Слушай, – переплетаю наши пальцы, – думаю, что если ты хочешь, то должна лететь.

– Что значит, если хочешь? Ты со мной не собираешься?

– Ри, я обещал родителям, что останусь до конца недели

– Скажи, что дела! Нашёл проблему, – Кари дует губы, привстает на носочки, трется носом о мою щеку. Она тактильная с излишком, не то чтобы меня это бесит, но и в восторг не приводит. Особенно, если учесть, что все ее нежности, в последнее время, какие-то детские. Ванильные.

– Мы полгода не виделись.

– Мот, я не понимаю, – Кари отстраняется, делает шаг в сторону и разводит руки, – что происходит? Я тебе не нужна тут, что ли? Тогда так и скажи, Ри вали на хрен отсюда, – повышает голос и скатывается в очередную манипуляцию.

– Ты слышала, чтобы я сказал тебе что-то подобное? Тебе плохо здесь, и я предлагаю решить эту проблему.

– Уехать одной? Это не решение! Мы должны вместе быть!

– Четыре дня. Я приеду через четыре дня.

Ри нервничает. Трет виски, губы кусает. Ее чувства в такие моменты как на ладони.

– Ты сейчас серьезно? Это обида какая-то, я не понимаю? Я что-то не так делаю, говорю, м?

– Если не брать в расчет, что мешаешь моих друзей с говном, все прекрасно.

– Все ясно, я поняла, – Кари часто кивает, пытается выдавить слезы, трет глаза, но они все равно остаются сухими. – Ты сам себя слышишь? – скатывается в агрессию, когда надавить не вышло. – То есть я виновата, что они такие? Ладно, если это быдло тебе дороже меня, я уеду. Уеду, но знай, что между ними и мной ты выбрал не меня, Мот! Я столько для тебя сделала, мой папа помог тебе…

Именно об этом я и говорил. Хуже будет всем. Любая ссора закончится этим. Любая наша ссора!!!

– Не нужно напоминать мне об этом каждый раз, когда тебя что-то не устраивает! – повышаю голос, что делаю очень редко. – Поняла?

Кари всхлипывает, смотрит на меня, как на привидение. Глаза рублей по пять, лицо перекосило от удивления.

– Мот, я же…, – шепчет и возвращается. Подходит ко мне вплотную, кладет ладонь мне на грудь, – прости, ты же знаешь, какая я дура, да? Прости, – вытирает свои мокрые щеки. – Я так тебя люблю. Ты же знаешь, я просто хочу, как лучше. Для нас. Для тебя. Я на все ради тебя готова. На все, на все. Если ты хочешь, чтобы Вадим был на нашей свадьбе, конечно. Мы вообще с тобой может тут на месяц остаться, правда. Я просто…

Смотрю на ее дрожащие губы, глаза полные слез и накрывает. Она не заслуживает к себе такого отношения. Кто бы что ни говорил, Ри спасла меня, когда помощи было ждать вообще не от кого. Она была рядом…

– Все, не плачь, – прижимаю ее к себе, обнимаю. Крепко. – Прости, я тоже не прав. Не реви, тебе не идет, – вытираю ее слезы. – Малышка, – целую в макушку.

Ри дрожит, льнет ближе, крепче. Обнимает за шею, все еще содрогается от слез. Стоим так минут десять, прежде чем выдохнуть.

– Ты же знаешь, что я нормальная, правда? Ты один знаешь, что они врут, все эти сплетни. Мот, я так устала с этим жить. Мне так плохо. Я не хочу на тебе срываться. Мне больно, больно, когда мы ругаемся. Когда я говорю тебе все эти вещи. Прости меня, пожалуйста. Пожалуйста…

– Я не обижаюсь, – отрываю ее от себя, чтобы посмотреть в глаза, – не плачь.

– Ребята! Ой, – моя мама заглядывает в спортзал, видит нас в обнимку и подвисает. – Простите, я вас завтракать пришла звать.

– Мы уже идем, Виолетта Денисовна, – Ри, облизывает свои губы, улыбается, берет меня за руку, – только переоденемся.

В спальню заваливаемся на пике эмоций, когда единственный способ снять напряжение – секс. Беспроигрышный вариант. Но даже тут, Ри отдаляется, улыбается, и как всегда бежит в ванну.

– Я в душ. Пять минут, любимый, – чмокает меня в щеку и скрывается за дверью.

Слышу шум льющейся воды. Раздражает. Иду следом.

– Ты чего? – Ри вздрагивает от моего появления и сжимает в руке мочалку. – Мот?

Отодвигаю стеклянную дверь, которая нас разделяет и захожу под тропический душ. Смотрю на свою голую, прекрасную невесту. У нее шикарная фигура. Крышу сносит.

– Я еще не помылась.

– Похер, – забираю у нее мочалку и бросаю под ноги.

– Ты тоже…Матвей…, – пятится, прикрывая грудь.

– Похер, – повторяю тише, резко ее разворачиваю и замираю сзади.

– Матвей…ты чего? – нервно хихикает.

Оттягиваю промокшие боксеры, впиваюсь пальцами в Каринкины бедра, подтягиваю на себя, зацеловывая шею, трогаю ее между ног, пока не становится влажной. Вхожу резким толчком на всю длину, каждый толчок сейчас, маленький шаг к сглаживанию нашего конфликта.

Кари кусает губы, прикрывает глаза и стонет. Громко, наигранно, сука. Неестественно.

Так всегда было. С самого начала. Она такая сама по себе, артистичная. Все у нее должно быть красиво, позы, движения, стоны. Ничего спонтанного, все идеально выверенное. Место, время, даже в сексе.

Трахаю ее, пропускаю мокрые темные пряди волос между пальцев. Вдыхаю ее запах, неестественный, снова смешанный с ароматом геля для душа.

– Ри, расслабься.

– Я расслаблена, – бормочет, отвечает на поцелуи.

Прикрываю глаза, отпуская себя окончательно. Абстрагируясь от этой грёбаной вылизанной идеальной картинки, которой она хочет быть, только воображение, сука, какого-то хрена подкидывает Аленкин образ.

Ее шепот, искренность, естественность.

Сам себя пугаюсь в этот момент. Понимаю, что нужно остановиться. Жизненно необходимо сейчас, потому что это аут. Полный. Но, продолжаю. Имею свою невесту, жестче, чем обычно, и представляю другую девку рядом, как долбанный изврат.

– Мот, без презерватива, ты без защиты, – Ри паникует, чувствует, что я на пике почти, и пытается отстраниться. – Не в меня!

– Прости, – выхожу из нее, прижимаюсь к спине, успевая пару раз себе передернуть, представляя, Алёнкины губы на своем члене, чтобы кончить.

Упираюсь лбом в холодный, мокрый кафель и закрываю глаза.

Что это было? Какого вообще?

***

– Вы чего такие кислые? – мама рассматривает нас. – Предсвадебная лихорадка, что ли?

– Нет, – Ри опускает взгляд, теребит под столом свои пальцы.

Десять минут назад у нас с ней состоялся не самый приятный разговор. В этот раз секс ничего не исправил, а только усугубил. Мой косяк, бесспорно.

– Ладно, не буду приставать. Захотите, сами расскажете. Кстати, Матвей, папа просил тебя сегодня в офис к нему заехать.

Мама у меня понятливая, поэтому сразу ретируется и переводит тему.

– Зачем?

– Я не поняла толком, но, думаю, поговорить хочет.

– Мы с ним все давно обсудили.

Знаю я отца, приеду, а он заведет свою старую шарманку, она уже несколько лет не меняется.

– Матюш, – ма вздыхает, а потом тепло, так, как только она умеет, улыбается. – Знаю, вы оба у меня упрямые, но дай ему шанс. Просто поговорите, и все. Хватит уже нагнетать этот дурацкий конфликт.

– Ладно.

Отказать матери я не могу, так всегда было. Она уже как третье десятилетие сглаживает наши с отцом конфликты, которых за двадцать три года моей жизни накопилось немало.

– Вот и хорошо. Кстати, может быть, ты по дороге заедешь к Исаевым?

– Зачем? – напрягаюсь мгновенно, причем не я один.

Сталкиваемся с Каро взглядами. Вроде как обсудили с ней эту тему, но, судя по тому, как она смотрит, ни хрена не изменилось.

Еще и Алёнка… Твою мать! Штормит не по-детски.

Со мной никогда раньше ничего подобного не случалось. Чтобы трахать одну, а представлять другую…

– Ирине струны для скрипки передать.

– Можно отправить курьером. – Ри мило улыбается и делает глоток кофе. – Двадцать первый век, – посмеивается.

– Нужно поддерживать родственные связи, – поясняет мама. – Зачем нужен курьер, если Моту все равно по пути и …

– А вы разве родственники? – перебивает Каро.

– Родство необязательно должно быть кровным, Кариночка, – снисходительно добавляет мама и переключается на меня. Это с виду моя ма такая простая, своя в доску, можно сказать, но, когда дело касается своих, весь этот налет простоты слетает за мгновение.

– Да, вы правы. – Ри отворачивается, нервно сжимает телефон. – Я отойду, мне позвонить нужно. По работе, – поднимается и торопливо идет на заднюю веранду.

– Обиделась? – мама переводит взгляд с отдаляющейся фигуры Каро на меня.

– Не бери в голову, она с утра без настроения.

– Поссорились?

– С чего ты взяла?

– Я вижу. У нее на лице написано, у тебя тоже, кстати.

– Какая ты проницательная, – ухмыляюсь.

– Мне все-таки кажется, что вы торопитесь со свадьбой, Мот. Я никогда в твою жизнь не лезла и сейчас не собираюсь, но не сказать не могу. Зачем спешить? Не понимаю.

– Ри хочет.

– А ты? Ты сам чего хочешь?

Вопрос на миллион. Чего я хочу? Чего же?

– Слушай, я, наверное, до бати сгоняю, давай струны, завезу. Скажешь Ри, что часа через два вернусь?

Мама вздыхает.

– Не поссорились, значит, – качает головой. – Ладно, сейчас принесу струны.

– Хорошо.

Мама уходит. Впервые за сегодняшнее утро остаюсь один. Наблюдаю через стеклянные двери, как Ри носится по террасе из угла в угол и эмоционально с кем-то разговаривает.

Вообще, нужно ее предупредить. Самому. Лично сказать, что я уеду. Возможно, предложить поехать со мной, но я этого не делаю. Это гребаное утро выморозило все имеющиеся чувства. Не к Каро конкретно, а в целом. Я долбаный эмоциональный евнух. Вот и все.

Еще одних разборок и скандала просто не переживу. Не сегодня точно. Сорвусь. Уверен, что сорвусь и скажу то, что говорить не должен.

– Держи.

Забираю у мамы пакет со струнами, целую ее в щеку и спускаюсь в гараж. Беру отцовскую машину, потому что моя слишком приметная здесь, и выезжаю за территорию.

По дороге прокручиваю в башке сегодняшнее утро, особое внимание заостряю на сексе, который вышел из-под контроля, чего раньше не случалось. У дома Исаевых оказываюсь быстрее, чем планировал, под аккомпанемент собственных мыслей. Они разные. От угнетающих в хлам до легкого безразличия к ситуации.

Поднимаюсь на пятый этаж. Сотню раз здесь был, но сегодня как-то по-другому. Все ощущения словно не мои, или же, наоборот, те старые не имели ко мне никакого отношения…

Звоню в дверь. Раз, два, три. Нужно было предупредить по телефону, что заеду, через Вадю. Возможно, дома и правда никого нет, но, когда собираюсь развернуться и уйти, дверь открывается.

Пропускаю вдох или выдох, хрен поймешь. На пороге Алёнка. Растрепанная, в одной футболке, длинной, конкретно так прикрывающей задницу, конечно, но не так, чтобы выглядело это совсем скромно.

Фантазии подключаются мгновенно. Моргаю. Смотрю в пол пару секунд и только потом снова на нее. Чувствую запах сигарет.

– От тебя несет как от пепельницы, – выдаю вместо приветствия. Чувствую себя при этом максимально замкнуто, хотя по роже, уверен, не скажешь. Закрепляю свой невозмутимый вид тем, что отталкиваю Алёнку и прохожу в квартиру.

По-новому на нее смотрю, если честно, впервые за все время, что мы с ней знакомы. Как такое возможно вообще?

– Зачем приперся? – Алёнка не остается в долгу.

– Иса дома? – сглатываю вставший в горле ком.

– А ты будто не знаешь! Конечно, его нет. Мог сначала ему позвонить, а потом уже приходить, – складывает руки на груди. Защищается нападением.

– Понял. На, – вытаскиваю из кармана струны и сую ей в руку. – Для Ирины, мама просила передать.

Алёнка зависает на пару секунд. Кивает, облизывает губы и переступает с ноги на ногу. Вся спесь в этот момент с нее слетает. Теперь она прежняя, такая, какой я ее всегда знал.

– Спасибо, – шепчет, сжимает пакет в руках и, крутанувшись на пятках, идет в комнату не оглядываясь.

Ощущение, что просто хочет сбежать. Я и сам, кажется, хочу того же. Это идеальный момент, чтобы уйти. Свалить из этой квартиры, но я его игнорирую и следую за ней. Наблюдаю за тем, как она кладет струны на тумбочку у кровати. Не своей, сестры.

– По поводу вчерашнего, – произношу, прижимаясь плечом к дверному косяку, и вижу, как Алёна вздрагивает. Нервно передергивает плечами, медлит какое-то время и только потом оборачивается.

– А вчера что-то было? – разглядывает меня. Смотрит в упор, враждебно. Очень уверенно.

Мне всегда казалось, что сестра Исы – такая девочка-одуванчик. Видимо, и правда лишь казалось.

Качаю головой, мол, нет, не было, а взгляд уже скользит по Алёнкиной груди и проступающим под футболкой сосочкам. Она это замечает, и мы оба замираем без слов.

Алёнка прикрывает себя руками и пятится до тех пор, пока не врезается бедрами в подоконник.

«Но я не отказался бы это исправить», – вертится на языке. Радует, что хватает ума не озвучить. Правда, стоим мы теперь друг напротив друга. По инерции за ней потянуло, а я даже не заметил.

Упираюсь ладонями в подоконник по обе стороны от Алёнки.

Делаю резкий, рваный вдох, с которым в мой организм поступает смертельная доза ее запаха, и ведь даже вонючие ноты дешевых сигарет его не портят. Моргаю. Между лопатками скапливается пот и стекает тонкими струйками по позвоночнику, щекоча кожу.

В себя прийти в таких условиях абсолютно нереально. Рассматриваю ее, но руками не трогаю, будто жду, что, как вчера, сама кинется.