Он и она

– Когда же я ещё вас увижу?.. В городе… Не из окна паровоза.

Аня, опустив глаза, негромко произнесла:

– Наверное, никогда, – в её словах послышалось скрытое сожаление.       Это слово «никогда» врезалось в него по самую рукоятку. Аня хотела наскоро попрощаться и уйти, но он остановил её.

– Почему, никогда? – растерянно проговорил он, а сам подумал: «Может, я её чем-то обидел?»

Не поднимая глаз, она поспешно ответила:

– Потому что наши графики работы могут не совпадать.

Алексей с облегчением вздохнул.

– Аа-а, поэтому?

Уязвлённое положение его не устраивало. Ему не хотелось расстаться не солоно хлебавши. И он упорно стал предлагать любой свободный день из своих железнодорожных смен. Аня слушала его и говорила, что на скорой помощи тоже суточные смены. И в результате несложного подсчёта свободный день у них оказался в ближайшее воскресенье.

Глава 3

Они стали встречаться, но не так часто, как хотелось. Этому мешали разные обстоятельства, независящие от них. Встречаясь, они часто ходили в кино, с интересом смотрели фильмы о лётчиках: «Истребители», «Пятый океан», – затем горячо их обсуждали. Особенно любили гулять в парке, где, наслаждаясь вкусным мороженым, беспричинно смеялись, где на эстраде с начищенными до блеска трубами играл духовой оркестр пожарников, а мелодии в мягком тёплом вечернем воздухе разносились по тенистым аллеям. В тире азартно стрелял только Алексей, а Аня, весело смеясь, категорически отказывалась, говорила, что не умеет и не хочет. Вообще, молодость влекла к молодости, и в откровенных беседах они находили друг у друга много интересного. Это были радостные и одурманивающие минуты встреч, от которых оба получали удовольствие. В такие вечера им казалось, что этот праздник у них будет продолжаться вечно, а мир, с верой и надеждой, принадлежит только им двоим.

Алексею нравился характер Анны – загадочно-улыбчивый, нежно порхающий беззаботной бабочкой, на первый взгляд даже легкомысленный. Но при каждой встрече со смутным наслаждением чувствовал, что у неё какой-то свой омут притяжения, а он стоит на краю этого омута. В Анне горел огонёк, который потихоньку разгорался в яркое пламя. Обладая живым умом и лёгкой восприимчивостью, она намёками делилась с ним некоторыми соображениями о том, о чём скрытно говорили врачи на скорой помощи, где она работала. В её голосе слышалось смятение и тревога, когда речь заходила о войне. Но Алексей не разделял её, как ему казалось, необоснованного мнения. И всё же немного поколебавшись, со спокойной иронией не возражал.

Время шло незаметно и быстро. День проходил один за другим. Алексей в свободное время продолжал готовиться к экзаменам. В назначенный срок, перед отъездом в училище, Ольга Филипповна обняла сына, а он почувствовал родной запах материнского хлеба. Она незаметно перекрестила его и тихо сказала:

– С богом, сынок, – и промокнула мокрые глаза кончиком фартука.

Он уехал сдавать документы в Армавирское лётное училище, не успев предупредить об этом Аню.

Экзамены и нормативы в этот раз он сдал на отлично и увидел свою фамилию в списке принятых. Его просто распирало изнутри от гордости и счастья от того, что Серов Алексей Иванович красуется в общем списке на доске объявлений. Наконец-то мечта его начинает осуществляться. Год упорной подготовки не прошел зря. Он будет лётчиком.

В гулком коридоре училища случайно встретился с Новиковым – председателем врачебно-лётной экспертной комиссии. Узнав Серова в общей толкотне курсантов, он строго и невозмутимо поздравил его с поступлением.

– Ты, Серов, молодец! Проявил характер, – одобрительно сказал председатель. – На протяжении всех экзаменов я следил за тобой, как ты сдаёшь. Теперь тебе надо хорошо учиться, чтобы стать отличным лётчиком.

Он залился краской и неуклюже ответил:

– Буду стараться.

Общежитие Серову предоставили сразу. Но у него было ещё десять дней до начала занятий. Он решил побывать дома, чтобы увидеться с мамой, и, конечно, повидать Анну, которую часто вспоминал даже во время экзаменов. А когда он с праздничным настроением вернулся домой, то оба были неслыханно рады встрече.

В депо Алексей пришел увольняться на другой день после приезда. Там отнеслись к поступлению в училище прохладно. Один Конрад Петрович горячо поздравил его, обнял как сына и хрипло сказал:

– Правильно сделал, сынок, что не дал слабину! Держи, Алёшка, крепко свою судьбу за хвост.

Аня искренне была рада за Алёшку и одновременно огорчена предстоящей скорой разлукой. Но не желая расстраивать себя и его, вида не показывала. При каждой встрече они наслаждались простотой отношений. Он взахлёб рассказывал, как проходили экзамены в училище, как волновался, как вспоминал её – Аню. В ответ её глаза говорили то же самое. И неосознанно обоих охватило трепетное предчувствие чего-то счастливого и большого. Такие чувства, наверное, дремлют в сердце каждого человека. Она улыбалась, слушала его со святой доверчивостью, верила каждому его слову. Глаза её были распахнуты и блестели. Ничего не мешало им верить в то, что впереди у них счастливая, бесконечная жизнь.

Но последний день перед отъездом Алексея в училище выдался грустным. Поздним вечером они прощались у дома, где жила Аня. Их окружало тёмно-сиреневое пространство двора, теплая тишина, звёзды скатывались за крыши домов, и только любопытная луна лукаво подглядывала за ними – единственная свидетельница их прощания. Она то пряталась за прозрачное облачко, то выглядывала. Алёшке почудилось, что перед ним, окутанная лунным бледно-голубым светом, стоит не белокурая Аня с вьющимися на висках кудряшками, с фарфоровой нежной кожей лица, со вздернутым носиком, а сказочная фея, от которой пахло душистой земляникой. Он с восхищением смотрел на неё и ощущал какое-то смутное беспокойство. У него сильно забилось сердце, наполненное ожиданием чего-то неизвестного. Тёплая волна нежности захлестнула его. Он невольно, словно на него нашло наваждение, мягко взял ее за плечи с чувственным возбуждением привлёк к себе, приблизился и… потянулся к ней. Аня вспыхнула, стыдливо легким движением, не сердясь, освободилась из его рук, отстранилась, а лицо ее покрылось румянцем.

После этого они оба притихли одинаково смущённые. Алексей испытывал непривычную виноватость, им овладело неловкое волнение, мысли разбежались куда-то, спутались. Он с трудом прятал чувство нежного естественного порыва. Так они, некоторое время не роняя слов, неподвижно продолжали стоять, не глядя друг на друга. У него не хватало духу посмотреть ей в глаза. Затем он упавшим голосом, опустив голову, примирительно произнёс:

– До свидания, – ему показалось, что он не слышит своих слов.

Ответом был слабый укоризненный вздох.

Глава 4

В комнату общежития училища были заселены, кроме Серова, ещё три курсанта: Грачик Саакян из Армении, Олег Цветков из Саратова и Коля Плужник из Белоруссии. Парни быстро подружились и нашли удовольствие в общении друг с другом. Все ребята были жадные до смеха, шуток и до учёбы. Алексей, конечно, первое время скучал по дому, беспокоился о маме, писал ей успокаивающие письма о своей жизни. Ане писал, пожалуй, почаще, чем маме. Его не покидало чувство неловкости, вызванное последним днём перед отъездом в училище, поэтому в письмах он употреблял мягкие слова, чтобы не обидеть её.

Аня за время встреч, а затем в переписке сама не заметила, как особое отношение к Алексею постепенно заполнило всё ее существование. Но свои нежные чувства она, конечно, ото всех держала в тайне.

В училище Алёша с большим интересом погрузился в учебный процесс, быстро осваивал предметы, которые были в программе, часто допоздна засиживался в библиотеке.

Как-то в тёплый погожий день он сидел на лавочке около учебного корпуса, дожидаясь своих товарищей, чтобы вместе идти на занятия. Над ним голубое небо лихо разрезали ласточки, и у него появилось жгучее желание пуститься за ними вслед. Душа его нетерпеливо рвалась туда, к ласточкам, в небо.

К концу года, в декабре, в училище пришел приказ: срок обучения курсантов сократить. Вводились новые программы подготовки. Распоряжение появилось, потому что обнаружилась нехватка лётного состава в армии. В связи с этим были отменены зимние отпуска.

В апреле 1941 года в училище был утверждён новый курс лётной подготовки. Наряду с теорией, изучением аэродинамики самолёта, двигателя внутреннего сгорания и другими дисциплинами, ежедневно начались учебно-тренировочные полёты.

Алексею Серову навсегда врезался в память первый полёт. Сидя в кабине за спиной инструктора, он ощутил, как самолёт тронулся с места, покачиваясь и подпрыгивая на неровностях аэродрома, покатился по траве и легко оторвался от земли. Машина поднималась всё выше и выше. Распластав крылья, самолёт кружил в высоте, как огромная птица. Глядя на землю, Алёша видел, как черной змеёй ползёт состав поезда, видел поля, луга, леса, напоминающие красивое лоскутное одеяло. Он задыхался от счастья. Полёты были для него полны романтики.

После очередного занятия инструктор, жизнерадостный лейтенант Малов, прямо у взлётной полосы, не отходя от учебного самолёта УТ-2, строго и горячо стал обсуждать ошибки в самостоятельном пилотировании курсанта Серова. Все действия он определил как правильные, но не до конца уверенные. «Лётчик должен быть уверен в полёте». А в конце с одобряющей улыбкой твёрдо сказал:

– Будешь летать, курсант!

Алёшке такая оценка льстила. Он страстно мечтал об этом, получая такое одобрение от инструктора Малова.

В это время по юному зелёному травяному ковру лётного поля к ним бежал дежурный по училищу Грачик Саакян.

– Серов, Лёшка! – кричал он на ходу. – Тебя начальник требует к себе!

Алексей удивился и спросил:

– А зачем?

Не успев отдышаться, Грачик крикнул:

– Откуда я знаю!.. Начальник приказал и всё… Да иди же скорей!

В кабинете начальника училища Романова было тихо. Когда туда вошел Серов и по форме доложил о своём прибытии, полковник указал на телеграмму, лежащую на столе, и негромко сказал:

– Вот, Серов, известие пришло из дома. Твоя мать в тяжелом состоянии, попала в больницу. Эту телеграмму заверили врачи. Они требуют, чтобы сын приехал к ней на случай критической ситуации. Положение серьёзное. Я тебя отпускаю на три дня повидаться с матерью. Двадцать третьего июня, в понедельник, ты должен быть в училище. Понял?

Курсант Серов в растерянности не до конца понимая, что произошло, коротко ответил:

– Так точно!

Полковник, почувствовав неосознанную тревогу курсанта, сменил тон разговора и мягко спросил:

– Как учёба, Серов? Есть трудности?

– Нет. Всё хорошо.

– Знаю, – удовлетворённо кивнул начальник. – Ты, Серов, на взлёте. У тебя вся жизнь в авиации впереди, – он тепло посмотрел на курсанта. – Запомни, лётчик, тем более истребитель, воплощает в себе романтику и героику авиации.

Полковник, как бы между прочим, спросил:

– Ты с кем на гражданке жил? Ну, кроме матери, конечно.

– С мамой… Мы вдвоём жили.

В коротком взгляде начальника, брошенном на курсанта, мелькнул вопрос.

– А где отец?

– Отец погиб в Испании.

У начальника губы дёрнулись и сжались, будто это причинило ему невыносимую боль. Он замолчал, а может что-то вспомнил. Это были молчаливые думы, которые напомнили суровому полковнику свою судьбу. Твердой силой веяло от этого человека. Грузными шагами он подошел к окну.

Алексей не решался даже пошевелиться. Он, втянув голову в плечи, с тревогой уставился на синюю бумажку – телеграмму.

Полковник, нахмурив брови, глядя в окно, вспомнил то, что не ушло из памяти: «Над всей Испанией безоблачное небо», – этот призыв фашистов, был хорошо ему знаком, забыть его нельзя. Романов молчал, затем понизив голос, продолжил свои мысли вслух.

– В нашей жизни всегда не хватает матерей и отцов, – печально кивнул головой начальник и после паузы, размышляя продолжил: – Особенно отцов… С отцами много не договорено, ещё больше не спрошено… Казалось, успеем, поговорим… Ан, нет… – и совсем тихо проговорил: – Царствие им небесное.

Глава 5

Ровно в полдень пассажирский поезд мягко коснулся перрона городского вокзала. Алексей быстро покинул вагон, минуя зал ожидания, вышел на привокзальную площадь и прямиком направился в больницу. Несмотря на жаркую душную погоду, его слегка пробирала дрожь неизвестности. Шагая вдоль узорчатой ограды пятиглавой церкви, старался успокоить себя.

В регистратуре сказали, что Серова Ольга Филипповна сегодня утром выписалась из больницы. Он опрометью помчался домой. Оказалось, всё не так плохо, как Алексей думал вначале. Дома мама рассказала, что действительно у неё сильно заболело сердце, и заботливая соседка, Лиза, вызвала скорую помощь. Гипертонический криз определили врачи ужу в больнице. А смышлёная Лизавета уговорила врачей послать телеграмму в училище и вызвать к больной матери сына.

Ольга Филипповна не могла нарадоваться и налюбоваться своим мальчиком. Уловив его беспокойство, говорила, что чувствует себя нормально, часто улыбалась, показывая, что с ней всё в порядке, по-доброму сокрушалась на паническую инициативу Лизы – вызвать скорую помощь. Мать хотела угостить его чем-нибудь вкусненьким и не могла придумать чем.

– А тут ко мне приходил твой товарищ, Петя Краснов, – вдруг вспомнила она, придавая голосу бодрый тон, – спрашивал о тебе. Я рассказала, что с тобой всё в порядке, учишься и уже начал летать. А он, весельчак эдакий, даже на твоей гитаре мне поиграл.

– Ух ты! Во Петька, молодец, не забывает.

– Он-то молодец, а вот ты… – она ласково обхватила мягкими тёплыми ладонями лицо сына, заглянула ему в глаза и душевно сказала: – Ты так и не научился играть на гитаре.

В ее голосе не было укора, а угадывалась горячая материнская любовь. Она освободила руки, опустилась на стул.

– Лёша, нельзя забывать друзей, написал бы ты письмо своему товарищу, – она с упрёком вздохнула, – и Лизе Шуваловой, чтобы успокоить ее.

Она говорила, а счастье играло поверх ее разговора. Матери хотелось обнять, приласкать, прижать его к своему сердцу, как раньше, но, глядя на серьёзность сына не решалась это сделать, а только с гордостью подумала: «Возмужал он за это время, стал совсем взрослым… храни его, Господь».

Алексей заметил, что мать ещё слабая, но держится перед ним на характере – бодрячком. «Надо бы побыть рядом с ней хоть несколько дней, но нарушать приказ начальника нельзя, надо вернуться в училище вовремя», – думал он про себя.

Конечно, повидать Анну ему тоже очень хотелось, но уйти сейчас из дома он не мог. Не мог оставить слабую больную мать. И он решил встречу с Аней перенести на завтрашнее утро, до отхода дневного поезда. Так что время для свидания у них должно быть. Этим он успокоил себя.

Глава 6

Лиза торопливо переходила улицу, направляясь к своему дому. В одной руке она держала коробку, а в другой книгу. У дома, в подворотне, дорогу ей преградил голубятник Тимофей. Он давно потихоньку наблюдал за этой шустрой девчонкой. Лиза ему нравилась, но он побаивался к ней подходить, наверное, потому что она была резкой и смелой, могла дать сдачу любому обидчику. Тимофей, зная ее характер, стараясь придать голосу приветливый тон, игриво спросил:

– А куда это мы, Лиза, так спешим? Так ведь и спотыкнуться можно.

Лиза остановилась и не мешкая в тон ответила ему:

– А это я у тебя забыла спросить, – и уже строже добавила: – Отойди, Тимофей, дай пройти!

Лиза держалась скромно, но с достоинством.

Тимофей, конечно, не желая замечать ее неприятия, не отступил и полным ласки голосом сказал:

– Ну ты не злись. Я же знал, что тебя здесь увижу.

– Ты что, ждал меня?

– Да ладно, это я так, – ушел от ответа Тимофей и ухмыльнулся. – Я смотрю, ты, как настоящая комсомолка, всё время с книгой.

Лиза без смущения, невозмутимо ответила:

– Почему «как»? Я настоящая и есть.

Тимофей непроизвольно поморщился.

– Всех книг не перечитаешь, поэтому я в библиотеку не хожу и впустую время не трачу.

– А все и не надо читать, надо брать те, какие нравятся.

У него не было желания даром тратить время. И он стал с детским увлечением говорить о фильмах.

– А мне больше нравится кино. Кстати, я чего тебя ждал-то? В нашем кинотеатре идет хороший фильм – «Цирк». Говорят, смешной. Хочешь, пойдём вместе смотреть? Одному не хочется… Там Любовь Орлова играет…

Лиза прищурилась и насмешливо спросила:

– А как же твои голуби? Они же останутся без присмотра. Нет, так поступать с голубями не годится.

Ему почудилось, что Лиза согласна с его предложением. В надежде на это, он оживился и с замиранием благодушно воскликнул:

– Господи, боже мой! Не годится только с чёртом водиться. Мои голуби заперты и никуда не денутся, будь спокойна.

– Нет, в кино я не хочу, – отчеканила она, рассердившись. – Пропусти, мне надо идти!

Тимофей не на шутку обиделся, пригладил вихри на тёмной голове и с неистребимым желанием побыть «вместе» решил предложить другой вариант, как ему казалось, безотказный.

– Слышь, подруга! Скажу тебе не хвастаясь. Хочешь моих голубей посмотреть? Я тебе даже дам в руках подержать какого-нибудь.

Терпение у Лизы лопнуло, она, всё больше раздражаясь, сердито прикрикнула.

– Мне голуби твои не интересны! Я по-хорошему прошу – отстань, проваливай на свою улицу, к своим голубям! А меня пропусти!

Такое недружелюбное отношение Лизы ему не понравилось. Он со злостью гаснущим голосом отреагировал.

– Ну, что ж поделаешь: нет, так нет. Заладила, пропусти да пропусти, – и делая вид, что ничего не случилось, отошел в сторону, пропуская ее. – Ну ладно, ладно… Чего ты ломаешься-то? Приходи, если захочешь, голубей смотреть, сразу подобреешь.

Лизе не хотелось с ним говорить. С облегчением вздохнув, горделиво свернула к своему дому. Вслед Тимофей с досадой тускло проговорил:

– До лучшей встречи, подруга! Буду ждать!

Глава 7

В дверь к Ольге Филипповне постучали, и вошла Лиза. Увидав Алексея, она с обожанием, не скрывая своих чувств, бросилась к нему со словами:

– Лёша, здравствуй! Как я рада тебя видеть, – но присутствие Ольги Филипповны ее смутило и, охладило ее пыл. Она приветливо, по-дружески протянула ему свою руку, держа в другой коробочку, а под мышкой книгу.

Алексей без эмоций поздоровался с ней за руку, чего раньше никогда не было, суховато сказал:

– Привет, привет.

Лизавета продолжала суетиться, положила книжку на тумбочку, усердно пряча тайную радость от встречи. Алексей краем глаза прочитал название: «Занимательная география».

– Тётя Оля, я из библиотеки поехала в больницу проведать вас, а мне сказали, что вас уже выписали. На радостях зашла в кондитерскую, купила пирожных, чтобы отметить это событие, – она поставила коробочку на стол. – Ну, а теперь и Лёша дома, это хорошо.

Ольга Филипповна не спускала с Лизы благодарного и уважительного взгляда. И, конечно, как мать, заметила прохладное отношение сына к ней. Это ее немного огорчило.

Лиза выросла на ее глазах. Никто особо не замечал резвую такую девчушку с пухлыми щёчками, с двумя косичками, которая лихо прыгала через верёвочку и играла в классики с подружками. И вот она незаметно превратилась в симпатичную девушку и стала поглядывать на своего соседа, Алёшку, надеясь найти в нём отзывчивость.

Глядя на неё, Ольга Филипповна подумала: «Лиза славная девушка, бескорыстно умеет сделать человеку добро. А что может быть больше?.. Дай бог ей счастья. Правда, в каждом счастье скрыто много печалей. Это я знаю по себе».

Она женским чутьём понимая озабоченность соседки и смутно надеясь на что-то хорошее в их отношениях, притворно сказала:

– Спасибо, Лиза, что ты меня выручила с пирожными. Алёша их очень любит, – она покосилась на сына и выразила это так, что обнаружить какой-нибудь скрытый подвох в ее словах было нельзя. – В таком случае я пойду поставлю чайник, – она не без труда поднялась со стула. – А ты, Лиза, пока накрой на стол. Посуда в буфете, – она вышла на кухню, оставив Алексея и Лизавету одних.

Хрупкая тишина повисла в комнате. Нарушила ее Лиза:

– Я только что у дома встретила Тимофея Копырина…

– А-а, Тимоху, голубятника.

– У него от голубей, по-моему, ум за разум заходит. Говорят, что нигде не учится, не работает.

– Он всё голубей гоняет?

– По-моему, да. С твоим другом, Красновым, дерётся из-за голубей.

– Ну Петька-то работает. Он в иняз хочет поступать.

Столкнувшись взглядами, она ревностно спросила:

– Лёш, почему ты ни одного письма мне не написал? Маме пишешь, хоть редко, но пишешь. А мне интересно, как ты там, – она с укором смотрела на него. – Я ведь, как- никак, твоя соседка.

Алексей был в курсантской форме, она восторженно действовала на нё. Лизавета рядом с ним чувствовала себя на седьмом небе. Она стала накрывать на стол, доставать чашки из буфета. Он сдержанно улыбнулся, помедлив ответил:

– Ну, это же мама, – и спохватившись, желая оправдаться, добавил: – А вообще писать письма некогда: учёба-полёты, полёты-учёба. Времени на письма нет. Я даже Петьке только одно письмо написал.

Он рассеянно говорил с Лизой, а самого отчаянно мучила мысль о том, где завтра будет искать Анну.

Лиза была по-детски влюбчивой, доверчивой и открытой. В голове у неё крутились разные вопросы. И один неожиданно выскочил без ее желания. Она странным голосом спросила:

– Лёш, хочешь я приеду к тебе в училище?

Алексей так и обомлел.

Лиза сама от такой смелости вздрогнула. Глаза ее смотрели на него с наивным испугом. Он не сразу нашелся, что сказать.

– Ты хочешь, чтобы меня выгнали из училища? – это было сказано таким тоном, что Лизавета от страха похолодела, а лицо ее моментально покрылось пятнами.

Алексей стал держаться как-то напряженно. Он даже себе это представить не мог: «С какой стати она приедет? А Лизавета может, у неё на это ума хватит». Он осторожно взвешивал этот фактор в своей голове.

И непонятная сила заставила его говорить неправду. Лишь бы отговорить ее от этого поступка.

– Посещение родственников и знакомых в училище строго запрещено… Учебный корпус находится на территории аэродрома, а он окружен забором. И за забор никого не выпускают, – а сам покраснел, как школьник.

У наивной Лизаветы глаза сделались печальные, она ловила каждое его слово и согласно кивала головой. Он глядел ей прямо в лицо, чтобы убедиться, что его слова подействовали на неё и она выбросит эту затею из головы. Тогда он поменял тему и доброжелательно, к великой радости Лизаветы, сказал:

– Я хочу тебя попросить, Лиза, пока меня нет, заходи к маме почаще, понаблюдай за лекарствами, чтобы не повторилась эта беда.

Эта личная просьба Алёшки родила у неё тонкую надежду на туманное будущее.

– Я и так к тёте Оле каждый день захожу, – пылко сказала она.

Лиза была счастлива такой просьбе. Это даст ей возможность от Ольги Филипповны знать, как в училище живёт Алексей, не появились ли у него там нежелательные знакомые, да и о себе надо ему напоминать почаще.

Глава 8

В самый разгар лета, в воскресенье город утопал в утренних солнечных лучах. Алексей торопливо шел по полупустынной улице к Ане. Как она его встретит: в письмах одно, а в жизни – неизвестно. Он знал только ее почтовый адрес, знал дом, подъезд, этаж и всё. От этого его немного знобило. Чем ближе он подходил к дому, тем отчётливее слышал гулкие удары собственного сердца.

Он поднялся на тускло освещённую площадку второго этажа, увидел две двери: направо и налево. В какую стучать? Он в замешательстве остановился.

Тяжело ступая по лестнице, на площадку поднялся пожилой, сурового вида человек. Не обращая внимания на постороннего, он ключом приготовился открыть левую дверь. Алексей вежливо сказал:

– Здравствуйте.

Мужчина повернул седую голову в сторону Алексея, внимательным взглядом ощупал его курсантскую форму. Молчанием был его ответ. Он опять стал возиться с замком.

– Вы не скажете, в какой квартире живёт Аня Устинова?

Седой человек повернулся к нему всем телом, и тут Алексею почудилось, что где-то видел этого старика.

– А тебе она зачем? – старик удивлённо поднял брови и колючим взглядом уставился на него.

От этого взгляда Алексей немного растерялся и невнятно вполголоса забормотал.

– Да я вот сегодня уезжаю, хотел бы повидаться с Аней.

– А сам-то, кто будешь? – хрипловатым голосом спросил старик.

Раскрасневшийся от волнения Алексей вытянулся по струнке.

– Я курсант авиационного училища, случайно оказался здесь, – он умышленно не сказал о больной матери.

Подслеповато моргая, выцветшими глазами, старик недоверчиво глядел на незнакомца. Алексей, переступая с ноги на ногу, робко спросил: