Метка Де'кри: пережить отбор

– Оставьте, фрэйни Савойи, пока хуже не стало.

– Да куда уж хуже? – преувеличенно бодро поинтересовалась я. Но, когда умудрилась переусердствовать и стереть кожу на месте бывшего пятна, сделала вид, что это не я и отвернулась, в надежде, что адаптант не заметит. Похоже, заметил, но почему-то смолчал.

Мы какое-то время путешествовали в полной тишине, а потом, глянув в окно, заметила…

– Дракон!!! – закричала я, со всей силы плюхнувшись на колени адаптанта Миргаса. Он закатил глаза, то ли от боли, то ли от неожиданности и стиснул зубы.

Устроившись с ногами на сиденье магомобиля, я удобнее уперлась ладошками в колени мужчины и во все глаза любовалась проплывающим мимо нас драконом. Гигантское сине-зеленое тело переливалось под солнечными лучами всеми цветами радуги. Огромные крылья делали редкие и сильные взмахи, а какие у него глаза!

– Фрэйни, не могли бы вы убрать свою руку с… эм, – мужчина замялся, а я перевела недоуменный взгляд вниз и разразилась низким басовитым смехом, чем немало удивила своего сопровождающего. – А я думала, что это нога, – рассмеялась снова и переставила-таки руку с достоинства терпеливого адаптанта на его колено. – Но для вас-таки это должен быть комплимент, адаптант. Красивый-то какой этот дракон!

– Это не дракон, а сфайфер.

– Кто-кто? – я уперлась лбом в стекло, провожая взглядом улетающего небесного красавца и, когда тот окончательно исчез из поля зрения, вернулась на прежнее место.

– Сфайфер. Они охраняют королевский дворец.

– А они умеют разговаривать?

– Нет.

– А колдовать?

– Нет.

– Ну, а сокровища-то у них есть?

– Нет.

– Нет, нет, нет, – передразнила я, еле слышно, ледяного истукана, который невозмутимо смотрел вперед, вглядываясь в очертания дворца. Там, среди облаков, виднелись башни и шпили.

Пока разглядывала дворец, справа от нас снова пролетел дракон.

– Дракон!!! – опять радостно воскликнула я и вновь плюхнулась на колени адаптанта.

В этот раз, чтобы не повторять недоразумение, уперлась ладошками и лбом в стекло, загородив мужчине обзор собственной грудью. А, плевать, ее все равно из-за широкой рубашки не разглядеть, а там, за окном – настоящий дракон! Ну, в этот раз точно дракон! Огромная голова, чешуйчатое тело, глаза с острыми зрачками, как у змеи. Его перламутровые чешуйки сверкали на солнце кристально белым светом.

– И это, фрэйни Савойи, тоже не дракон. Ведите себя прилично, сядьте на место! – и меня одним сильным движением усадили рядом. Никак грудь моя не впечатлила. Тоже мне, ценитель прекрасного! Я обиженно надула губы и вытянула шею, чтобы разглядеть улетающего…

– А кто это тогда, если не дракон? Опять этот ваш сфайфер?

– Нет, это снежный крэган. На них путешествуют снежные лорды – смотрители северных земель Ла Эль Дероси.

– Ну, а драконы-то в столице водятся?

– Дракон есть только у принца. И ему не по душе взбалмошные девицы.

– Кому? Дракону или принцу?

– Обоим, – по-прежнему не глядя на меня, вымолвил истукан и дальше мы путешествовали молча. Но недолго. Вскоре мужчина приказал снижаться, и мы плавно спикировали на большую мощеную площадку для магомобилей. Кроме нашего, здесь стояло еще с десяток самых разных расцветок. От такой роскоши у меня даже глаза на лоб полезли. Прежде мне доводилось видеть лишь лошадей, да несколько раз дорогие кареты графа Иктиона, но такое количество редких артефактов – впервые.

Адаптант хлопнул дверью и, бросив сухое «за мной», двинулся в сторону дворца. Управляющий магомобилем тоже вышел, и я осталась в диковинном артефакте совершенно одна.

– Как же она открывается? – я внимательно осмотрела дверь, гадая, как ее открыть, раз уж никто не удосужился помочь. Дернула рычажок – на меня подул ветер, дернула другой – из двери выехал стакан с водой, нажала кнопочку – опустилось окно. – Забавно, – заметила я, когда стекло опустилось до самого низа.

Увы, ручки для открытия двери так и не нашла, а фигура адаптанта, который даже не обернулся, уже удалялась.

– Эй, подождите меня, – крикнула я, выбираясь из магомобиля через окно.

А разве был другой выход? С попой, конечно, пришлось потрудиться, зато мое кряхтение привлекло-таки внимание провожающего. Он застыл посреди длинного коридора с каменным выражением на прекрасном лице. Лица же снующих неподалеку разодетых в пышные платья дам исказились от непонятных эмоций. То ли удивление, то ли презрение. Но, сдается, надо мной посмеивались.

Вывалившись-таки из окна магомобиля, я подтянула сползшие штаны и подбежала к мужчине.

– А вы знаете, как произвести впечатление на придворных, – ледяным тоном заметил человек-скала. – Толкнуть дверцу не додумались?

– А показать слабо было? – задрав голову, чтобы смотреть собеседнику прямо в глаза, храбро спросила я. – Это, знаете ли, мое первое путешествие магомобилем. Да и толкала я ее в полете. Толку – никакого.

– В полете двери заблокированы для безопасности. Следуйте за мной и не трогайте ничего, чтобы не сломать!

– Да больно надо, – обиженно хмыкнула я и, отскочив от промаршировавших мимо стражников, ухватилась за настенный канделябр. Странно скрипнув, рожок, в который я вцепилась, остался у меня в руке, вместе со свечой. Я побледнела и замерла. Только хотела сунуть куда-нибудь свидетельство своего вандализма, как надо мной навис адаптант.

– Фрэйни Савойи, вы что, издеваетесь?

– Я что ли виновата, что у вас тут все на честном слове крепится? – заявила во всеуслышание, игнорируя смешки проходящих мимо дам, глядящих на меня с откровенным презрением. Надо было все же надеть кепку, за парня бы сошла, внимания б не привлекала…

– Простите?

– Даже у нас в Сенсории уже применяются магические светила! Столица, тоже мне, а на магию денег зажмотили? Сами ведь цены взвинтили. Небось, для себя-то по дешевке производите. Вы сами адаптант, уж для дворца-то могли бы сгенерировать, – раздулась я, пытаясь починить сломанный канделябр.

– Положите на место, – устало потерев переносицу, попросил мужчина.

– Мне бы клей. А! Вы же маг, щелкните пальцами, оно само срастется. Ну же. Я держу, давайте, – полагая, что мужчина так и поступит, я и правда держала канделябр, желая исправить недоразумение.

Не специально же сломала, честное слово, а он смотрел так печально-обреченно, словно я проклятие, свалившееся на его голову. Стало не по себе. Положила витиеватую железяку на лакированный столик и сделала шаг в сторону, виновато склонив голову.

– Я больше так не буду, адаптант Миргас. Ну, постараюсь во всяком случае. Но канделябр ваш, согласитесь, на соплях держался! – я рассмеялась и мужчина, кажется, слегка оттаял. Хотя, по выражению его лица сложно было понять. Да и вся поза его не выражала ничего, кроме вселенского терпения: руки сложены за спиной, невозмутимое спокойствие на лице. Весь такой неприступный, смурной и… с дыркой на отвороте плаща. Я не удержалась и снова рассмеялась. Уголки губ адаптанта дрогнули.

– Ага! – обрадовалась я, пихнув его локтем. – Значит, не изо льда-таки!

– Это что сейчас было? – женщина, затянутая в светло-лиловый атлас, возмущенно вскинула брови. Талия и грудь стиснута корсетом, а от пояса расходится широкая юбка, надетая на кринолин. По бокам раздуты фижмы, а зад платья неприлично приподнят. Седые волосы завиты в тугие кудри и забраны наверх в витиеватую прическу, а на лице… ух. Выражение оскорбленной невинности!

– Чего? – я обернулась, продолжая улыбаться и разглядывать женщину с головы до ног. Чудное создание.

– Эти ужасные звуки из вашей гортани, фрэйни!

– Мой… мой смех что ли? – я ощупала горло на предмет посторонних включений.

– Убрать, – отрезала женщина со священным ужасом на лице. – Это вульгарно и низко. Подобная похабщина категорически недопустима при дворе!

– Вы кто такая, милочка? – я уперла руки в бока. Нашлась тут тоже, хамка!

– Это ваш преподаватель по этикету, фрэйни Савойи. Я настоял, чтобы она встретила вас прямо подле магомобиля. Во избежание… возможных недоразумений. Следуйте всем указаниям фрэйдан и постарайтесь…

– Ничего не сломать. Да, да. Я помню.

– Вы, должно быть, шутите над моей старостью, адаптант Миргас? Я не смогу сделать вот из «этого» прекрасного лебедя! При всем желании!

– Увы, метки раздаю не я, фрэйдан. И о ваших способностях наслышана вся Суэлия, так что, постарайтесь сделать все, чтобы избежать, – продолжение фразы утонуло в его тяжелом вздохе и не менее тяжелом взгляде на меня. – Всего доброго.

Я печально глядела вслед адаптанту, вновь перевела взгляд на сурово сдвинувшую брови женщину и вернулась к прерванному разговору.

– Так это вы меня похабщиной назвали? Если я не знаю вашу етикету, значит, меня можно оскорблять?

– Этикет, – сморщив носик и чудом удержавшись, чтобы не закатить глаза, поправила она.

– Да какая разница! Если я так смеюсь, что я – человек теперь плохой?

– Это не смех, это больше похоже на лай больной собаки.

– Чего вы сказали? – я закатила рукава, приготовившись дать нахалке в бубен, но вовремя спохватилась – передо мной, можно сказать, старушка, а таких не бьют. Я хоть и без образования, но слово «честь» для меня не пустой звук. Никому не позволю обижать себя или близких, но и сама не стану обижать тех, кто не может защититься.

– Вы воровка!

Стиснула зубы от обиды. Да как она – выращенная на парном молоке – может осуждать меня? Я многое могу стерпеть, но незаслуженную обиду – никогда.

– Вам ли судить меня? Вам, выращенной на всем готовом. Живущей во дворце, в окружении роскоши. У вас есть все: еда, одежда, крыша над головой… Думаете, я хочу воровать? Думаете, ради удовольствия это делала?

– Приличная леди никогда не опустится до подобной низости! – парировала женщина.

– Она лучше с голоду сдохнет, да? – возмутилась я.

– И кого же вы вините в собственном поведении, позвольте полюбопытствовать?

– Вывод один. Его высочество даст ир Дюпри издает такие законы, чтобы людям не оставалось ничего иного, кроме как воровать, чтобы выжить. И за это – желание жить – он наказывает их отрубанием головы! – наконец высказала все, что думаю об этом недалеком выскочке, издевающемся над собственным народом.

– Любопытная теория, – донеслось из-за спины спокойное и даже чуть ироничное замечание. Внутри похолодело.

Округлив глаза, громогласно прошептала:

– Это что, он самый?

Судя по возмущенно-перепуганному лицу преподавательницы – не прогадала. Женщина сделалась еще бледнее, чем была до этого.

– Он самый, – подтвердил его высочество, степенно дожидаясь, пока я соизволю обернуться.

Обернулась. Реверансов делать не умела, потому поклонилась по-мужски, к сущему ужасу преподавательницы и изумлению его высочества. К тому же, мужской поклон смотрелся куда более уместным, учитывая, в каком наряде я была доставлена во дворец.

Под взглядом принца, с любопытством меня разглядывающего, как интересного зверька, мне стало не по себе. Я одернула рубашку, один край которой застрял в штанине и постаралась смахнуть пятно с брюк. Увы, оно красовалось там уже давно и не смахивалось.

– Любопытно, – закончив ревизию, вымолвил принц.

Я отважилась поднять глаза и не удержалась от смеха. Того самого, который как лай больной собаки и так пугает преподавателя по этикету.

– Вы на тренировку собрались? – я ткнула пальцем на лосины удивленного принца и повернулась к преподавательнице. Еще немного и ей точно понадобится… как это… нюхательная соль! – У него пипка выпирает, а вы говорите, что это я вульгарная!

Очередную порцию смеха сопроводил гулкий звук удара за моей спиной. Я снова обернулась. Преподаватель-таки упала в обморок. Я поспешила ей помочь, но принц остановил:

– Оставьте. Ей помогут слуги.

И правда. Тут же подскочили слуги, до этого стоявшие каменными изваяниями возле дверей, и усадили женщину на велюровый диванчик с позолоченной оторочкой, подсунув под нос баночку, видимо, с той самой солью.

– Это классический костюм придворного, фрэйни Савойи!

– А почему адаптант Миргас лосин не носит?

– Он – особенный, – в плутоватых глазах принца играли смешинки, которые мне не понравились.

– Вы смеетесь надо мной, ваше высочество? Над своей подданной! А ведь я – прямой результат вашего правления. Нравится?

– Фрэйни Савойи! – взвизгнула женщина, которая едва пришла в себя.

– Довольно фрэйдан Амандрин. Вы свободны. Мы с фрэйни немного прогуляемся по дворцу и побеседуем. Не возражаете? – учтиво поинтересовался мужчина, склонив голову на бок.

– Я не стану перед вами заискивать и лебезить. Меня в любой момент ждет отрубание головы и это ничуть не пугает. Прежняя жизнь страшит куда больше, чем встреча с богиней Де’кри.

– Она взяла вас под свое крыло, – улыбнулся его высочество, подставляя мне локоть. – Значит, казнь вам не грозит. Во всяком случае, до конца отбора.

– Очень вдохновляюще, – не удержалась от замечания, отряхивая рукав. Решив, что он достаточно чистый, чтобы соприкоснуться с бархатом камзола его высочества, неуверенно положила ладошку и смущенно глянула на мужчину.

А красив, чертяга! Белоснежные локоны до плеч идеально уложены, глаза голубого цвета, как воды чистейшего озера Семи кристаллов, где я всегда мечтала побывать. Но черты лица, на мой взгляд, слишком идеальные для правителя. Мягкие, плавные, даже слащавые. Типичный ловелас и покоритель женских сердец. Ему бы править собственным гаремом, а не страной. Как показала жизнь после смерти рея – его отца, правитель из Кирана даст ир Дюпри как из меня фрейлина рейны. Так себе правитель, в общем.

– Расскажите мне о предмете вашей беседы с фрэйдан Амандрин.

– А что рассказывать? Вы, ваше высочество, делаете из людей воров, чтобы казнить их.

– Вот как? – мужчина в изумлении вскинул брови и осадил рванувшихся в мою сторону стражников, неотступно следовавших за нами. – Господа, если понадобится ваша помощь, я обращусь. И зачем, позвольте узнать, мне это нужно?

– Не думаю, что вы понимаете, что делаете, – без задней мысли ляпнула я.

– Выходит, принц, по вашему мнению, глуп? Или вовсе дурак? – мужчина рассмеялся и двинулся в сторону выхода из дворца. Пока он открыл для меня двери – лихорадочно соображала, как бы выкрутиться из ситуации. Но решила, что не стану выкручиваться. Я не я, если буду врать и лебезить. Скажу все, как есть. Если принц на самом деле не глуп, он сделает выводы, которые могут изменить жизнь тысяч подданных.

– Выходит, что так, – заключила я, но тут же поправилась. – Если делает это сознательно.

Мы вышли в сад, утопающий в огромном количестве цветов. У меня даже дух захватило. Подобной красоты я прежде и не видела. Здесь было все: и орхидеи, и олеандры, и магнолии, и экзотическая юкка, и дурашливая повилика, цепляющаяся за прутья белоснежной беседки, и простодушная ромашка, и благородные пионы, томно склонившие свои пышные головки к мраморной лавочке, и царственные георгины, едва касающиеся листвой искрящейся на солнце воды в фонтанчике. Удивляло, что цветы, которым положено распускаться в разное время года, цвели одновременно, даря воздуху головокружительно сладкий аромат очарования и восторга. Вокруг порхали пестрые переливающиеся на солнце бабочки, дивные птицы, которых я прежде никогда не слышала, дарили удивительнейшую нежную музыку нашим ушам.

Раскрыв от восторга рот, я глядела по сторонам, физически ощущая, как глаза блестят, словно два крупных драгоценных камня.

– Обалдеть! – закинув голову, любовалась красотой и, не удержавшись, завизжала от восторга. – Красотищща-то какая, ваше высочество!

Я кружилась между цветов, то нюхая некоторые из них, то осторожно проводя пальчиком по удивительным пестрым лепесткам.

– Неужели вы прежде не бывали в садах?

– Бывала, – едва не задыхаясь от восторга, я улыбалась, словно ребенок, который получил на рождество запеченного целиком окорока. – Но такого… такого…

Слов не хватало, потому я широким жестом показала на красоту вокруг и засмеялась тем самым собачьим смехом. Слова преподавательницы по этикету всплыли незамедлительно и, прикрыв рот ладошкой, я вмиг стала серьезной. Отчего-то сейчас, рядом с принцем – спокойным и величественно задумчивым, в таком красивом месте хотелось стать лучше. И мой смех, непринужденный, дикий и открытый казался неуместным.

– В чем дело?

– Мой смех. Неподобающий при дворе, – процитировала фрэйдан Амандрин.

– У вас замечательный смех, – возразил принц, с загадочной полуулыбкой разглядывая меня.

Никак не могла его раскусить. Внешне – спокоен. Но там, внутри, за мерцанием прозрачно-голубых глаз скрыта какая-то тайна. Словно за этим спокойствием живет такой же как я озорной малец, сдерживаемый лишь необходимостью вести себя, согласно этому дурацкому этикету. Неужели и я должна стать такой же? Заглушить свою глупую жизнерадостность и превратиться в статую?

Смутившись столь откровенного разглядывания, потянулась за красивым цветком.

– Можно? На память…

– Не стоит, – резко ответил принц.

– Жмот! – едва слышно произнесла я, закатив глаза.

Но его высочество услышал и прокомментировал:

– Не в этом дело. Цветок ядовит. Оставляет ожоги на пальцах, вот такие волдыри. Страшно чешется потом.

– Говорите так, словно имели дело прежде.

Загадочно пожав плечами, мужчина улыбнулся. Ага. Все ясно. Видать для зазнобы какой букетик собирал.

– Для вас я бы выбрал вот этот цветок, – он сорвал стебелек горечавки и протянул мне.

Растерянно хлопая глазами, приняла нежно-голубой цветок с крупными колокольчиками и глупо улыбалась. Кажется, начала поддаваться очарованию принца.

– Он невзрачен и прост на первый взгляд, но при ближайшем рассмотрении открывается удивительная картина. Уверен, вы еще всех сразите на этом отборе.

– Ага, наповал, – не удержалась я и вновь рассмеялась. По-своему, на этот раз совершенно не стесняясь. Губы принца тоже тронула улыбка и в хорошем расположении духа мы дошли до беседки.

Принц не пустил охрану внутрь, решив остаться со мной наедине. Помог устроиться за столиком, щедро накрытым легкими закусками и фруктами. От такого обилия еды я разве что слюной не подавилась. Едва удержалась, чтобы не наброситься на фрукты, которых не ела, кажется, уже лет десять. Бросая жадные взгляды то на принца, то на яства, я, наконец, получила приглашение к столу.

– А что это? – указала на порезанный кусочками желтый фрукт. Пах земляникой со смесью цитруса.

– Ананас, – удивленно заметил принц. – Разве вы никогда не ели?

– Да я даже не видывала таких. А это?

– Манго. Персики. Финики. Выбирайте, что нравится…

Я, не стесняясь, навалила на тарелку разных фруктов и принялась есть прямо руками. По щекам стекал пряный сок, а губы слегка жгло.

– Какой интересный вкус, – улыбаясь во весь рот и вытирая сок рукавом, заметила я.

– Вы еще научитесь всему, фрэйни, но, возможно, вам удобнее будет воспользоваться салфеткой.

Жгучий стыд залил щеки. Я вела себя так, словно находилась в монастыре, с парнями, где можно не думать об этикетах, быть собой, есть как удобно и прямо руками.

– Извините, – смутилась, отодвинув угощения.

– Вам не за что извиняться. В вашем кругу не учат этикету, – расправляя салфетку и заправляя за воротник, пояснил принц. Я последовала его примеру и вновь получила насмешливое замечание:

– Дамы предпочитают класть салфетку на колени, чтобы уберечь платье.

Выдернула салфетку и положила на брюки:

– Да, я не образованная, – гордо вскинула голову. – Зато честная.

– И воровали тоже честно, – заметил принц, поглаживая губы указательным пальцем и загадочно меня разглядывая. Ну, нахал. И он туда же? – Не пробовали устроиться на работу?

– Знаете что, – едва подавила желание плеснуть нахалу в лицо соком и гордо удалиться, но сдержалась. Будет лучше придерживаться первоначального плана. Он вроде не такой уж плохой человек. Заносчивый, но не плохой… – Я работаю… работала на трех работах. До обеда – грузчиком на рынке, до вечера – мыла горшки в детском саду и посуду, а ночью – мыла полы в городской больнице. Мой доход со всех работ за месяц – пять золотых.

Про заработок на нелегальных уличных боях сообщать поостереглась. Но, даже вместе с ним выходило не больше шести.

– Пять золотых? – удивился принц. – И, позвольте узнать, почему вы работали грузчиком? Женщинам запрещено заниматься тяжелым физическим трудом.

– А вы видите во мне женщину? – мало кому удавалось отличить меня от парня. Принц задумался. – К тому же, за тяжелую работу больше платят. Ненамного, но все же.

– С другой стороны, двести медяков… И сколько это получается в перерасчете на хлеб?

– Увы, я не владею арифметикой в должной степени. Но его высочество, должно быть, не знает, что хлеб стоит пять медяков.

– Сорок буханок хлеба, – отправляя в рот виноградину, задумался он. – Достаточно, чтобы прокормиться.

– И как давно наш принц питался одним лишь хлебом? – возмутилась я. Беру свои мысли обратно – он полный идиот. Мужчина замолчал и внимательно слушал. – Вы знаете, что от такого питания через месяц начинается истощение? Худоба в теле, а живот – распухает. Вот такой становится. Вы видели детей с такими животами?

– Да. Советник говорит, они такие от ворованной еды становятся.

– Я бы этому вашему советнику яйца… – осознав, что и кому хотела сказать, исправилась, – яйца бы одни на завтрак подавала! Детям приходится есть суп из лебеды, салат из крапивы, питаться почками деревьев и дикой редькой! Матушка настоятельница говорила, что у них в животике скапливаются газы из-за гниющей зелени и от этого они в итоге умирают. А не от ворованной пищи, как выражаются ваши зажравшиеся прислужники! Сорок булок хлеба приведут к тому же исходу! Молоко стоит девять медяков, рыбьи или куриные обрези – по десять. А кроме еды нужна одежда, медикаменты, мыло, хозяйственные средства… пять золотых – это издевательство, ваше высочество. И не остается ничего иного, кроме как воровать. Амбары графа Иктиона завалены едой. Она гниет. Ее растаскивают крысы в то время как дети в приюте умирают от голода. Я не говорю о себе, не жалуюсь. Привыкла, что на рынке можно добыть гнилых яблок и почти свежей куриной обрези, но дети… и это – ваша вина!

– Моя?

– А чья же? Вы устанавливаете все эти законы, которые заставляют людей умирать с голоду и воровать. И, знаете что? Не хочу я этих ваших сононасов и репсиков. Мне все это не надо. В то время, как мои друзья умирают с голоду, я не могу здесь предаваться радостям жизни. Я хочу уйти. Сейчас!

– Хорошо. Моя стража вас проводит, – задумчиво произнес принц, провожая меня взглядом.

На выходе остановилась и обернулась:

– Знаете, почему говорят, что у бедняков говно не пахнет?

Глаза принца округлились.

– Подумайте об этом на досуге. Может, появятся умные мысли на этот счет. Всего вам хорошего, с вашими репсиками и манками, – я кивнула в сторону фруктов, сглотнув слюну. Да, есть хотелось жутко, но гордость и самоуважение куда важнее набитого желудка.

Внутри все кипело от негодования. Идиот! Делает вид, будто ему все это неизвестно. Будто люди виноваты в том, какие в стране законы, налоги и цены на продукты!

– Да как можно этого не знать? Не на другой же планете он живет, выезжает из дворца, видит все. Что, раз лосины нацепил, так и мужиком быть перестал? – бурчала я себе под нос, пока стража меня куда-то вела. Точнее сказать – конвоировала. Меня обступили с четырех сторон, чтобы, упаси богиня, я чего не сломала или кому не нагрубила. Сдается мне, кто-то подсуетился на этот счет. Уж не адаптант ли Миргас?

– Я весь такой таинственный, молчаливый и обаятельный, от меня исходят волны уверенности и силы, я терпелив. Но не настолько, чтобы терпеть в стенах дворца взбалмошную особу. Лучше втихую передам страже, чтобы следили за шаловливыми ручонками. Да я в жизни ничего не сломала! Ну, кроме этого старого канделябра, который и до меня-то неважно выглядел. Можно сказать, я спасла жизнь какой-нибудь рахитичной девице! Того гляди, свалился бы на ее светлую и нежную головушку! – оправдывалась перед самой собой.

Наконец, мой путь был завершен и передо мной открыли двери.

– Ага, боитесь, что ручку отломлю, да? – съязвила я, но каменные выражения лиц охранников даже не дрогнули. Складывалось ощущение, что мужчины вообще глуховаты. На самом деле мне стало обидно. Это же очевидно – я не вписываюсь ни в местное общество, ни в местный интерьер. Как лошадь, которую завели в прекрасную гостиную титулованной фрэйни. Это как сад принца: вокруг красивые цветочки, но коснись – и оставят волдыри и ожоги на пальцах.

Но, если я росла и воспитывалась по другим правилам, не научилась высмеивать других лишь потому, что они не такие, как я, это не значит, что местное общество лучше и может демонстрировать свое превосходство. Ничего. Я им еще всем нос утру и покажу, кто такая Долорес Савойи!