Мировая художественная культура: Античный мир. Древние славяне

На Делосе во время празднеств Аполлона юноши пляшут «журавлиную пляску» вокруг алтаря, целиком сложенного из левых рогов жертвенных животных. Они движутся вереницей, делающей причудливые изгибы. Эту пляску учредил Тесей, возвращаясь с Крита, и ее повороты – это изгибы Лабиринта, по которому он шел со спутниками навстречу Минотавру.

Корабль, на котором Тесей плавал на Крит, хранился на афинском Акрополе. Когда какая- нибудь доска сгнивала, ее заменяли новой: под конец в корабле не осталось ни одного первоначального куска. Философы показывали на него и говорили: «Вот образец диалектического противоречия: это и тот корабль, и не тот корабль».

Там же на Акрополе показывали и еще более древние достопримечательности. Когда-то за покровительство Аттике спорили Посейдон и Афина. Посейдон ударил трезубцем, и из земли забил источник соленой воды; Афина ударила копьем, и из земли выросло оливковое дерево; боги решили, что дар Афины полезнее, и присудили ей победу. Этот колодец с соленой водой показывали в храме Эрехтея, а эту оливу – в храме Афины-Градодержицы.

Точно известна была не только первая в мире олива, но и вторая: она росла невдалеке от Афин в священной роще Академа, где учил философ Платон. Только два дерева на свете были старше этих двух: священная ива Геры на Самосе и священный дуб Зевса в Додоне. А следующими по старшинству после двух олив были лавр Аполлона на острове Спросе и тополь, посаженный в Аркадии царем Менелаем перед походом на Трою. Им поклонялись и приносили жертвы.

В пелопоннесском городе Лепрее ничего особенного не показывали. Зато сам город носил имя царя Лепрея, соперника Геракла. Лепрей вызвал Геракла на спор, кто больше съест, и остался победителем в этом нелегком состязании. Тогда, возрадовавшись, он вызвал Геракла на спор, кто кого поборет, и из этого спора уже живым не вышел. Не знаю, есть ли здесь чем гордиться, но лепрейцы гордились.

Такие местные предания рассказывались повсюду. Сказка отошла в прошлое, но следы ее оберегались и чтились. Часто эти рассказы противоречили друг другу, но никто этим не смущался. На Крите рассказывали, что Минос, сын Зевса, был мудрый и справедливый царь, давший людям первые законы; в Афинах рассказывали, что Минос был жестокий угнетатель, бравший с Афин дань живыми людьми в жертву чудовищу Минотавру. Греки помнили рассказы критян, но охотнее пересказывали рассказы афинян: они были интереснее. «Вот как опасно враждовать с городом, где есть хорошие поэты и ораторы!» – замечает по этому поводу писатель Плутарх.

Эти предания служили даже доводами в политических спорах. Между Афинами и Мегарой лежал остров Саламин (впоследствии знаменитый); оба города долго воевали за него друг с другом, а потом, изнемогши, решили отдать свой спор на третейский суд Спарте. Выдвинули доводы. Мегаряне сказали: «В Афинах жрица Афины-Градодержицы не имеет права есть афинский сыр, а саламинский сыр ест; стало быть, Саламин – земля не афинская». Афиняне возразили: «В Мегаре покойников хоронят головой на восток, в Афинах – на запад, на Саламине – как в Афинах; стало быть, Саламин – земля афинская». Этот довод показался спартанцам более веским: Саламин остался за Афинами.

Поэтому неудивительно, что, когда античный человек действительно сталкивался с диковинкой природы, он прежде всего объяснял ее каким-нибудь мифологическим воспоминанием, так что нам даже трудно понять, что же это было на самом деле. Вы думаете, что козлоногие сатиры перевелись, когда бог Дионис перестал показываться людям? Нет. Последнего сатира поймали римские солдаты, когда их полководец Сулла, трезвый, жестокий и ни в каких сатиров не веривший, воевал в Греции с царем Митридатом Понтийским. Сатира связали, притащили в лагерь и стали допрашивать через переводчиков на всех языках, но он, большой, лохматый и грязный, только испуганно озирался и жалобно блеял по-козлиному. Сулле стало страшно, и он приказал отпустить сатира. И все это было лет через пятьсот после тех времен, о которых мы рассказываем, когда сказка, казалось бы, давно уже отошла в прошлое.

Сказку начинают оспаривать

Сказка сказке рознь. Одни сказки рассказывают и верят, что так оно и было; это – мифы. Другие – рассказывают и знают, что все это придумано, а на самом деле такого не бывает; это – сказка в полном смысле слова. Мифы могут превращаться в сказки: какая-нибудь баба-яга для совсем маленького ребенка – миф, а для ребенка постарше – сказка. Рассказ о том, как Геракл вывел из преисподней трехголового пса Кербера, для греков времен Гомера был мифом, для нас это сказка. Когда произошла эта перемена? Для кого как. Люди темные до конца античности, да и много позже, верили и в Кербера, и в еще более сказочных чудовищ. Люди вдумчивые начинали оставлять эту веру как раз в пору, до которой дошел наш рассказ.

В самом деле. С виду мы представляем себе богов как людей, только лучше; стало быть, и нрав и поступки у богов должны быть как у людей, только лучше. Между тем в мифах боги ведут себя так, как не позволил бы себе ни один человек. Кронос, отец богов, пожирал своих детей; Аполлон и Артемида за гордость Ниобы перебили всех ее сыновей и дочерей; Афродита изменяла своему мужу, хромому Гефесту, с воинственным Аресом; Гермес, едва родившись, украл коров у Аполлона, и так далее, без конца. Можно ли все это понимать буквально? Очевидно, нет. Понимать это нужно иносказательно.

Иносказания могут быть двоякого рода. Можно сказать: Зевс – это молния, Гера – небо; если в «Илиаде» сказано, что Зевс бил Геру, это значит, что была гроза и молнии полосовали небо. Или можно сказать: Геракл – это разум, дикие чудовища – это страсти; подвигами своими Геракл учит нас властвовать нашими страстями.

До таких сложных выдумок пока еще было далеко. Но что привычные гомеровские сказания нужно воспринимать не как миф, а как наивную сказку и что представлять себе богов толпой бессмертных исполинов, у которых все, как у людей, уже всерьез нельзя – это многим становилось понятно. И уже ходил по Греции поэт-философ Ксенофан, дразня слушателей вызывающе смелыми стихами:

Все Гесиод и Гомер на богов возвели понапрасну,Что меж людьми позорным слывет                                                 и клеймится хулою —Красть, и жен отбивать, и друг друга                                                    обманывать хитро…

И еще:

Для эфиопа все боги, как сам он, черны и курносы,А для фракийца они, как он сам, синеоки и русы…Если бы руки имели быки, или львы, или кони,То и они бы придали богам свой собственный облик:Бык быку, конь коню написал бы подобного бога…

И слушатели восклицали: «Он прав! Лучше вообще не верить в богов, чем верить в таких, как у Гомера: меньше грешит неверующий, чем суеверный. Что бы ты предпочел: чтобы о тебе говорили: “Такого человека нет” или “Такой человек есть, но он зол, коварен, драчлив и глуп”? Уж, пожалуй, лучше первое!»

Если мифы о богах усложнялись в толкованиях, то мифы о героях упрощались. Собственно, начал это еще Гомер. Каждый знает выражение «ахиллесова пята», которое значит «слабое место»: богиня – мать Ахилла – омыла его младенцем в волшебной воде, и он стал неуязвим повсюду, кроме пятки, за которую она его держала. Но если перечитать «Илиаду», то ни единого упоминания об ахиллесовой пяте там нет: Ахиллу защита – не волшебство, а его смелость и ратное искусство. Вот таким же образом стали перетолковывать слишком неправдоподобные места и в других мифах. Дедал с Икаром сделали себе крылья и улетели по воздуху от царя Миноса? Нет, это значит: Дедал изобрел первые паруса, и непривычным к этому людям они показались крыльями. Ревнивая Медея подарила невесте Ясона плащ, намазанный волшебным зельем, и та в нем сгорела? Медея была с Кавказа, на Кавказе из земли бьет горючая нефть, ею-то и был намазан плащ, а когда невеста подошла в нем к зажженному алтарю, он воспламенился. На Крите был Лабиринт, куда заключали пленников на съедение Минотавру? Просто это была очень большая тюрьма под таким названием. Ниоба, оплакивающая своих детей, обратилась в камень? Просто она умерла, и над могилой ее поставили каменную статую. Таких объяснений набралась впоследствии целая книга – по правде сказать, довольно-таки скучная.

Всерьез ли относились греки к таким прозаическим толкованиям? Вряд ли. Просто они понимали, что если сказочно-поэтическое объяснение и разумно-практическое объяснение поставить рядом, то от этого и поэзия и разум станут каждый по-своему выразительнее.

Г.Р. Державин. Рождение Красоты

Сотворя Зевес вселенну,Звал богов всех на обед.Вкруг нектара чашу пеннуРазносил им Ганимед;Мед, амброзия блисталаВ их устах, по лицам огнь,Благовоний мгла летала,И Олимп был света полн;Раздавались песен хоры,И звучал весельем пир;Но внезапно как-то взорыОпустил Зевес на мирИ, увидя царствы, грады,Что погибли от боев,Что богини мещут взглядыНа беднейших пастухов,Распалился столько гневом,Что, курчавой головойПокачав, шатнул всем небом,Адом, морем и землей.Вмиг сокрылся блеск лазуря:Тьма с бровей, огонь с очес,Вихорь с риз его, и буряВосшумела от небес;Разразились всюду громы,Мрак во пламени горел,Яры волны – будто холмы,Понт стремился и ревел;В растворенны бездн утробыТартар искры извергал;В тучи Феб, как в черны гробы,Погруженный трепетал;И средь страшной сей тревогиКоль еще бы грянул гром, —Мир, Олимп, богов чертогиПовернулись бы вверх дном.Но Зевес вдруг умилился:Стало, знать, красавиц жаль;А как с ними не смирился,Новую тотчас создал:Ввил в власы пески златые,Пламя – в щеки и уста,Небо – в очи голубые,Пену – в грудь, – и КрасотаВмиг из волн морских родилась.А взглянула лишь она,Тотчас буря укротиласьИ настала тишина.Сизы, юные дельфины,Облелея табуном,На свои ее взяв спины,Мчали по пучине волн.Белы голуби станицей,Где откуда ни взялись,Под жемчужной колесницейС ней на воздух поднялись;И, летя под облаками,Вознесли на звездный холм:Зевс объял ее лучамиС улыбнувшимся лицом.Боги молча удивлялись,На Красу разинув рот,И согласно в том признались:Мир и брани – от красот.

I.2. Бог-громовержец Зевс (Юпитер)[3]

Квинт Гораций Флакк. Отречение

Пока, безумной мудрости преданный,Я нерадивым богопоклонникомБеспечно жил, я заблуждался.Ныне ладью повернул и правлюК теченьям давним. Тучегонитель-бог,Сверканьем молний тьму рассекающий,Вдруг прогремел на колесницеПо небу ясному четвернею:И твердь от грома, реки-скиталицы,И Стикс, и недра Тартаром страшногоТенара, и предел АтлантаПотрясены. Переменчив жребий:Возвысить властен бог из ничтожестваИ гордых славой ввергнуть в бесславие.Смеясь, сорвет венец ФортунаИ, улыбаясь, им увенчает[4].

Н.А. Кун. Зевс

Рождение Зевса

Уран – Небо – воцарился в мире. Он взял себе в жены благодатную Землю. Шесть сыновей и шесть дочерей – могучих, грозных титанов – было у Урана и Геи. <…> Кроме титанов, породила могучая Земля трех великанов – циклопов с одним глазом во лбу – и трех громадных, как горы, пятидесятиголовых великанов – сторуких <…> Против их ужасной силы ничто не может устоять, их стихийная сила не знает предела.

Возненавидел Уран своих детей-великанов, в недра богини Земли заключил он их в глубоком мраке и не позволил им выходить на свет. Страдала мать их Земля. Ее давило это страшное бремя, заключенное в ее недрах. Вызвала она детей своих, титанов, и убеждала их восстать против отца Урана, но они боялись поднять руки на отца. Только младший из них, коварный Крон, хитростью низверг своего отца и отнял у него власть. <…>

Крон не был уверен, что власть навсегда останется в его руках. Он боялся, что и против него восстанут дети и обретут его на ту же участь, на какую обрек он своего отца Урана. Он боялся своих детей. И повелел Крон жене своей Рее приносить ему рождавшихся детей и безжалостно проглатывал их. В ужас приходила Рея, видя судьбу детей своих. Уже пятерых проглотил Крон: Гестию[5], Деметру[6], Геру, Аида и Посейдона[7].

Рея не хотела потерять и последнего своего ребенка. <…> Рея скрыла своего сына от жестокого отца, а ему дала проглотить вместо сына длинный камень, завернутый в пеленки. Крон не подозревал, что он был обманут своей женой. <…>

Зевс свергает Крона. Борьба богов-олимпийцев с титанами

Вырос и возмужал прекрасный и могучий бог Зевс. Он восстал против своего отца и заставил его вернуть опять на свет поглощенных им детей. Одного за другим изверг из уст Крон своих детей-богов, прекрасных и светлых. Они начали борьбу с Кроном и титанами за власть над миром.

Ужасна и упорна была эта борьба. Дети Крона утвердились на высоком Олимпе. На их сторону стали и некоторые из титанов <…> Опасна была эта борьба для богов-олимпийцев. Могучи и грозны были их противники титаны. <…> Зевс метал одну за другой пламенные молнии и оглушительно рокочущие громы. Огонь охватил всю землю, моря кипели, дым и смрад заволокли все густой пеленой.

Наконец могучие титаны дрогнули. Их сила была сломлена, они были побеждены. Олимпийцы сковали их и низвергли в мрачный Тартар, в вековечную тьму.

Г. Гейне. Боги Греции

Пышноцветущая луна! В твоем сияньиТекучим золотом сверкает море.Как ясность дня, заколдованно-помраченная,Пролился твой свет над прибрежным простором.А в беззвездном голубоватом небеПроплывают белые облака,Как богов изваянья гигантскиеИз сверкающего мрамора.Нет, не поверю вовек: это не облака! —Это сами боги, боги Эллады,Что некогда радостно правили миром,А ныне из царства забвенья и смертиЯвились, как призраки непомерные,В небе полночном.В ослеплении странном гляжу изумленныйНа реющий Пантеон:Торжественно-немы в движении грозномИсполинские образы.Вот этот – сам Кронион, властитель неба.Кудри его белоснежны,Прославленные, Олимп сотрясавшие кудри.Он потухшую молнию держит в руке,На лице его – горечь и горе,Но и гордость былая почила на нем.То добрые были, о Зевс, времена,Когда упоительно ты наслаждалсяНимфы и отрока лаской и жертвой обильной.Но и боги не вечно правят вселенной:Юные боги старых свергают,Как некогда сверг ты седого отцаИ родичей – мощных титанов,Отцеубийца Юпитер!И тебя узнал я, гордая Гера!Ревнивой тоске твоей наперекор,Другая владеет скипетром мира,И ты уже давно не царица небес.Широко раскрытые очи померкли,И силы не стало в лилейных руках,И месть твоя вовек не настигнетНи девы, бога зачавшей,Ни чудотворящего божьего сына.И тебя узнал я, Афина-Паллада!Как случилось, что щит твой и мудрость твояОтвратить не сумели погибель великих?И тебя я узнал, и тебя, Афродита,Встарь золотая, теперь серебристая!Пусть дивный твой пояс тобой не утерян,Но тайно страшусь я твоей красоты,И, если бы ты осчастливить меняЗахотела, как древних героев,Прекрасной плотью, столь щедрой на ласки,Я умер бы тотчас от страха:Богинею мертвых явилась ты мне,Сладострастная Венус!С любовью не смотрит уже на тебяСтрах наводящий Арей.Юноша Феб-АполлонПечален. Молчит его лира,Что так радостно пела в час пиршеств богов.Еще печальней Гефест —И недаром: вовек, хромоногий,Не сменит он Геру на трапезе шумной,И в чаши вовек не нальет хлопотливоОн дивный нектар. Давно уже смолкНеумолчный когда-то смех небожителей.Никогда не любил я вас, боги Эллады:Ненавистны мне были древние греки,Да и римляне тоже не по сердцу были.И все ж сожаленье святоеИ острая жалость – пронзили мне сердце,Когда я увидел вас в вышине,Забытые, мертвые боги,Вас, тени, кочевники ночи,Туман легковесный, развеваемый ветром.И стоит мне вспомнить, как робки и лживыТе боги, которые вас победили,Ныне царящие унылые новые боги,Вредоносные в шкуре смиренья овечьей, —О, тогда, весь во власти мрачного гнева,Я готов разрушать все новые храмыИ за вас бороться, старые боги,За вас и ваши добрые нравы,Божественно благоуханные.И перед вашими алтарями,Что вновь устремились бы ввысь,Окутавшись жертвенным дымом,Я сам преклонил бы колена,Простирая молитвенно руки, —Затем, что – пусть, древние боги,Вы всегда, участвуя в битвах людей,Примыкали к партии победителей —Великодушнее вас человек,И в бою небожителей я склоняюсьК партии побежденных богов.Так я закончил. И на глазах у меняПокраснели бледные лики,Сотканные из облаков,И, как умирающие, в раздумии скорбном,Взглянули они на меня – и пропали.И сразу скрылась луна,Затянута пологом тучи темнеющей.Вздыбилось пенное море,И выступили победно на небеВечные звезды[8].

I.3. Окружение Зевса

Гера (Юнона) – жена и сестра Зевса

Н.А. Кун. Гера[9]

Великая богиня Гера, жена эгидодержавного Зевса, покровительствует браку и охраняет святость и нерушимость брачных союзов. Она посылает супругам многочисленное потомство и благословляет мать во время рождения ребенка.

Великую богиню Геру, после того как ее и ее братьев и сестер изверг из своих уст побежденный Зевсом Крон, мать ее Рея отнесла на край земли к седому Океану; там воспитала Геру Фетида. Гера долго жила вдали от Олимпа, в тиши и покое. Великий громовержец Зевс увидал ее, полюбил и похитил у Фетиды. Боги пышно справили свадьбу Зевса и Геры. Ирида и хариты облекли Геру в роскошные одежды, и она сияла своей юной, величественной красотой среди сонма богов Олимпа, сидя на золотом троне рядом с великим царем богов и людей Зевсом. Все боги подносили дары повелительнице Гере, а богиня Земля-Гея вырастила из недр своих в дар Гере дивную яблоню с золотыми плодами. Все в природе славило царицу Геру и царя Зевса.

Гера царит на высоком Олимпе. Повелевает она, как и муж ее Зевс, громами и молниями, по слову ее покрывают темные дождевые тучи небо, мановением руки подымает она грозные бури.

Прекрасна великая Гера, волоокая, лилейнорукая, из-под венца ее ниспадают волной дивные кудри, властью и спокойным величием горят ее очи. Боги чтут Геру, чтит ее и муж, тучегонитель Зевс, и часто советуется с ней. Но нередки и ссоры между Зевсом и Герой. Часто возражает Гера Зевсу и спорит с ним на советах богов. Тогда гневается громовержец и грозит своей жене наказаниями. Умолкает тогда Гера и сдерживает гнев. Она помнит, как подверг ее Зевс бичеванию, как сковал золотыми цепями и повесил между землей и небом, привязав к ее ногам две тяжелые наковальни.

Могущественна Гера, нет богини, равной ей по власти. Величественная, в длинной роскошной одежде, сотканной самой Афиной, в колеснице, запряженной двумя бессмертными конями, съезжает она с Олимпа. Вся из серебра колесница, из чистого золота колеса, а спицы их сверкают медью. Благоухание разливается по земле там, где проезжает Гера. Все живое склоняется пред ней, великой царицей Олимпа.

Ио

Часто терпит обиды Гера от мужа своего Зевса. Так было, когда Зевс полюбил прекрасную Ио и, чтобы скрыть ее от жены своей Геры, превратил Ио в корову. Но этим громовержец не спас Ио. Гера увидела белоснежную корову Ио и потребовала у Зевса, чтобы он подарил ее ей. Зевс не мог отказать в этом Гере. Гера же, завладев Ио, отдала ее под охрану стоокому Аргусу. Страдала несчастная Ио, никому не могла она поведать о своих страданиях; обращенная в корову, она была лишена дара речи. Не знающий сна Аргус стерег Ио, не могла она скрыться от него. Зевс видел ее страдания. Призвав своего сына Гермеса, он велел ему похитить Ио. Быстро примчался Гермес на вершину той горы, где стерег стоокий страж Ио. Он усыпил своими речами Аргуса. Лишь только сомкнулись его сто очей, как выхватил Гермес свой изогнутый меч и одним ударом отрубил Аргусу голову. Ио была освобождена. Но и этим Зевс не спас Ио от гнева Геры. Она послала чудовищного овода. Своим жалом овод гнал из страны в страну обезумевшую от мучений несчастную страдалицу Ио. Нигде не находила она себе покоя. В бешеном беге неслась она все дальше и дальше, а овод летел за ней, поминутно вонзая в тело ее свое жало; жало овода жгло Ио, как раскаленное железо. Где только не пробегала Ио, в каких только странах не побывала она! Наконец, после долгих скитаний, достигла она в стране скифов, на крайнем севере, скалы, к которой прикован был титан Прометей. Он предсказал несчастной, что только в Египте избавится она от своих мук. Помчалась дальше гонимая оводом Ио. Много мук перенесла она, много видела опасностей, прежде чем достигла Египта. Там, на берегах благодатного Нила, Зевс вернул ей ее прежний образ, и родился у нее сын Эпаф. Он был первым царем Египта и родоначальником великого поколения героев, к которому принадлежал и величайший герой Греции, Геракл.

Гомер. Илиада (фрагменты)

Восколебалась на троне, и дрогнул Олимп                                                            многохолмный.Быстро вещала она к Посейдону, великому богу:«Бог многомощный, колеблющий землю! ужели                                                                     нисколькоСердце твое не страдает о гибнущих храбрых                                                                          данаях!Тех, что и в Эге тебе, и в Гелике столько приятныхЖертв и даров посвящают? споспешествуй им ты                                                                      в победе!Если б и все, аргивян покровители, мы возжелали,Трои сынов отразив, обуздать громоносного Зевса,Скоро бы он сокрушился, сидя одинокий на Иде!»Ей, негодуя, ответствовал мощный земли колебатель:«О дерзословная Гера! какие ты речи вещаешь?Нет, не желаю отнюдь, чтобы кто-либо смел                                                          от бессмертныхС Зевсом Кропидом сражаться; могуществом всех                                                                     он превыше!»Так на Олимпе бессмертные между собою вещали.Тою порой от судов, между рвом и стеною, пространствоВсё наполнено было и коней и воев толпамиСтрашно теснимых данаев: теснил их, подобно Арею,Гектор могучий, когда даровал ему славу Кронион.Он истребил бы свирепым огнем и суда их у моря,Если бы Гера царю Агамемнону в мысль не вложилаБыстро народ возбудить, хоть и сам он об оном же                                                                                   пекся<…>Зевс на Олимпе воззвал к златотронной сестре                                                                            и супруге:«Сделала ты, что могла, волоокая, гордая Гера!В брань подняла быстроногого сына Пелеева. Верно,Родоначальница ты кудреглавых народов Эллады».Быстро воззвала к нему волоокая Гера царица:«Мрачный Кронион! какие слова ты, могучий,                                                                          вещаешь?Как? человек человеку свободно злодействовать                                                                                 может,Тот, который и смертен и столько советами скуден.Я ж, которая здесь почитаюсь богиней верховной,Славой сугубой горжусь, что меня и сестрой                                                                          и супругойТы нарицаешь, – ты, над бессмертными всеми                                                                         царящий,—Я не должна, на троян раздраженная, бед                                                                     устроять им?»<…>

И.Ф. Анненский. Меланиппа-философ

(отрывок)

Страшен богов без мерыГнев и зоркая сила,Но меж бессмертных ГерыНебо грозней не носило.Сказку ли, быль ли златогоДетства душа удержала, —С дальнего Пинда крутогоВ Аргос река побежала.Сколько там было богатыхСел и полей-раздолий,Лесу и ланей на скатах —Стало Инаховой долей.В Аргосе царствовал славный,Тезка с рекой золотою…Дочери не было равнойНи у кого красотою.Очи Кронида[10] пленилисьЧадом Инаховым милым,И меж аргосцев разлилисьВоды, богатые илом.Плутос в земле поселился.Год пировали там целый.Гермий[11] с царем веселился,Зевс с его дочерью белой.С трона небес золотогоГера увидела диво.Месть ее мигом готова:Сердце недаром ревниво.Радугу Гера послала,Дивную станом и видом:Влага с полей убежала,Плутос[12] ушел за Кронидом.Стали пустынею села,Смертного полные страха,И из румяно-веселойМумией стала Инаха.Где от обильной Димитры[13]Закромы раньше ломились,В сети паучьей и хитройМухи голодные бились.Шерстью одеты, смотрелиДевы глаза благородной;Гермий уныло-голодныйТелке играл на свирели…Страшен богов без мерыГнев и зоркая сила, —Но меж бессмертных ГерыНебо грозней не носило.

Ника – богиня победы

Н.С. Гумилёв. Самофракийская победа

В час моего ночного бредаТы возникаешь пред глазами —Самофракийская ПобедаС простертыми вперед руками.Спугнув безмолвие ночное,Рождает головокруженьеТвое крылатое, слепое,Неудержимое стремленье.В твоем безумно-светлом взглядеСмеется что-то, пламенея,И наши тени мчатся сзади,Поспеть за нами не умея.

Возлюбленные Зевса

Квинт Гораций Флакк. Миф о похищении Европы

Пусть напутствует нечестивых крикомПтица бед, сова, или завываньеСуки, иль лисы, или ланувийскойЩенной волчицы.Пусть пересечет им змея дорогу,Чтоб шарахнулись от испуга кони.Я же в час тревог о далеком друге —Верный гадатель,К ворону взову: от восхода солнцаПусть летит ко мне для приметы доброй,Прежде чем уйдет пред ненастьем в топиВещая птица.Помни обо мне, Галатея, в счастье,Для тебя одной все дороги глажу,Чтобы дятла стук иль ворона слеваНе задержали.Видишь, как дрожит и тревожно блещетНа краю небес Орион. Несет лиАдрий черный шторм или Япиг грозы, —Всё прозреваю.Пусть на вражьих жен и детей обрушитВ бешенстве слепом ураган востокаЗлой пучины рев и прибрежный грохотСкал потрясенных.О, припомни быль, как Европа, телоБелое быку, хитрецу, доверив,Побледнела вдруг: закипело мореТьмою чудовищ.На заре цветы по лугам сбиралаИ венки плела так искусно нимфам,А теперь кругом, куда взор ни кинуть, —Звезды да волны.Вот на брег крутой многоградный КритаВыбралась в слезах, восклицая: «СлавуДобрую мою, о отец, и скромностьСтрасть победила.Где? Откуда я? Только смерть искупитМой девичий грех. Наяву ли плачу,Вспоминая срам, или непорочнойДевой играютПризраки, пустых сновидений сонмы,Пролетев порог из слоновой кости?Ах, что лучше: плыть по волнам иль в полеРвать повилику?Если бы сейчас мне попался в рукиТот проклятый бык, я бы истерзалаМилого дружка, я б рога сломалаВ ярости зверю.Стыд мне, стыд, увы! Позабыть пенаты!Стыд мне, жгучий стыд! Смерть зову и медлю.Лучше мне блуждать среди львов, о боги,В полдень нагою.Но пока еще не запали щекиИ бурлива кровь у добычи нежной,Красотой моей, о, молю, насытьтеТигров голодных».«Жалкая, – твердит мне отец далекий, —Что ж не смеешь ты умереть, Европа?Пояс при тебе. Вот и ясень. Только —Петлю на шею.Иль тебе милей об утесы биться,О зубцы камней? Так вверяйся буре,И раздумье прочь!.. Или ты, царевна,ПредпочитаешьБыть второй и шерсть теребить для ложаВарварки, твоей госпожи?» ГорюетДева, и, смеясь, так коварно внемлетПлачу ВенераИ Амур-шалун с отзвеневшим луком.А повеселясь: «Берегись, – ей молвит, —Удержи свой гнев, коль рога преклонитБык примиренно.Знай, тебя любил, как жену, Юпитер.Так не плачь навзрыд и судьбу ЕвропыС гордостью неси. Твое имя приметВскоре полмира»[14].