Саладин. Победитель крестоносцев

Зенги упивался своей победой. Багдадский халиф приказал поминать его имя в молитвах.

Но вскоре после этого жизнь победителя неожиданно оборвалась: он был убит обственными телохранителями».

Добавим, что в 1146 году Жослен-младший попробовал отбить Эдессу, но потерпел неудачу. Всего в Эдессе погибо до 30 тыс. христиан и 16 тыс. было продано в рабство. Это была первая большая победа мусульман над крестоносцами.

Но мы немного забежали вперед. Поэтому сейчас, наоборот, самое время сделать небольшой экскурс в прошлое и рассказать о родословной Саладина.

Предки Айюба ибн Шада происходили из города Давин в Западной Армении, откуда курды и армяне были вытеснены тюрками-сельджуками и обосновались в Арране (Западном Азербайджане) и Восточной Армении, где стали правящей династией Шеддадидов. Шад, отец Айюба, жил недалеко от Товина, вероятно, в деревне Аджданакан, где, по преданию, и родился Аййуб.

Баха ад-Дин так пишет о деде Саладина: «После рождения двоих сыновей, Аййуба и Ширкуха, он покинул Армянское нагорье и перебрался сначала в Багдад, а затем – в Тикрит, в котором обосновался и прожил до самой смерти. Его сыновья поступили на службу к Мужахид ад-Дину Бихрузу, греческому вольноотпущеннику, который управлял провинцией Ирак от лица сельджукского султана Мас'уда и получил Тикрит в качестве удела.

Бихруз назначил Аййуба правителем Тикрита, где и родился Салах ад-Дин. То, что Аййуб помог Занги переправиться через Тигр, когда тот шел на Багдад, вызвало великое неудовольствие Бихруза, и некоторое время спустя оба брата были изгнаны из города.

Они тотчас же поступили на службу к Занги, тогда – повелителю Мосула, а после захвата Баальбека Аййуб был назначен в нем наместником».

В 1130 году армия Айюб ибн Шада была разбита сельджуками, и отец Саладина бежал в Багдад, а потом был назначен комендантом Тикритской крепости.

Баха ад-Дин свидетельствует: «Айюб был благородным, великодушным и славным человеком. Он родился в Давине. Впоследствии обстоятельства вынудили его покинуть Тикрит, и он перебрался в Мосул, взяв с собой и своего сына. Там он оставался, пока его сын не вырос. Аййуб и его брат, Асад ад-Дин Ширкух, высоко ценились атабеком Занги (повелителем Мосула). Перебравшись затем в Сирию, Аййуб стал правителем Баальбека и некоторое время жил в этом городе».

В 1132 году армия сельджукского атабека (губернатора) Мосула Имада ад-Дин Занги, воевавшего с багдадским халифом и его союзником князем Боэмундом II Антиохийским, была прижата войсками халифа и крестоносцами к Тигру напротив Тикрита. Отряды Зенги были разбиты наголову превосходящими силами противника, и сам атабег чуть было не угодил в руки своих врагов. Комендантом Тикритской крепости в то время был Наджм ад-Дин Айюб ибн-Шад, отец Саладина. Он обеспечил армии Имад ад-Дина переправу через Тигр и дал ей укрыться в Тикритской крепости.

В конце того же 1132 года новый правитель Дамаска, молодой атабег Исмаил, сын Бури, овладел в результате внезапной атаки крепостью Баниас, которую ассасины передали франкам (крестоносцам) тремя годами ранее. Но это был единичный успех. Хотя созданные крестоносцами латинские государства сотрясали раздоры, то же самое происходило и у сельджукских правителей Сирии, особенно в отсутствие там Зенги, который воевал с багдадским халифом аль-Мустаршидом.

Зенги никогда не забывал этого рыцарского поступка Айюба ибн-Шада. Он поклялся хранить нерушимую дружбу со своим спасителем и его семьей, что в дальнейшем обеспечило успешную карьеру Саладина.

В 1137 году губернатором северной Месопотамии был назначен Муштасид ал-Дин Бихруз, который враждовал с Имадом ад-Дин Занги. В 1138 году брат Айюба ибн Шада Ассад ад-Дин Ширкух знатного сельджука, друга Бихруза, и за это отец Саладина был смещен с должности. По словам историка Баха ад-Дин ибн Шаддата, Саладин родился в ту ночь, когда его семья покидала Тикрит.

В 1139 году Айюб перебрался в Мосул, где Имад ад-Дин Занги назначил его комендантом (эмиром) крепости в Баальбеке, недавно завоеванном городе на ливанском высокогорье.

После убийства Занги в 1146 году на Аййуба напал сельджук Мужар ад-Дин Абек, правивший в то время Дамаском, и, поскольку помощи из Мосула оказано не было, ему пришлось капитулировать.

Ширкух после смерти Занги поступил на службу к его сыну Нур ад-Дину, правителю Алеппо, который назначил его командующим армией и дал ему Эмессу и другие города в качестве удела. Айюб перебрался к брату. Когда Нур ад-Дин взял Дамаск, по словам Баха ад-Дина, «Айюб и Салах ад-Дин привязались к нему, и последний остался служить ему, многому научившись от своего полководца, а затем отправился в Египет, сопровождая своего дядю Ширкуха в его первом походе в Египет».

В 1146 году Имад ад-Дин Занги был убит собственным рабом. Отец Саладина стал служить при дворе его наследника Нур ад-Дина в Дамаске.

После смерти отца Нур ад-Дину удалось обосноваться в Алеппо. Зенги почти всю жизнь воевал с калифами, султанами и эмирами. Его сын не стал продолжать эти войны. Оставив Мосул и окружающие его земли своему старшему брату Сайф ад-Дину и сохранив с ним таким образом хорошие отношения, он целиком посвятил себя сирийским делам.

Нур ад-Дин прибыл в Алеппо в сентябре 1146 года в сопровождении своего доверенного лица, курдского эмира Ширкуха, дяди Саладина. В конце октября он узнал, что Жослену удалось вновь захватить Эдессу при помощи местных армян. Тогда Нур ад-Дин, двигаясь верхом день и ночь, молниеносным броском достиг Эдессы еще до того, как Жослен успел организовать оборону. Не отличавшийся храбростью граф успел бежать, а его сторонники были выловлены и перебиты всадниками Нур ад-Дина.

С 14-летнего возраста дети у тюрок и курдов считались воинами, и потому в 1152 году Саладин поехал в Алеппо. Благодаря покровительству своего дяди Ширкуха Саладин получил икту – земельное владение, за которое необходимо было нести военную службу. Так уже в 14 лет Саладин стал воином. Но вплоть до 1164 года ничего не известно о его подвигах. По всей видимости, до этого в боевых действиях он участия не принимал.

18 апреля 1154 года Нуреддин появился у Дамаска со своими войсками, чтобы покарать его мятежного правителя Абака. Тот обратился за помощью к Бодуэну. Но король Иерусалима прибыть не успел.

25 апреля начался штурм города.

«На стенах не было никого, – рассказывает хронист Дамаска, – ни солдат, ни горожан, за исключением горстки тюрок, приставленных к охране башни. Один из солдат Нуреддина бросился к стене, наверху которой находилась еврейская женщина, бросившая ему веревку. Он воспользовался ею, чтобы вскарабкаться наверх, и поднялся на стену никем не замеченный, а за ним последовало несколько его товарищей, которые развернули знамя, установили его на стене и стали кричать: “Я мансур” (“О победоносный!”). Армия Дамаска и его население отказались от всякого сопротивления ввиду симпатии, которую они испытывали к Нуреддину, его справедливости и доброй репутации. Один землекоп побежал к Восточным воротам, Баб-Шарки, с своей мотыгой и сбил задвижку. Солдаты проникли внутрь и растеклись по главным улицам, не встречая отпора. Также были открыты для войск и ворота Фомы, Баб-Тума. Наконец в город въехал Нуреддин, сопровождаемый свитой, к большой радости жителей и солдат, которые были до этого одержимы страхом испытать голод и осаду со стороны неверных франков».

Великодушный в своей победе, Нуреддин предложил Абаку и его близким уделы в районе Хомса и позволил им уйти со всем их имуществом.

В 1154 году после смерти правителя Дамаска Муина ад-Дина Айюб ибн Шад и его брат Ширкух сохранили верность Нур ад-Дину, а в награду за верность Айюб стал правителем Дамаска.

Чем занимался Саладин до того, как поступить на военную службу, – достоверно не известно. Не вызывает сомнений только то, что первоначально он не проявлял никакой склонности к военному делу, а скорее был погружен в мир религии. Баха ад-Дин писал, что Саладин «истово верил в религиозные доктрины и часто возносил молитвы во славу Господа. Он воспринял религиозное учение под влиянием красноречивых доказательств, в результате его бесед с ученейшими шейхами и наиболее выдающимися правоведами. В этих беседах он обрел знания, позволившие ему говорить по существу, когда при нем возникала дискуссия, хотя он и не пользовался специальной терминологией законников. Эти беседы утвердили его в истинной вере, которая осталась не омраченной никакими сомнениями и, в его случае, не позволила стреле размышлений отклониться от цели и вонзиться в конце концов в сомнение и неверие».

Шейх Кутб ад-Дин ан-Найсабури составил для Саладина описание веры (акида). Этот труд Саладину чрезвычайно понравился, и он заставил своих младших сыновей выучить его наизусть, чтобы «это благодатное учение укоренилось в их сердцах в самом нежном возрасте». Баха ад-Дин свидетельствует: «Я лично видел, как он брал эту книгу и читал ее вслух своим детям, после чего они воспроизводили содержание по памяти».

По утверждению арабского историка аль-Вахрами, Саладин получил вполне приличное образование, поскольку был знаком с «Началами» Евклида и «Альмагестом» Клавдия Птолемея, т. е. владел основами математических и астрономических знаний того времени. Замечу, что знание сочинений Евклида и Птолемея важно не столько для богослова, сколько для воина.

Саладин знал арифметику и исламское право. Саладин также знал арабскую грамоту и владел основами стихосложения. Но в то время Саладина больше привлекала не наука, а религия. Он разбирался в генеалогии, биографии и истории арабов и знал даже родословные наиболее знаменитых арабских скакунов. Особенно неравнодушен был Саладин к арабской поэзии. Его биографы утверждают, будто будущий великий завоеватель наизусть знал десятитомник арабской поэзии «Хамаса», составленный поэтом IX века Абу Таммамом.

Баха ад-Дин утверждал: «Султан был мягкого нрава, приветливым, прекрасным собеседником. Он хорошо разбирался в генеалогии арабов, прекрасно знал подробности битв, в которых те участвовали; как свои пять пальцев знал родословную своих лошадей, помнил великое множество любопытных и удивительных историй. Поэтому, беседуя с ним, люди всегда узнавали такие вещи, которые не могли бы узнать ни от кого другого. В его обществе все чувствовали себя непринужденно. Он утешал тех, кто оказался в беде, больных расспрашивал об их болезни, о том, как они лечатся, как питаются, о переменах, которые происходят в их организме. Он строго придерживался приличий во время разговоров, никогда не позволяя себе неуважительно отзываться о ком бы то ни было; он соблюдал чистоту приемов – в его присутствии говорили только благое, так что беседа не оскорбляла ничей слух; он соблюдал чистоту своей речи – контролируя свой язык, он никогда не позволял себе произносить оскорбления; он также контролировал свою письменную речь и, когда писал письмо мусульманину, никогда не позволял себе употреблять резкие слова. Он был предельно точен в исполнении своих обещаний. Когда к нему приводили сироту, он всегда восклицал: “Аллах, да смилостивится над парой (родителями), которая оставила по себе этого ребенка!” Затем он осыпал ребенка ласками и дарами, которые прежде доставались его отцу. Если среди родственников сироты оказывался опытный и достойный доверия человек, он назначал его опекуном мальчика; если нет, то он выделял достаточные средства из даров, причитавшихся отцу ребенка, чтобы содержать сироту, а затем определял его к тому, кто должен был следить за его обучением и воспитанием. Он никогда не встречался со стариком без того, чтобы не проявить к нему любезных знаков уважения и доброжелательства, не оставить его без подарка».

Баха ад-Дин так писал о воспитании юного Саладина: «Воспитанный под неусыпным присмотром отца, впитавший в себя те высокие принципы, пример которых являл ему отец, он вскоре стал проявлять признаки того счастья, которое впоследствии всегда сопутствовало ему, а также наклонности прирожденного повелителя. Справедливый правитель Нур ад-Дин Махмуд, сын Занги, способствовал его возвышению и, в знак того, что уверен в нем и высоко ценит его, взял его на службу к себе и ввел в круг своих друзей. Чем выше поднимался Солах ад-Дин, тем более явственно проявлялись качества, которые позволили ему подняться еще выше».

Саладин неуклонно исполнял все предписания ислама. Баха ад-Дин свидетельствует: «Что касается молитв, он всегда неукоснительно читал намазы жама'атом (сообща с другими людьми) и как-то сказал, что в течение нескольких лет совершал все обязательные молитвы жама'атом. Если он болел, то посылал за кем-нибудь и, заставляя себя подняться на ноги, под его руководством совершал молитву жама'атом. Он регулярно читал раватибы обязательных молитв, кроме того, совершал намаз [тахажуд], если просыпался ночью. Если он не просыпался, то этот намаз он совершал до наступления утренней молитвы. До тех пор пока он оставался в сознании, он никогда не оставлял совершения молитв. Я видел, как он неукоснительно выполнял долг во время последней болезни, и прекратил выполнять его только в последние три дня жизни, когда впал в беспамятство. Когда он находился в пути, в отведенные для молитвы часы он сходил с коня…

Ему пришлось пропустить несколько дней поста, которые он не смог соблюсти во время своих частых болезней. В обязанности ал-Кади ал-Фадиля (Достойнейший судья) (визирь Саладина Абд ар-Рахйм ибн 'Али ал-Лахмй ал-Байсанй ал-'Аскалани (1135–1200), знаменитый своим красноречием и дипломатическим талантом. – А.В.) входило вести счет таким дням. Правитель начал возмещать пропущенные им дни поста в Иерусалиме, в том году, в котором умер – и ему надо было еще поститься за два рамадана, пропущенные по причине телесной немощи и постоянных тягот подвигов на пути Аллаха, все остальные посты к тому времени он уже возместил.

Его здоровье не способствовало посту, однако, вдохновленный Аллахом, в тот год он решил возместить пропущенное. Мне довелось вести счет этим дням, поскольку тот кади (судья) отсутствовал. Все доводы, которые употреблял врач, чтобы отговорить его от поста, не имели ни малейшего успеха. Правитель не желал слушать его и говорил: “Я не знаю, что может произойти”. Складывается впечатление, что Господь вдохновлял Салах ад-Дина исполнить его долг, возместив пропущенное, и он продолжал поститься до тех пор, пока не возместил все дни поста».

Глубокая набожность Саладина не вызывает сомнений. Всю жизнь он мечтал совершить хадж – паломничество в Мекку, что входит в обязанность каждого правоверного мусульманина. По словам Баха ад-Дина, в последний год своей жизни Саладин «принял решение и отдал приказы о подготовке к путешествию, и все уже было готово, чтобы пуститься в путь, но он решил отложить паломничество на следующий год, так как ему требовалось время и у него не было средств, необходимых для человека его ранга».

Еще Саладин очень любил слушать, как ему читают Коран и хадисы, и Коран и многие хадисы знал наизусть, хотя до хафиза ему было далеко. По свидетелству Баха ад-Дина, «когда правитель проводил ночь в алькове (своего шатра), он часто просил стражника прочитать ему два-три, а то и четыре джуз'а. Когда он был на публичных приемах (мажлисах), он просил осведомленных о его обычае людей прочитывать от одного до двадцати, а то и более аятов (стихов Корана). Однажды, проходя мимо маленького мальчика, который сидел рядом с отцом и очень хорошо читал Коран, он отдал ему еду, которая была приготовлена для него самого. Он также подарил ему и его отцу часть урожая с некоего поля.

Сердце у него было исполнено смирения и сострадания; слезы легко наворачивались ему на глаза. Когда он слушал чтение Корана, его сердце таяло, а по щекам обычно струились слезы…

Он сам очень любил читать хадисы, поэтому часто приглашал меня в свои покои, и там, окруженный книгами хадисов, которые собрал, он начинал читать; и всякий раз, когда доходил до хадиса, содержащего назидательный фрагмент, он становился таким растроганным, что на глаза его наворачивались слезы.

Он проявлял величайшее почтение ко всему религиозному, открыто утверждая, что верит в воскресение и восстание из могил телами [т. е. не только духовное, но и телесное Воскрешение, как это принято у христиан] и в то, что добродетельные будут в раю, а злодеятели в аду. Он твердо верил во все, что ниспослано из учения Божественного закона, всем сердцем принимая его положения. Он терпеть не мог философов (приверженцев античной философии. – А.В.), еретиков (тех, кто отвергал личностные атрибуты Божества, настаивая, что сущность Бога безличностна и абстрактна. – А.В.), материалистов, всех противников правоверия. Он даже приказал своему сыну ал-Малику аз-Захиру, правителю Алеппо, да усилит Аллах его помощников, казнить молодого человека, известного как ас-Сухраварди, который пренебрегал требованиями Божественного закона, считая ложными случившемся отцу, и по приказанию Салах ад-Дина тот был казнен.

Глубоко веря в Бога, он… рассматривал Его как величайшую опору и всегда уповал на Него».

Первые войны

В XII веке Арабский халифат, где правила династия Абассидов, был раздроблен на несколько фактически независимых государств. Слабость арабов позволила крестоносцам во время Первого крестового похода захватить в 1099 году Иерусалим – город, священный для представителей трех мировых религий – иудеев, христиан и мусульман.

Арабский историк XIII века Ибн аль-Асир оставил нам такое свидетельство о взятии Иерусалима крестоносцами в 1099 году, сопровождавшемся массовым истреблением мусульманского населения: «После тщетных попыток взять Акру франки пошли на Иерусалим и более сорока дней осаждали его. Они построили две башни, одну из которых, со стороны Сиона, мусульмане тут же сожгли, перебив тех, кто был внутри нее. Но не успела она догореть, как прибыл гонец, просящий помощь, так как город был взят с другой стороны. Действительно, город был взят с северной стороны, утром в пятницу (22 дня месяца шаабан 492 года (15 июля 1099 года). Жителей Иерусалима перерезали. Целую неделю франки истребляли мусульман. Небольшой горстке удалось укрыться в часовне Давида, где они продержались несколько дней. Франки пообещали сохранить им жизнь и, сдержав свое слово, дозволили ночью уйти в Аскалон, где те и поселились. В мечети Аль-Акса франки, напротив, убили более 70 000 человек (!), среди которых было большое число имамов, мусульманских священников, богомольцев и отшельников, покинувших свою землю для того, чтобы найти пристанище в этих святых местах. Из мечети Омара они украли больше 49 канделябров из серебра, каждый весом в 3600 драхм (вес драхмы колеблется от 1,8 до 7 г. – А.В.), большой светильник из серебра, весом в 40 сирийских фунтов, и другие канделябры поменьше (150 из серебра и больше 20 из золота), и многие другие ценные вещи. Сумевшие сбежать сирийцы вместе с кади Абу Саид аль-Харави пришли в Багдад. Они обратились к халифу с рассказом, от которого на глаза наворачивались слезы и сердце сжималось в груди. В пятницу они пришли в Большую Мечеть и просили о помощи, плача и заставляя плакать других, рассказывая, что мусульманам пришлось пережить в Святом городе: грабежи, убитые мужчины, плененные женщины и дети. По причине тяжких испытаний, которые им довелось пережить, они прервали пост».

Возможно, цифра в 70 тыс. погибших значительно преувеличена. Однако не вызывает сомнения, что крестоносцы устроили в Иерусалиме массовую резню, уничтожив не только большинство защитников города, но и тысячи мирных жителей, а остальных обратили в рабство. По контрасту с этим поведение Саладина после взятия Иерусалима в 1187 году выглядит просто благородным.

Причина крестовых походов была в том, что с конца X века действовал принцип майората, все земельное владение доставалось только старшему сыну. Кроме того, постоянные неурожаи в Западной Европе в 80—90-е годы XI века, вызванные засухами и наводнениями, вызывали голод и массовое разорение крестьян, а вслед за ними – и их владельцев, мелких феодалов, пополнявших ряды странствующего рыцарства, жившего за счет либо службы у магнатов, либо самого настоящего разбоя. Идея крестовых походов с целью освобождения Гроба Господня должна была выбросить всю эту беспокойную массу на Ближний Восток, где рыцари рассчитывали обзавестись поместьями и богатой военной добычей. Примерно по той же причине царь Иван Грозный отправил атамана волжских казаков Ермака покорять Сибирь, чтобы избавить от их разбоев волжский торговый путь, ставший русским после завоевания Казанского и Астраханского ханств.

Государства крестоносцев простирались от Малой Азии до Синайского полуострова, но ограничивались лишь узкой прибрежной полосой, только в районе Иерусалима вдаваясь в глубь Палестины. Они полностью охватывали территорию, через которую шла в то время торговля Европы с Индией и Китаем, никакой лишней территории не занимая. Тем самым крестоносцы обладали монополией на торговлю Европы со странами Востока.

Британский историк и писатель Робери Ирвин так характеризует взаимоотношения мусульман и крестоносцев (франков): «Представители мусульманской и франкской военной аристократии не только воевали друг с другом, но и поддерживали дипломатические и светские отношения. Им иногда случалось приятно проводить время в обществе друг друга и даже вместе охотиться. Мусульмане и христиане торговали друг с другом, купцы постоянно курсировали между Дамаском и христианской Акрой. Путешественник Ибн Джубайр отмечал, что “солдаты занимались своей войной, а люди жили мирно”. Однако, несмотря на подчас тесные связи мусульман с христианами, культурообмен был невелик. Близость совсем не обязательно подразумевает понимание. Согласно трактату “Море драгоценных добродетелей”, книги чужеземцев не заслуживали того, чтобы их читали; к тому же “любой, кто верит в рождение Бога из чрева женщины, совершенно безумен; с ним не следует разговаривать, у него нет ни разума, ни веры”…

Райнальд де Шатийон, правитель Керака, знал арабский и находился в тесных сношениях с бедуинами Трансиордании. Райнальд Сидонский не только говорил по-арабски, но и взял к себе на службу арабского ученого для составления комментариев к книгам на этом языке. Однако на Латинском Востоке ни одна арабская книга не была переведена ни на латинский, ни на французский, да и арабы со своей стороны не проявляли никакого интереса к западной литературе. В 1160-х годах иерусалимский король Амальрик привез из Египта арабского врача Абу Сулеймана Давуда для лечения своего сына Балдуина, больного проказой. Но чаще случалось, что мусульмане обращались к врачам-христианам. Мусульманские и христианские аристократы на Ближнем Востоке восхищались религиозным фанатизмом и военным искусством друг друга, но не интересовались чужой культурой. Культурный обмен происходил в другом месте и в другое время – арабская ученость проникла в христианский мир через Испанию, Сицилию и Византию».

Действительно, ведь в Палестине собрались воины, а не книжники, да и мусульман крестоносцы интересовали прежде всего как опасные и жестокие враги, а не как носители иной культуры, из которой неплохо бы что-нибудь заимствовать.

Выстроив в удобных для обороны местах замки, крестоносцы обложили различными повинностями крестьян как переселенцев из Европы, так и местных арабов, греков и сирийцев. Формально их владения подчинялись королю Иерусалима, но фактически были независимы. Их правители сами вершили суд и расправу, устанавливали законы, объявляли друг другу войны и заключали мир. Многие из них не брезговали разбоем, нападая на купеческие караваны и торговые корабли. Торговля приносила крестоносцам значительные доходы. По подсчетам французского историка Фернана Броделя, торговый оборот между Западом и Востоком за XII век увеличился в 30–40 раз. Большую роль в государствах крестоносцев играли военно-рыцарские ордена – тамплиеры и иоанниты (госпитальеры). Их члены принимали монашеские обеты целомудрия, бедности и послушания начальству. Помимо этого, они клялись сражаться против иноверцев и защищать христиан. Во главе каждого ордена стоял великий магистр, которому подчинялись несколько сотен рыцарей. В действительности духовно-рыцарские ордена были богатейшими корпорациями своего времени. Основные доходы приносили рыцарям финансовые операции, торговля и пиратство.

Враждуя с одними мусульманскими правителями, крестоносцы заключали с другими союзы и обменивались подарками. Единства среди мусульман не было. Ближний Восток, как и Европа, находился в состоянии феодальной раздробленности: сторонники багдадского халифа враждовали с шиитской династией Фатимидов в Египте, а тюркская империя Сельджукидов раскололась на части, контроль над которыми перешел к губернаторам – атабекам. Среди них были и Зенгиды, которые сделали своей целью изгнание «франков» из Палестины, и особенно из Иерусалима. Кроме христианских и иудейских святынь там находились и исламские, включая мечеть Куббат ас Сахр (Купол скалы), откуда пророк Мухаммед, по преданию, поднялся на небо на крылатом коне Бораке. После завоевания города крестоносцами все они были превращены в христианские храмы, и Нур ад-Дин Зенги поклялся их вернуть. Его помощником в этом деле стал Саладин.