Мой друг Сибирцев

Нет, колеса вагона замедляли свой стук. Быстро вернулся Сотников и взволнованным шепотом доложил, что, судя по всему, их вагон отцеплен от состава.

Глуше стучали колеса, вагон перестало качать. Еще немного – и он остановился.

– Приготовиться! – скомандовал Михеев и залег к пулемету. – Убрать свет!

Погасли несколько коптилок, освещавших вагон.

Прошло с десяток томительных минут, и в двери резко застучали чем-то металлическим. Посыпались разбитые стекла. Вдоль вагона, по окнам полоснула пулеметная очередь.

– Все выходи! – раздался громкий повелительный крик. – Эй, чекисты, если не будете сопротивляться, дагую всем жизнь! Выходи!

Среди сотни голосов узнал бы теперь Сибирцев этот пронзительно-картавый голос.

Темный, казалось, вовсе безжизненный вагон стоял посреди перегона. Ни проблеска, ни звука. И это, видимо, смущало нападавших.

Вагон их был один – это понимали и Сибирцев, и Михеев, и все остальные. Иначе уже давно заговорили бы «максимы» моряков.

Наконец двери в тамбуры взломали с обеих сторон, одновременно, распахнулись двери в сам вагон, и тут же разом ударили пулеметы чекистов. В тамбурах – вой, проклятья, выстрелы вслепую. Сдвинув штору разбитого окна, Сотников дал очередь вдоль вагона из ручного пулемета. В нападавших полетели гранаты, освещая короткими вспышками взрывов изломанные фигуры всадников, вздыбленных среди сугробов лошадей. В низкое небо взвились ракеты, бледным светом озарив ненадолго поле боя. Пулемет снаружи решетил вагонную стенку. Вскрикнул раненый. Взрывом гранаты, влетевшей снаружи в купе, вырвало дверь. Еще вскрик.

Бой кончился неожиданно.

– Все на площадки! – тихо приказал Михеев, и, подхватив пулеметы, чекисты метнулись к тамбурам. Сибирцев осторожно отодвинул плотную штору и выглянул наружу. Никого. Темно, ничего не видно. Возле уха тонко свистнула пуля, впившись в стенку.

– Что там? – шепнул сзади Михеев.

– Они где-то рядом, но боятся.

– Надо выбираться.

– Тут трупов навалом.

– Дать еще ракету?

– Погоди…

Где-то рядом послышались сдержанные голоса. Слов было не разобрать. Говорившие находились в торце вагона, а он глухой – не достанешь. Гранату бы туда.

– Пусти, я погляжу, – Михеев потеснил Сибирцева.

…Есть предчувствие. Есть. Может быть, шорох какой услышал Сибирцев, может, движение воздуха. Он резко пригнул Михеева, распластав его на полу, и прижал собой сверху. И в тот же миг, опаляя глаза, в тамбуре, в двух шагах всего, громыхнул взрыв гранаты.

Жгучая игла впилась в плечо Сибирцеву, и через миг по всему телу стала растекаться жаркая волна усталости. Он попробовал приподняться, но не смог – руки не слушались. Где-то далеко, он слышал будто сквозь толстый слой ваты, затарахтели палкой по длинному забору, кто-то кричал, толкал его, а он медленно погружался в сон, сладкий, упоительный. Но опять его толкали, кидали на качелях, и к горлу подступала тошнота. Он с детства ненавидел качели.

Потом он различил песню. Кто-то негромко напевал: «Эй, баргузин, пошевеливай вал, молодцу плыть недалече…» Старая сибирская песня. И голос грустный, знакомый. А чей?.. Сибирцеву очень хотелось пить, и он шевельнулся, открыл глаза.

Было светло. Из зыбкого тумана проступила вагонная полка, потом лицо Михеева. Он сидел напротив и, сжимая ладонями забинтованную голову, тихо напевал, словно стонал. Поднял глаза, встретился взглядом с Сибирцевым.

– Пить…

– Ну, слава богу, пришел в себя, – Михеев хотел улыбнуться, но лицо его скривила боль. – На, дорогой, пей.

Сибирцев сделал короткий глоток из кружки, вода пролилась по подбородку, затекла на шею. Его все покачивало.

– Что? – выдавил он с трудом.

– Спи. Мы свое сделали, – медленно расставляя слова, сказал Михеев.

– Ребята…

– Сотников тяжелый. А трое моих совсем… Отбились мы. Кончили Дыбова. Спи, спаситель мой.

– Спой.

– Спою… «Эй, баргузин, пошевеливай вал…»

…Поезд замедлял ход, он подходил к Верхнеудинску, маленькому забайкальскому городку.

Часть II

Ночь комиссара

1

Поздним вечером в жарко натопленную приемную члена коллегии ВЧК вошел высокий, слегка сутулый человек в черном полушубке и мохнатой сибирской шапке. Оглянувшись и сняв шапку, он подождал, пока миловидная большеглазая секретарша примет пакет у стоящего возле нее курьера, распишется в толстой тетради, и затем коротко кивнул:

– Здравствуйте. – Голос у него был негромкий и низкий, с хрипотцой, вероятно, от давней простуды.

Секретарша с интересом посмотрела на него и, приняв мандат, внимательно прочитала.

– Здравствуйте, – с теплой улыбкой, осветившей ее осунувшееся лицо, произнесла она. – Наконец-то! Что ж это вы так задержались, товарищ Сибирцев? Вас еще позавчера ждали. Мартин Янович все время спрашивает. Садитесь, я доложу.

Но Сибирцев продолжал стоять, только положил на стул шапку да тощий вещмешок.

– Вот ведь незадача-то… – сказал он, переминаясь с ноги на ногу и растирая широкой ладонью глаза. – Заносы по всей дороге. Думал, вовсе застряну. Двое суток то пути расчищали, то дрова рубили. Мне – куда ни шло, – он усмехнулся, – бог силушкой не обидел, а там публика была всякая… Стоны, слезы… Пробились, однако. Так вы уж доложите, пожалуйста.

– Скоро закончится совещание, а вы пока отдохните. Можете раздеться – у нас тепло, и садитесь вон поближе к огоньку.

Сибирцев взглянул на раскаленную «буржуйку», поежился и сел на короткий диванчик, вытянув длинные ноги и откинув на спинку голову. Прошептал: «Благодать…» – и через мгновение уже спал.

Входили и выходили люди, приносили пакеты, срочные документы, громко докладывая о своем прибытии. Секретарша их строго останавливала и, прижимая палец к губам, указывала на спящего. Те переходили на шепот и понимающе кивали.

Как всегда, вихрем ворвалась, стуча подковками сапог, курьерша Генриэтта – личность восторженная и самостоятельная, поклонница нового искусства, в котором она, однако, как все полагали, ровным счетом ничего не смыслила. Черные ее волосы, подстриженные под Анну Ахматову, выглядывали из-под пухового платка.

– Симочка! – еще с порога воскликнула она. – Достала пропуск на «Канцлера и слесаря»! Знаешь, кто автор? Сам Луначарский! – И не обращая внимания на предостерегающий жест секретарши, продолжала так же громко: – Ты себе не можешь представить, идет всю ночь, целых пять часов подряд! Уж и не знаю, как выдержу! Как выдержу?! Ты чего это? – удивилась она вдруг, снизив тон.

– Человек же спит. Неужели не видишь? Тише!

– А кто это? – Генриэтта капризно скривила губы.

– Какая тебе разница? Устал человек. Ехал издалека.

– А-а… А еще мне обещали завтра на «Мистерию-буфф» Маяковского. Это – у Мейерхольда. У него, говорят, там прямо с потолка прыгают! Представляешь?

– Нет, не представляю, – нетерпеливо поморщилась секретарша. – Ну, что у тебя?

– У меня?.. Да, вот же пакет! Феликс Эдмундович велел твоему начальству, – она кивнула на кабинет, – ознакомиться и в десять к нему.

– Давай распишусь. Только не шуми, бога ради…

– Слушай, Сим, а может, пойдешь со мной? Пробьемся как-нибудь?

– Не могу, мама болеет… Да и сама что-то неважно себя чувствую.

– Ну, как хочешь, я ведь по-товарищески. Прямо не представляю, как выдержу, как выдержу!

– Выдержишь, – засмеялась секретарша. – Иди уж, да не топай, как солдат…

Звонили один за другим телефоны, секретарша, поглядывая на Сибирцева, негромко отвечала в трубку, записывала сообщения, выясняла, где и какие предстоят совещания. Все было срочно, экстренно. В десять – у Дзержинского, в одиннадцать – в Наркомюсте, потом требовалось обязательное присутствие Лациса в Наркомпросе, на деткомиссии… И так каждый день. Можно подумать, что Мартин Янович всесилен, как бог, и без него никто не мог обойтись, сам решить свои вопросы. А он опять сегодня не успел поесть. Вот уже третий час сидят, дымят. Там, в кабинете, хоть топор вешай.

Секретарша поставила на пышущую жаром «буржуйку» чайник. Подумала, что перед очередным заседанием успеет хоть чаем напоить Лациса. Машинально протянув ладони к печке, она долгим материнским взглядом посмотрела на спящего Сибирцева и вздохнула: «Вот ведь какой здоровый мужик, и симпатичный еще, а выглядит стариком – так умаялся. Интересно, сколько ж ему лет? Под сорок, наверно… Виски седые. И позу выбрал неудобную, спит, прямо не дышит…»

Она обернулась на шум открываемой двери. Из кабинета Лациса вместе с клубом табачного дыма показались трое сотрудников, докуривая на ходу свои папиросы.

– Товарищи! – взмолилась секретарша. – Вы бы хоть здесь не дымили!..

– Прости, Симочка, – отозвался тут же один из них. Он подошел к «буржуйке» и, открыв дверцу кочережкой, швырнул туда свой окурок. Двое других продолжали спор, начатый еще в кабинете у Лациса.

– Да пойми ты, умная голова! – мотая рыжим чубом, наступал веснушчатый коротышка Нефедов. – Я же был там. Бы-ыл!

– Проездом, – поправил его Коля Васильков, беловолосый стройный парень из оперативного отдела.

– Ну и что, что проездом? – кипятился Нефедов. – Был же? Видел. Положение действительно угрожающее. А сегодняшние сводки…

– Плюнь ты на эти сводки, что ты носишься с ними, как с писаной торбой. Читал я их. То же самое, что вчера. И позавчера. И месяц назад. Феликс Эдмундович, помнишь, еще в октябре говорил, что с бандами все кончено. Причем официально заявлял. Я думаю, Нефедов, что эти твои товарищи просто трусят. Положение стабилизировалось, а лишние средства им, конечно, не помешают. Вот и нашли способ выжать их из центра.

– Ну, ты скажешь! – Нефедов хлопнул себя ладонями по ляжкам. – Какая ж это стабилизация? Ты хоть на карту взгляни! Вся ж губерния в огне… Честное слово, давно я такого размаха не наблюдал.

– Послушайте, друзья мои, – прервал их спор третий чекист, стоявший возле печки. Сима мало знала его, он работал недавно, а приехал откуда-то из Заволжья. – Да послушайте же! Мартин Янович абсолютно, стопроцентно прав. Просто проспали мы это дело.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Речь идет о части территории вдоль КВЖД, принадлежащей России.