Превосходство Неодаренного. Том 2

Она надвигается. Причина моей скорой возможной смерти медленно надвигается, а я первый раз теряюсь, не зная, как вывернуться. Десятки лет я был тенью, и ни одна женщина так меня не подставляла.

Глава 4. Фанатики

Время 22:34

Акане совсем близко. Я стою на месте, не двигаюсь. Если в комнате есть скрытые камеры, то любое мое действие можно будет обернуть против меня самого.

Движения ее плавные, грациозные и опасные, как у дикой кошки. Она поднимает голову, я вижу ее огненные щеки на фарфоровом личике. Молчит. Только губы в алой помаде приподнимаются в уголках, а глаза блестят. Сомневаюсь, что многие удержат себя, повиляй Акане перед ними бедрами в этих полупрозрачных кружевных трусиках.

Я вижу азарт в ее движениях. А сквозь борьбу с собой и неловкость, далекие отблески возбуждения.

Но за этой красотой кроется лишь моя боль и смерть.

Улыбаюсь.

Акане замирает, что-то разглядев в моих глазах.

Что вообще происходит? Хидан отдал свою единственную дочь грязнокровному беляку? Не верю. Получается что-то удумала сама Акане?

– Ладно, ничего не поделаешь, – сажусь на кровать, безысходно развожу руками. – Тебе как больше нравится? Должен признать, что у меня очень богатый опыт в… хм…

Акане в замешательстве моргает. Я пользуюсь случаем и бросаю в нее подушку.

Она реагирует быстро, отбивает ручкой, но мне этого достаточно. Я уже стою позади нее, терпя боль в сведенной от резкого движения мышце.

– Ну так что, чья это затея? Не верю, что отец тебя отправил.

Акане, виляя бедрами, подходит к кровати, срывает с нее плед, накрывается. Садится на кровать. Теперь ее губы трясутся, а щеки горят огнем:

– Это моя затея, Киба-кун.

Становлюсь серьезнее, подбираю кимоно, подхожу к ней ближе, прислушиваясь, нет ли кого за дверью. Если сейчас сюда ворвутся Джуны, мне конец.

– Оденься, Акане, – передаю одежду. – И расскажи, что происходит.

Время: 00:23

Я стою. Акане одетая сидит на кровати и уже без всякого стеснения смотрит на меня. Мы перешептываемся.

– Понятно, – тихо вздыхаю.

Ладно, должен признать, что я не учел детскую глупость. Бывают арифметические задачи, которые ребенок решает за доли секунды, но королевский казначей будет думать неделю. Вот и сейчас я с этим сталкиваюсь лбом.

История Акане банальна до безобразия. Пять лет назад Хидан сосватал ее семье Ито. По традиции Джунсиначи, влиятельные семьи перед браком обмениваются на время своими наследниками. В случае с Ито, они отдали семье Мацуо своего наследника Саске Ито три года назад. Того самого, что чуть не переломал мне все кости в додзё.

И вот настала очередь Акане. Она скоро заканчивает обучение в Новой Эре и отправляется далеко на восток. Там и обитают большинство азиатских семей, не имеющих права покинуть российский кластер из-за обучения в Исталских школах.

И так уж получается, что Саске Ито не нравится Акане. Точнее не так. Он вызывает у нее такое отвращение, что от одной мысли, что ей придется раздвигать перед ним ноги, она думает о харакири. Но Акане придумала план лучше: много лет откладывала деньги и сейчас решила организовать свое изгнание из клана.

– И чем бы тебе грозило, если бы ты переспала со мной?

Акане неотрывно смотрит мне в глаза. Но розовыми щечками меня не обманешь.

– Меня бы изгнали из семьи и клана. И тогда семья Ито точно отказалась бы от меня. А… отец долго бы расплачивался за этот позор.

– А что сделали бы со мной?

Вот теперь Акане опускает голову.

– Ничего, если бы не узнали. Мне нужно просто… лишиться… ну… дев…

– Девственности?

«Великолепный план, Уолтер. Просто охеренный, если я правильно понял. Надёжный, как швейцарские часы».

Усилием воли выбрасываю мусорные цитаты из головы. Акане смотрит в сторону:

– Я долго решалась и не хотела с кем попало… Только с тем, кто мне нравится. Сегодня узнала о твоей уникальной направленности и подумала, что может отец тогда пощадит тебя, если вдруг… Но я бы ни за что не сказала. Прости… Киба-кун…

Что ж, лет семьдесят назад я бы может и наплевал на осторожность, наказав за глупость эту девку. Накрутил бы водопад черных волос на кулак, грубо сорвал бы с нее все брендовое белье, оставляя красные полосы на белой коже. Потом прижал к стене, выгнул бы ее гибкую спинку до предела…

Но не сейчас.

– И ничего умнее ты не придумала? Знаешь, что такое огурец? Ну или морковка? Тебе двадцать один год.

Акане надувает щеки, смотрит на меня с вызовом, шипит:

– Да за кого ты меня держишь?!

Саркастически закатываю глаза. Смотрю на время на настенных часах. Уже первый час. Если Акане уйдет сейчас, то тени точно заметят, что она где-то шлялась ночами.

– Останешься у меня до утра. Но лишать тебя девственности я не собираюсь.

Тысячу лет живи и столько же удивляйся человеческой глупости. Огурец, гниль подземная ее побрал. Руками значит себя натирать можно, а засунуть пальцы поглубже нет? Ненормальные фанатики.

Акане розовеет, ерзает на месте.

Спрашиваю:

– Почему твой отец все время называет меня сыном Кибы Рио? Это как-то связанно с той родственностью, о которой ты говорила?

Акане не сразу отвечает, мелькает бархатным частями своего идеально тела.

– Эмм… Киба Рио – двоюродный брат моего отца. Семья Киба – не такая как Мацуо, но тоже весьма влиятельна на востоке. Вот только твой отец смешал свою кровь с гайдзином – иностранкой. Поэтому был изгнан с позором из семьи и клана.

Вот это поворот. Но, судя по всему, замка мне все равно не достанется. Даже будь я хоть десять раз последним наследником – я грязнокровный. А значит просто мусор для семьи Джунсиначи.

– Получается мы с тобой…

Акане становится совсем пунцовой.

– Угу, Киба-кун, я твоя троюродная сестра.

Хм, вполне себе чужой человек по меркам отдаленной деревни Варгона.

– Вам можно спать со своими родственниками?

– Н… нет… Но… бывает… Не в этом… дело…

И мнется. Вот даже не знаю, умиляться это девичьей простоте или разочароваться глупостью? А ведь как дело доходит до всяких умных разговоров и интриг, то Акане становится совершенно другой. Как я и говорил, молодые аристократы часто в делах своих мастера, а в постели дети. А тут еще и клан фанатиков за чистоту крови.

– И почему ты говорила, что нам конец, если об этом узнают? Твой отец явно знает.

– Ну-у… Потому что ты…

Тук… Тук… Тук…

Я подпрыгиваю к Акане. Не церемонясь наваливаюсь на нее всем телом, прижимая спиной к кровати, зажимаю ей рот рукой, замираю, шепчу на ухо:

– Даже не дыши…

Чувствую приятную мягкость и теплоту. Ее формы, теплое, учащенное дыхание, и цветочный аромат.

Медленно поворачиваю голову. Тень за порогом в мою комнату сгущается.

Кто-то останавливается у двери. Кто-то… очень тихий. Настолько, что я слышу только его сердце.

Теперь удары сердца отдаляются. Словно бы паук по двери ползёт вверх, к потолку…

Кровать под нами слегка скрипнула… Акане не выдерживает давления, громко выдыхает носом.

Гниль подземная! Вот не могли мне выделить японский матрас на полу!

Сильнее прижимаюсь к троюродной сестре. Обращаю внимание, что нахожусь между ее раздвинутых ног. Кимоно задрано ей на талию. Не будь я в джинсах, то почувствовал бы много больше.

Дрянь. Если сейчас нас спалят в такой позе…

Сердцебиение снова меняет направление. Тень спускается. Ручка двери дергается…

Плохо. Все чертовски плохо…

Тихо шепчу:

– Я разберусь. Ни звука. Или нам обоим конец.

Встаю, уже не пытаюсь вести себя тихо, хватаю пакет со своими скромными пожитками. Кидаю туда разбитый телефон, иду к двери. Нащупываю в кармане джинсов пулю Сэма. Хорошо, что Джуны такие брезгливые и просто сложили мои рваные шмотки в мешок. После происшествия в лесу, я уж думал, что все – потерян мой компромат. Только теперь без понятия нужен ли мне он, потому что неизвестно выжил ли Сэм после того маленького приключения в лесу.

Напоследок оборачиваюсь, смотрю на Акане. Она так и лежит на кровати, смотрит в потолок, расставив ножки в стороны.

Заставляю себя не заглядывать куда не надо, проворачиваю замок на двери. Жду…

Удары сердца удаляются…

Выхожу в коридор. Закрываю за собой дверь. Полумрак. Никого нет. Осматриваюсь.

Так…

Ладно.

Спокойно…

Мне надо вести себя, как ни в чем не бывало. Я знаю, что тень здесь. Чувствую ее каждой клеткой. Слышу сердце. Очень неприятное ощущение. Словно рядом с тобой дух умершего, шепчущий на ухо, что скоро твой черед…

– Добрый вечер, уважаемый гость, – звучит сухой голос за моей спиной. Если бы я не слышал сердцебиение, то был бы застигнут врасплох.

Но я все равно устраиваю настоящее представление. Подпрыгиваю от страха, кричу, округляю глаза, разворачиваюсь, машу руками.

– Успокойтесь, ува… успокойтесь, пожалуйста.

Японец в черном с двумя мечами за спиной. Только снял с себя маску. Наверное в знак уважения к уважаемому гостю.

Напоследок я наваливаюсь на него, чуть ли не обнимая. Он с выраженным нежеланием поддерживает меня, как целитель поддерживает душевнобольного.

– Вы успокоились, уважаемый гость? Это всего лишь страж семьи Мацуо. Прошу прощения, что так вас напугал. Впредь я буду более… чутко относиться к вашей натуре.

Учащенно дышу, показательно вытираю лоб, отстраняюсь от человека. Он смотрит на свои черные перчатки, будто пытаясь разглядеть на них грязь.

– Вы… вы… Испугали меня.

Мужчина с приплюснутым носом лет под сорок смотрит на меня с недоверием. Видимо в курсе моих проделок. Что ж, совсем скоро я больше не смогу прикидываться слабым, немощным и испуганным. Рано или поздно, это должно было произойти.

– Как я и сказал, простите за это. Так куда вы собрались в столь поздний час?

Ниндзя. Точно. Наконец-то я вспомнил это слова. Так их называют.

Голос этого человека настолько сух и безэмоционален, что я невольно морщусь. Не нравятся мне такие голоса.

– Просто решил прогуляться. Голова болит. И я люблю ночь.

Небольшая пауза.

– Могу я как-то отговорить вас, уважаемый гость? Мацуо-сама желает видеть вас в своей комнате до утра. У нас не принято ходить ночами.

– Передайте, Мацуо-сама, что для меня большая честь находиться в его доме, но я все таки свободный человек.

Воздух тяжелеет. И этот сухой голос делает атмосферу еще напряжённее.

Разворачиваюсь, делаю шаг вперед, но на мое плечо ложится рука в черной перчатке:

– К сожалению, уважаемый гость, время и правда позднее. Стражи не позволят вам гулять на территории особняка Мацуо. К вам подойдет каждый из них и ваша прогулка будет не такой успокаивающей, как вы рассчитываете. Пожалуйста, останьтесь. Утро вечера во все времена мудренее. И завтра вы прогуляетесь где хотите.

Ниндзя резко оборачивается и смотрит на дверь. У него либо какое-то шестое чувство, либо не у одного меня хороший слух в этом мире. Поэтому Акане осталась лежать на кровати? Она не двигалась, потому что знала, что ее могут заметить? Ночная жизнь в особняке Мацуо совершенно другая. Будто своя игра, которую я еще не до конца понимаю…

– У вас гости в столь поздний час? – сухо спрашивает он, не отрывая взгляда от двери.

Пытаюсь различить по его сердцебиению хоть что-то. Но удары равномерные, дыхание глубокое. Он ведете себя так, будто спокойно читает книгу или спит. Его сердце на уровне спящего. Такого можно добиться только непростыми тренировками.

Страж подходит к двери, кладет руку на дверную ручку.

– Никого там нет, – морщусь я. – Я вроде бы все еще ваш уважаемый гость и мне не нравится, что вы так нагло вторгаетесь в покои, которые мне выделил Мацуо-сама.

Наверное, японец считает, что я не услышал его легкий пренебрежительный смешок.

Он разворачивает голову, кланяется:

– К сожалению, это мой долг. Я смиренно прошу прощения, если это задело вашу… честь.

Да уж. Это мягко выражаясь.

– То есть вы открыто признаете, что плюете на мою честь?

– Что вы, как можно, – улыбается ниндзя и… тянет ручку двери на себя.

ВЖИИИИИКХХХ!!!

Звук натягивающейся струны звучит громче, чем я ожидал. Я скрещиваю руки перед своим лицом, мои сжатые кулаки трясутся. От самодельных колец на средних пальцах обоих рук тянется невесомая, прозрачная нить. Лишь свет луны и запах мяты говорит, что это когда-то была зубная нить.

Было непросто незаметно набросить невесомую петлю на шею дворецкого, когда я устраивал концерт с испугом. Но я уже успел адаптировать несколько своих прошлых хитростей под это хлипкое тельце.

Дворецкий дергается так стремительно, что я всем телом чувствую сопротивление. Но он сразу же замирает на месте. Вокруг его шеи, по окружности проявляется подтекающая кровью полоса.

Улыбаюсь своей самой зловещей улыбкой, тихо произношу:

– Сегодня очень красивая луна, не правда ли?

Перестаю улыбаться, говорю еще тише:

– И под этой луной ты умрешь сразу же, как только обесчестишь меня. И я объясню Мацуо-сама, почему мне пришлось так поступить.

Глава 5. Сумма достижений

Несколькими часами ранее.

Стою у окна в своей комнате, смотрю на небо. Луны почти не видно. Да и выть на нее, слава Шииле, не хочется. В Варгоне были фанатики, которые считали спутники планеты своими богинями. В полнолуние наряжались в волчьи шкуры и выплясывали ритуальные пляски, завывая.

Ичиро говорил мне вернуться в это время в лабораторию, чтобы провести испытания, так как моя сумма работает в ночное время. Но я не пошел. И хорошо, что никто не стал меня туда конвоировать силком. Прежде чем лишний раз подставляться под чужую аппаратуру, я лучше попробую прочувствовать все сам.

Итак, по каким-то немыслимым законам мироздания, отраженная от луны энергия солнца воспринимается моим сосудом лучше. И судя по всему, зависит это от размера самой луны. В новолуние все плохо, в полнолуние – наоборот. И сейчас от спутника Земли светит лишь маленький полумесяц, поэтому что-то прочувствовать получается с трудом.

Юная растущая луна? Так вроде это называется. А пару дней назад было новолуние и спутника Земли вообще в небе не было видно.

Кап…

Кап…

Факт первый: мой сосуд суммы протекает даже ночью. За двенадцать часов из него уходит половина суммы, независимо от ее количества.

Интересно еще то, что когда неодаренный пробуждается, то его сосуд полностью заполняется маной. Как вакуумная комната, в которой прорвалась дыра. Поэтому Сэм в лесу паниковал, что нас найдет Выходец, умеющий чувствовать сумму. У меня там раскрылся сосуд и заполнился маной в пятьдесят единиц. Для сравнения, у покойного Дэна и Вальта Дарена – семерки. Но пробудились они тоже с полными.

Именно поэтому у пробужденных намного дешевле проводить тестирование пока они чуть ли не светятся суммой. Насколько я понял, в школе пробужденных тестируют, а потом опустошают им сосуд. А то «трехлетке» опасно давать заряженный пистолет.

И вот после того, как пробужденный опустошит свой сосуд, его начинают обучать. Количество вмещаемой в сосуд маны медленно и лениво растет в зависимости от стараний пробужденного. Например, сегодня у него максимум единица. Через год тренировок уже две. И так далее… Да, это очень муторный и тяжелый процесс. Большинство одаренных не дотягивают и до десятки, даже если сосуд вмещает полтинник.

Меня же никто не опустошал. Я сам прекрасно справился – за два дня протечки во мне осталось ну может единиц десять, судя по ощущениям.

Поэтому я игрался с ней, как мог…

Сначала получилось просто выдавить из сосуда сумму. Это оказалось не так уж и сложно. Есть даже некоторые сходства с управлением эфиром. Но лишь поверхностные. Правда толку от этого никакого. Да и особо видимых результатов не дало. Никакой сияющей ауры или огненных рук. Сумма – невидима. Хотя нет, не так. Человеческий глаз не воспринимает сумму, как нечто, на что можно посмотреть.

Факт второй: Мой сосуд не протекает, когда я сплю. И это значит, что я смогу пополнять сумму во сне, как все.

Тереблю зубную нить в руках. К пальцам липнет, пахнет мятой. С некоторым огорчением смотрю на маленький кусок луны, понимая, что завтра от моей суммы ничего не останется и придется заниматься интенсивными тренировками, чтобы вернуть лишь малую часть того, что у меня сейчас есть.

Я уже потратил несколько единиц суммы, выдавливая ее в бумагу. Не то чтобы удалось сделать что-то особенное, но цвет листка точно поменял. Кажется, он стал чуть краснее.

Уже прогресс. Еще чуть-чуть и я захвачу мир.

Думаю, на чем бы еще однородном потренироваться. Читаю состав зубной нити. Натуральный шелк. Надо же. В Варгоне тоже есть шелк, и производят его из нитей черного паука-шелкопряда. Очень прочная нить, удобная. Никто там не додумался ковыряться ею между зубами. Но она часто использовалась для… особых целей.

Натягиваю… прочная. Накручиваю на кулаки, не могу порвать. Чуток надгрызаю и… она рвется. Нет, варгоновские шелковые нити намного прочнее. Теми можно легко задушить человека. Даже не задушить, а… хм… ну ладно, это слишком кровавые моменты моей жизни.

Шиила любит нити. Их переплетения и отблески. Во всех смыслах.

Пробую усилить суммой зубную нить. Точнее, просто комкаю ее, кладу на стол, накрываю ладонью. Концентрируюсь, стараюсь сформировать в подсознании, что все реально лишь под взглядом смотрящего. Первая мантра неофита плетений эфира. Вряд ли это сработает, но бумага же как-то поменяла цвет, верно?

Убираю ладонь, рассматриваю.

Интересно. Нить стала почти прозрачной и потеряла мятный запах. Эффект получился лучше, чем с бумагой. Либо мне везет, либо есть что-то общее у суммы с эфиром. Если представить сумму водой в кувшине, то эфир – это облака в небе. Вот только вода испаряется и превращается в эти облака…

Верчу нить и так, и сяк, натягиваю. Под напряжением нить сразу же возвращает свои свойства. Белая, пахнет мятой. Пытаюсь порвать. Не получается. Пытаюсь надгрызть… не получается. Через пять минут я все же смог ее порвать. Прочность оказалась временной.

Совершенно хаотичный результат, но все же результат. По ощущением я потратил на этот эксперимент целых три единицы из десяти оставшихся. А ведь уже завтра мой максимальный запас суммы тоже будет равняться тройке, если не меньше. И повторив этот трюк с нитью я превращусь в яблочный кисель.

Но в перспективе можно этим воспользоваться.

Наматываю нить на кулак.

Такая удавка называется гаррота. Обычно используют не нити, а цепи или веревку потолще. А вот всякие струны нужны, чтобы убить показательно и кроваво. Зато наверняка. Достаточно накинуть петлю на голову, как любой противник убьет себя сам, если начнет дергаться.

Рассматриваю скромный интерьер комнаты, подхожу к окну, становлюсь на подоконник, отрываю от вычурного карниза кусок проволоки, служащий каким-то странным украшением. Наматываю на пальцы, привязывая концы нити к этим самоделкам. Перекидываю саму нить через спину, вдоль рук.

Что ж, попробуем еще раз.

Минут десять я делаю то, что кажется «запитыванием предмета». Недостаток остаточной суммы над постоянной – я не смогу поддерживать крепость нити в бою. Мне нужно будет заряжать ее заранее.

Нить опять становится прозрачной…

Еще минут десять тренируюсь манипулировать самодельной гарротой на кольцах.

Слышу сердцебиение, в дверь стучатся…

Эту походку я знаю. Акане, собственной персоной. Во имя Шиилы, что ей надо так поздно?

***

27 октября 2022 г.

Четверг

Время: 06:13

Едем в лимузине Джунов по МКАДу. Нажевываю зубочистку, смотрю на Акане, сидящую передо мной. Ее бледные щеки не покидает розовизна. Она смотрит в окно, глаза расфокусированы, погрузилась в себя. Она будто считает октябрьские капли, стекающие со стекла, а не любуется серыми московскими окраинами.

Откидываюсь, вспоминая события этой ночи. Когда я набросил петлю на голову ниндзя, то через пару секунд их перерубил его напарник, швырнув наэлектризованные сюрикены. И ведь с такого расстояния, что я даже сердца не слышал.

Если бы я хотел его убить, то конечно же, убил бы. И они это поняли, когда скручивали меня и вели к Хидану. Акане, кстати, под шумок выпрыгнула из окна и смогла проскользнуть по дворам в свою комнату.

Хидан долго допытывал меня вопросами «какого хера», и, судя по всему, не до конца поверил моим отмазам, но вид все же сделал. Ниндзя извинился передо мной, низко кланяясь, я пообещал, что если буду пребывать в особняке Хидана в будущем, то не буду шататься по нему ночами. Учитывая, что это уже второй раз, то третий со мной будут менее культурными. Хидан намекнул мне, что Джунсиначи днем и ночью – разные. И ночи они оберегают фанатично.

– Ну? – говорю Акане, и та дышит учащеннее. – Так и будешь молчать? Рассказывай про опасности нашей родственности.

– Киба-кун… слушай… прости меня. Ты правда мне поможешь?..

– Зависит от твоего поведения.

Еще немного детских пререканий и нытья, и Акане наконец рассказывает страшную тайну семьи Киба. Бывшая малоизвестная семья Джунсиначи, где главой был Киба Рио – мой отец, обитала в восточной части российского кластера. На границе с Китаем. Там сейчас хоть и территория Исталов, но половина обитателей – азиаты.

Хидан однажды рассказывал Акане про это родственное ему семейство. О том, что они предатели, где глава влюбился в гайдзин и сделал от нее троих детей. Джуны узнали об этом и просто изничтожили семью Киба, расформировав их бойцов, половина из которых, как говорят, сделали харакири, не выдержав позора своего дайме – главы семьи.Сам Киба отказался от очищения позора и сбежал на запад – в Москву, где со временем затерялся.

И вот Акане слышит эту фамилию, приводит меня домой, не сообщив отцу. Как я понимаю, она девушка с характером и часто протестует против решения сосватать ее за Саске. Хидан сразу понял, кто я, поэтому и устроил тогда показательное воспитание дочке и мое избиение в додзе. Специально выставил против меня жениха Акане… Но обернулось все не так, как он хотел. Меня не избили в сопли и с позором не вышвырнули. Наоборот. Я произвел впечатление на остальных.

А опасность быть Киба вполне понятна – я позор Джунов и неизвестно, когда кто-нибудь из них узнает меня и решит реализоваться за мой счет. Акане может достаться если кто-то сообразит, что я из позорной семьи. Хорошо хоть не сильно известной. И мать это знала. Вот почему она тогда так нервничала. Но почему только не рассказала мне? Почему держала в тайне, что отец у нас обычный предатель Джуновых традиций? Наверное, потому что дети болтуны и разболтали бы кому-нибудь «по секрету».

Время: 07:53

Подъезжаем.

– Думаешь, Сэм в порядке? – взволнованно смотрит на меня Акане. – Я не могла ему дозвониться…

Пожимаю плечами:

– Может мертв.

– Это… ужасно. Вы хотели спасти меня… Надеюсь, ты ошибаешься, Киба-кун.

Останавливаемся, выходим на остановке.

Шум, шум…

Опять шум. К гомону добавились еще звуки перфораторов. Школа кипит жизнью и застройкой. Я сразу же заметил строительные леса где-то у восточного крыла. Вижу несколько куч строительного мусора. Разорвало тут неплохо. Но недостаточно, чтобы считать, что школе сильно досталось, и можно отменять занятия на несколько недель. На следующий же день всех учеников вернули.

Спрашиваю Акане, знает ли она что вообще произошло в понедельник. Почему школу разорвало в момент, когда появились выходцы. Она лишь качает головой.

Идем с Акане через толпу. Нас замечают, становится чуть тише. Слышу перешептывания:

– Это он?..

– Да…

– Серьезно? Этот тощик убил главу…

– Тс-с-с, дура, если он тебя услышит…

– Говорят, это он убил в лесу того силача…

– Вполне может…

Если в первые дни я был лишь тенью, и мало кто обращал на меня внимания, то сейчас ученики, не особо церемонясь за свой авторитет, расступались перед нами. Больше всех старались беляки. Но не все это делали со страхом. У многих горели глаза… То ли уважением, то ли любопытством. Сейчас многие из них думали… Он же такой же, как я. Так почему я такой, какой есть. Смог он, смогу и я.

Чувствую на себе взгляды беляков. Кто-то, не стесняясь, идет за нами. То ли из любопытства, то ли для того, чтобы что-то сказать. Многие из них пострадали из-за Новой Силы. Их близкие и родственники.

Замечаю в толпе группу новусов. Подхожу. Акане качает головой, идет дальше. Ей нельзя подходить к этим людям.

Они стараются делать вид, что не замечают меня, но потом один из них, полноватый в очках, оборачивается:

– А, Константин. Привет. Чем обязаны?

– Как Сэм? – спрашиваю я.

– Ты про Блэка? Да нормально. Завтра, говорят, оклемается. Поломался сильно, но ласточка справится. Надеюсь, это его не подкосило. Больно уж интересно будет посмотреть на ваш поединок.