Большая книга ужасов – 91

Значит, она имела какое-то отношение к здешней больнице? Работала там? Она была акушеркой? Или педиатром? Значит, интерес к медицине у меня наследственный?

Наследственность, скажу я вам, какая-то такая… сомнительная.

Однако на чьи слова я полагаюсь? Кому верю? Почтальону, который втащил меня в это, как выразился бы Пепел, «гипер-р-пр-ростр-ранство»? Или деревяшке, которая жаждет моей смерти, потому что в свое время кто-то перед этой деревяшкой провинился? Да почтальон и деревяшка какой угодно поклеп на кого угодно возведут!

Но, с другой стороны, почему мама с бабулей бежали из Ведемы, оставив тут прабабку? Почему ни словом о ней мне никогда не обмолвились? Виновата она была? Нет?

Может быть, я найду ответ в письмах, которые мама отправляла Лехе, Алексею Васильевичу Лесникову?

Где они?

И тут я обнаружил, что держу в руках небольшую пачку конвертов. Мне их, видимо, передали, пока я стоял столбом, задумавшись.

Перебрал конверты. Некоторые помяты, некоторые пожелтели – это, наверное, самые первые. На всех мамин почерк. Все адресованы Алексею Васильевичу Лесникову.

Пятнадцать штук. Да, пятнадцать. Шестнадцатое письмо не дошло. Оно осталось где-то в лесу – небось тоже на какую-нибудь ветку нанизано!

Конверты не распечатаны. Мерзкая деревяшка их даже в руки не брала! Непонятно, почему братец, узнав, что я потерял последнее письмо, так распыхтелся. Из чистой вредности? Да, похоже на то.

Хотя нет, скорее из грязной! Из грязной вредности.

Между прочим, на конвертах нет почтовых штемпелей. Значит, почтальон, забрав их из ящика, приносил прямо в дом? И теперь нужно ожидать его нового визита?!

Стоп. Надо спросить, сколько времени Коринка и Пепел находятся здесь. Может, они помнят, как появлялись письма?

– Пепел, да ты посмотри! – вдруг раздался голос Коринки. – Это ведь мои пуговицы! Как они сюда попали?!

Я оглянулся. Коринка и Пепел отошли в сторонку – наверное, чтобы мне не мешать, и наклонились над письменным столом, на котором лежала толстая книга, а рядом стояла большая разноцветная металлическая коробка. Пепел держал крышку, а Коринка с изумлением перебирала пуговицы, которыми эта коробка была набита.

Я только головой покачал. У нас дома пуговицы хранились точно в такой же коробке с Дедом Морозом на крышке! Только у нас коробка поновей, а эта уже довольно облупленная.

Но я не на коробку смотрел, а на книгу. Название у нее было очень интересное, но не для слабонервных, честное слово! «Синдром диссеминированного внутрисосудистого свертывания крови в акушерской практике. Практическое руководство». У кого же это хватало силы разума разбираться в диссеминированном внутрисосудистом свертывании крови? Или хотя бы понимать, что значат эти слова?!

Я открыл книгу и на титульном листе увидел аккуратную надпись: «Из книг Фаины Демидовой».

Что?!

Мою бабулю зовут Фаина Даниловна Демидова.

Значит, акушеркой была никакая не прабабка, а моя бабуля?!

Мамина девичья фамилия тоже Демидова. Она стала Лесниковой, когда вышла замуж за моего отца.

Выходит, кого из двух младенцев оставить в живых, выбирала не какая-то неведомая прабабка, а моя дорогая бабуля?!

Почтальон назвал виновницу смерти детей старой ведьмой.

В этом году бабуле исполнилось пятьдесят шесть, это я точно знаю: мы ее недавно поздравляли, звонили в Екатеринбург. Я понимаю, конечно, что это возраст преклонный, но все-таки на старуху она не тянет даже при самом яростном эйджизме. И на ведьму не похожа – она красивая и сейчас, мы по видео часто общаемся.

Но странно, что бабуля никогда не работала в медицине. Я помню, она была нянечкой в нашем детском саду, за это меня туда взяли вне очереди. А мама доучивалась на юрфаке, теперь она в прокуратуре работает…

Кто же все-таки эта «старая ведьма»?! Кто моя прабабка?

Когда мама с бабулей сломя голову бежали отсюда – что случилось с ней, с этой не известной мне женщиной? Наверное, ей тогда было уже за семьдесят. Жива она сейчас? Это бабулина мама? Но тогда странно, что у нас нет ее фотографий, и вообще о ней ни слова не упоминалось. Стоп… а может, она имеет какое-то отношение к моему покойному отцу? Фамилии-то ее я не знаю, как тут угадаешь?

– О чем ты так задумался, Александр-р? – выдернул меня из размышлений голос Пепла. – Посмотри сюда – может, и твои пуговицы здесь окажутся?

Пепел и Коринка высыпали пуговицы из коробки с Дедом Морозом на пол и, стоя на коленях, перебирали их.

– Вот это мои! – Коринка радостно показала четыре круглые ярко-красные пуговки с каким-то узором.

– Ну здорово, поздравляю, – промямлил я.

– Эти от платья, а если поискать, наверное, и от кофты найдутся! – тараторила Коринка.

Интересно, кто и сколько лет эти пуговицы собирал? Тоже моя прабабка? Наверное, она не только вязала, но и шила – вон машинка стоит.

Внезапно вспомнилось: вот я вывалился из ужасного пикапа, обнаружил, что у меня оборвались пуговицы, и подумал про почтальона: «Может, эта нечисть коллекционирует человеческие пуговицы?»

Меня опять затрясло.

А вдруг это его коллекция?!

Да ну, ерунда: как почтальон может сюда попасть?

Как-то может… Письма ведь откуда-то взялись! А пуговицы?

– Откуда ты знаешь, что это именно твои пуговицы? – спросил я Коринку. – Тут таких красненьких полно, еще красивее есть. Почему ты не пришила давным-давно какие-нибудь подходящие по цвету? Наверное, лучше другие пуговицы пришить, чем со шнурками ходить.

– Я совершенно точно знаю, что это мои пуговицы, – радостно сообщила Коринка. – Мое платье от «Селин» – это знаменитый модный дом, – и у «Селин» была коллекция, где на пуговках изображены главные достопримечательности Парижа. Их делали по особому заказу. Вот здесь, посмотри, – она протянула мне открытую ладонь, и я впрямь увидел на пуговках какие-то изображения. – Видишь? Узнаешь?

– Ну ладно, Эйфелеву башню и Триумфальную арку узнал, – кивнул я, приглядевшись, – видел по телевизору. А что там еще?

– Это собор Сакре-кер и Пирамида в Лувре, – пояснила Коринка.

Сакре-кер и Лувр – какие слова…

Господи боже, она ведь и правда француженка! Иностранная подданная – в заброшенной русской деревне. Вернее, в несуществующей русской деревне! Тут бы со своей прабабкой разобраться, а приходится думать, как отправить обратно во Францию Коринку и Пепла – потом, когда мы отсюда выберемся.

Стоп, надо сначала выяснить, как они вообще сюда попали! Я ведь ничего о них не знаю. Если есть вход, через который они проникли сюда, – возможно, там же находится и выход? А вдруг и у меня получится вместе с ними выбраться отсюда той же дорогой, какой они пришли?

Ага, из нереальной деревни выбрался бы в реальный Париж, неслабо так… «Бонжур, пардон, мадам…» А дальше? Как там у Грибоедова? «Ни звука русского, ни русского лица!» Уж-жас-с… Да ладно, не беда, Коринка и Пепел не дали бы пропасть на первых порах, отвели бы в посольство Российской Федерации, а оттуда меня как-нибудь отправили бы домой.

Я только открыл рот, чтобы спросить, как все-таки эти французы тут оказались, а Коринка говорит:

– Ты спросил, почему я не пришила другие пуговицы. Да я и эти пришить не смогу. – И невесело рассмеялась: – Здесь нет иголок. Нитки есть, вон в той коробочке лежат, а иголки ни одной. Я все обыскала. Ну все-все, можешь мне поверить! Только в этом доме искала, конечно, потому что здесь безопасно.

– А почему здесь безопасно? – удивился я.

– Ты имеешь в виду причину безопасности или ее проявления? – подал голос Пепел.

Вот же пес, а?! Слова в простоте не скажет.

– Слушай, а ты в прошлой жизни кем был? – повернулся я к нему.

– Как это кем? – вытаращился Пепел. – Псом, понятное дело. Ты ж меня видел не превратившимся. Пепельным лабрадором я был. Вот ее, Коринны, пепельным лабрадором. Уникальная масть, между прочим!

– Ладно, а в позапрошлой? – допытывался я.

– Не знаю, не помню, а что?

– Думаю, ты был ученым. Профессором каким-нибудь.

– Ну, спасибо! – раскланялся Пепел. – Но почему ты так решил?!

– Сильно умно говоришь! Одно «гипер-р-пр-ростр-ранство» чего стоит! А ты понимаешь, что это вообще значит?

– Конечно, – кивнул Пепел спокойно. – Так называется пространство, в котором больше четырех измерений.

– Ты был профессором физики, это точно! – засмеялась Коринка. – Мне стыдно! Я ведь тебя на поводке водила и даже на цепочке!

«И днем и ночью пес ученый все ходит по цепи кругом!» – чуть не ляпнул я, но, к счастью, промолчал. Было о чем подумать в связи с ответом «профессора физики»!

Ну да, в гиперпространстве больше чем четыре измерения, то есть не только длина, ширина, высота и время. Обычные законы физики в гиперпространстве пасуют: например, можно перемещаться со скоростью даже больше трехсот километров в секунду, то есть опережать скорость света. Но гиперпространство – это не обязательно космические приключения, другие планеты, все такое. Именно через него проходят коридоры, связывающие разные времена и разные пространства. И оно переменчиво! В нем нет ничего постоянного! Но что́ именно, какая сила изменяет это самое гиперпространство? Мне кажется, его изменяет объект, который попал в эту безумную субстанцию, испытывает ее воздействие – но одновременно является и субъектом, который на него влияет. Его воображение, его радость, его страх, его совесть, в конце концов, делают из небывальщины то, что ей самой и не снилось! Да взять хоть тот же «Солярис» Станислава Лема. Одним из параметров гиперпространства была больная совесть Криса Кельвина, Сарториуса, Снатра, Гибаряна. Кто-то из героев говорил: «Содержание моих галлюцинаций, каким бы оно ни было, мое личное дело», – но это было вовсе не его дело, потому что эти галлюцинации начинали жить своей жизнью, формировали окружающее, они воздействовали на Океан, хотели того или нет! А что формирует ту Ведему, в которой мы с Коринкой и Пеплом оказались? О моей больной совести и речи нет, потому что гнусные инвективы деревяшки ни фига не заставили меня комплексовать! Я ни в чем перед своим мертвым братом не виноват. Я просто хочу знать, знать, знать, почему сюда попал! И зачем сюда попали французы.

А они в самом деле французы? То есть настоящие люди?..

Ладно, Пепел такая же нежить, как мой братец и почтальон. А Коринка? Кто она? Какая-нибудь гиперпространственная русалка, которая оказалась в Ведеме, чтобы сначала задурить мне голову, а потом свернуть шею?

А мож, они шпиены? А я тот самый Штрилиц, за которым тащится парашют?

– Я прямо вижу, как у тебя колесики в голове вертятся, – ухмыльнулся Пепел. – Говори, о чем задумался?

– О том, как и зачем мы все сюда попали, – ляпнул я, решив, что прямой путь – кратчайший к достижению цели. – Я вам про себя все рассказал. А вы здесь откуда? Французы в России – как очутились?!

– Мы с Коринной прошли через «Пети Сентюр», – печально вздохнул Пепел.

Я насторожился. Интересная новость! Они попали сюда через какой-то «Пети Сентюр»! Что бы это значило?.. «Маленький пояс», вот что! Не знаю, откуда я это знаю, но откуда-то знаю…[3]

– Что за пояс?

– Это старая железная дорога в Париже, – пояснила Коринка.

Железная дорога?! И что, она аж до России тянется? Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, едет поезд запоздалый? Пройти по шпалам больше трех тысяч километров (или сколько там до того Парыжу?) пешком этой парочке вряд ли бы удалось за короткий срок: у Коринки кроссовки не стоптаны и платье не изорвано, да и раненый, обожженный пес умер бы, если бы их путешествие длилось долго. Значит, попали сюда быстро. И скорее всего, Пепел был ранен именно в это время…

– «Пети Сентюр» была первой кольцевой железной дорогой в Париже, – пояснила Коринка. – Ее построили в 1852 году вокруг центральной части столицы гораздо ниже уровня города, хотя для этого пришлось пробиваться через скальные породы. Наткнулись на месторождение кремния, правда очень небольшое, его даже разрабатывать не стали. После сооружения «Пети Сентюр» перемещаться по городу стало гораздо проще. Но в 1934 году начали строить метро, и старую дорогу забросили. Часть ее вообще закрыли. Открытые места превратили в места для прогулок: шпалы и рельсы убрали, насыпали гравий. Скалистые стены заросли деревьями и кустами, где живут белки, ежи, даже лисы! Ходили слухи, будто в 1940 году, когда боши[4] уже обосновались в Париже, какой-то гитлеровский ученый проводил там опыты с деревьями. Они росли неимоверно, отрывались от каменных стен, а в грозу чуть ли не человеческими голосами говорили… Много чего говорили. Словом, старушечий бред. Опыты запретили, когда несколько бошей из числа оханников от страха умерли. Но гулять там было классно и в наше время! Спускаешься туда, например, на вокзале Отей или Муэтт, бредешь до какого-нибудь старого тоннеля, потом проходишь через него, выходишь опять на открытое место, снова идешь через тоннель…

Так, рельсы-рельсы, шпалы-шпалы отпадают. Дорога кольцевая.

– Говорите, там старые тоннели?.. – задумчиво спросил я, вспомнив здешние деревья. – Это через один их них вы сюда попали? И не через тот ли, где деревья болтали?

Пепел так передернулся, что с него даже пепел посыпался, а Коринка чуть ли не истерически закричала:

– Да, не надо, не надо! Это… это ужасные воспоминания!

– Ужасные, – подтвердил Пепел. – Ты думаешь, только человеку нелегко вспоминать свою трагическую гибель? Можешь мне поверить – псу не легче.

– Все псы попадают в рай, – ляпнул я.

– Может быть, – вздохнул Пепел, – но если здешнее гипер-р-пр-ростр-ранство – это рай, то я, наверное, предпочту ад.

– Слушай, Коринка, – сказал я, но тут же спохватился: – Извини, можно я тебя буду так называть? А то Коринна звучит очень уж пафосно. А мы тут как бы друзья…

– Ну давай называй, – хихикнула она. – Очень мило. Мне нравится!

– Это ты хорошо придумал, Александр-р, – снисходительно кивнул Пепел. – Мне тоже нравится.

– Так вот, Коринка… ты хочешь выбраться отсюда?

Она только глазами сверкнула:

– Без вариантов.

– И ты, Пепел?

– А ты как думаешь?!

– Я думаю, что мы должны быть совершенно откровенны друг с другом. Знать все детали того, как попали сюда и почему. Я вам о себе все рассказал. А вы впали в истерику от самого простого вопроса. И вообще… с чего вы, например, взяли, будто никто из здешних не может даже во двор войти, если в них не осталось хоть чего-то человеческого? Выяснили это эмпирическим путем?

– Они просто сюда не лезли, никто не лез, кроме недочела, тени девочки на качелях и твоей знакомой деревяшки. Даже… Древолаз, – выдохнула Коринка и так задрожала, так стиснула свою кофту, так зябко обхватила себя за плечи, словно изо всех щелей вдруг подуло ледяным ветрищем.

Да меня тоже, если честно, мороз пробрал.

– Это кто ж такой?

– Это часть Древа зла, – неохотно заговорила Коринка. – Как бы его воплощение, похожее на человека. Древо зла стоит на месте, а Древолаз ходит по деревне, по лесу… и не знаю, где еще бывает.

«Древо зла, – подумал я. – Древолаз… Древо лаз, Древо зла… Да это почти одно и то же! Все понятно!»

– Хватит крутиться вокруг горшка, – повторил Пепел ту фразу, которая меня недавно восхитила. – Придется Александр-ру все рассказать.

– Ну ладно, слушай… – пробормотала Коринка. Она повздыхала, набираясь храбрости, и начала, наконец: – Я уже говорила, что мы гуляли по «Пети Сентюр». С утра накрапывал дождь, и я взяла с собой зонтик. Пепел бежал чуть впереди, а я читала месседж[5], который мне прислал Дени́.

– Дени?.. – пробормотал я не без удивления.

– Это мой… – Коринка запнулась было, то тут же пояснила: – Это мой друг.

Друг-то друг, но глаза у нее стали такими нежными! Коринка словно смотрела в прошлое, когда рядом был этот самый Дени.

Я сразу понял: не фиг мне таращиться на Коринку. У нее есть Дени. Да и вообще, Париж, Франция, чужая страна, с Наполеоном наши воевали… и, несмотря на «Нормандию – Неман», никаких амуров-тужуров – только деловое сотрудничество.

– Значит, я читала месседж Дени, и вдруг как хлынуло! – продолжала Коринка. – Такой ливень обрушился! Загремел гром. Я вообще боюсь грозы, а тут как-то особенно перепугалась, кинулась в тоннель, выронила телефон, даже не заметила где и как. Я тащила Пепла за собой. Зонтик заело, он никак не закрывался, и вдруг… вдруг стало очень светло и в тоннель влетел… огненный шар! Я сразу поняла, что это шаровая молния: недавно по телевизору показывали, что этим летом их появляется больше обычного. И этот огненный шар подплывал к нам все ближе и ближе. Запахло озоном. От шара протянулись какие-то нити, как будто щупальца. Я от страха заслонилась зонтиком, вместо того чтобы бросить его, – вообще перестала соображать! – а шар все приближался и приближался. Наконец до меня дошло, что его притягивают металлические прутья зонта и что сейчас меня молнией ударит и убьет! Но Пепел бросился вперед, схватил зубами зонт… и в это мгновение молния всеми своими щупальцами в него вцепилась. Зонт отлетел в стену тоннеля, оттуда посыпались камни, и один вонзился Пеплу в лоб. А в стене образовалась дыра. Оттуда высунулись ветки деревьев! Из стены, из камня, понимаешь? Пепел весь вспыхнул, я кинулась к нему, начала стаскивать с себя кофту, чтобы сбить пламя, но не успела: нас вдруг втащило в эту дыру и потащило, потащило, казалось, нас деревья из рук в руки, ну, из веток в ветки передают… Пепел стонал, хрипел, выл, я ничего вокруг не видела… – Коринка закрыла лицо руками.

– Ну ладно, хватит, – с жалостью пробормотал я.

Ну не мог я смотреть на нее, такую несчастную! Ей достались переживания пострашней моих! И черт с ним, с этим Дени!

– Нет, погоди, я еще не рассказала самое главное, – упрямо качнула головой Коринка. – Это важно! Нас вышвырнуло из дыры, но я никак не могла понять, где мы оказались. Этот полусвет мертвенный, и лес шумел так страшно, и ветер завывал, и кругом метались какие-то тени не то людей, не то деревьев, не то каких-то чудовищ, и стоял оглушительный вой. А Пепел умер у меня на руках. Мой пес, мой друг! Мне его подарили, когда я пошла в коллеж четыре года назад… Родители Дени подарили! Поблизости стоял дом, я дотащила до него Пепла – сама не знаю как. Я не могла его бросить. Сидела над ним и рыдала. И вдруг я увидела у забора женскую фигуру. Она была очень худая, словно бесплотная, еле держалась на ногах под ветром. Шепот ее был еле слышен: «Уходите отсюда! Есть только один дом, где вы будете в безопасности. Он с другого края деревни, поспешите туда, но больше никуда не заходите, не то попадетесь Древолазу! Никто из нелюдей в тот дом не зайдет – только те, в ком хоть что-то осталось от них прежних…» – Коринка перевела дыхание, и Пепел взял ее за руку, словно пытаясь ободрить. Она продолжила: – Казалось, я попала в какой-то жуткий фантастический роман, меня будто вставили между страниц и переплели вместе с ними под одной обложкой!

– Аналогично, – пробормотал я. – То же самое и мне казалось: будто влип в какую-то дурацкую фантастику.

– А старуха твердит: спешите, мол, уходите отсюда! И не возвращайтесь никогда, если не хотите пропасть. Я не знала, как быть с Пеплом, я не могла его бросить… так и сказала старухе. Она всмотрелась, потрогала камень, который еще в тоннеле ему в голову вонзился, и сказала: «Это громовая стрелка!»

– Громовая стрелка? – переспросил я. – Бабуля рассказывала, что Илья-пророк – это русский святой – бьет такими стрелами дьявольские силы. Но какие дьявольские силы могли быть в Пепле?!

– Да ты слушай дальше! – воскликнула Коринка. – Значит, старуха сказала: «Это громовая стрелка. Так вот, значит, для чего вы здесь… Конечно, «зеленое зло» ее случайно прихватило, но вышло, что не зря! Не бойся, твой пес жив!» И тогда я увидела, как Пепел превращается! Ну ты сам знаешь, как это впечатляет, Саша! Пепел еще ничего не соображал, был в полусознании, но хоть мог ноги передвигать. Старуха велела ни в коем случае не вытаскивать у него из головы эту стрелку.

– Гр-ромовую стр-релку, – уточнил Пепел, не упустив возможности порычать. – Только если кого-то надо спасти от смерти, добавила старуха, тогда можно ее ненадолго вытащить. Но потом нужно сразу же снова воткнуть в голову, не то я сдохну.

– А старуха все шелестела: «Скорей, скорей! Когда придете в тот дом, крепче запирайте двери! Никогда не выходите оттуда поодиночке! Не заходите в другие дома! Спешите, спешите!» – Коринка взволнованно перевела дыхание. – Мы спустились с крыльца и побежали как могли быстро. Я заметила, что у меня на одежде нет пуговиц, но это была такая ерунда по сравнению со всем прочим! Ну, словом, мы бежали, а старуха то была рядом, то летела над нами, и все тело ее словно шелестело: «Быстрей! Спешите!» Я думала, что у меня начались галлюцинации, что это какой-то безумный бред – но вот мы добрались до этого дома, взбежали на крыльцо, перевели дух – и вдруг Пепел застонал, завыл…

– Меня как ледяной плетью хлестнули, – мрачно добавил Пепел. – Это было предупреждение, которое нам потом еще не раз пригодилось! Знак ужаса! И так заломило лоб, голова ну прямо раскалывалась!.. Я бы с удовольствием выдернул стрелку, но Коринка не позволила.

– А ты чувствуешь этот знак ужаса? – спросил я у Коринки.

Она покачала головой:

– Только Пепел чувствует.

– Я тоже ничего такого не чувствовал, – с сожалением сообщил я.

– Наверное, это потому, что вы живые, а я нет, – предположил Пепел. – А здешнее гипер-р-пр-ростр-ранство не слишком-то похоже на мир живых!

– Слушайте, слушайте! – вдруг заорал я. – Если вы вошли сюда через какое-то отверстие, вдруг через него можно выйти обратно?!

– Думаешь, мы не обыскали все, что могли, в окрестностях того дома? – невесело вздохнула Коринка. – Каждую щель обшарили. Ничего там даже похожего нет. Но это уже было потом. А тогда… Ну, значит, Пепел застонал, завыл! Я оглянулась и увидела человека, который огромными скачками несся по улице. «Это Древолаз!» – прошелестела старуха и упала около калитки. Я хотела вернуться и помочь ей встать, но в это время все вокруг осветилось каким-то темным зеленым огнем, мрачным, пугающим, и я увидела, что это мерцает лицо того человека, который приближался к дому. «Скорей в дом! Закрывайтесь!» – раздался хрип старухи. Мы вбежали в дом и заперлись. Припали к окну и увидели, как человек с темно-зеленым лицом подхватил тело старухи и остановился, вглядываясь в наше окно. У него не было ни рта, ни носа, ни глаз, но в то же время мы чувствовали его взгляд. Его тело казалось покрытым корой, кора была на голове…

«Да это же почтальон! – осенило меня. – Древолаз – тот самый почтальон! Это просто невероятно!»

Можно было смеяться, конечно. Но я изо всех сил старался не заплакать при мысли о своей невероятной, ну просто уникальной невезухе!

– Мы понимали, что он ищет нас, – продолжала Коринка. – Забились в угол, не зная, видит он нас или нет. Потом услышали его голос – как скрип веток под зимним ветром: «Больше, старая ведьма, ты никому не скажешь ни слова!» Наконец он исчез. И старуха исчезла тоже. Уже потом, гораздо позже, мы увидели ее тело, нацепленное на ветку Древа зла. Я так плакала… ведь это мы погубили ее!

– Нет, не вы, – угрюмо сказал я. – Она уже давно висит на этих ветках. Много лет. Иногда ее срывает ветер, и тогда Древолаз отправляется на поиски. Если бы вы попались ему, он забрал бы вас с собой… боюсь представить, что с вами было бы.

– А ты откуда об этом знаешь? – удивилась Коринка.

– Слышал от людей, – буркнул я неприветливо. – Не здесь. Еще до того, как сюда попал.

– Ну, это понятно, что до того, – ухмыльнулся Пепел. – Где бы ты здесь людей, кроме Коринки, нашел?!

– А что, правда никого нету?! – ужаснулся я. – Неужели никого?!

– Мы их не видели, – пожала плечами Коринка. – Слушай, а за что эту старуху на дереве повесили?

– Не знаю, – буркнул я еще более неприветливо. – Откуда мне знать? Думаешь, Древолазу нужны какие-то причины? Но куда важней, почему старуха сказала: «Так вот, значит, для чего… Все не зря!» И про какое-то «зеленое зло». Значит, вы сюда не просто так попали, а для чего-то?!

Коринка растерянно пожала плечами:

– Да, я тоже об этом все время думаю. Но ничего не знаю, ничего, тем более про «зеленое зло»! – И вдруг она встрепенулась: – Ой, я только сейчас поняла… Эта старуха знала, что в этом доме безопасно, потому что это ее дом! Как ты думаешь, Саша?!

– Ну это совсем необязательно, – пробормотал я, – мало ли что…

– Стоп, стоп! – воскликнул вдруг Пепел. – Напрашивается логический вывод…

Я сразу понял, какой логический вывод тут напрашивается. Если старуха привела Коринку и Пепла в свой дом и если сюда приходят письма на имя моего брата, стало быть, старуха и мой брат – родственники. Да и я, значит, их родственник.

Нет, я к этому выводу был еще не готов. Я не готов был это публично признать!

Поэтому взмолился – для отвода глаз, конечно, но и в самом деле проголодался здорово: