Рыцарь в клетке. Книга третья

– «Что?» – неприятно поразился я.

– «Элементарная логика», – тут же отрезал Эйлакс самым самодовольным тоном, – «Вспомни полицейский участок. Простолюдины в форме и задержанные кровоточили и задыхались, так? Теперь вспомни, что произошло при твоей инициации этой самой Тишиной. Она происходила в компании твоих знакомых, которые являются дворянами, а значит – обладателями развитой энергетики. Пусть воздействие и было кратковременным, но его негативные явления ощутили только слуги, испытав недомогание»

– «По-моему, если и есть нечто, противоположное Буре, так это Тишина», – поделился я своим предположением, которое отдавало достаточно высоким уровнем абсурда.

– «Склонен с тобой согласиться, мой невольный друг», – хмыкнул демон, – «Предполагаю, что это явления разного порядка. Если Буря отрывает слабую душу от тела, то Тишина эту же душу просто заставляет чувствовать себя не на месте. Даже не так, Тишина… приглушает связь между телом и душой, из-за чего Искру начинает тянуть назад, в Великую Реку, а тело, чувствуя слабеющие связи, начинает добросовестно, хоть и не быстро, умирать».

– «То есть, я обладаю способностью массово и медленно убивать простолюдинов?», – кисло подумал я, представляя себе пустое место там, где у меня раньше цвели мечты и перспективы.

– «С тем же успехом, ты бы мог сказать, что револьвер – это чесалка для спины», – хмыкнул Эйлакс, – «Мы просто слишком мало знаем».

Чудесно. Я просто-напросто Франкенштейн какой-то. Самый настоящий попаданец, только выдранный из места, где он жил долго и счастливо. Крутейших благородных кровей, голубее некуда, но изгнанный. С самым настоящим могучим демоном внутри, но категорически не желающим тратить хотя бы кроху своих сил. Со способностью, буквально выдавливающей душу из других людей, но действующей совершенно бесконтрольно, а самое главное – на мещан! Зачем мне может понадобиться в жизни травить вокруг себя простолюдинов? Зачем?!

Мой крик души был услышан лишь заржавшим как конь Эйлаксом. А ведь когда-то считал одержимость полезной! Эх, придется и дальше надеяться лишь на револьвер.

…ну и Дариона Вайза. Вредный демон, испортивший мне в юности немало нервных клеток, с каждым днем всё больше и больше доказывал свою незаменимость в своей роли поверенного, работая за десятерых. Я понимал, что он и свои дела проворачивает, но и мысли не допускал интересоваться их природой. От добра – добра не ищут.

Как я и предполагал, в местном Доме Отдыха Учителя студентов не ждали от слова «совсем». Пропустили меня, хоть и с боем, только из-за благоразумно надетой мной формы академии, большого и важного дипломата с материалами, а также давления, которое я оказал на бдительного вахтера. Появись я здесь в своем новом красном наряде, то, скорее всего, со мной бы обошлись на порядок вежливее, но дали бы от ворот поворот. А как студента – со скрипом, но пустили.

Сопротивление мой приход вызвал вовсе не потому, что появление студента на этих вечеринках было чем-то запретным, просто подобное было не принято. Если у кого-то были идеи, предложения, критика… даже просто пожелания, то тот человек шел прямиком в студенческий совет Якусейсшо, излагая свои чаяния специально выбранному студенту, называемому президентом студсовета. Этот несчастный, добровольно взваливший на себя очень почетную, но все-таки ношу, и работал промежуточным звеном между преподавательской братией и студенческим обществом. Проявлять инициативу вне этой устоявшейся цепочки было моветоном.

Чхать я на это хотел! Просто потому, что система была ущербной и тормознутой. Президент студсовета был некоей компромиссной фигурой, прекрасно осведомленной о пожеланиях и политике руководства академии. Он или она могли совершенно безбоязненно завернуть любое начинание, если оно было хоть сколько-то неудобным.

А моё было как ёж с распахнутым зонтом в заднице.

И сейчас я планировал как следует обустроить ловушку, чтобы зафиксировать достаточное количество людей в одном помещении перед тем, как запускать (или впускать?) ежа с зонтом.

Сделать это оказалось довольно просто, благо, что приехал я заранее. Войдя внутрь презентабельного и вполне современного здания, напоминающего помесь библиотеки и клуба, я тут же поймал местного, который оказался подрабатывающим студентом-второкурсником из Куросёбанаэн. Парень продемонстрировал идеально подходящий для моих целей кабинет и поделился ключом, радостно скрывшись потом с глаз, унося купюру в десять тысяч йен. Да, не все аристо могут похвастать достатком…

Развесив графики и разложив материалы, я дождался начала собрания, закрыл класс и… вышел на охоту.

Само действо было чем-то вроде близкого массового знакомства. Учителя, физкультурники, библиотекари и прочие медсестры с трудовиками обнюхивались, искали общий язык и натужно улыбались, зная, что высший преподавательский совет сейчас занят тем же самым, но и еще заодно решает, кому из них, маленьких людей, предстоит довольно долгий отпуск в год, а то и не в один. Атмосфера по этому поводу в главном приемном зале стояла довольно нервная.

Первым мне нужен был сам старый лис, Ирукаи Сай, который вовсю крутил хвостом рядом с роскошно одетой японкой, которой можно было дать как тридцать, так и шестьдесят лет. Пока они общались, я, стоя с независимым видом неподалеку, уловил аж трех напряженно наблюдающих за Саем молодых парней-кицуне, каждый из которых что-то держал – поднос с вином, полотенце или закуски. Хвосты у бедолаг стояли дыбом.

Дождавшись, когда старик раскланяется с женщиной и пустится в неспешную прогулку по залу, я неторопливо прошёл мимо него, почтительно кивнув старому хитрецу. Этого хватило для того, чтобы возжечь любопытство в Ином.

– Эмберхарт-кун? Какая приятная встреча! – тут же подкатил ко мне старичок, изображая на лице лукавую, но непосредственную радость, веры в которую у меня не было ни на грош.

– Ирукаи-доно! Взаимно! Не смел вас отвлекать, хотя сильно нуждаюсь в вашем мнении! – растекся медом уже я, улыбаясь ему так, как будто он упомянул меня в собственном завещании. В первой строчке.

Наш краткий и быстрый дальнейший диалог, если пропустить его через фильтры здравого смысла и конкретики, сократив до голого смысла, дальше выглядел таким боком:

– Че приперся?

– Сказать что-то важное хочу?

– А не оборзел?

– Так послушайте и решите!

Кицуне хитры, ловки и внимательны… но остаются лисами со всеми их недостатками. Гипертрофированная любознательность в них сочетается с постоянным желанием риска или проказы. Когда старый хрен услышал словосочетание «официальная позиция наследницы рода Иеками по отношению к образовательной системе Японии», у него случилась метафизическая эрекция. Узнав о том, что я уже подготовил все необходимое для презентации, сверхъестественный пенсионер развил столь бурную деятельность по агитации значимых персон в зале, что мои потенциальные потуги в этом направлении выглядели бы более чем жалко. На доносящиеся ему вдогонку мои фразы о том, что я один из главных участников прошедших недавно дебатов, лис забил большой и толстый… хвост. Он уже загорелся.

Стоя, я ловил ушами звучащие отовсюду шепотки. Местное общество сдержанно бурлило любопытством самых разных оттенков, что я понимал более, чем кто-либо иной. «Иеками», «официальная позиция», «система образования» – все это для японцев в одном предложении просто не могло существовать.

Класс оказался битком набит сидящими и стоящими учителями, чьи сдержанные веселящиеся возгласы понемногу угасали, явно впечатленные объёмом развешанных по доске и стенам бумаг, а также стопками документов на каждой парте. Вставший позади задних парт Наото Йошинари, наш преподаватель по боевой подготовке, лишь скорбно качал своей лысой головой, разглядывая как меня, так и аудиторию, становящуюся с каждым прошедшим мигом всё серьезнее.

Я хитро ему подмигнул, а потом уважительно поклонился залу, приступая к докладу.

Следующие два часа должны были быть довольно насыщенными.

Глава 4

Задвигались стулья, люди с шумом и гримасами вставали из-за парт. Те же, кто провёл последние три с половиной часа в стоячем положении, с кривыми усмешками разминали ноги. Часть преподавателей кряхтели и пыхтели, совершенно не стесняясь окружающих. Последнее было более чем оправданно, целый час до этого момента прошел в оживленной дискуссии, где социальные границы были не раз и не два пройдены, а все пограничные столбы нагло обоссаны.

Меня это, впрочем, совершенно не волновало. Можно даже сказать больше – я, как личность, в данный момент и не существовал. Между двух сведенных в яростном пароксизме ушей, связанных, казалось, проволокой под напряжением, бушевало лишь одно желание.

КУРИТЬ!

Не выдержав, я отошел к окну, распахнул его, тут же вцепившись в сигарету, как в последнюю надежду человечества. Последовавшие за этим событием секунды стали самым счастливым моим воспоминанием в этой жизни. Потрудиться пришлось на славу…

Из народа, собравшегося в аудитории, никто изначально не планировал всерьез вслушиваться в мои слова. Преподавателей, дикторов, профессоров – всех этих людей интриговало лишь словосочетание «мнение Иеками», которое почиталось явлением куда более небывалым, чем поющий унитаз или золотой осел. С предубеждением пришлось бороться мне, с чем немало помог наставник Йошинари. В самый пиковый момент, когда насмешки достигли апогея, а некоторые наиболее серьезные дяди и вовсе намылились уйти, лысый японец взял слово, крепко проехавшись по безалаберности присутствующих и лестно отозвавшись обо мне.

Следующим этапом стало пробивание корки предубеждения насчет системы образования в стране. Тут передо мной встала практически неразрешимая задача, справиться с которой помогло… открыто высказанное пренебрежение по отношению к многим аспектам экономики и индустрии страны. Империя, чьим наиболее существенным ресурсом был человеческий, совершенно не могла его реализовать на уровне, которого требовал современный технологический прогресс. Требовалось лишь привести ряд наглядных примеров, сравнивая местные и западные годовые показатели в самых разных областях.

Тут я их задел за живое достаточно, чтобы противостоять мне взялись те, кто эту самую экономику преподавал. Дело оставалось за малым – закидать их сухими фактами и аналитикой, пересланной мне из европейских университетов. Набранная мной литература лежала в архивах любой развитой западной страны в открытом доступе, штампы на выданных достойному собранию папках свидетельствовали, что подмена исключена. Единственное, чего не хватало для завершенности процесса – это обобщить данные, а потом сверить их с текущим состоянием дел в Японии до того момента, как начались проблемы с культистами.

И лед тронулся…

Десять лет – много это или мало? Откровенно мало, когда речь идёт о стране, открывшей свои границы после перерыва почти в сотню лет. Да и как открывшей? Какое может быть взаимопроникновение культур через половину земного шара? Не стоит забывать и о неявном, но устойчивом нежелании местной знати еще сильнее терять актуальность личного могущества. Одни не знают, что спрашивать, другие не заинтересованы отвечать, не видя выгоды. Постепенно всё шло к тому, что империя Восходящего Солнца все сильнее отставала от остального мира.

На моей стороне сыграло то, что присутствующие здесь люди были преподавателями академий Гаккошимы, места своеобразного и не особо престижного. Но их голос значил на порядки больше, чем слова приезжего второкурсника, а подобранные мной материалы, папочка с которыми досталась каждому из присутствующих, позволяли им сделать собственные выводы в дома, в спокойной обстановке, имея перед глазами все графики и таблицы.

– Не на это я рассчитывал, – покачал головой подошедший ко мне Ирукаи, – но не могу сказать, что разочарован. Ты нас тут порядком удивил и даже испугал, Эмберхарт-кун.

В руках старый кицуне крепко сжимал папку.

– Я дал клятву служения императору, – пожал я плечами, – поэтому, как благородный человек, обязан был воспользоваться имеющимися у меня документами во благо страны.

– Благо страны, юноша, вопрос весьма непростой, – на лице Ирукаи Сая промелькнула хитрая усмешка, – Но мне интересно, почему у вас вообще появилось желание рассматривать эту тему. Не просветите старика, м?

– Причины, по которым я собирал эти выкладки, уже в про…

Фраза застряла у меня в глотке, а сама беседа тут же была выпнута из головы. На краю чувствительности я ощутил нечто. Странное, не похожее ни на что, тревожащее.

Оно приближалось.

Рядом стоящий старик также что-то почувствовал, моментально посерьезнев. Он резко крикнул нечто на незнакомом мне диалекте, дверь в кабинет распахнулась, демонстрируя две серьезные физиономии парней-кицуне. Пара отрывистых приказов, головы исчезают, а Ирукаи Сай, растеряв свой обычный легкомысленный вид, поворачивается к недоуменно вертящим головами профессорам.

– Вполне возможно, господа, что на нас напали, – говорит лис… и выбегает из класса как молодой!

На грани моей аурной чувствительности творилось невесть что, как будто ко мне приближался живой ковер плоти, над которым реяло целое облако тьмы. Ощущения были премерзкие. Оставаться в закрытом помещении не хотелось совершенно, но я, выхватив оба «раганта», замешкался на несколько секунд, запутавшись в приоритетах. Опыт и рефлексы требовали немедленно покинуть опасное место, логика же твердила, что стоящие тут люди с папками представляют для меня определенную ценность и их потеря нежелательна.

– Эмберхарт-кун!

Просящий взгляд безоружного Йошинари молотом ударил по моей чувствительной душе. Черт, ну как можно ходить безоружным? Мне кто-нибудь объяснит? Ну ладно эти, которые могут струю огня выдать на полтора десятка метров, но даже Рейко и староста, несмотря на все свои силы, теперь без ствола и в туалет не пойдут! А это инструктор! Человек, обязанный нас учить револьверному бою!

С кровью я оторвал от сердца один из «рагантов» и, под начинающийся шум все сильнее тревожащихся профессоров, сунул его в руки лысому учителю, вместе с пригоршней патронов. Йошинари уставился на меня еще интенсивнее, хотя его руки сноровисто работали, распихивая патроны по карманам. Пришлось выхватить из рукава любимый нож-бабочку, временно жертвуя его на нужды самозащиты… инструктора по самозащите.

Трость и три жалких револьвера против неведомой дряни, которой все больше и больше на грани чувствительности. А еще и Ирукаи смылся, и я буду не я, если сейчас кицуне не озабочен спасением собственных сородичей.

Я и беда добрались до главного зала одновременно. Только я успел окинуть взглядом мирно общающихся японцев и сосредоточенно шныряющих между ними кицуне, как двери основного входа в зал разлетелись мелкой щепой, вызывая заполошные крики удивления и шока, вскоре сменившиеся болезненными возгласами.

Она встала в дверном проеме. Невысокая, черноволосая, в немного потрепанном кимоно синего цвета, рукава которого прятали сложенные на животе кисти рук.

Некрасивая.

Самая обычная японская мещанка… держащаяся с достоинством королевы.

Я мотнул головой, наводя на девушку револьвер. Та дрянь, что клубилась за её спиной, по-прежнему ощущалась омерзительно, но мне почему-то показалось важным прочувствовать её потенциал как практика.

– «Она не практик», – прервал мои бесплодные попытки Эйлакс, – «А еще…»

Что он хотел сказать, осталось загадкой. Японка подняла обе руки, уподобившись проклинающему всех зомби, и звонко закричала на весь зал:

– Терновник растёт везде!

…а затем из-за её спины в зал, полный безоружных людей, хлынул самый настоящий серый поток живой плоти. Крысы! Я открыл огонь по тварям раньше, чем понял всё до конца, а когда понял, так сразу захотел оказаться как можно дальше от этого места! Миазменные крысы!

Когти и зубы тварей, каждая из которых была размером с крупную таксу, быстро нашли свои цели. Плотные и очень тяжелые тушки погребли под собой несколько неудачников, стоящих к двери чересчур близко. Писк, крики ужаса и агонии быстро создали атмосферу хаоса. Люди бегали, меж их ног сновали звери, выбирающие момент для прыжка или просто вцепляющиеся в ноги всем подряд. Я отскочил назад, через дверь, возле которой стоял, избегая участи быть снесенным выбегающими из зала преподавателями. Трех измененных животных, каким-то образом за считанные секунды пробежавших весь приемный покой, я благополучно пристрелил в спины.

Еще один быстрый взгляд на обстановку. Надежда поймать в прицел ту самую девушку-культистку была утеряна, её нигде не было видно.

Бить? Бежать?

Бить.

«Рагант» уходит в кобуру, его место занимает взятый в левую руку «пугер», короткий и с более мощными патронами. В правой я сжимаю трость, её наконечник начинает нагреваться, повинуясь мысленной команде. Несколько глубоких энергичных вздохов, и я врываюсь в зал.

Секрет смелости и отваги сэра Алистера Эмберхарта?

Рефлекторная ненависть англичанина к миазменным крысам, желание выгодно себя продемонстрировать, защита только что вложенных инвестиций и много-много «ирландской паутинки» в одежде.

Двумя быстрыми тычками трости дырявлю насквозь наскакивающую на пожилого пузатого японца зверюгу. Почтенный преподаватель визжит, машет перед собой руками, в глазах – слепая паника. Быстро встаю на одно колено, опуская руку с «пугером» параллельно полу, произвожу выстрел, сбивающий еще одну тварь с груди лежащей женщины. Крысу разрывает на две брызжущие кровью части, но женщине это уже не поможет – перегрызли горло. Встаю, ищу новую цель.

Цель находит меня. Вою от боли, челюсти крупной скотины яростно жуют икру моей левой ноги. Сначала дергаю этой самой ногой как дурак, а потом как он же стреляю в вцепившуюся в меня мерзость. Та добросовестно принимает в себя тяжелую пулю, повторяя судьбу предыдущей товарки, но челюсти не расцепляет, приходится тратить еще несколько драгоценных секунд, прожигая кончиком трости череп животного аж в трех местах. Подбрасываю трость, ловя ее за тонкую нижнюю часть, и бью клювом набалдашника, сшибая с себя остатки монстра.

– Спасайтесь! – ору во всю глотку, видя, как некоторые из присутствующих пытаются противостоять крысам. Слышны выстрелы, у некоторых был с собой огнестрел, но на общий хаос это не оказывает ни малейшего влияния. Наоборот – толпящиеся в зале люди лишь мешают друг другу. Юркие грызуны мечутся между паникующими, выискивая наиболее удобный момент для атаки.

Убиваю тычками еще двух мутировавших тварей. Хотя, какие они, нафиг, мутировавшие? Просто крысы на стероидах, ставшие из незаметных грызунов городскими альфа-хищниками. Больше мышц, выше агрессия, куда крепче шкура – и всё это компенсировано воистину жутким аппетитом, а также полным неприятием каких-либо авторитетов. Стреляю, сбивая еще одну здоровую и хвостатую дрянь в прыжке. Остается два патрона до перезарядки и один полный «пугер» – разум это отмечает автоматически.

На следующую атаку отреагировать не успеваю, да и идёт она не со стороны животных. Пожилой седобородый пузан, которой я спас ранее, хватает меня за пиджак бульдожьей хваткой, начиная трясти и требовать, чтобы я его срочно отсюда вывел. Вырываюсь, резко бью мужчину по лицу несколько раз, тыкаю пальцами в глаза. Не сильно, но достаточно, чтобы он разжал руки, хватаясь за лицо. Теперь можно посерьезнее. Затылок вороньей головы на трости соприкасается с затылком орущего деда. Пузан падает как подкошенный, а я принимаю на согнутый локоть тварюгу, целящую в прыжке вцепиться мне в пах. Вновь боль, паника, четвертый выстрел из «пугера», разжимание челюстей дохлого зверя.

Ядовито-фиолетовая вспышка, и я лечу в стену, впечатываясь в неё как муха об лобовое стекло едущего автомобиля. Отваливаюсь, пытаясь сообразить, на каком я сейчас свете, машу неумной головой. Не помогает. Зато помогает ощущение лютого холода, вцепившегося в тело на зависть всем присутствующим крысам.

Подскакиваю как здоровый и тут же совершаю совершенно дикий прыжок в сторону, вдоль стены. Падаю, грохая уже не совсем работающим плечом об пол, подхватываюсь, повторяю трюк.

Вовремя. Еще бы секунда-другая и меня бы этот уже замерший на месте сугроб проморозил бы до костей, как тех четырех неудачников, которых видно с моей позиции. Понимание, что мне совершенно не стоило лезть в полный паникующих практиков зал, приходит слишком поздно. Пора делать ноги, раз недобитые японцы вспомнили о своих навыках. Вряд ли они сейчас готовы вспомнить о том, что удары по площади могут задеть их сограждан.

– «Пригнись!»

Падаю на пол, пропуская над собой фиолетовую вспышку, приложившую меня о стену ранее. Кувырок, «пугер» ходит в руке, пытаюсь определить агрессора. Нахожу – та самая культистка в синем кимоно стоит у стены, бормочет, поводя перед собой руками, а над её головой набирают силу и яркость аж три сгустка фиолетового света. Её глаза не отрываются от меня.

Стреляю почти навскидку, с левой руки, через полтора десятка метров, да еще и из «пугера», совсем не предназначенного для таких фокусов. Попал!

…ноль эффекта. Японка лишь морщится от напряжения, кусочек горячего свинца висит напротив её живота. Она поднимает руки, явно собираясь запустить в меня аж три техники сразу, и я понимаю – накроет. Лежачему увернуться не судьба.

Копье вонзается женщине в бок, пробивая тонкую фигурку с воздетыми руками насквозь. Та охает от неожиданности, её руки опускаются, а ноги подкашиваются, позволяя телу осесть на пол. Культистка хватается обеими руками за пронзившее её копье, начиная его трясти с неверящим выражением лица.

Вскакиваю. В руке уже второй «пугер», из которого я почти не глядя отправляю в сторону упавшей женщины пули. Весь барабан, сразу.

Ни одна не долетает, застывая в паре десятков сантиметров от цели.

Что за?

– Волшебство!!

Кричит Ирукаи Сай. Старец стоит, держа в левой руке окровавленную длинную катану, его уши и хвост ходят ходуном, рот оскален. Именно он метнул копье… копье? Нет, это блин бильярдный кий!

Между живых и мертвых людей появляются фигурки кицуне. Молодые Иные ловко и безжалостно протыкают, разрубают и режут крыс с помощью мечей и нагинат. Культистка продолжает дергать и раскачивать копье. Она как ребенок, обидевшийся на вещь.

– Волшебство!! – вновь кричит новый директор нашей академии, указывая своим перстом на умирающую культистку, – Она использовала магию!!

Супер. Именно то, что надо знать людям, находящимся в смертельной опасности.

Ковыляю к проткнутой кием женщине, опираясь на трость. Последнюю я собираюсь использовать против той, кто умеет останавливать пули. Больше некому – ни сам Сай, ни его подчиненные вовсе не собираются приближаться к женщине. Не успеваю среагировать на кинувшуюся на меня крысу, но тут слышится выстрел из знакомого оружия. Серая тварь, получившая в бок из «раганта», бешено пища, улетает прочь. Подхожу к культистке, вновь сжимая трость за тонкий конец.

Та поднимает на меня глаза. Действительно, похожа на обиженного ребенка. Даже губы мелко трясутся, как от будто готова заплакать.

Голова ворона устремляется в полет клювом вперед.

Интерлюдия

Чарльз Уокер аккуратно выстрелил идущему мимо человеку в ухо, почти сразу после этого переведя свой осуждающий взгляд на полицейского. Последний, невысокий и коренастый японец, с полными бессмысленного изумления жизнью глазами взирал на дворецкого, почему-то нервно облизываясь. Уокер вздохнул, пряча пистолет в наплечную кобуру, а затем критично осмотрел свои белые перчатки. Подавать руку измазанному грязью правоохранителю, до этого момента безобразно оравшему и отползавшему от преследовавшего его якудза, он не хотел. На штанах городового расплылось большое мокрое пятно.

Англичанин вновь без всякого удовольствия признал, что чем дольше живет в этой стране, тем больше перенимает позицию мастера Алистера. Несмотря на то, что молодому человеку на момент их знакомства не было и пятнадцати лет, тот сразу выбрал наилучший способ разрешения сложных ситуаций.

Сначала стрелять, а потом задавать вопросы. Убитый якудза, которому пуля из крупнокалиберного пистолета Уокера оторвало противоположное входу пули ухо, был этому живым подтверждением. То есть мертвым.

Вокруг переулка, где приходил в себя обмочившийся полицейский, кипела торговая жизнь. Представители различных хабитатов, стоя у своих прилавков, вовсю продавали фрукты, овощи и травы, но дела у них шли не шибко. Токийцы, весьма встревоженные событиями в стране, предпочитали закупать рис и другие крупы, благоразумно делая запасы на черный день, который, по их мнению, уже наступил. Цены на долгохранящееся пищевое довольство давно уже взлетели до небес, но Чарльз тут был как раз в поисках свежей и знакомой ему зелени. Присматривающегося к овощам дворецкого, размышляющего, сколько тонн продуктов влезет в холодильные камеры особняка, отвлекли злобные крики, раздающиеся из подворотни.