Жизнь замечательных людей

– А что, коллеги, давайте что ли под кофеёк новости посмотрим: что там без нас за ночь в мире произошло, – сунул в розетку шнур Николай Ефимович. Старенький телевизор на холодильнике разогрелся не сразу. И как на зло вляпались в утренний выпуск криминальных новостей.

Молодой репортёр скороговоркой верещал что-то о ночном происшествии в коммунальной квартире. По всему было видно, что ночью там произошло массовое побоище с алкогольной подоплёкой. Он всё время тыкал микрофоном в побитую физиономию потерпевшего, принуждая несчастного к унизительным объяснениям. Тот всё время пытался увернуться от навязчивого мохнатого предмета, отмахивался руками. Но репортёр-то был опытным – от такого, даже ссаными тряпками не отмахаться. И когда потерпевшего совсем припёрли к стенке, тот на мгновение замешкался и, видя, что отступать уже некуда, глубоко вздохнул, развёл руками и начал:

– А что мы?.. Мы ничего! Сидели тут вечером с товарищами по работе, тихо беседовали. А тут они врываются! Представляете? И главное, безо всякого на то разрешения вдруг начинают избивать нас ногами! Просто ужас какой-то! – искренне возмущался потерпевший. Откуда-то с боку в камеру влезла потрёпанная женская голова с синяком на пол-лица:

– Это просто возмутительно! В собственном доме! Без всякого приглашения!..

– Коля, выключи это. Нельзя же прямо с утра такую мерзость… – взмолился Иван Карлович, – это же чудовищно!

– Не просто чудовищно, но ещё комично, коллеги! – Надо же, какое коварство! Главное, «без всякого на то разрешения», – затрясся от смеха Степан, – ну, это уж совсем, согласитесь, ни в какие ворота не лезет!

– Да уж, – улыбнулся Иван Карлович, – ну ладно бы с разрешением – никто бы и слово не сказал – а тут на тебе! Просто вопиющий случай. Куда мир катится!

Коллеги ещё немного посмеялись, допили кофе и расселись по своим рабочим местам.

После обеда к Ивану Карловичу пришла Люда, из конструкторского отдела, только после института. Глаза на выкате – того и гляди разревётся. С рулоном чертежей под мышкой.

– Иван Карлович, он не подписывает! – пожаловалась она, – третий раз уже переделываю.

– Что вы говорите, ну давайте посмотрим, что тут у вас, – Иван Карлович разложил чертежи на столе и принялся их изучать, – а вы присаживайтесь, Людочка, присаживайтесь. Кажется, я всё понял. Так-так-так, с чего бы начать-то? Чаю хотите? Степан, налей-ка барышне чаю, нам потолковать надо.

Степан послушно бросился к чайнику и заварил в кружке пакетик.

– Знаете в чём ваша проблема? В ваших чертежах нет души! Да-с. Надо больше Человечности вкладывать. Вы же – барышня! А у вас какие-то мертвяки получаются. Угловатые… а резкие кромки просто глаза режут, бездушные куски металла, так и веет от них могильным холодом. А фасочки где? Людочка, надо больше фасочек! Больше радиусов скругления, побольше фигуристости! Вы же дама! Уж в фигуристости-то должны знать толк! Для чего это нужно, спросите вы? Мертвым железякам – всё равно. Таким деталям и ломаться не в падлу, а уж ржаветь – так им вообще за счастье. А вы вложите в них душу, поделитесь частичкой своей Человечности. Жизнь – она заразная штука, помните об этом! Придайте деталЮшкам Человечности, – а она неотделима от инстинкта самосохранения. Заразите их жизнью через придание природных форм. Вы видели когда-нибудь прямоугольную планету? Вот. То-то же. Едва заметные глазу скругления, фасочки и прочие хитрости, которые совершенно никак не будут влиять на качество изделия в сборке… Но спроектированные вами деталЮшки будут служить дольше, поверьте моему опыту. А Эдуард Кириллович не подписывает знаете почему? Вы его рожу видели? Он в ваши чертежи как в зеркало смотрится! А этого он делать очень не любит, уж я-то его давно знаю. Этакий усечённый конус, причём абсолютно правильной формы. Как по линейке его делали! Ну не любит он свою физиономию! Получается, что вы его вроде как дразните. Понимаете? Ну вот и славненько, – по-отечески погладил Иван Карлович Людочку по голове, – сделайте как я вам сказал. Он всё равно нюансов не заметит, но почувствует себя лучше, может человеколюбие в нём проснётся. Ну, всё, идите и попробуйте – не пожалеете.

Людочка заметно повеселела, но опять чуть не расплакалась, только уже от радости.

Когда воодушевлённая Людочка убежала, Степан с иронией в голосе обратился к Ивану Карловичу:

– И что это вы в последнее время всё про человечность толкуете? Раньше вы как-то без неё обходились. – Иван Карлович ничего не ответил, лишь пожал плечами, – вот в новостях, – продолжил Степан, – сами же видели – сплошная чернуха. А вы всё о какой-то мифической человечности…

– Ты, Стёпа, лучше бы помолчал и послушал знающего человека. Сидел бы тихонько да на ус наматывал. Да, не всё у нас красиво и гладко, согласен… Но, как говорится, нас еб…простите, Иван Карлович, – склоняют к сожительству, а мы…

– А мы крепчаем! – с воодушевлением резюмировал Степан.

– Ах, если бы, молодой человек, если бы…– грустно поднял глаза Иван Карлович, – мы – повизгиваем! В большинстве своём. Увы и ах! Вот если бы в нас была хоть малая толика Человечности, мы бы горы могли свернуть! Да что горы – тьфу на них! Чудеса бы могли творить!

– Да что вы, в самом деле, заладили «человечность да человечность»! Что это вообще такое? С чем её едят? Какого она цвета? И чем она пахнет наконец?!

– Так сразу и не объяснишь: она либо есть, либо её нет вовсе. Её, Стёпа, совсем не едят! Это невозможно. Хотя дикари-каннибалы и наивно верят, что можно. Что касается цвета… Человечность – просто белая (по земным меркам). Но её истинный белый цвет земными глазами не увидишь, он абсолютный, ослепительный для человеческого глаза. Запаха нет, ибо субстанция эта (скорее, не субстанция, а качество) не имеет ничего общего с атомами и молекулами. Мне почему-то хочется сравнить её с запахом чистенького новорождённого поросёночка, или с запахом парного молока. Но это мои субъективные ощущения. Ладно, коллеги, сегодня короткий день, пора и честь знать, – засобирался Иван Карлович.

После работы Иван Карлович решил заскочить в ближайший торговый центр. Там сегодня по акции давали какие-то новомодные гаджеты. Но вот не задача: охрана на входе пускала только по два-три человека. Народу столпилось уже приличное количество. Рядом со входом возле водосточной трубы пристроилась компания маргинальных личностей. Молодые люди курили и распивали пиво. Громко о чём-то спорили, нецензурно выражаясь. Иван Карлович встал в очередь. Один из молодых людей отделился от товарищей и вплотную приблизился к Ивану Карловичу. Он тронул его за рукав и дыша перегаром заговорил:

– Эй, папаша, за нами будешь! Отойди-ка в сторонку и не загораживай проход. Усёк?

Иван Карлович сначала было попятился, но потом собрав всё своё человеколюбие в кулак, ткнул наглого верзилу в грудь портфелем:

– Поостыньте-ка молодые люди! Вы как со старшими разговариваете? Или преподать вам урок человеколюбия?

– Приятели верзилы заметно оживились, побросали окурки, поставили бутылки на асфальт и направились к товарищу. Только один остался наблюдать, опираясь о водосточную трубу рукой. Он, по-видимому, у них был главным. Но тут, к счастью, подоспела охрана и бузотёров оттеснили от Ивана Карловича. Охрана чётко дала понять хулиганам, что вход для них сегодня закрыт.

– Ну ты дед попал, в натуре. Зуб даю, мы тебя дождёмся! – злобно потирали руки хулиганы. За нами не заржавеет, мы подождём. С места не сдвинемся пока тебя не встретим! Вот тогда и поговорим о человеколюбии! – орал тот, что опирался о водосточную трубу.

– Что ж, молодые люди, – лукаво и с хитрецой в глазах улыбнулся Иван Карлович, – ловлю вас на слове. Подождите-ка чуток. Может поумнеете. Вы ещё не знаете с кем связались. Никуда не уходите. – ехидно погрозил дед и исчез в торговом центре.

Иван Карлович вышел через другой вход. А на четвёртый день после рабочего дня он застал всю ту же копанию на том самом месте, где и оставил их накануне выходных. Грязные, заросшие молодые люди остались в совершенно тех же позах, в каких он и распрощался с ними. Их главный жалобно скулил, всё силясь оторвать руку от водосточной трубы. Колени его постоянно подкашивались, и он то и дело опускался в лужу собственных нечистот. Потом кое-как вставал и всё повторялось снова. Остальные товарищи по несчастью полусидели, полулежали у стенки, опираясь на мокрую штукатурку и невнятно что-то мычали. Некоторые беззвучно плакали. Иван Карлович подошёл поближе и по-отечески ласковым голосом начал:

– Надо же! Какие вы молодцы! Дождались меня всё-таки. Не скажу, что не ожидал, но всё-таки, это сильно. Вот она – воля к победе – в чистом виде! Соскучились по мне?

– Отпусти…те нас пожалуйста отсюда. Мочи уже нет никакой. Даже собака с полицией ничем не смогла помочь…

– То, что слово своё сдержали и дождались меня здесь – это конечно похвально. Ну, поговорим о Человечности и человеколюбии, или вы уже и так обо всём догадались? Хотите лекцию прочту?

– Не надо лекций, мы всё поняли, мы домой хотим…

– То-то же. Это напомнило мне старый рассказ Л. Пантелеева. Хороший и поучительный рассказ. «Честное слово» называется. Там про мальчика одного. Очень честный мальчик оказался: не ушёл со своего поста. Советую почитать как-нибудь на досуге. Так вот, господа, вы своё слово сдержали, приказываю оставить вверенный вам пост! Вы свободны! Расползайтесь восвояси! Всего доброго. – Раскланялся Иван Карлович и исчез в неизвестном направлении.

Хулиганы застонали от облегчения и медленно поползли к остановке.

27 октября 2022 г.

Рождественские беляши

Утром третьего января Витя Ёжиков впервые в этом году полностью открыл глаза. Он с удивлением уставился в потолок и улыбнулся. Ну надо же – ничего не болит, голова не раскалывается, даже не тошнит почти. Господи, хорошо-то как! Он пошевелил конечностями – вроде всё в порядке, руки-ноги целы. Только правая ступня как-то подозрительно чешется. Последнее, что он более-менее членораздельно помнил, это прошлогодние предновогодние хлопоты. Потом были гости, потом ещё кто-то приходил… Пару раз он просыпался, похмелялся (об этом позаботился заранее) и снова ложился спать. Виктор сел на кровати и попытался почесать правую стопу. Там что-то было. Какое-то непонятное углубление, а в нём нечто похожее на…

Он вынул ногу из-под одеяла и ошарашенно уставился на стопу. В центре стопы в аккурат под пяткой открылся глаз! И заморгал! «Что за чертовщина! – похолодел Витя, – неужели белка догнала?». Он протёр глаза и снова посмотрел на ногу. Глаз никуда не делся.

– Да что же это такое! – не узнал своего голоса Виктор, – так не бывает! – Бил себя по коленям несчастный. Потом отхлестал себя по щекам.

А глаз всё моргал и поглядывал не понятно куда. Наконец Виктор взял себя в руки и встал с кровати. «Ходить вроде не мешает. Он походу сам рефлекторно закрывается, когда я на ноги встаю, и моргает тоже, – Витя сел на стул и снял тапок». Он сосредоточился и открыл свой новообретённый глаз. Потом закрыл его. Попробовал ещё. «Значит, он часть меня, а не что-то инородное. И я могу его контролировать. Да, но я ничего им не вижу». Виктор интуитивно закрыл глаза и открыл глаз на стопе. И прозрел! Он первый раз в жизни видел ногой! Плохо то, что глаз не может двигаться, и приходится водить ногой, чтобы навести его на тот или иной предмет. Очень необычное ощущение. Это вам не двумя глазами смотреть. Это – моно-зрение! Как камера смартфона: узкий вертикальный прямоугольник с изображением. Цветовая гамма тоже другая. Будто смотришь через жёлто-оранжевые очки, на чёрно-белый мир. Да… Ну, дела…

В это же самое время пенсионерка Кузнецова вскрикнула «Ох!» и проснулась. Она свесила ноги с кровати и закрыв лицо ладонями замерла. Ещё бы не вскрикнуть! Во сне к ней явился сам преподобный Серафим Саровский! Святой повелел Кузнецовой к завтрашнему утру напечь беляшей по его оригинальному рецепту. Преподобный поведал способ приготовления, список продуктов и велел, как проснётся, тут же всё записать. Наказал встать на углу Владимирского проспекта и Кузнечного переулка, рядом с Собором Владимирской иконы Божией Матери, и угощать беляшами всех, кто пожелает. Цену не назначать, а если будут давать деньги, то не отказываться. Напоследок старец благословил её, осенил крестом и отбыл в неизвестном направлении. Кузнецова нашла ручку, свой старый ежедневник, в который она записывала показания счётчиков, и принялась воспроизводить то, что надиктовал ей преподобный старец. Это было не трудно. Слова преподобного будто впечатались в мозг. Список оказался внушительным. Но делать нечего – придётся исполнять наказ святого старца. Она благоговейно достала из-под ночной рубашки крестик и поцеловала его.

«А как же я буду печь-то со своим артритом? – сокрушалась пенсионерка, – пальцы-то ведь совсем не гнутся, суставы все опухли и болят… Ну да ничего – с божией помощью справимся как-нибудь». Кузнецова за три захода закупила всё, что нужно. От внука осталась большущая термосумка, он раньше курьером подрабатывал, доставщиком еды. Вот и пригодится завтра. Ближе к вечеру пенсионерка приступила к стряпне. Как ни странно, боли в суставах прекратились, опухшие суставы пришли в норму, а потом и опухоли как не бывало. Закончила она уже после полуночи. Получилась почти полная сумка, килограмм на пятнадцать. «Придётся такси вызывать. Ну, да ладно. Всё-таки благое дело сделала, на такое и денег не жалко, – устало улыбнулась старушка, – а теперь можно и поспать, завтра будет тяжёлый день, надо пораньше встать».

Утром пенсионерка Кузнецова распечатала на принтере постер с ликом преподобного Серафима. Обернула полиэтиленовой плёнкой и намертво приладила скотчем к термосумке. Рядом разместила листок, тоже обёрнутый в плёнку, на котором маркером аккуратно была выведена надпись «Беляши по рецепту преп. Серафима Саровского. Угощайтесь на здоровье». Вызвала такси, спустилась на лифте с тяжеленной сумкой и стала ждать машину. Когда та приехала, она попросила водителя помочь с поклажей, поблагодарила и указала, куда ей надо ехать.

Виктор привёл себя в порядок, побрился и через силу позавтракал. «Что же мне теперь делать, куда обращаться по поводу этого новообразования? В поликлинику? Но там сейчас никого нет. Может, сидит кто-нибудь на телефоне и посылает всех подальше: вызывайте, мол, скорую. Скорую вызывать точно не буду. Что я им скажу? Эврика! Надо идти в травмпункт! Он всегда работает. Врачи там опытные, много чего повидали необычного, может что и посоветуют. Завтра утром пойду. – рассуждал Виктор». Он ещё потренировался с новым глазом. Вполне освоился. «Когда-то я мечтал, чтобы у меня открылся третий глаз. Читал специальную литературу, даже какие-то техники практиковал. И вот – на тебе! Получите и распишитесь, пусть с опозданием и не там, где надо, но всё-таки открылся! Видимо, сполз пока я спал, – закурил Виктор на кухне, – как теперь дальше жить? Год начался весьма оригинально – ничего не скажешь».

В последнее время Виктора занимал один вопрос: что произойдёт, если сфотографировать спящего человека? Что происходит на тонком уровне? Например, человеку снится сон, а его в это время фотографируют. Отобразится ли на плёнке что-нибудь? Ведь фотографируют же призраков. Как это может повлиять на спящего? Он очень бы не хотел, чтобы его запечатлели спящим – прямо какой-то животный страх испытывал. Даже повесил доску над кроватью, покрыл её золотой краской и написал поверх чёрным «Зона свободная от фото и кинохроники», под которой разместил две наклейки – перечёркнутые фотоаппарат и кинокамера – такие в некоторых учреждениях висят, их и в музеях встретить можно.

Предчувствуя предстоящую бессонную ночь, Виктор решил как следует подустать, он вышел из дома и решил измотать себя пешей прогулкой – отправился пешком по направлению к центру города. А это почти два с половиной часа ходу. Он специально не взял проездной и деньги, чтобы не было соблазна воспользоваться общественным транспортом. Витя шёл и размышлял о хрупкости этого мира. Пока он валялся в похмельном полусне перед глазами, сменяя друг друга, проплывали яркие образы, которые сводились к одному. Он нечаянно что-то разрушал. Например, ему сильно хотелось пить, а в бокалах из тонкого стекла была живительная влага, и как только он брал в руки очередной бокал, тот сразу крошился у него в руках. Никак не получалось аккуратно взять его в руку, толи силу не мог правильно рассчитать, или ещё чего, но бокал неизменно лопался. А вот он уже на каком-то юбилее в новом дорогом костюме, кругом полно народу. Вносят огромный фигурный торт. Витя нечаянно задевает торт локтем, торт складывается пополам, и часть кондитерской конструкции обрушивается прямо ему на пиджак. Народ разочарованно гудит и разводит руками: «Витя, ну как же так?». Ему хочется провалиться сквозь землю от стыда. А ещё очень жалко испорченного пиджака, который, естественно, теперь не отстирается. А теперь ему уже показывают искусно выполненные макеты старых церквей из деревянных зубочисток. Просто шедеврально выполнено! Витя ходит и восхищается. Но пол покрыт скользкой для его обуви плиткой. Он поскальзывается и чуть не падает, но успевает опереться обо что-то. Это что-то хрустит и рассыпается по постаменту. Всё! Нет больше великолепно выполненного макета старого храма, сложился под его тяжёлой рукой. В общем всё в таком духе. «Того и гляди, что мир рассыплется на части, стоит только не туда наступить – и всё разлетится на тысячи осколков. Я слишком неуклюж для этого хрупкого хрустального мира. Надо как-то поаккуратней. Полная дисгармония и несоответствие. Надо найти какой-то ключ или знак, подсказку. Главное, распознать! – Витя напряжённо всматривался во всё, что попадалось ему на пути, но ничего стоящего его внимания пока не попадалось».

Подустать Виктору, надо сказать, удалось на славу. Он же кроме алкоголя несколько дней ничего толком и не ел. Насилу до дома дошёл. Но зато голова прояснилась. А вот уснуть, несмотря на усталость ему в эту ночь так и не удалось. Так и пролежал до утра с тремя закрытыми глазами. И опять всё у него рушилось, разбивалось и уплывало прямо из рук. Он наскоро позавтракал, взял документы и пошёл в травмпункт.

«Представляю, что сейчас будет… Наверняка, доктор будет в шоке, – саркастически улыбался Виктор, сидя напротив кабинета в ожидании своей очереди».

– На что жалуетесь, у вас травма? – дежурно спросил доктор, – куртку можно повесить на вешалку.

– Не совсем… Понимаете, я вчера проснулся утром после праздников, а у меня вон что, – стараясь говорить как можно спокойней, Виктор стянул носок. Открыл газ и для правдоподобия поморгал им. Доктор издал нечленораздельный звук и попытался улыбнуться, но у него получилась какая-то кривая гримаса – смесь ужаса и брезгливости. Он скорбно вздохнул и прошептал, думая, что его не услышат, но Витя услышал:

– Всё. Больше ни капли. – шипел змеёй доктор.

– Понимаете, доктор, я вижу этим глазом. Прада только, если закрою глаза. Зрение как бы переключается на ножное.

– Ну хорошо, а от меня-то вы что хотите? – горько сглотнул доктор, и у него невольно потекли слёзы. Он сконфузился, достал платок и вытер глаза. – Я не знаю, что это такое, это нигде не описано, мне сдаётся, такого вообще никто не видел. Откуда я знаю – может, вы вообще мне только кажетесь… Я не верю…

– Я вам не кажусь! Хватит от меня отмахиваться. Я реален как никогда. Хотел спросить вашего совета: что мне с этим делать?

– Ну не знаю я! Не знаю! – застучал врач кулаками по столу, – оденьте! Оденьте немедленно носок! Это же просто невыносимо! – закрылся он ладонью от Виктора и отвернулся к окну.

– Может показать кому… – робко поинтересовался Виктор, натягивая носок. Он сунул ногу в ботинок и выжидательно уставился на доктора. На того просто страшно было смотреть: он весь как-то осунулся и сдулся.

– Знаете, что вы только что сделали? Вы просто обрушили мир, к которому я привык! Всё! Финиш! Разорвано в клочья всё моё мировосприятие! Уже нет той стройной картины мира – вы своим третьим глазом растоптали все постулаты! Что делать, вы спрашиваете? А я вам скажу, что делать! – Никому это не показывайте! Особенно врачам! Вас просто растащат на атомы! Или ногу отрежут, засунут в банку со спиртом – и в кунсткамеру. Или студентам будут показывать. А может сделают вывод, что эта мутация есть последствия перенесённого ковида. Да-да, новый штамм! Вы болели ковидом? Нет? Тогда придумают новую болезнь и назовут, скажем, – «подпяточная циклопия». Напишут кучу монографий и научных работ. Нет-нет, скорее вас просто утилизируют от греха подальше, чтобы избежать шумихи… Мой вам совет. А теперь уходите, ради бога, прошу вас. Не мучайте меня, мне ещё пациентов принимать, а меня трясёт не по-детски. Уходите!

Виктор вышел из травмпункта и закурил. Он, конечно, ожидал бурной реакции, но слова о кунсткамере и утилизации слышать было не очень приятно. Домой идти не хотелось и он решил прогуляться по нарядному центу. Спустился в метро и поехал.

Побродил по Невскому, свернул на Владимирский и увидел странную картину. Какая-то бабка возле Владимирского собора торговала беляшами. Не просто торговала, а кого-то даже бесплатно угощала. И громко призывала попробовать беляши от преподобного Серафима Саровского. «Вот это – да. Такого мне видеть ещё не приходилось, – удивился Виктор». Он подошёл поближе и стал наблюдать за экстравагантной старушкой.

Прохожие останавливались и с интересом подходили к бабке. Некоторые качали головами и крутили пальцем у виска, другие, наоборот, брали по несколько штук, и почти все без исключения совали ей деньги. Давали по-разному: кто полтинник даст, кто сотню протянет, а кто-то и мелочью. Видно, она стоит уже давно – меньше, чем полсумки осталось. Из оттопыренных карманов торчали уголки купюр, а мелочь она ссыпала в кармашек на сумке, он тоже был почти полон. «Не плохо она поднялась на имени преподобного Серафима, – подумал было Виктор». Подошла пожилая пара. Мужчина скептически поглядел на изображение святого на сумке с беляшами, а женщина разговорилась с торговкой.

– И что, правда помогает? – спросила женщина.

– Ещё как! У меня вот ещё вчера пальцы не гнулись совсем – артрит. Я пока пекла, всё и прошло. Как и не было ничего, – поведала торговка, – истинный крест!

– А скажите, от радикулита поможет? – покосилась она на своего спутника.

– Пренепременно! Должно помочь. Даже не сомневайтесь. – заверила Кузнецова. Женщина толкнула своего спутника. Тот нехотя достал кошелёк, женщина ловко выудила из бумажника пятисотрублёвую купюру и протянула торговке. Та набрала в пакет сколько влезло и протянула покупательнице. Мужчина неодобрительно покачал головой. Когда пожилая пара проходила мимо Виктора, он услышал недовольное ворчание:

– И что ты такая легковерная. Да во времена Серафима Саровского и беляшей-то никаких не было. И тут – здрасьте-пожалуйста! По рецепту преподобного Серафима. Он же травой вроде питался…

– Да ладно тебе. Хватит ворчать. Хуже уж точно не будет. – улыбнулась его спутница.

Из храма вышел батюшка и направился прямиком к старушке. Видно, и до него слухи дошли.

– А у вас беляши, простите с чем? – поинтересовался он.

– С говядиной и целебными травами. – с опаской уставилась она на него.

– Не хорошо, матушка. Сейчас же рождественский пост, а вы тут прямо возле храма верующих соблазняете, с пути истинного сбиваете, не хорошо это… Да ещё и именем почитаемого в народе святого прикрываетесь.

– Да я же не по своей воле, батюшка. Так мне велено было. – жалобно заскулила старушка и поведала батюшке о ночном визите преподобного старца и о его наказе. Батюшка скептически покачал головой и ушёл обратно в храм.

«Похоже это оно и есть – то, что я искал. Ключ-подсказка. Надо взять несколько штучек пока не разобрали, – решил Виктор». Но только он решился было подойти, как из храма стремительной походкой вышел батюшка и направился к торговке. Он огляделся по сторонам, достал из кармана скомканный пакет и протянул удивлённой старушке:

– Мне штук десять, пожалуйста. – сказал батюшка, – столько хватит? – вынул он из кармана двести рублей.

– Я цену не назначаю, кому сколько не жалко… – взяла Кузнецова деньги. Она наложила беляшей в пакет и протянула батюшке. Тот отвернулся и суетливо стал прятать пакет за пазуху, боязливо оглядываясь по сторонам. Тут из-за угла появились два полицейских и возникли перед торговкой.

– Так, гражданочка, нарушаем?.. – вальяжно улыбнулся старший, потирая в предвкушении руки. Батюшка обернулся, быстро подошёл к нему и приветственно улыбнулся. Он поздоровался с ними за руку – видимо, они были знакомы, отвёл их в сторону, они поговорили. Старший снова пожал батюшке руку и пожал плечами:

– Ну, раз такое дело, то не будем вам мешать. – сказал полицейский. Стражи порядка развернулись и направились в другую сторону.

– Спасибо вам большое. – благодарно улыбнулась старушка.