Американский наворот

Телефоны вновь разразились какими-то предупреждениями.

– Теперь нелокализованная ядерная тревога, – без особых эмоций объявил Детина. Становилось все очевиднее что Лебедев и его банды были ни при чем.

– Из-за шаттла, – предположил Белобрысый.

– Похоже, – согласился Мелкий.

– Только как-то быстро "чинки" отреагировали на наш шаттл, – засомневался Драгович. – С орбиты что ли хотят бить? И куда? В неостывшую взлетную площадку?

Где-то в западном направлении на горизонте начало полыхать. Привычное мерцающее зарево говорило о старте противоракеты, потом еще одной. Старты осуществлялись с замечательных объектов Блока, которые, как и прилегавшие к ним квадратные километры охраняемой блоковскими же подразделениями территории, должны были служить препятствиями для маневров сил вторжения, то есть для Лебедевских ОМСДОНов.

Шум работы на поле стал стихать – все были научены жизненным опытом и знали, что за такими пусками могут последовать всевозможные ядерные спецэффекты, от вспышек на орбитальных высотах до взрывов в атмосфере. Огромные суперрадары AEX AMANDA с приданными им лазерами были способны так четко определять траектории и отсеивать ложные цели, что селективных взрывов в большинстве случаев не требовалось, но раз на раз не приходился. Впрочем, облака, мешавшие лазерам-селекторам, в данном случае выступали и определенными "друзьями" затаившихся людей. Облака были способны минимизировать вспышку.

– Очки у кого-нибудь есть? – задал почти риторический вопрос Детина.

Все молча продолжили путь, уставившись под ноги.

Послышался мерный гул самолета. Больше ничего такого не последовало. Никаких вспышек или пусков – исходи гул от самолета ПВО и начни тот стрельбу – грохот срывающихся в бешеный полет ракет было бы слышно на куда большей дальности чем сам этот самолет. Может это и был самолет ПВО но никаких действий он пока не предпринимал.

Терминал, выпустивший две противоракеты, располагался несколько дальше, и их грохоту, прошедшему десятки километров и значительно ослабленному, еще только предстояло пройтись над полем.

Впереди показалась группа из бытовок-вагончиков, к которой все и направлялись.

В вагончике, куда все зашли, Драгович собственно и ночевал. Тут была газовая печка и кухонные принадлежности виде помятой алюминиевой кастрюльки, кружки и пакета для всего остального.

Драгович в очередной раз достал клок простыни, высморкался и сматерился.

– Тебе в баню надо, только нормальную, чтобы с веником попариться, потом накатить, – начал Мелкий.

– И потом походить по улице и все, – возразил Белобрысый. – Это хорошо когда ты дома, когда у тебя тепло и сухо, и тебе не надо никуда. И то у меня после такого не проходило никогда ничего. Это все болтовня. Таблетки пей и весь день спи, никто и не заметит. Если что скажем как есть, что доктор антибиотики свои бесполезные прописал, и они тебе не помогли. А еще врач…

– Так что спи спокойно, – продолжил мысль Драгович и сложил руки на груди, как покойник

Все заржали.

– Так мы же пьем или что? – продолжил Драгович. – Таблетки-то на завтра тогда? С водкой-то не желательно.

– Энергетические можно и так, – ответил Детина, – снотворное не желательно, а эти можно. Подзарядишься сразу. Шахтеры вон их пили по несколько дней в неделю. И подбухивали при этом. Полезного мало, но сравни – или они регулярно, или ты один раз. И не волнуйся, на них так быстро не подсядешь.

– Вообще логично, – добавил Мелкий, – я сам пробовал. Сильная вещь, причем никаких там глюков или чего-то такого. Чистый ум, просто энергии выше крыши. Потом, правда совершенная жопа, до толчка кое как доползаешь, но это если их без всего остального принимать. Ты сутки, ну может чуть меньше проспишь, и все выровняется, организм восстановится и встанешь как огурчик. И ангина твоя во сне пройдет.

– А как тогда шахтеры их пили, если до толчка не доползешь потом? – Спросил Драгович.

– Так если энергия заканчивается, они следующую пили, – ответил Детина.

– А спать?

– Одно другому не мешает, особенно если правильно сочетать с другими. Все предусмотрено. А потом перед выходными пили еще какие-то, вот хотя бы снотворное, и все нейтрализовывалось. Выходной они спали и восстанавливались.

– Хрень какая-то. В выходные других дел много… отдыхать.

– Так они зарабатывали – ого! – ответил Детина и поднял взгляд к потолку.

Драгович за год с лишним пребывания в SSSF не раз уже обсуждал ту хрень которую когда-то вытворяли здешние шахтеры, или с ними вытворяли. Обсуждал он это с разными людьми, выслушал, так сказать, разные точки зрения, так что продолжать эту тему, которая теперь коснулась непосредственно его самого, не стал – до того все проговорил.

– Каша с тушенкой есть, – объявил Драгович и указал на картонную коробку, стоявшую в уголке, где помимо этого стояли трехлитровый баллон и печка.

Оказалось, что баллон сдох – Драгович только сейчас вспомнил, что он уже с утра еле давал газ. Всего-то нужно было сбегать в домик-склад и притащить новый.

На улице все так же дул холодный сырой ветер. Иногда казалось, что он приносил редкие мелкие дождевые капли. Глаза слезились, в носу свербило, словно туда попала уже не только вода, но и какой-то особо дрянной песок.

– Все, меня это достало, – объявил Драгович, зайдя в домик и поставив баллон на стол. – Что если закапать водку в нос?

– Человек тридцать лет прожил, а такую чушь несет, – Объявил Белобрысый. – А все почему? В теплых краях прожил!

– Ты чего, не простывал никогда что ли? – Спросил Мелкий.

– Простывал, но не так, – ответил Драгович, в который раз скрыв пол-лица в белом обрывке, – Я тут больше года, не первый месяц. Но такой ветер и сырость мне еще никогда так не помогали окончательно охренеть.

– Пей таблетку и не страдай, – посоветовал Детина.

– Пей, пей, чего откладывать, – добавил Белобрысый.

– Ладно, чего уж, – произнес Драгович и достал из кармана коробочку, открыл ее, и перед ним раскрылся целый арсенал из десятка с лишним стеклянных и пластиковых трубочек-пробирок с уложенными в них рядами белых таблеток. Еще с крышки слетел сложенный в несколько раз тонкий листок, очевидно с инструкцией по применению.

– Вот видишь, новье какое, – сказал Белобрысый. – Даже мануал на месте. Клади все на стол, сейчас разберемся что пить.

– Разберемся значит? – Изображая недоверие в голосе ответил Драгович.

– Нечего там разбираться, – ответил Детина. – Стеклянная колба с двумя полосами или круглыми пятнами… это без разницы. Одно белое, другое синее.

– Эта? – Спросил Драгович, потянувший нужную пробирку из обхватывавшего ее держателя.      – Да, правильно, эта, – ответили в один голос Мелкий и Белобрысый, после того как разглядели зажатую пальцами склянку.

– Точно?

– Да точно, – ответил Детина.

Видя такое единодушие, Драгович решил не вычитывать что-то в похрустывающей бумажке мануала и сдвинул пластиковую пробку.

Минут через пять ломота в суставах стала отступать, и одновременно с этим Драгович заметил, что раздражающие ощущения в носу и горле исчезли.

Остальные в это время возились с чаем и притащенными консервами.

Драгович встал и походил взад-вперед.

– А вправду помогло, – объявил он. – И насморк прошел. Ну дела!

– Сосуды наверно расширились, – предположил Мелкий, – Или наоборот сузились.

– Или дело вообще не в сосудах, – продолжил, изображая серьезность Белобрысый, взявший за норму подтрунивать над невозмутимым Мелким.

Все заржали.

Тем не менее, кое-какие незначительные побочные действия все же проявили себя. Впрочем, трудно было судить, были ли это побочные эффекты, или же дело было в никуда не исчезнувшей инфекции. После пары стопок Драгович почувствовал, что накуренный воздух комнаты оказывает на него омерзительное и тошнотворное воздействие. И вообще в помещении было слишком душно и смрадно даже без всякого табачного дыма.

– А-а, это бывает такая хрень, – объявил Мелкий. – Еще может показаться, что слишком жарко или наоборот холодно. Это пройдет.

– У меня такое чувство, будто хорошо напился, а не пьяный.

– Так ты и не будешь пьяный, – ответил Белобрысый. – Ты толком и не выпил. Может, чувство, как будто траванулся?

– Точно.

– Так выйди и подыши, – предложил Детина. – Только не расстегивайся. Просто свежим воздухом медленно подыши. Может быть блеванешь, хотя не должен. Просто спокойно посиди или пройдись. За пять минут управишься.

Драгович обулся в резиновые шлепанцы, даром что летние, зато сухие, и двинулся к выходу.

"Будешь чувствовать себя нормально, но может блеванешь," – мысленно и с раздражением воспроизвел он ключевые моменты разговора.

На улице и вправду стало легче, да не просто легче а хорошо, учитывая простудное самочувствие в течение дня. По ощущениям не помешало бы расстегнуться а то и вообще снять куртку и размяться, но Драгович и не думал подобного вытворять – никаких таких эмоциональных порывов в отличие от опьяненного соответствующим количеством алкоголя сознания и в помине не было.

Судя по всему, дьявольский препарат угробивший за долгие годы целую армию работяг и вправду никак не влиял на ясность рассудка. Правильно, он не должен был мешать работать. Вот и сейчас Драгович всего лишь испытывал то чувство, будто он сейчас только что встал навстречу вполне комфортному летнему утру, как следует выспавшись. Это, конечно приподнимало настроение но не больше чем сухая обувь и одежда взамен холодной и вымокшей.

Драгович представлял себе какую бы то ни было "дурь" совсем не так. Впрочем, по своему назначению это и не была "дурь" как таковая, а всего лишь фармпрепарат. Учитывая то, какие штуки были разрешены к свободной продаже в годы войны, препарат отдельного разговора не стоил.

Постояв несколько минут на воздухе Драгович направился обратно. Вернувшись к приятелям, он к своему разочарованию обнаружил, что отвращение к привычному ранее табачному запаху так и не исчезло. Вид стакана, наполняемого водкой также вызвал чувство подкатывающейся к горлу дурноты.

– Странное дело, – объявил он, – На улице чувствую себя нормально, даже на все сто, а здесь дышать не могу и на стакан смотреть тошно. Этими таблетками что, заодно от выпивки и курева отучали?

– Да вроде нет, – озадаченно ответил Белобрысый, – Если бы да, то они бы ценились за это, но я такого не слышал.

Остальные тоже не слышали о таком свойстве скандальной фармацевтики.

– Допивайте без меня, – сказал Драгович. – Я еще пойду на улицу, только говнотопы получше одену, – он полез под деревянную скамейку, где помимо всего прочего валялись драные, но зато сухие ботинки.

– Уверен, что пить не будешь? – уточнил Белобрысый.

– На все сто уверен. Допивайте. Чего там с тревогой? Сообщили чего-то уточняющее?

Никаких сообщений никто не получал, хотя можно было и не спрашивать. У Драговича самого при себе был телефон. Связь здесь работала прекрасно, благодаря чему по дороге все четверо получили свои воздушные и ядерные предупреждения практически одновременно.

На улице вновь стало хорошо. Поначалу Драговичу показалось, что у него обострилось обоняние, но нет, – запах осенней ночи, травы и листвы был все таким же едва уловимым. Драгович обошел группу домиков, и его взгляду открылась площадка, изрытая глубокими котлованами – в самом неглубоком месте метров в пять. Там обустраивались двух – а то и трехуровневые укрытия из железнодорожных контейнеров, составленных в галереи. Над площадкой возвышалась антенная мачта метров тридцать в высоту, которую в данном случае использовали как осветительную.

– Какое же дерьмо начнется, если силы вторжения сюда все-таки двинут? – начал размышлять он. – Для обычных мотострелков это верная смерть, и они не могут об этом не знать. Без серьезной авиации никак. Но не может же Лебедев положить болт на безопасность объектов Блока, на безопасность ракетодрома, шаттлов, и задействовать тяжелую авиацию а не штурмовички. Или может?

– Вообще Оппенгеймер за свои любимые шаттлы Лебедеву лично порвет пасть, а потом и жопу… Хорошо бы, он сделал это заблаговременно. Национальные силы, как и армии других стран намертво встроены в единую систему, такую тыловую UCE, и это не позволит Лебедеву вытворять что он вздумает – больная политическая воля обломается об военный механизм. Это вроде бы уже предотвращало серьезные кровопролития в тылу, в Ирландии и даже в Южной Америке.

– Все же есть вероятность того, что Лебедевцы будут бить крылатыми ракетами. Может обычными, а может и тяжелыми, в которых суббоеприпасов спрятано на целый арсенал бомбардировщика. А куда имеет смысл бить ракетами? В города с их предприятиями? Нет, на первом этапе нет смысла – Ополоумевший спикер наверняка рассчитывает, что все сдадутся. К тому же это слишком даже для Лебедева.

– Тогда куда? Может быть сюда? Распахать все поле и другие укрепрайоны и снять угрозу для мотострелков? А те уже двинут в города и поселки? – Многочисленные поселки ведь по большей части беззащитны.

Драгович выдохнул. Пара от дыхания не было видно – сырость сыростью, но по меркам времени года было тепло.

– Неизвестно о чем там думает командование республики, – продолжил размышлять он. – Но обычные люди от обсуждения такого варианта отмахиваются, полагая что для Лебедевцев это было бы слишком дерзко – последуют ответные действия уже со стороны Большого Командования Блока. И все же почему они, мы уверены, что Лебедевцы обязательно ограничатся наземным вторжением и легкой штурмовой авиацией, противостоять которой мы умеем?

Драгович чуть постоял, задумчиво глядя на уходящие под свеженасыпанный грунт галереи и направился обратно.

С противоположной стороны, с той, на которую и выходила дверь бытовки, была плавно уходившая вниз поляна и лог, заросший невысокими деревцами, вроде ивами и кленами. Обычно в таких низинах если не болота, то непролазные заросли, но в низину шла вполне четко обозначенная тропинка. Менее чем в километре роща заканчивалась и начиналось другое поле, на котором также шла работа под развешанными на мачтах огнями.

Все же было довольно-таки досадно – чуть более года назад Драговичу удалось окольными путями, в том числе и через частично оккупированный Азиатским Блоком Казахстан пробраться сюда, в Суперфедерант. Здесь никакая мобилизация на большую войну никому не угрожала. Россия со своим демаршем, который она объявила после катастрофы 14-го года все же выдавала дезертиров и уклонистов, а вот SSSF нет. И вот теперь война, пусть не та Большая Война, но все же война, хоть и в другом своем проявлении, снова наступает на пятки. Какая же она тварь…

Драгович остановился у начала склона и принялся вглядываться в темноту рощи, лежавшей внизу.

– Какая же она тварь, эта война. Чего ей надо-то? Древние люди придумывали что есть бог войны – мощный и накаченный мужик с крутым нравом и в сверкающих доспехах. Нихрена они не понимали эти придурки, оборачивавшиеся простынями. Не так он должен выглядеть. Выглядит он как на плакате, на котором офицер СФС нарисован.

В памяти, Драговича всплыл не раз виданный рисунок, изображавший правобережного военного – жирный, мордатый свиноподобный болван с выпирающим жирным затылком и свиными же глазками, выглядывавшими из-под козырька фуражки не то советской не то последующей такой же поругаемой "старой" армии. Ноги громилы, на которые были натянуты зеленые чуть обоссанные брюки с расстегнутой молнией, топтали груду руин и костей, а на заднем фоне чернели охваченные огнем остовы разрушенных зданий. Выглядело в целом забавно и броско, как и большинство здешней агитации, но сейчас отчего-то Драговичу было не весело.

– Вот так бог войны должен выглядеть, – с нарастающим раздражением рассуждал Драгович. – А все же, если эти укрепления будут утюжить, то не будет ли разумным укрыться в той роще?

Он прекрасно знал, что ракетные боеприпасы и суббоеприпасы в подавляющем большинстве своем наводятся – давно уже никто не занимался расточительством, разбрасывая металл, чипы, механизмы и взрывчатку куда попало, когда каждый удачно отправленный килограмм это минус блиндаж, солдат или машина противника. Следовательно, бомбить эту облетевшую зеленку никто не будет – Лебедевцам очень сильно мешают укрепления, а не теоретические партизаны в зеленке. Сколько понадобится времени, чтобы углубиться на сотню метров в заросли?

Разумеется, Драгович не собирался бежать стометровку по пересеченной местности, но вот тропинка… Почему бы не оценить ее качество и не "добавить в свою карту" такой вот путь эвакуации? Заодно и пройтись. К тому же не лишне будет рассказать остальным приятелям о своих соображениях.

Тропинка оказалась намного лучше, чем ожидалось. Оно было и понятно, машины по ней не ездили и грязь не месили. Драгович оглянулся. Позади, на возвышенности, темнели силуэты домиков, над которыми высилась мачта с прикрепленной к ней осветительной "колбасой". Так прозвали поддуваемую изнутри воздухом трубу-рукав из плотной ткани, внутри которой были протянуты светодиодные ленты. Такая штука светила ярко, но при этом не слепила.

Драгович повернулся и направился дальше. Вдруг на самой границе рощи показалось какое-то движение, правильнее было бы сказать чье-то присутствие.

–Кого еще это сюда потащило? – с раздражением подумал Драгович.

Ему как-то явно представилось, что ему-то можно – он выпивал с друзьями и проветриться пошел. А работяги-то что? Они работать должны, чего их зря сюда привезли? Начальству тоже нехрен делать в этой роще… Окажется гражданский, надо будет построже… Окажется вышестоящий офицер, надо будет сказать, что понадобилось на объект по ту сторону. Как раз: типа понадобилось, а тут тропинка…

По мере приближения, очертания человеческой фигуры стали вырисовываться все четче… Драгович достал лежавший в кармане монокуляр – ходить с фонарем его отучили еще в первые недели после прибытия.

– Вот это да! Мадам, а вы что тут делаете? – с некоторой строгостью в голосе произнес Драгович.

Удивительным образом это оказалась Халдорис Ландскрихт.

– Вы слышали, что Шаттл угнали? – вместо ответа на вопрос начала Мадам.

– С шаттлом потом разберемся. Что вы здесь делаете?

– А мне что, тут запрещено находиться?

– Вы сами прекрасно понимаете, насколько ваше присутствие здесь странно. Вас, ваше СБСЕ что, отказались эвакуировать перед вторжением, и вы решили самостоятельно скрыться?

– Кто бы спрашивал!

Вообще сейчас ему не хотелось на нее наезжать, но она явно провоцировала. Еще у Драговича было стойкое ощущение того, что он сделал что-то не то. Не в смысле что-то плохое, а в том смысле, что во всех этих странностях есть какая-то вполне очевидная причина, и причиной этой было что-то, что он и сделал, только что? Сто грамм водки выпил что ли? От этого даже глаза не остекленели.

– Я просто не ожидал вас тут увидеть, Мадам. Да еще и без группы. Где все ваши? – Строго проговорил Драгович, пряча монокуляр в карман.

Несмотря на то, что дело происходило ночью, какой-то непроницаемой темноты не было. Мало того что светила близлежащая мачта, так еще и свет от остальных светильников в определенной мере отражался от облаков, от этого словно светивших едва заметным светом, делавшим их куда светлее чистого ночного неба. Такое бывает в городах. Как бы то ни было, тропинку и Ландскрихт было видно.

– Да, верно, группы нет никакой, – ответила на недоуменный вопрос Ландскрихт. – Да вы не переживайте, я одна справляюсь не плохо.

– С чем? Вы что, приехали проверять, не устроили ли мы тут рабство? – ухмыльнулся чуть расслабившийся Драгович. – Что вы думаете по поводу вторжения Лебедевцев? Я, как и остальные, считаю что это серьезная угроза. Что у вас по этому поводу говорят?

– Давайте Лебедевцев потом обсудим, – ответила Ландскрихт. – Я вам кое-что показать хочу.

–Что вы хотите показать?

– Одно очень занимательное природное явление, идите за мной, – она развернулась и двинулась по направлению к роще.

– Итак, Мадам, хочу вас предупредить, – отчеканил вставший в стойку Драгович. – Все это выглядит подозрительно. Я имею ввиду ваше появление, Лесопосадка со всех сторон окружена строительными площадками. На площадках полно рабочих. На площадках полно военнослужащих. Если вы содействуете укрывающимся саботажникам или диверсантам, то они уже окружены и обречены. У меня оружие и вы это знаете.

Ландскрихт изящно развернулась и предстала перед Драговичем с поднятыми к верху руками, зачем-то двигая пальцами в черных перчатках.

– Ну какие там диверсанты? Я вам что, угроза что ли, – произнесла она со своим акцентом, после чего ее лицо изобразило досаду.

– Мадам, скажите словами, что вы хотите показать! Мне не нужны сюрпризы и я не хочу делать wow, не ужели вам это непонятно?

– Хорошо, как хотите. Объясню. Оглянитесь назад и вы увидите вашу стройку. Я от вас далеко, и сзади на вас не нападу. А пройдете за мной, и никакой стройки вы не увидите, зато увидите луну.

– Это все? Чудо-то какое, луну увидеть, хотя какая сейчас луна, вы на погоду посмотрите. Хорошо, гляну я сейчас на стройку…

Драгович сошел с тропинки, встал боком к Ландскрихт, так чтобы ему было достаточно лишь голову повернуть. Вдруг она действительно что-то задумала.

На возвышенности ожидаемо темнели силуэты домиков с нависшей над ними мачтой. Небо было закрыто тяжеловесными осенними облаками, так что будь в том направлении луна, видно бы ее не было.

– Ну вот, Мадам, я посмотрел. Бытовки, мачта и колбаса на мачте.

– Колбаса? – Весело переспросила Ландскрихт.

– Осветительная штука. Ее так называют.

– Буду знать. Ну что, пойдемте?

Драгович наконец-то согласился и двинулся вперед за Ландскрихт. Тропинка завела в заросли, сплошь состоявшие из голых кленовых прутьев и голых же веток принадлежавших каким-то другим деревьям. Вся листва уже давно облетела. Тропинка сделала несколько поворотов туда-сюда, но в целом направление выдерживалось.

Ландскрихт, шагавшая впереди была одета в плотное серое пальто. На поясе болтался пропуск-планшет – такие носили СБСЕшники, или, как их еще называли, интервенты.

– Уже можно посмотреть, – объявила Ландскрихт и уж только затем обернулась и сбавила шаг.

– Как скажете, мадам, – без особого энтузиазма ответил Драгович, встал боком и повернул голову назад.

– В том направлении, где должна была торчать мачта с колбасой, висела полная луна. Небо было чистое, звездное.

– Я что-то не пойму, – проговорил Драгович. – Состояние погоды… На небе звезды… где облака?

– А еще и луна, – ответила Ландскрихт.

– Да дело не столько в луне, она могла выглянуть… – озадаченно продолжил рассуждать вслух Драгович.

– Обратно идем? – тут же предложила Ландскрихт.

– О'кей, идем обратно, – согласился Драгович.

Здесь ветки были освещены белым лунным светом, но потом ожидаемо свет пропал – его затеняла возвышенность – луна висела довольно низко над горизонтом, к тому же тропинка несколько раз чуть ныряла вниз на полметра – метр, после чего вновь выныривала.

Показался очередной поворот, и вот уже они оказались у выхода из рощи. Тропинка вела к возвышенности с бытовками и мачтой. Никакой луны не было, да и быть не могло – одна лишь плотная облачность и никаких звезд.

– Так, я не понял, Луна где? – скорее с раздражением, чем с недоумением проговорил Драгович куда-то в темноту.

– Очевидно, что луна там, – весело ответила Ландскрихт, указывая рукой на рощу.

– Вот, мадам, вы не понимаете что вы сейчас сами сказали, – усмехнулся Драгович. – Луна была там, – он махнул рукой в сторону мачты, – а там куда вы показали мы ее наблюдали.

– Там нам светила луна, а здесь ваша мачта, – ответила Ландскрихт. – А вообще действительно, вы правы. Еще посмотрим?

– Да, посмотрим еще раз, может мы все-таки разберемся.

Он снова двинулся за Ландскрихт, зашагавшей к роще. Вообще было такое чувство, что из пазла в его мозгу кто-то достал один фрагмент, и вот теперь он, Драгович, нихрена не может понять.

Вновь тропинка нырнула в ветки и прутья, пробежала спуски-подъемы, повороты, и вот на ветвях показался белый лунный свет.

Снова на месте ожидаемой колбасы и облаков была луна и звезды.

– Оптическая иллюзия какая-то, – выдохнул Драгович.

Ландскрихт усмехнулась.

– Я не знаю как это назвать, – задумчиво пробормотал в ответ Драгович.

– Может дальше пройдем, – предложила Ландскрихт, – Здесь не так уж и далеко.

Драгович согласился и зашагал за Ландскрихт. Предположения о затаившихся в роще саботажниках он теперь уже не рассматривал – здесь происходила какая-то настоящая чертовщина, имевшая мало общего с повседневными делами.

– Я все-таки никак не возьму в толк, что происходит, – снова начал Драгович.