Обнаженное сердце

Натали МакКорни

Обнаженное сердце

От автора

Предлагаемая читателю книга повествует о женщине, пытающейся найти свое место в окружающем мире, полном любви и ненависти, жестокости и милосердия, добра и зла…

Больное, но храброе сердце ведет героиню к открытиям, которые, казалось, сама судьба пыталась от нее утаить. Принятое решение изменить свою жизнь к лучшему непредсказуемо отражается на близких и дорогих ей людях, проливая свет на покрытые тайной и почти ушедшие в забвения события и факты из жизни ее семьи. Лишь на грани между жизнью и смертью ей откроются глубоко спрятанные секреты.

Выражаю искреннюю благодарность за ценные советы и замечания при подготовке рукописи своему дорогому и любимому мужу Эндрю МакКорни.

С любовью,Натали МакКорни

Глава 1

Они смотрели на упакованные вещи с высоты пятого этажа. Немногочисленная мебель, огромные связки домашней утвари, одежды, подушек с одеялами, книг и прочие предметы, завернутые в покрывала, набитые в картонные коробки или просто несколько раз перевязанные бечевками, – все это занимало весь тротуар и часть проезжей части под окнами их дома. Здесь они прожили ровно год.

Обе головы синхронно склонились, разглядывая свое недорогое имущество. Большей частью оно досталось им от Катиной бабушки, которая оставила свою однокомнатную квартиру внучке в наследство. После смерти восьмидесятилетней женщины полгода квартира пустовала. Катя с Павлом поженились после окончания медицинского института, на следующий день после защиты дипломов, и вскоре переехали в родной Катин город Зареченск, где и стали новыми хозяевами этой небольшой жилплощади.

– Ты бы мог подумать, что у нас такое огромное количество вещей? – спросила Катя, продолжая разглядывать свое богатство. – Удивляюсь, как все это умещалось в нашей квартирке.

Легкий ветерок поднимал потоки горячего воздуха от накаленного асфальта, принося с собой смесь запахов городских улиц и томящихся под июльским солнцем растений.

– Как жарко, – выдохнула Катя, отодвигая локоть от горячей кожи Павла, так же как и она опиравшегося на узкий подоконник настежь распахнутого балкончика.

Его рука тут же переместилась на ее талию и стала плавно опускаться ниже, осязая упругие округлости бедер.

– Пашка, и так жарко, – сказала она, слегка тряхнув ягодицами в попытке убрать его горячую руку.

На это движение он отреагировал более настойчивой попыткой добраться до оголенных участков ее тела. Рука скользнула под короткую легкую юбочку из нейлона на гладкой шелковой подкладке. Пальцы медленно забирались под краешки мягких трусиков, не противившихся тому, чтобы разделить с ними интимный контакт с влекущими частями женской плоти.

– Пашка, они скоро приедут, перестань, – пыталась возражать Катя, задерживая дыхание от пробежавшего по всему телу возбуждения.

– Мы еще успеем, – негромко говорил Павел, подвигаясь к ней сзади. – Последний раз все-таки в этой квартире.

Издав еле слышный звук, она непроизвольно подалась навстречу его настойчивым пальцам. Спешным движением руки он стягивал мешавший кусочек материи, который будто нарочно цеплялся за все изгибы ее плавных линий. В нетерпении она слегка приподнимала бедра и переминалась с ноги на ногу, помогая ему избавиться от ненужной части ее нижнего белья. Наконец отделив от полусогнутой ноги непослушный лоскут ткани, он обхватил ее лодыжки горячими ладонями и стал подниматься выше, страстно сжимая ее тело сильными руками.

– Давай уйдем в комнату, – неуверенно предложила Катя.

– Кто здесь увидит? – шепнул он ей на ухо, ближе подвигаясь к ее разгоряченному телу.

Его ладони крепко держали ее бедра, уверенно двигая их навстречу собственным толчкам.

– Не забывай: с минуты на минуту должны приехать, – с неровным дыханием говорила Катя и полностью предоставляла себя его необузданному желанию.

– Скоро. Хочется продлить, как всегда, – говорил Павел, крепко прижимая ее к себе. – Ты – это просто сумасшествие.

Она по-прежнему упиралась локтями в маленький подоконник балконного окна, не желая прерывать установившийся с ним контакт. Все ощущения были сосредоточены в горячей глубине ее тела. Он медленно двигался внутри нее, одной рукой обхватив тонкую талию, а другой сжимая маленькую упругую грудь. Не в силах больше сдерживать себя, они вместе взорвались, высвобождая легкий стон и дополнительный жар в и без того накаленное окружающее пространство.

– Смотри, смотри, едут, – вдруг ожила она и ловко подхватила валявшиеся неподалеку трусики, стараясь на ходу натянуть их на заплетавшиеся ноги.

– Я ж говорил, успеем, – улыбался Павел, глядя на нее слегка осоловелыми глазами.

Четверо мужчин энергично загружали подготовленные к отправке вещи. Двое из них: один плотного телосложения с крепкими, как тиски, руками слесарь, другой – чуть ниже ростом, худощавый, но жилистый грузчик, привычный, судя по ловкости и точности всех его движений, к такому типу работ, – с удовольствием предложили свою помощь Кате. Они вместе работали в поликлинике. Третий из мужчин был коллегой Павла из больницы, в которую тот устроился работать после института. Несмотря на слишком интеллигентный вид, в пользу которого также говорили аккуратные, в тонкой золотистой оправе очки и слегка семенящая походка, он уверенно держал, казалось бы, неудобные, громоздкие части мебели тонкими, но сильными руками, умело справлявшимися со всем набором хирургических инструментов в рабочее время.

Катя, как курица, носилась возле картонных ящиков с завернутой в толстый слой газет посудой, которую она тщательно подбирала соответственно своему вкусу в местных и столичных магазинах. В ее голове пронеслись разные эпизоды, связанные с проживанием в этой квартире, отчего она непроизвольно улыбнулась. Она вспомнила, как они с Павлом покупали эти вещи, перевозили многие более крупные из них по снегу на старых, но все еще прочных санках (они остались в бабушкиной квартире со времен Катиного детства) и затем подбирали наиболее подходящее для купленной мебели и утвари место.

Катя снова окинула взглядом свое гнездышко, в котором они провели все эти дни и ночи, насыщенные рабочими буднями вперемешку с периодами долгожданных праздников и выходных, когда они могли в полной мере насладиться друг другом в своей необузданной любви и страсти.

– Это поставьте где-нибудь сверху на диван и укутайте одеялами, – давала она указания грузчикам, протягивая старенькое, прохудившееся во многих местах ватное одеяло.

Они справились быстрее, чем рассчитывали. Средних лет коренастый мужчина с черными, вперемешку с еле заметной сединой усиками ловко заскочил в кабину, готовый завести свой грузовичок.

– Скоро, Максимыч. Мама вот-вот подойдет, – говорила Катя, улыбаясь мужчине, который недавно устанавливал дополнительные батареи в их квартире.

– Не волнуйся, Катюша. Сегодня у меня целый день свободен, – успокоил слесарь. – Ты же знаешь, что для тебя я все сделаю.

Затем, высунувшись из опущенного окна кабины, он обратился к Павлу:

– Повезло тебе с женой, дружище. Всегда с улыбкой на лице. Приветливая такая, никогда не пройдет мимо, всегда поговорит, о делах справится. У нас все ее любят.

– Я знаю, – отвечал Павел, обнимая за плечи жену. – И я ее тоже люблю.

– Живите счастливо и берегите друг друга, – продолжал искренне говорить мужчина.

– А как же, Максимыч. Иначе бы мы не женились, – отвечала Катя.

– Когда мама должна подойти? – повернулся к ней Павел, вытирая тыльной стороной ладони стекавшие со лба тоненькие струйки пота.

– Минут через десять, как мы ей говорили, – ответила Катя, глянув на часы.

Она наклонилась за стоявшим на тротуаре высоким, не в меру разросшимся алоэ, который еле умещался в тесном горшке.

– А вот и она, – кивнула в сторону Катя, прижимая к себе растение.

Павел обернулся в направлении, куда смотрела жена.

– Вы как знали, что мы раньше управимся, – улыбнулся он, приветствуя тещу.

На лице женщины проступало плохо скрываемое волнение.

– Мама, мы будем приезжать, да и тебя скоро заберем в Горск, – пыталась успокоить ее Катя.

– Молодежь все равно никогда не слушается своих родителей. Устроились здесь хорошо, работали. Что еще надо? Зачем вам этот институт? От добра добра не ищут. Были бы здесь все вместе, – говорила Елена Аркадьевна, переводя взгляд с одного на другого. – Ну да толку-то теперь.

Женщина махнула рукой, подходя к машине с упакованными вещами.

– Вы хоть веревками перевязали? – спросила она, заглядывая в глубину открытого кузова. – Диван и кресла надо бы прикрепить к бортам, чтоб не ездили по полу в дороге.

Она пыталась еще больше привстать, разглядывая содержимое грузовика. Широкая высокая танкетка легких босоножек с открытыми пальцами не помогала ей стать выше, и Елена Аркадьевна покорно опустилась на всю подошву, поворачиваясь в сторону дочери.

– Цветы в кабину возьми, на пол, ногами будешь придерживать, – говорила она, кивая на горшок с алоэ, который держала Катя, и на толстый цветущий кактус, еще стоявший на тротуаре. – Ну, давайте прощаться. Звоните, как только доберетесь до места.

– Так Мишка уже будет вас встречать там? – посмотрела она на Павла.

– А, да, обещал подойти. Теперь мы будем жить с ним по соседству, – ответил зять, закрывая задний борт грузовика.

– Ну, хоть с ним там дружите. Вы ж с ним как братья всегда были, – говорила взволнованная женщина, обнимая дочь.

– Не волнуйся, мама. Все к лучшему. Ну что сидеть в этом районном центре, где одна поликлиника и два кинотеатра на весь город? Да и в институте нас знают. Будем работать с нашими бывшими преподавателями, сокурсниками, Мишкой.

Катя прижимала маму, пытаясь отвлечь ее от грустных мыслей. Примерно одного роста, мать с дочерью больше походили на сестер. В свои годы Елена Аркадьевна по-прежнему оставалась хорошо сложенной и изящной, с едва уловимой чувственностью в каждом движении ее тела, которая свойственна лишь женщинам ее возраста, переживающим период особой сексуальности тогда, когда сорокалетний рубеж уже преодолен. Шелковистые каштановые волосы, переливавшиеся благородными оттенками коричневого цвета в лучах щедрого солнца, плавно загибались на концах, аккуратно обрамляя худое смугловатое лицо, на котором сразу же выделялись большие карие глаза. Слегка потерявшая свою упругость кожа верхних век и разбегавшиеся в разные стороны тонкие ниточки морщинок, обозначавшиеся вокруг глаз всякий раз, когда она улыбалась, были единственными атрибутами ее зрелых лет, что давало основание какому-либо незнакомцу принять ее за старшую из сестер.

– Ну, поезжайте с Богом. Давай, Паш, пока. Где ключи? Скоро подойдет новый хозяин. Береги ее, – говорила теща, целуя наклонившегося к ней парня.

– А, да, мам, забыла сказать, – выглянула из кабины Катя. – Мы будем работать у Потапова на кафедре биохимии. Он теперь заведует этой кафедрой. Ну, все, пока.

Елена Аркадьевна не вымолвила ни слова, чувствуя, как кровь резко отхлынула от ее лица, и была рада, что дочь не видела этого. Отшатнувшись, она неуверенно прошла к скамеечке у подъезда и безжизненно опустилась на деревянные перекладины.

В окно увозившего их грузовика Катя с грустью рассматривала остававшиеся позади знакомые дома и улочки города, в котором прошли ее детство и юность. Она лишь ненадолго задержала взгляд на поликлинике, где работала она и где всю жизнь в регистратуре проработала мама, и повернулась прямо, с надеждой и радостью глядя вперед, навстречу открывавшемуся перед ней манящему и неизвестному будущему. Ее крошечная ладонь уютно разместилась на колене мужа, и она стала представлять их новую жизнь в городе, в котором все стремились остаться после окончания учебы, а также их работу в институте, где лишь немногим выпускникам удавалось продолжить свою карьеру.

– Так ты точно уверен, что он и меня пригласил на кафедру? – повернулась Катя к мужу, все еще не веря в свою удачу.

– Конечно, – засмеялся Павел. – Тебя и меня. Ему нужен был один преподаватель, а потом освободилось еще одно место. Так что не сомневайся, с первого сентября ты будешь преподавателем Горского медицинского института.

После недолгой паузы Павел слегка наклонился к ней, поглаживая ее руку:

– Я знаю, что ты больше хотела бы заниматься кардиологией. Но так уж получилось. Ты знаешь, что я хотел встретиться со Смирновым. Кардиохирургия была бы интересней, но на лестнице увидел Потапова. Тот так удивился, сразу в кабинет к себе потащил, ну и… ты знаешь.

Катя провела взглядом взметнувшуюся вверх стайку воробьев, потревоженную незаметно подобравшимся к ним черным котом. Он вынырнул из-за покосившегося заборчика, которым была огорожена цветочная клумба в одном из старых дворов. Периодически она поправляла опасно наклонявшийся на каждом повороте горшок с алоэ.

– Интересно, почему Потапов оставил кардиохирургию? – спросила Катя.

– Сказал, что устал от операций, вот и пошел на освободившееся место заведующего кафедрой биохимии. Я удивился, когда в деканате мне сказали, что Смирнов уже заведует кардиохирургией. Я-то был уверен, что Потапов. Тогда бы не было проблем договориться. Все-таки он предлагал мне идти в ординатуру и оставаться на кафедре. А Смирнов, кто его знает. Он вроде бы мужик ничего, тоже хорошо ко мне относился, но не был моим непосредственным руководителем.

– А Прудников работает еще? – вдруг оживилась Катя, вспоминая своего любимого преподавателя. – Он же собирался уходить год назад.

– Твоя любовь? – засмеялся Павел. – Да. Остался еще. Ему ж уже под семьдесят.

– Никогда не скажешь, что ему столько, – сказала она и после небольшой паузы добавила. – Таких интеллигентных людей нечасто встретишь. Наверное, Смирнов уговорил его остаться. Он же был его учеником.

– Ну вот, Максимыч, почти и приехали, – обратилась Катя к водителю, увидев впереди знакомый высокий пьедестал из камня с установленными на нем вытянутыми красными буквами, вместе образующими название города, в который они въезжали.

– Да, Катюша, почти на месте, – ответил грустный, всю дорогу пыхтевший сигаретой мужчина.

Грузовик медленно подъехал к девятиэтажному дому, в котором была их новая квартира. Стайка детворы с визгом носилась во дворе, создавая ощущение давно установившегося здесь порядка. Этот своеобразный порядок утверждал продолжение жизни на уровне маленького сообщества людей, объединенных проживанием в нескольких соседних домах, которые выходили своими окнами и подъездами навстречу друг другу. Громкий плач раздался из песочницы, где два маленьких обитателя не могли поделить небольшую кучку свеженасыпанного песка и теперь угрожающе махали пластмассовыми лопатками перед своими рассопливившимися носами.

– Денис, зайди с другой стороны. Там тоже много песка, – кричала из окошка застекленного балкона женщина с растрепанными, спешно собранными резинкой светлыми волосами.

Где-то справа пронзительно визгнула тормозами трогающаяся с места «вольва». Откуда-то из дальних дворов доносилось протяжное эхо от энергично выбиваемых кем-то ковров. Все вместе звуки складывались в хорошо знакомую хаотичную мелодию, создаваемую многочисленными объектами этой урбанизированной реальности.

– Так быстро приехали, я даже не заметила, – удивилась Катя, сверкая своими огромными темными глазами.

– Так сколько тут? Два часа езды, – коснулся ее вздернутого носика Павел. – Смотри, Мишка уже ждет.

Они вышли из машины, приветствуя друга.

– Ну что, «будем дружить домами», – засмеялась Катя, пожимая Мишину руку.

– «Встречное предложение – дружить семьями», – ответил тот, обнимая ее.

Когда все вещи были в квартире, они безжизненно упали на разложенный диван.

– Я не чувствую спину, – проговорил Павел, глядя в потолок.

– Слишком много сил было потрачено сегодня, – отвечала, лежа на спине, Катя.

– Ты на что-то намекаешь? – приподнялся на локте Павел. – Кстати, мы еще не делали этого в новой квартире.

Его рука скользнула по внутренней стороне ее бедер, поднимая юбочку и открывая знакомые трусики.

– Ты что, издеваешься? – проговорила Катя, не меняя положения.

– Нет, конечно.

Он водил пальцами по нежной ткани, повторявшей очертания интимных изгибов.

– Почему ты такая сладкая, Катька? – спрашивал он, придвигаясь ближе.

– У вас, мужиков, только одно на уме, – отвечала она.

– Если бы этого не было на уме у мужиков, жизнь давно бы прекратилась, так и не начавшись, – говорил Павел, забывая об усталости.

Стоя на коленях у дивана, он торопливо расстегивал джинсы, еле сдерживавшие распиравшее их содержимое, потом поспешно вошел в нее, совершая быстрые и резкие движения, в такт которым диван негромко ударялся в стену, обозначая тем самым присутствие новых жильцов в долго пустовавшей квартире.

Глава 2

Утреннее солнце, бесцеремонно господствовавшее в большой комнате с голыми окнами, настойчиво щекотало Катино лицо. Прозрачное стекло, не прикрытое занавесками, поблескивало, отливая тусклым светом в местах с серо-коричневыми разводами, оставленными многочисленными дождями, которые долгое время обрушивали на него свою смешанную с пылью воду. Катя медленно провела пальцем по скользкой поверхности, думая о том, сколько ей предстоит работы, чтобы привести в порядок надолго оставленную без внимания хозяев квартиру. Ладонь скользнула ниже по оконной раме, отмечая ее неровности и большие щели между деревом и стеклом. «Зимой здесь должно быть холодно», – подумала она. Аромат кофе, распространявшийся по всей квартире, заставил ее окончательно проснуться.

– Доброе утро, котенок, – проговорила Катя, появляясь в легком ситцевом халатике в двери крошечной кухоньки, где у плиты стоял Павел. – Утро, а уже жарко.

Она сзади обхватила мужа за талию, слегка повиснув на нем, и уткнулась лицом в широкую крепкую спину.

– Привет, солнце, – ответил он, поворачиваясь к ней. – Ты еще спишь, глаза еле открываются.

Он наклонился и чмокнул ее в нос, отчего она слегка поморщилась и провела по месту поцелуя тыльной стороной ладони.

– Не щекочи, – проговорила она, слегка надувая свои аккуратные выступающие вперед губки.

Он снова наклонился к ней, захватил своими губами сначала ее нижнюю, а затем верхнюю губу, и они застыли в страстном поцелуе.

– Какая же ты любимая и желанная, Катерина, – проговорил он, сжимая ее в своих объятиях. – Вечером я зацелую тебя всю. А сейчас кофе – и за работу.

Весь день они передвигали мебель, пересортировывали привезенные вещи и попутно делали мелкий ремонт в недавно купленной квартире. Несмотря на небольшую площадь, почти соизмеримую по размерам с их прежней однокомнатной квартирой, Катя сразу же почувствовала себя здесь как дома. Просторный зал встык сходился с вытянутой спальней, которая сначала показалась подобием узкого коридора, но благодаря обилию дневного света, поступавшего в нее из расположенного на южной стороне окна, вовсе не была угрюмой, а скорее приветливой и по-своему уютной. Стены маленькой прихожей были оклеены светло-сиреневыми обоями, создававшими впечатление большего простора. Но это не увеличивало ее размеров, так что здесь могло разместиться не более трех человек. Большое овальное зеркало в плетеной раме с левой стороны почти касалось крошечного встроенного шкафа, а с правой – вплотную соседствовало с двумя темно-коричневыми навесными полками. Они были заняты многочисленной парфюмерией, помадой, расческами, ключами и другими мелочами и, в свою очередь, упирались в наличник двери, ведущей в спальню. Узенький, не более двух метров длиной коридорчик соединял прихожую с такой же маленькой кухней. Снизу доверху она была выложена большого размера, белой, с легкими розоватыми разводами плиткой, которая, с одной стороны, визуально увеличивала ее площадь, а с другой – даже в мрачные дождливые дни отражала значительное количество дневного света, попадающего сюда с северной стороны. На участке между кухней и прихожей располагались ванная и туалет. Их стены были облицованы плиткой среднего размера с абстрактными линиями на бежевом фоне. Катя с Павлом нашли очень удачным решение прежних хозяев убрать ванну и поставить в углу крохотной комнаты небольшую душевую кабину, предоставляя оставшееся место стиральной машине, ради которой не пришлось жертвовать умывальником, как это делали многие жильцы квартир подобной планировки.

– Хорошо, что все здесь в сравнительно неплохом состоянии, – говорила Катя. – Иначе бы мы просто не потянули еще и капитальный ремонт, как Мишка. Помнишь?

– О да. Ему пришлось всю плитку со стен обдирать, все обои переклеивать. Б-рррр, – тряхнул головой Павел. – Вообще повезло, что все так удачно завершилось с этой покупкой.

– Жаль, что так не получилось год назад. Тогда бы ты точно смог спокойно продолжать учебу в ординатуре, – говорила Катя, попутно протирая пыльные полки и расставляя на них книги. – А так год потеряли.

– Год назад цены на квартиры были в три раза выше, – ответил Павел.

Он пытался передвинуть в угол только что собранный шкаф, отгоняя Катю, все время пытавшуюся ему помочь:

– Я сам, не мешай.

– В общем, правильно выбрали момент. Я не думаю, что цены все время будут такими смешными. Они обязательно поднимутся рано или поздно опять. Слушай, а тебе не кажется, что Мишка какой-то не такой, более молчаливый, что ли, стал? Как он вообще отреагировал на наш переезд? – спросила Катя, задумчиво поднимая на мужа глаза.

– Да я бы не сказал, что с энтузиазмом, – сказал Павел, садясь на диван, чтобы перевести дух. – Растерянный какой-то был. Потом, по-моему, справился с эмоциями и стал поздравлять. Я думаю, что эта новость была для него неожиданной.

– Теперь вместе с ним будем работать на одной кафедре. Может, ему это не очень нравится? – приподняла свои тоненькие черные брови Катя.

Павел сверкнул голубыми округлыми глазами:

– Ну, не придумывай. Если бы я не поговорил с Потаповым год назад, Мишка никогда бы не работал в институте. Он это хорошо понимает, потому что был совершенно незаметным средним студентом, а другом, кстати, просто замечательным.

– А как теперь с его диссертацией? – Катя вопросительно посмотрела на Павла.

– Потапов теперь его новый руководитель. Но Мишка сказал, что у него уже почти все готово. Прежний руководитель ему за год прилично помог. Так что к окончанию ординатуры планирует защититься.

Павел во весь рост распластался на диване, раскинув в стороны длинные руки.

– Ха, – вдруг усмехнулась Катя. – Значит, чтобы стать кандидатом наук, не обязательно быть отличником. Нужно просто иметь хорошего руководителя.

– А ты не знала? – с улыбкой посмотрел на нее муж.

– Я думала, что в ординатуре учиться и защищать диссертации в первую очередь должны самые достойные, а не самые удачливые и пронырливые, – Катя даже слегка обиженно поджала нижнюю губу.

– Хорошо, что Мишка тебя не слышит. Обиделся бы, – засмеялся Павел, обнажая свои аккуратные ровные зубы, и уткнулся лицом в диван.

Ничего не сказав, Катя встала и продолжила расставлять вещи на подготовленные полки. Спустя несколько минут она услышала ровное посапывание уставшего за день мужа и тихо перешла в другую комнату. В одном из картонных ящиков с еще не разобранными вещами она натолкнулась на семейный фотоальбом. Поток воспоминаний лишь усиливался с каждой переворачиваемой страницей. Она задержала взгляд на студенческой фотографии отца, где он стоял в обнимку со скелетом на лабораторном занятии по анатомии. На другом снимке он с мамой в общежитии готовил обед. Счастливое лицо мамы на фотографиях лишь усилило ее грустное настроение. Катя очень жалела, что ей так и не довелось увидеть своего отца. Судя по фотоснимкам и маминым рассказам, он был очень веселый и симпатичный.

Катя не любила расспрашивать маму об отце, потому что это всегда вызывало поток слез у оставшейся без любимого мужчины женщины. Даже спустя годы боль утраты в глубине ее души не проходила, а, казалось, притаилась до поры до времени. Из скудных маминых рассказов Катя узнала, что родители встретились в институте и не успели расписаться. Отца сбил автомобиль на одной из улиц Горска, когда мама была на первом месяце беременности. Не справившись с потерей, она оставила институт, лишь немного не доучившись, и уехала к своей матери в Зареченск, где и появилась на свет Катя.

«Беда не приходит в одиночку», – часто повторяла Елена Аркадьевна. В роддоме ее крошечная дочь перенесла одновременно стрептококковую и вирусную инфекцию, чудом оставшись в живых. Позже подрастающая девочка постоянно жаловалась на сердечные боли. Врачи ставили разные диагнозы, больше склоняясь к ревматизму. Однако симптомы то исчезали, то появлялись вновь. Со временем тяжесть в области сердца прошла, но остались тахикардия и одышка. С окончанием переходного возраста Катю перестало беспокоить и это, хотя слабые шумы в сердце иногда прослушивались. Изредка без явных причин у нее начинался легкий озноб, обычно прекращавшийся в течение нескольких минут.