Билет до счастья

Лана Фоксс

Билет до счастья

«И пройдет век Отца, где правят закон и страх,

и пройдет век Сына, где правят милосердие и вера,

и наступит век Святого духа,

когда на земле воцарится любовь»

Монах Иоахим Фиорский

Предисловие

Все мы частицы каких-то проектов, уготованных нам высшими силами мироздания.

Какие они эти силы? Космический разум или Бог? А может быть Время?

Время – мерило, вселенский мерило, который гоняет по кругу планеты, звёзды и человеческие судьбы. Время – источник и хранитель информации. Оно царствует в нашей жизни и неподвластно нашим желаниям. Оно оправляет в небытие целые поколения, оставляя за собой право создавать историю. Именно время расставляет на шахматной доске фигуры, раздавая им статусы и значения, определяя, как и куда они могут ходить, кто и почему их может передвигать; а главное, оно точно знает когда, и поэтому создает гамбиты, дебюты, цейтноты и определяет правила игры с названием «жизнь».

А что такое эта жизнь? Надо ли заниматься самокопанием, поиском смысла или ответом на вопрос: в чём же истина? Как мы мыслим, и отчего наша память избирательна? Почему мы порой испытываем дежавю, ощущая свою причастность к прошлым событиям истории?

Всё это мучило меня до некоторых пор. Говорят, что любители порассуждать на эти темы, также, как и те, кто увлекается философией, плохо кончают, если не находят единомышленников. Куда как проще ни о чём не задумываться, проживая свою скучную, однообразную жизнь день за днём, превращаясь в серую, безликую массу с лозунгом «А мне всё равно». Именно равнодушное стадо бредёт в неизвестном направлении, а точнее, в направлении деградации как культурной, так и, в конечном счёте, физической. А что же неравнодушные? Продолжают искать! Искать истину, смыслы и ответы. И мне всегда казалось, что ответы на извечные философские вопросы существуют и хранятся в некотором Источнике, называемом в различных учениях «космосом» или «вселенским разумом», или «абсолютом», и добраться туда можно, передвигаясь по временной спирали от страха и неизвестности к вере и знанию, и далее, от веры и знания к любви и познанию. Однако, изучив множество философских и теологических концепций, я так и не нашла решение загадки мироздания, всё чаще приходя к выводу, что цель любой цивилизации – это сохранение эволюции. Другими словами, всё наше существование – это, по сути, борьба за выживание рода человеческого. И в тот момент, когда природные катаклизмы начинают угрожать физиологическому уничтожению человека, его мозг выполняет мнемонические функции, направленные на обеспечение планетарной безопасности и сохранения нашей, земной цивилизации. Поэтому все политические, экономические и научные институты занимаются проблемой транспортировки имеющихся, накопленных знаний на иные территории бесконечного космоса.

Но всё же, для чего и как образовалась наша земная жизнь? Или сама жизнь на земле – это искусственно созданный проект? Нужен ли вообще сперматозоид для оплодотворения клетки? Или всё это фикция? И в реальности только удобный способ контролировать уровень рождаемости человеческих особей и позволяющий управлять земной популяцией? Или истина в том, что Бог или Источник создал женщину, как прародительницу и хранительницу земного вида, а мужчина был создан только для защиты целостности великой космической тайны.

И что будет, если я права? Права в том, что наша жизнь – это иллюзия, и что существование всего – это просто время, это вечность, раскрашенная яркими вспышками фотонов.

Из-за буйства и смешения красок порой возникают видения, переносящее наши мысли в волшебство иллюзорных потоков, где мы определяем своё земное предназначение, как продолжение воспроизводства себе подобных. И вот мы, смотрим на нашу жизнь, наполненную разными деяниями, как на уникальный формат логических и спонтанных событий, полагая, что реальность существует только в наших ощущениях. А различие нашего иллюзорного существования лишь в том, что одни что-то делают, другие не делают ничего. Одни создают, творят и выполняют миссии, другие только потребляют. Но, возможно, самое отвратительное заключается в том, что ни в чём нет никакого смысла. При том, что наши чувства и эмоции: боль, радость, страх, дружба, благодарность, счастье черпают информацию из нашего подсознания, в котором априори находятся шифры всех последующих проектных решений космического абсолюта, определяющих дельнейший ход истории.

Кёнигсберг

Он стоял передо мной обнаженный, высокий и невероятно красивый. Сравнивать его с Аполлоном было бы банально и вообще не правдой, потому что он был лучше.

Его волнистые светлые волосы спускались мягкими прядями по лицу, которое светилось от счастья находиться рядом со мной.

Если бы не сумасшедшая разница в возрасте, я бы ни минуты не думая кинулась в его объятья, впиваясь, как пиявка в его мягкие, сочные, всегда полуоткрытые губы. Однако, осознавая, что мне два месяца назад стукнуло N лет, я себя ощущала не очень-то и комфортно, если не сказать, что совсем сконфузилась. Мне стало казаться, что я должна немедленно вскочить с кровати и начать читать нотации этому бельведерскому чуду, как мама, отчитывающая своего сына за то, что он нашкодил и ведет себя непристойно.

– Ты так хорош был сегодня в костюме крестоносца на рыцарском турнире, что все «придворные баронессы», о которых, кстати, ты мне так и не рассказал, завороженно смотрели в твою сторону, – съязвила я, скрывая страх и мучаясь от собственной беспомощности и неуверенности.

– Публике нужен герой. Почему ты считаешь, что таким героем не могу быть я? – уверенно сказал Пауль.

Я по-прежнему боролась со своими комплексами, съёжившись, как сублимированный фрукт, и отодвигая давно назревший момент обоюдного совокупления, крепко сжимая в руках покрывающее моё тело одеяло.

Но тут Пауль вдруг достал коричневую сигарету и глубоко затянувшись, раскурил ее. Передавая мне вкусно дымящееся Vogke, он произнес:

– Счастье мое, ну побудь немножко француженкой. Забудь обо всем и наслаждайся моментом.

От этих слов мне стало совсем не по себе. Вспоминая всплывшие в голове какие-то пошлые песенки про французский поцелуй, меня бросило в жар, потому что во мне вдруг проснулась моя двоюродная прабабушка, которая в последние годы жизни жила в монастыре и была набожной и целомудренной, и поэтому я себя чувствовала немножечко монашкой, и соответственно ни о какой француженке и речи быть не могло в связи с устоявшимися взглядами на жизнь, навязанными благопристойным воспитанием.

– Прости Пауль, но я не умею быть француженкой, – чуть слышно ответила я, выпуская из ноздрей струйки дыма.

– Я тебя научу. Ты даже не представляешь, как я счастлив. И я хочу сделать счастливой тебя, – воодушевлённо произнес Пауль, и начал медленно двигаться в мою сторону.

Откровенно говоря, я не знала, как себя вести. С одной стороны, я была уже великовозрастной дамой, и изображать из себя трепетную лань было бы глупо. А с другой стороны, переломить в себе мой взращённый годами и жизненными испытаниями внутренний ментальный стержень было мне не по силам. Но произнесенные Паулем слова о счастье сразу напомнили мне начало этого приключения, после чего я оказалась здесь, в очаровательном отеле Green Dorf, стоящем под кронами раскидистых сосен и каштанов, на берегу Балтики.

Опостылившая своей гнусностью и однообразностью жизнь разведенной, стареющей матроны и эскулапа цеха эстетической медицины, а проще говоря косметолога, закачивающего в красивые девичьи губки гиалуроновый гель и превращающего их в «утиный клюв», привела меня к решению, что надо что-то менять. Слово «перемены» у меня, в первую очередь, ассоциировались с перемещением в пространстве, то есть изменением географического места пребывая, другими словами, с поездкой куда-нибудь далеко от дома. Мысли о проведенных несколько лет подряд отпусках на дачном участке у мамы в Подмосковье вызывали тошноту. А поехать туда, куда непременно хотелось, не было возможности из-за всяких и разных событий мирового санкционного хаоса, происходящих по причинам от меня не зависящим. А хотелось переместиться на море, к примеру, в Испанию или Италию, и где непременно бы я себя чувствовала немножечко испанкой или итальянкой, поглощая вкуснейшие и разнообразные кулинарные шедевры заметиной тосканской или каталонской кухни. Но туда было нельзя, потому как мир сошел с ума, и все границы для простых смертных жителей нашей страны стали закрыты.

Просидев за компьютером несколько дней подряд и перелистывая интернет-сайты и прайс-листы многочисленных туроператоров я засияла электрической лампочкой наткнувшись на предложение отправиться в путешествие по городам бывшей Восточной Пруссии, которая славилась своей многовековой историей и была отвоевана у Германии Советской армией во времена Второй мировой войны.

А история той самой Пруссии началась давным-давно, так давно, что мы стали забывать, почему мы, собственно, русские. Кроме того, Отечественная история, которую мы изучали в школе, расставляя акценты на членах политбюро коммунистической партии СССР, отождествляя слово «русский» со словом «советский», умалчивала, почему мы «русские», и откуда мы произошли, и где находятся наши исторические корни.

Балтика. Это темно-синее чудо, бурное и ласково щекочущее, разбивающееся в сотни брызг и нежно целующее босые ноги, утопающие в мягком песке, зовущее и манящее в свою бушующую стихию, омывающее южные и северные берега меняющих исторические названия многочисленных государств, расположенных на прибалтийских территориях. И с этих территорий спускались на воду корабли, поднимали паруса и плыли в открытое море. Какие-то в поисках пропитания, какие-то в поисках приключений, кто-то взывая о помощи, кто-то с целью завоевания, а кто-то выполняя долг миссионеров. Здесь, на северных берегах в 6370 году, по ведическому летоисчислению, жили викинги, норманы и варяги-руси, плывущие к южным берегам на ясенях, где аборигены балты, сембы, курши и пруссы ловили рыбу и добывали янтарь.

Мне всегда казалось, что именно эта версия о приходящих на южные берега Балтики племен варягов-руси наиболее правдоподобна из всех существующих ныне попыток восстановить ход событий, сформировавших современную историю России. Однако, западные историки по-прежнему не воспринимают Россию, как единое государство, равно как и не отождествляют Русь, состоящую из раздробленных княжеств славян, проживавших в восточной Европе, и Россию, образовавшуюся в XVI веке со столицей в Москве. В смешении различных концепций можно утонуть, а у ж понять, кто какой национальности, практически не реально из-за бурно шагающей по планете ассимиляции всех мастей. Но, быть русской мне нравилось больше нежели россиянкой, а посему, относить себя к варягам или славянам дело личное.

До некоторых пор для меня этот исторический компот оставался непостижимой загадкой и возможной версией. Может быть, мне только хотелось принимать именно ту версию, где в русских больше варяг балтов, чем славян, а возможно, я в этом убеждена, и есть для этого историческая подоплека. Ведь, не зря же я училась в историческом классе в нашей, тогда еще советской, школе в прошлом ХХ веке. И нам повезло, что преподававший нам историю России учитель был человеком увлеченным и любящим свой предмет. Поэтому изучали мы исторические события не по учебнику, а по многочисленным томам Соловьева. Нам было невероятно интересно слушать нашего педагога, который как раз в то время писал диссертацию про славянские племена IX–X веков, населявшие Прибалтику.

В конце концов, окончательным фактором, склоняющим меня именно к этой версии, оказалось даже не историческое любопытство и не желание докопаться до правды, а эстетическое восприятие внешнего облика сильного и мужественного, светловолосого и голубоглазого воина в доспехах, которого я воображала себе в своих мечтах, как единственного моего спасителя от оков навязанных советской системой воспитания хороших девочек, жертвующих своим внутренним миром ради сохранения обывательских представлений о нормальности поведения.

К тому же мой экс-супруг Чесловас Кярпаускас, успешный владелец рекламного агентства и ныне проживающий в апартаментах Москва-Сити с молодой, но одаренной официанткой, которой я не так давно делала «утиные губки», по происхождению был балтом, а точнее литовцем по линии отца. При этом, моя свекровь прелестная Иоанна, урожденная пруссачка, до сих пор живет в Каунасе, по-прежнему преподает аэробику и пребывает в неведении о нашем разводе. Родная сестра моего бывшего мужа Марта, с которой мы были дружны, уже несколько лет назад переселилась в Светлогорск. Именно я на какой-то студенческой вечеринке познакомила ее с будущем мужем Сашей, в его бытность аспирантом братства Университета Дружбы Народов имени Патриса Лумумбы. Теперь Александр был совладельцем развлекательного комплекса «Янтарь Холл» и отгрохал себе шикарную виллу на улице Штрауса в городе Раушене-Светлогорске, на балтийском побережье отечественного эксклава. Марта же организовала там спортивный клуб, следуя примеру своей матери, моей бывшей свекрови. По сестре моего бывшего мужа я действительно скучала. И если бы не ее вековая обида на меня за мое нежелание иметь детей, в отличии от накаченной филлерами официантки, готовой рожать ежегодно по тройне; и по сему разбитое сердце родного брата, то думаю, она была бы рада со мной повидаться.

Утвердившись в намерении отправиться в увлекательное путешествие на берга Балтийского моря и, все же, попытаться заехать в гости к Марте, я оформила семидневный тур с солнечным названием «Янтарная мозаика».

За окном стоял сентябрь, пора бархатного сезона. В воздухе витали запахи терпких духов и коньяка. Афиши музыкальных салонов наполнялись именами джазовых исполнителей и на культурных каналах соцсетей появлялись объявления о проведении джазовых фестивалей. В кабине моего бумера (сленг. машина БМВ), как всегда, играл джаз, переходящий в классику. Мне сразу захотелось посетить уютное джаз-кафе в Брюсовом переулке, сходить в дом Музыки на Космодамианской набережной или в филармонию на симфонический концерт. Но мысли упрямо сосредотачивались на хлебе насущном, и, в итоге, я направилась в супермаркет за продуктами. Мой архаизм производить покупки самостоятельно, прогуливаясь между бесконечными рядами с ненужными продуктами, хозяйственными товарами и предметами быта, никогда не одобрял мой экс-супруг, который уже давно пользовался услугами доставки. Но мне почему-то было неприятно, что мои помидоры или огурцы трогают немытыми руками посторонние личности, хотя, естественно, я понимала, что на прилавки маркетов и супермаркетов их раскладывают все те же посторонние личности с немытыми руками.

Я зашла в огромные двери гипермаркета «Ашан», проталкиваясь через вертушку, и направилась в первую секцию, решив присмотреть подарок для моей мамы по случаю приближающегося дня её рождения. Разгуливая между крутящимися стойками с открытками разных видов, я случайно наткнулась на поразившую меня надпись на одной из них «Билет до счастья? Пожалуйста». На открытке была изображена милая девушка, сидящая в кресле самолета и смотрящая в иллюминатор.

«Как интересно, – подумала я, – ведь накануне я как раз и купила билет на самолет в чудесный город Кёнигсберг, с какого-то перепуга названный Калининградом, потому что в 1946 году умер всероссийский староста Калинин. Вот чего никогда не могла понять, так это появившееся у наших чиновников пристрастие переименовывать исторические названия городов, населённых пунктов и улиц. Ну, называли ли бы себе именами выдающихся или не очень выдающихся личностей новые города и проспекты. Представляю себе, если бы Москву вдруг назвали, к примеру, Сталинка или, чего доброго, Горбачёвка. А вот история все равно рано или поздно вернет все на свои места. Как надеюсь и вернет первоначальное наименование манящему своим очарованием городу Кёнигсбергу, просуществовавшему с таким названием более семисот лет. В те времена, когда на побережье Балтики еще жили племена пруссов и славян, которым волею судьбы пришлось столкнуться с гонимыми в неизвестность переселенцами с запада, с земель немецких».

Рейс был утренним. Поэтому из дома я выезжала в темноте и тишине, когда широкие улицы и проспекты нашего многомилионного города еще пусты, и только изредка мелькают желтые такси со святящимися на крыше шашечками.

Добравшись до аэропорта и опустившись в небольшое кресло воздушного лайнера, находившееся около окна, я устроилась поудобнее, чтобы доспать то, что не доспала дома. Сразу после взлета мутная пелена перед глазами стала погружать меня в заслуженный сон, и так незаметно я оказалась в сказочном «Зазеркалье» или в «Тридевятом царстве», шутливо названном калининградцами так из-за регистрационного номера тридцать девять, присвоенного Госавтоинспекцией этому региону.

Аэропорт Храброво оказался совсем крошечным по сравнению с монстрами нашего мегаполиса. Неожиданно быстро разгрузили багаж, и я вышла в стеклянный коридор, где меня поджидал большой человек с маленькой табличкой. Когда я подошла к нему, он явно суетился и нервничал.

– Я уж, думал, Вы не прилетели. Почему так долго не выходили? – выхватывая мой чемодан заявил человек и направился к выходу огромными шагами.

– Я ждала багаж, – ответила я, удивившись его нетерпению, и засеменила за ним.

– У нас открыт сезон охоты. Я спешу. Извините, – скороговоркой сообщил в свое оправдание большой человек и добавил, – меня зовут Юрий.

– Татьяна, – представилась я и впрыгнула с налета в открытую водителем дверь.

Он быстро закинул мой чемодан с эмблемой БМВ в багажник и с визгом стартанул с места.

Уже не новый, но комфортный и ухоженный мерседес несся с сумасшедшей скоростью по трассе от Храброво до Калининграда. Я напряглась и какое-то время смотрела вперед, разглядывая крупный затылок водителя и его огромные руки, обхватившие толстыми пальцами всю окружность руля. Удостоверившись в том, что он уверенно давит на педаль, я успокоилась и стала смотреть в боковое окно. Наблюдая за мелькающими редкими малоэтажными строениями, я поразилась такому скудному однообразию и отсутствию многоэтажных зданий. Кругом были ровные поля, а попадавшиеся по пути строения находились на значительном расстоянии от трассы. В целом картина напоминала европейскую и существенно отличалась от наших подмосковных дорог, плотно застроенных чем попало вплотную к проезжей части. Решив поддержать разговор об охоте, я спросила:

– Юрий, а Вы на кого охотитесь?

– На всех, – уклончиво ответил он и засмеялся.

Я про себя подумала, что продолжать разговор, видимо, не стоит и на всякий случай засмеялась, вспомнив чей-то афоризм: «Последним смеется тот, кто ничего не понял».

Тем временем мы въехали в город Кёнигсберг, который называть Калининградом у меня никак не получалось. И эта цитадель истории вызывала такую жалость потрепанным видом своих окраин, напомнивших мне провинциальную Каширу времен моего детства или какое-нибудь село Смирновское, состоящее из десяти пятиэтажных блочных домов. А Юрий продолжал гнать свой Мерс с бешеной скоростью, ловко вписываясь в повороты узких однополосных улиц и игнорируя красные сигналы светофоров.

– А у вас в городе камер наблюдения нет? – спросила я, удивившись его смелости при нарушении правил дорожного движения.

– Нет. Это у вас в Москве все ходят строем, а у нас тут свобода, – гордо ответил он.

В этот момент такой же свободный джигит на своем Мерсе «подрезал» нам так, что Юрий не удержался и выругался нецензурно, а потом добавил.

– Извините. Это только русские так ездят.

Вот тут я уже ничего не поняла. Что он имел в виду под словом «русские»? Хорошо это или плохо? Но уточнять не стала, чтобы не навлечь на себя лишнего негатива, и приняла решение оставшуюся часть времени помолчать.

До места мы добрались за двадцать минут. Юрий также бегом донес мой чемодан до дверей отеля и махнув мне рукой, опять же со свистом умчался на охоту.

Поднявшись по ступеням и пройдя в фойе отеля через вертушку со стеклянными дверями, я быстро забрала электронный ключ и поднялась на последний этаж, где находились люксы и два одноместных номера комфорт-класса. Как оказалось мне повезло, потому что другие одноместные номера заняли гости из Мурманска, прибывшие чуть раньше меня. Надо признаться, что комфорт оказался действительно комфортом, номер был просторным, с большой двухместной кроватью, большим столом и огромной ванной в туалетной комнате.

Бросив чемодан, я решила немного прогуляться и освоиться на новом месте, загрузив в интернете карту достопримечательностей Калининграда.

Во время прогулок по улицам центральной части древнего города Кёнигсберга мне все больше казалось, что я начинаю парить над землей от захватившего меня чувства необычайной свободы и раздирающей мою душу красоты сохранившихся строений Восточной Пруссии. Привыкшая к опостылившим своей безликостью прямоугольным, многоэтажным изваяниям столицы, а также к многолюдным башням-муравейникам, набитым никому уже не нужными товарами, офисами и постоянной сутолокой, здесь я любовалась мягким линиям барочной архитектуры, доставшейся нам в наследство от бюргеров и курфюрстов, проживавших в этих краях до войны. И с каждой минутой мне всё больше нравился в этот средневековый город с чудом уцелевшими после бомбардировок Второй мировой войны готическими кирхами.

Заглянув по дороге в марципановую лавку и купив марципановый кофе, марципаново-шоколадный батончик и круассан с марципаном я вернулась в отель, где, завалившись на кровать, я машинально нажала пульт от телевизора и сходу попала на спортивный канал, что указывало на то, что до меня в номере проживал явно командировочный мужского пола. Впрочем, я и сама любила посмотреть футбол, особенно Лигу чемпионов, когда играла моя любимая команда «Челси». И к моему удовольствию, именно матч Лиги чемпионов начинался сейчас в прямой трансляции.

– Урааа! – крикнула я от охватившего меня чувства наступившей свободы и стала смотреть на бегающих по зеленому полю футболистов.

Первая экскурсия моего путешествия в «Зазеркалье» начиналась через два часа и поэтому я могла себе позволить принять душ и поваляться, наслаждаясь высоким футболом.

Изучив попутно программу моего пребывания на землях балтийских, я набросала небольшой план тех мест, куда я должна непременно попасть помимо экскурсионной программы. И в первую очередь это было посещение Марты в прусском Раушене, переименованном в Светлогорск. Поездка туда должна была состояться в третий день экскурсионного тура, и я сказала себе словами известной героини Скарлет:

– Об этом я подумаю завтра.

За окном начал накрапывать мелкий осенний дождик. Я прихватила с собой зонт и вышла к припаркованному на стоянке у отеля экскурсионному автобусу.

– Добрый день, меня зовут Агне, – поприветствовала меня приятная круглолицая девушка с вьющимися мелкими кудряшками рыжих волос, – проходите пожалуйста и занимайте любое место.

Я поздоровалась и заняла любое, свое любимое место в самом конце автобуса, на которое обычно никто не претендует, потому что сиденья там не откидываются. Здесь я сидела, как королева, одна на длинном диване соединенных между собой автобусных кресел последнего ряда.

Девушка оказалась славной и очень начитанной. По мере того, как автобус двигался по заданному маршруту, мы с интересом слушали разные истории про Кёнигсберг, город, который был возведен во времена расцвета Тевтонского Ордена в окрестностях одноименного замка.

На первой остановке мы посетили район Амалиенау, где красовались между соснами и дубами восхитительные виллы респектабельных жителей этого региона. Но самым восхитительным строением, поразившим меня с первого взгляда, была кирха памяти королевы Луизы, горячо любимой всеми пруссами и их потомками.

Гуляя по плавным линиям улиц я любовалась завораживающими своим разнообразием виллами, построенным вначале ХХ века, и в то же время выдержанным в едином югендстиле, украшенными башенками и флюгерами, и мне почему-то очень захотелось остаться здесь навсегда. Меня поражала изящная красота некоторых строений, отреставрированных современными отделочными материалами, отчего они походили на домики из сказки, тем самым создавая неповторимую атмосферу тридевятого царства.

Осень здесь еще не вступила в свои права, поэтому несмотря на накрапывающий мелкий дождь, сквозь плотную листву вековых деревьев пригородного парка Амалиенау, начало проглядывать солнышко и стало совсем тепло. Уходить отсюда вовсе не хотелось, и я дала себе слово, что обязательно вернусь и поброжу еще несколько часов по этому фешенебельному кварталу.

Экскурсионная группа выдвинулась по маршруту в сторону бывшего Кнайпхофа, а ныне острова Иммануила Канта, фанатично почитаемого философа и почетного жителя Кёнигсберга, покоившегося у стен центрального Кафедрального собора.