Зигзаги времени. Книга первая

Они поняли, что я забочусь о них, а ради этого готовы простить и не такие экзекуции. Наказанный поднял голову:

– Прости меня, боярин, бес попутал! Спасибо тебе за науку, что заботишься о нас грешных!

– Спасибо, боярин! – глухо пророкотали воины.

Я поклонился им, принимая их благодарность. Что и требовалось от этого наказания, то, что должно их было пронять до мозга, до сердца.

– Ну, а теперь, братцы, домой! Хватит развлекаться, все вы поработали на славу и с победой возвращаетесь на святую Русь! Я горжусь вами и рад, что мне пришлось воевать вместе с вами! Если кто захочет служить в моей дружине и перейти ко мне, буду счастлив и приглашайте друзей с других ладей! Нам держать Рязань и пригород, а только вы умеете обращаться с новым оружием!

На полпути, остановились у села, не доезжая по моей карте верст семьдесят до Казани. Отправив два десятка вооруженных ребят до села, купить свежатины для воинов. Так как сушеное мясо похожее, даже после долгой варки, на подошву, надоело до самых «не хочу», на рыбу, и вареную, и печеную, тоже никто уже не смотрел. Вот и пошли ребята в деревню. Из-за домов, заборов тучей вылетели стрелы, не давая шанса ребятам, которые шли без брони и щитов, только сабля, пистолет и засапожный нож. Только отставший молодой воин, видя, как падают сраженные стрелами его сослуживцы, упал и ползком-ползком скрылся в траве и, удалившись на безопасное расстояние, бросился бежать к ладьям.

– Татары! – крик с берега мгновенно поднял весь лагерь, и тут же оборвался.

Пронзенный сразу двумя стрелами, молодой воин еще постоял на крутом берегу, но вот его ноги подогнулись, и он безвольным мешком скатился к ногам воинов, ломая стрелы, торчавшие из его тела.

– Пулеметы на гребень обрыва! Минометчикам приготовиться! Корректировщик – наверх! Отряду рассредоточиться и зарядить автоматы!

Сотники тут же разносили мои команды, которые дублировали десятники. Пушкари на ладьях зарядили и подготовили боковые пушки, а сорокапятки направили хищные стволы в сторону деревни. То, что это была засада, я не сомневался, но кто и как, вот это надо было узнать. Решил подготовить дельтаплан и попробовать взлететь с песчаной косы, что шла под обрывом. Метров двести она была ровной, а дальше шли пни, выброшенные весенним разливом.

Откатив аппарат на край песчаной косы, я, посадив стрелка, сделал разбег и плавно взмыл в небо. Встречный ветерок помог мне, и вот я, вынырнув из-за обрыва, уже сверху наблюдаю примерно с один тумен татарской конницы, которая гарцует за деревней, а в самой деревне, по-видимому, сотня, которая охраняет какого-то мурзу или бека, так как бунчаки стоят у одного крепкого большого дома. Сделав плавный круг, я сбросил свои две термитные бомбы на конницу, сопровождая их стрекотом из МГ-34 моего стрелка, который как косой выкашивал всадников вместе с лошадьми. Взрывы от гранат, пламя и взрывы от бомбы, пулеметная стрельба! Мои ребята начали одновременно со мной атаку на деревню, поливая ее густым автоматно-пулеметным огнем. Через 20 минут все было закончено, и в деревне, и за ней остались трупы и корчащиеся раненые. Воины добивали раненых и лошадей, остальные татары скрылись в лесу, прилегающему к деревне. Захватили раненого хана Дервиш-Али с его мурзами и беками, которые оборонялись в доме. Пригласив толмача, я начал допрос хана, убрав на время из дома его приближенных:

– Зачем уважаемый хан Дервиш-Али решил напасть на войско Великого царя Ивана Васильевича, зная, что его за это ждет ужасная смерть?

– Я вас, выродков шайтана, не боюсь! Мне все равно смерть, зато твоих воинов я пострелял немало! Жаль, конечно, что ты не попал под мои стрелы, как видно шайтан тебя бережет, но у меня тоже есть на него средство! – откуда-то он выхватил кинжал и кинулся на меня, несмотря на то, что левое плечо было у него все в крови, то ли от пули, то ли от осколка.

Отбив левым блоком руку с ножом, правой я ударил его от души в челюсть. Глаза у Дервиш-Али закатились, и он «выпал в осадок». Нокаут! В общем для дяди в возрасте он еще боек. Правда, драться на кулаках не умеет, а так резок. Вон как кинулся делать во мне дырки. Отобрав у него кинжал, я на всякий случай обыскал его и, найдя за голенищем второй ножичек чуть поменьше размером, забрал и его.

Зашел Иван Михайлович, перешагнув невозмутимо через тело хана:

– Слушай, Андрей Иванович, опять набралось трофеев: тут и кони, и оружие, и доспехи, а на ладьи уже не войдет, сам видел. Да и воины с собой набрали, хоть и помалу, но тащат добычу к себе.

– Собери полусотню и отправляй все до Казани, там разберемся. Дня через два они доберутся до наших, а пока расспроси мурз там, али беков – кого они ждали и как узнали, что мы идем? Пытай, жги их, но нам надо знать, есть ли еще впереди засады, и что они пытаются отнять у нас? – я в сердцах пнул хана, лежащего в беспамятстве, тот неожиданно застонал и открыл глаза.

– Опаньки! Да мы, оказывается, пришли в себя! – я нагнулся над ним, и он начал, отталкиваясь ногами от пола, отползать от меня в страхе.

До этого никто его не бил, и он не знал боли, а тут страшный бородатый урус с его пудовыми кулаками посмел ударить безнаказанно его, «Солнцеподобного», которого восхваляли все прекрасные гурии, его – самого умного в Халифате. И теперь он, как последняя свинья, валяется у его ног! Он потянулся к голенищу сафьянового сапога, чтобы выхватить свое последнее оружие. Чтобы убить и быть убитым самому, но его ждал жестокий облом, ножа не было, а была ехидная морда, которая наблюдала за его движениями.

– Так кто тебя послал, хан?

– Лучше убей, но я тебе ничего не скажу!

– Да нет, зачем я тебя буду убивать? Мы разденем тебя догола и зашьем в шкуру свиньи, только что убитой, а затем выложим вас на солнцепек, где она будет сжиматься при высыхании и сдавливать тебя, пока ты не умрешь. Очень плохая для мусульманина смерть, и ты не попадешь в рай, где много гурий! – я говорил и наблюдал за ним, видел, как бледнеет он, как капли пота выступили на его лице. Он боялся, он сильно боялся!

– Ты не посмеешь поступить так с ханом!

– О, еще как посмею! Кстати, сейчас мои бойцы освежовывают свинью, что была у нас на ладье! Так что кафтан тебе уже скоро будет готов! Василий! – я позвал своего денщика. – Василий, сходи, узнай, скоро они освежуют свинью, да пускай несут шкуру сюда! – подмигнул ему я, чтобы не видел хан.

– Будет исполнено, боярин! – он вышел и закрыл дверь.

– Ну, вот видишь, тебе осталось совсем мало времени, и никто не поможет, и никто не узнает о твоем подвиге. А все будут думать, что ты – бестолочь, угробила тумен. Говори, и я, возможно, отпущу тебя и твоих мурз, али беков, хрен вас разберет. Главное, чтобы вы подписали договор о мире и подчинении государю.

– Вас заказал ваш же боярин! Он сказал, что вы проплывете мимо с большим грузом золота, оружия и других ценностей.

– Кто он? Как выглядит? Что говорил дословно?

– Ты слишком нетерпелив, от того, что молод! Тебе легко все достается, и поэтому хочется все и сразу! А я и так тебе много сказал! Дальше думай сам! – и он с силой откинулся головой об острый угол стола, рассекая затылок, куда вмялась древесина вперемешку с костями черепа и мозгами.

Силен мужик! Я бы так не сумел! Но все же он дал направление, или же наоборот, сделал раскол в ближайшем окружении царя. Нет, все ж он, думаю, сказал правду, так как они знали и ждали именно нас. Как он быстро мог узнать? Голуби!!! Но у кого? Навряд ли у шпиона, наверняка у связного! Даже у нескольких, так как мы останавливались у нескольких деревень. Значит, надо искать! Искать, кто мог хоть на минуту исчезнуть с глаз остальных, кто заходил в кусты отливать и так далее! Кто, кто, и еще раз кто! Знать могли о маршруте только сотники и выше, да и кормчие, но он сказал, что это боярин! Боярином он мог и представиться! Хотя… Что он выигрывает? Допустим, захват добычи, татарам этого хватит! Остается оружие, а татарам просто незнакомое для них оружие неинтересно, и поэтому он остается один владельцем всего оружия, а это власть! А где власть, там и деньги, и слава! Значит, остается только одно – следить. Вызвал своих людей на стоянке со всех ладий, и рассказал, что у нас завелась крыса. Кто-то сдает весь наш маршрут, и поэтому, кто заметит что-то непонятное, не ординарное, тут же ко мне. Особенно, если это происходит от боярина, сотника или кормчего.

И вот через сутки, проплывая очередную деревню, мне доложили, что сотник со второй ладьи встал на нос и стал всматриваться, положив руку козырьком, в сторону деревни. Как только ее прошли, спустился обратно.

– И как часто он это делает? – спросил я агента.

– Да перед каждой деревней, которые мы проплывали!

– А он отлучается на привалах? – спросил я, ощущая нутром, что добыча – вот она! Как ощущает охотничья собака, что утка рядом, и она становится в стойку.

– Да как все, причалили и по кустам, кто отливать, кто «по-большому».

– А как он воевал? Храбро, али «в кустах» отсиживался?

– Да нет! Мужик нормальный, да и не было нынче стрельбы! Вот только раз и положили ребят у деревни в засаде! А так разве что шальная стрела прилетит.

– Молодец! Об нашем разговоре – молчок! Продолжай за ним наблюдать! Кто с ним общается? С кем он общается? – проинструктировал его я.

Сам же тут же встретился со своими ближайшими помощниками и рассказал о разговоре с агентом. Надо было сообщить Ивану Михайловичу. Приказав спустить лодку с небольшим мотором «Буран», я и мой неразлучный стрелок со своим «МГ-34» направились к последней лодке, где находился Хворостинин Иван Михайлович. Причалив, я поднялся на ладью и рассказал ему о всех подозрениях и отчете агента. Решили брать наверняка, в противном случае он отопрется. Проехав, я предупредил всех сотников на ладьях об операции, кроме второй. Я не знал, сколько вовлечено людей в заговор, поэтому боялся утечки информации. Минуя очередную деревню, вторая ладья села на мель. Хотя она и шла за мной, но вдруг неожиданно ушла к берегу, где и зарылась носом в песчаную банку. Заглушив мотор, я по течению скатился ко второй ладье, где снова включив мотор, пристали к берегу. Остальные ладьи стали приставать к берегу ниже нас. Воины со второй ладьи спустились в июльскую воду и пытались снять судно с мели, но она зарылась носом в песчаную банку, и выдернуть ее можно было только за корму.

– Встаем лагерем! Утром снимем ладью и продолжим путь! – отдал я громко приказ, а тихо добавил сотнику. – Следить за шпионом.

Вскоре все разбрелись по берегу, разжигая костры и готовя ужин. Караулы и секреты были расставлены, так что неожиданного нападения я не ожидал.

Отдыхая в шатре захваченного у одного из беков, я ждал сообщения от своих наблюдателей. И вот оно:

– Боярин! Принимай крысу! – воины ввели туго связанного сотника со второй ладьи. – Фонарем подавал сигнал из кустов, тут его и повязали! – он подал мне самодельный фонарь из промасленной бумаги, внутри которого горела свеча.

– Говори! – я взял сотника за ворот и притянул к себе.

Глаза мои были бешеные от злости, губы скривила злоба, зубы оскалились, и тогда он «запел»:

– Не убивай меня, боярин! Не со злобы я! Сальские направили меня, чтобы ослабить царя Ивана Васильевича! Чтобы войско было разбито, а все оружие досталось им. Должен им я много, вот и пришлось под их дудку плясать! – тут вдруг что-то тихо прошелестело, и в глазу у сотника закачалась татарская стрела с тройным оперением. (Русские стрелы были с двойным оперением, а татарские с тройным) Откуда она прилетела, можно было гадать, но то, что за нами следят, я не сомневался.

И тут в голове у меня загремел взволнованный голос «Хранителя»: «Ложись!!!». Я рухнул рядом с трупом сотника, и тут же стрела с глухим стуком поразила стоящего за мной воина. Тот недоуменно посмотрел на торчащую из плеча стрелу и начал медленно оседать на землю.

– Ложитесь! – крикнул я остальным воинам. Все тут же рухнули на песок, так как на фоне реки представляли отличную мишень. – Двое к пулемету! Прикройте ребят, а ты – обратился я к сотнику, лежащему рядом со мной. – бери своих и прочеши окрестности, да, и найди мне тех караульных, что прозевали врага!

– Сотня, к бою! – вскочил он, но тут же снова упал, так как над ухом прошелестела стрела и воткнулась в бок ладьи.

Тут же застучал пулемет, сшибая пулями ветки кустарника. Переждав, пока закончится лента и смолкнет стрельба, воины поднялись и цепью двинулись к кустарнику. Я же попросил перенести раненого на мою ладью, там у меня была небольшая «каюта», где я мог осмотреть рану. Мои добровольные лекари уже подготовили инструменты, зажгли керосиновую лампу и разложили бинты, тампоны, спирт для обработки. Обломив древко у стрелы, сняли кольчугу и рубаху, обнажив торс. Прощупал пальцами вокруг раны, похоже, придется вырезать наконечник, так просто его не вытащить.

– Готовьте эфир! Данила, приготовь шприц с новокаином, будем резать! – раскладывая инструменты на столике, покрытом стерильной салфеткой, приказывал я.

Василий принес еще одну лампу, добавив освещения, и я, обработав йодом вокруг раны, произвел первый разрез скальпелем. Придерживая пинцетом конец обломка стрелы, я уверенно освобождал ее наконечник, стараясь не задеть крупных кровеносных сосудов. И вот он, проклятый наконечник, сделан с зубцами, чтобы нельзя было выдернуть обратно. Осушив рану, я наложил швы и приложил салфетку, густо смазанную дедовским бальзамом.

– Боярин! Вы обещали рассказать, как готовится эта целительная мазь! – напомнил один из моих учеников.

– 100г растительного масла, 10г желтого воска, 20г живицы сосновой, 1 столовую ложку несоленого свежего коровьего масла, 1 столовую ложку меда, 1г прополиса и 1г мелкого порошка ладана. Все это положить в кастрюлю и кипятить 10 минут, затем остудить и сложить в сосуд. Кстати, повязку пеняйте каждые 4 часа! – и я «на прощание» вкатив раненому укол пенициллина, вымыв руки и сняв халат, отправился на берег.

На песке лежали два трупа, но это были не враги, а наши дозорные, которые были убиты ударом ножа. Судя по ране, ножи метнули с небольшого расстояния, 3-5 метров. Но когда ты в лесу и солнце садится, в полумраке трудно заметить врага, который тихо подкрадывается к тебе, вот и проморгали ребята врага. Хорошо хоть не выдаем в «секреты» мое оружие, только сабли, арбалеты и ножи, чтобы враг не завладел нашим секретным оружием. Их оружие оказалось на месте, а вот метательные ножи из тел были выдернуты. Враг не хотел давать нам никакой улики. Кто же все ж нападал на нас?

– Утром, как рассветет, проверьте еще раз все в округе! Да снимайте потом ладью с мели, куда посадил ее предатель сотник – распорядился я и направился проверить раненого в свою каюту. В изголовье его сидел Данила и время от времени менял влажную тряпку на его лбу.

– Жар у него, весь горячий! – сообщил он мне с тревогой в голосе.

– А что ты хотел! Организм борется с болезнью и с ранениями именно так, поднимая температуру и выжигая всю нечисть своим жаром! – я достал таблетку аспирина, растворил ее в небольшом количестве воды – Вот, попробуй выпоить с ложечки его, аспирин снимет жар. Еще завари эту смесь трав, противовоспалительных, и как проснется, давай ему пить вместо воды, авось через неделю подымем воина на ноги.

Спать я отправился на корму, завернувшись в одеяло и как будто провалился в небытие. Тихо плескалась вода за бортом, омывая ладью. Где-то на середине плескалась крупная рыба, и соловьи соревновались друг с другом на лучшие свои песни, а замыкал это все писк несносных комаров, кружащих над головой, словно «мессершмитты».

Разбудили меня голоса дружинников, которые разводили погасшие за ночь костры, для приготовления завтрака. Каждая ладья готовила в своем котле кулеш (каша, чаще пшеничная, с мясом и салом – прим.автора). Поднялся и я, прошел к раненому, который очнулся и пил настой трав из рук Василия. Дежуривший ночью Данила, ушел спать, передав, что каждые четыре часа надо менять повязку и поить вместо воды настоем. Пощупав его лоб, я проверил пульс и осмотрел рану. Ну, воспаление еще не спало, но заметно уменьшилось. Кровоточивости уже не было, края раны сомкнулись, нагноения не видать. Температура нормализовалась, ну, а что организм молодой – справится!

– Ну, как самочувствие? – обратился я к раненому. – Кольчужка твоя, братец, дрянь, выбрось ее, приедем – выберешь из татарских, а эту даже не бронебойным наконечником у тебя пробило, хорошо хоть ничего важного не задело! Ладно, давай выздоравливай! Покорми его, – обратился я к Василию, – много не давай сразу, лучше почаще корми, бульону бы ему из курочки, да где тут возьмешь? – вздохнул я и, поднявшись с табурета, пошел на берег, где как раз вернулась поисковая команда.

– Нашли что-нибудь? – обратился я к десятнику, возглавившему осмотр окрестностей.

– Он был один, нашли лук татарский с колчаном стрел, там, где он их бросил. Раненый, по-видимому, не сильно, в ногу, так как шаг не ровный, прихрамывающий на левую ногу. Крови, много лишь на месте ранения, дальше он перевязался и ушел в сторону от реки. На болоте мы его след потеряли. – опустил голову десятник.

– Ладно, не грусти! Передай всем сотникам, чтобы проверили в наличии своих воинов и доложили мне. После завтрака будем сниматься с ночевки и идем дальше! – закончил я.

Как я и предполагал, на второй ладье недосчитались одного из воинов, некоего Петра, сына Иванова, которого со вчерашнего вечера никто более не выдел. Ладно, если он был один, а если нет? Вот теперь и думай.

Сняли ладью с мели быстро, зацепив за другую ладью, и двумя моторами сдернули с места. Повреждений не было, благо дно песчаное, и вот она качается на волнах. До Казани доплыли уже без приключений, где простояли еще сутки, так как пришлось с князем, оставленным с гарнизоном в городе, пить почти всю ночь.

Иван Михайлович рассказывал ему, как мы били татар в Астрахани, как чуть не поймали хана Ямгурчея, сколько взяли пленных и добра! Одним словом – «поймали вот такую щуку…», даже рук не хватает. Опьянел малость воевода.

Наутро он поднялся хмурый, с больной головой, глаза красные, в бороде крошки. Жадно припал к кувшину с квасом и осушил его весь.

– На, выпей, Иван Михайлович, полегчает – протянул ему я таблетки от головной боли и повышенного давления.

Он молча взял их, проглотил, ища, чем-бы запить? Я протянул ему свою флягу с водой. Выдохнув, он поинтересовался:

– Где князь?

– Да спит еще, наверное, время еще восемь часов, а мы спать легли где-то в 3 или 4 утра. – ответил я. – Давай сходим в нужник и поспим, а после обеда тронемся на Москву!

На Москву тронулись только утром, так как обед плавно перешел снова в пьянку. Пили за царя, за силу русского оружия, за святую Русь, за здоровье каждого из нас, в общем, проснулись, как всегда, под утро. Таблетки нужны были уже нам обоим. Пить воеводе, как врач, я уже не дал, а то «на старые дрожжи» придется тащить его на себе, а меня это не устраивало. Оклемавшись, мы собрались и, попрощавшись с хозяином, которого слуги для нас разбудили, отправились на ладьи.

Иван Михайлович зычным голосом адмирала поднял воинов, и всё зашевелилось и забегало. Вскоре наш флот тронулся, белея парусами по Казанке до Волги, большая часть пути нами была пройдена. Завели моторы, и ладьи помчались вверх по реке.

В Рязани мы собрали обоз для Ивана Васильевича с татарской казной и частью добычи (ковры, украшенное самоцветами оружие, пряности и т.д.). Свою часть добычи я отправил вместе с мастерами к себе в поместье, наказав Ермолаю, чтобы староста всех разместил. Деньги же и драгоценности я запер у себя в комнате в доме в Рязани. Незачем вводить людей в соблазн. Уладив все дела, на следующий день мы отправились к царю в Москву. Сотня отборных воинов на конях сопровождала нас с воеводой. Обоз растянулся почти на версту, подымая пыль, которая оседала на людях и телегах густым слоем.

– Дождичка бы сейчас! – отхлебывая из фляги, смачивая рот водой, проворчал воевода, – Совсем эта пыль замучила!

– Не-а, только хуже будет, батюшка! – встрял ездовой. – Грязь будет по колено, встанем надолго. Тут недалече леса начнутся, там пыли поменьше будет.

Вскоре и в самом деле начался сосновый бор. Сказав воеводе, чтобы воины были готовы к нападению, я достал ручной пулемет и взвел затвор, воеводе передал автомат, пользоваться им он умел, настрелялся на стрельбище и влюбился в него. В ногах у нас стоял ящик с гранатами, то есть к встрече мы были готовы. У воинов, кроме арбалетов и холодного оружия были за поясом наганы и по две гранаты, всем этим они владели в совершенстве. Одев шлемы и прикрывшись щитами, они настороженно смотрели по сторонам, держа взведенные арбалеты. Как я и чувствовал, нас ждала засада. Впереди был завал, из-за которого в нас полетели стрелы, а с боков на нас выбежали сотни вопящих разбойников, одетых кто во что горазд. Вооружение у них было тоже разное, от дубин до топоров, вил и сабель. Пока наши воины отражали первую волну разбойников, я пулеметным огнем уничтожал лучников, которые стояли у завала из деревьев и представляли наибольшую угрозу. Срезав их несколькими очередями, я выпрыгнул и от живота, волоча ленту за собой, начал прорежать толпу оборванцев, скашивая их как траву. С другой стороны Иван Михайлович стрелял из автомата, не подпуская разбойников к телегам. Воины, разрядив арбалеты, взялись за наганы и гранаты, и вскоре все было кончено. Перезарядив оружие, пошли посмотреть на побоище. Попросил, если будут раненые, чтобы не убивали, надо допросить. Привели двоих, один ранен в плечо, другой в ногу. Допрос начал воевода:

– Как вы, смерды вонючие, посмели напасть на государевых служивых?!! Кто послал вас, кто главарь вашей банды? Где гнездо ваше? Отвечайте! – и он махнул рукой одному из воинов, тот наступил разбойнику на раненую ногу. Вопль от боли пронесся над караваном. – Говори, и ты умрешь легко! Ты же знаешь, по Русской Правде, что тебя ожидает. Пойманного вора и разбойника вешают на первом же суку, али казнят иным способом. Не скажешь – посадим на кол, будешь умирать долго, скажешь – повесим, умрешь быстро.

Заговорил второй, раненый в плечо:

– К нам приехал хромой господин, который сказал, что идет очень богатый караван, и если мы его захватим, все будет наше, только оружие возьмет он, а золото и деньги нам.

– Атаман где ваш? – спросил я.

– Его первым и убили. – указал раненый в плечо на здорового бородача в красной рубахе, сживающего огромную дубину, украшенную заостренными гвоздями.

– Этого на кол, а этого – повесить! – подвел итог воевода.

Раненый в ногу страшно завыл и забился в руках воинов, пытаясь вырваться, второй же просто молчал, смирившись с судьбой – злодейкой. Воины, оглушив разбойника, быстро раздели его, и подготовив березку толщиной с черенок для лопаты, заострив край, посадили на него разбойника. Очнувшись от пронзающей его боли, он пытался слабеющими руками снять себя с кола. Но руки скользили по смазанному жиром дереву, и вскоре он потерял сознание от боли. Привычные к таким казням воины равнодушно ходили и собирали трофеи, которых было немного. Ржавые мечи, дубины, рогатины, топоры, – что у крестьян может быть? Мелкие монеты, что нашлись у некоторых разбойников, они решили сообща пропить в ближайшем трактире. Убрав завал, тронулись в путь.

– Как долго он будет мучиться? – спросил я воеводу.

– Ну, ребята оставили ему на стволе пониже ветки, дойдет до них и остановится. Значит, дня два будет еще жить, мучиться?

– Нет, наверное поменьше, мы же ему рану не перевязали, кровью изойдет – вставил слово ездовой. – если никто не облегчит ему смерть.

– То есть как? – удивился я.

– Да проезжающий может облегчить ему страдания, перережет горло. – вновь пояснил ездовой. – Проявит милость Господа нашего. – закончил он и перекрестился.

Да, дикая страна, дикие нравы, но мне здесь жить и надо привыкать к этому.

Вечером встали лагерем у реки. Вновь поставили телеги подковой. Почистив и зарядив оружие, выставили часовых, так как караван, везущий золото, это то же самое, что мухи и мед. Лошадей загнали внутрь, дав им накошенной травы и овса. Я подготовил пулемет под телегой, где, постелив овчину, мы с воеводой устроились на ночлег. Ночью, когда уже Иван Михайлович похрапывал, я прижал кольцо ко лбу, вызывая «Хранителя», и мысленно начал с ним разговор:

– Кто на нас нападает, и что ему надо?

– Тебя преследует Чернобог, повелитель тьмы и подземного царства. Он хочет помешать тебе в поисках браслета, так как тогда Сварог приобретет полную свою силу. Вот он и вселился в твоего воина, дал ему невиданную силу, он так же, как и ты, может перемещаться, но не может попасть в будущее, через него он хочет забрать твое оружие, чтобы захватить всю власть, все земли, уничтожить всех. В его власти черные вороны, которые все видят, и от него не спрятаться, поэтому он легко нас находит, будь настороже всегда и везде, да и я тоже буду.