Опус Серого Волка

– Хуже некуда, Сережа. Никакого вдохновения. Хотя, не как твой Бобенко снежных баб делаю, однако ж на все вдохновение надо. Даже на жизнь саму.

– Что верно, то верно. Только он не любит, когда его работы называют снежными бабами. Сам проверял недавно…

– Да – а – а… птица высшего, – это слово он выделил, – полета… Он же почти всегда женщин лепит, и они из снега. О! Раз уж о бабах и птицах высокого полета речи зашли… Как там твоя?

– Вроде все идет хорошо, отлично, но…

– До конца не уверен? С женщинами почти всегда так.

Ты – парень умный, должен улавливать, что что-то не так. Хотя иногда их знаки даже умнейшим мужчинам на земле не уловит. С ума сойдет! Они же бабы! Помню у нас с женой… – Тимофеевич призадумался, потом добавил: – бывшей… – после брякнутого поморщился. – Хотя ладно. Будешь слушать истории всяких стариков – сам станешь стариком.

– Ну почему же? На работе у Бобенко приходится выслушивать одного старика, который там тоже работает. И, как видите, пока не постарел. Так что рассказываете все, что хотите, Самуил Тимофеевич, – старый призадумался. Пока прошелся по мастерской руками, ногами, глазами. Увидел ферзя, лежавшего в углу. Он оказался там в следствии своего заката. Это на самом деле не такая редкость, учитывая, что в шахматных клубах открывались тут же бойцовские клубы. Ломались доски об бошки за утерянный материал. Синяки светили по новой после удачной вилки. После шах часто до мата не доходили. Физически нельзя было. Поэтому фигуры по всей школе. И в наборах всегда не хватало статуэток, несмотря на то, как Самуил Тимофеевич часто их вырезает. Жаль. Поинтересовался, могу ли я ее взять. Мастеровой рассеяно кивнул, потирая лоб. Разглядев королеву на свет, оказалось, что на ней все еще есть запечатанная кровь. Так даже лучше. История! Положил в карман.

– Тяжело это просто – здесь находится постоянно, – сформулировал Самуил. – Поначалу думал – залягу здесь на пару дней, а дни уже в недели превращаются. Цены на съемное жилье растут и растут с каждым днем, будто издеваются.

– Если хотите, могу с мамой поговорить. Может, у нас сможете жить… – Старый друг улыбнулся, понимая прекрасно, что это невозможно. Понимание разделили мы вдвоем. Однако надо же порадовать старика, – он указал пустым стаканом на меня и произнёс:

– У тебя доброе сердце, Серый. Не дай коршунам этим воспользоваться, особенно в женском обличии. Они думают, что нам одно от них надо, а им только и нужны наши квартиры.

– Сейчас все поменялось, Самуил Тимофеевич.

– Надеюсь. Надеюсь, что поменялось. В некоторых отношениях хочется быть неправым. Для общего блага, знаешь…

– Вам просто нужно опять начать работать над проектом. Сам видел как вы можете по трое суток подряд без сна, питаясь только кофе и сигаретами, работаете над какой-нибудь пушкой, сделанной из микроволновки.

– Только ты знаешь, к чему это приводит. Создание таких «пушек» нужно оставить в прошлом. Теперь только бытовая техника да велосипеды пацанов. Больше пользы принесет, хоть и не перевесит это все чашу… Знаешь, в моем возрасте нужно уже думать о весах правосудия. Ну знаешь… Которые на последнем суде…

– Самуил Тимофеевич! Какой последний суд?! Вы его только приближаете такими мыслями. И выпивкой.

– Ты прекрасно знаешь, почему я пью и не попрекай меня этим, шкет.

– Доработайте свой прототип…

– Хватит об этом, наконец! Вот заладил! Две! Две темы, которые не люблю обсуждать, и ты их одну за другой расковыриваешь! Все! Все! Хватит на сегодня. Приходи еще, – он уже начинал хмелеть. Выйдя за дверь, посмотрел в длинный коридор. Не зная Самуила Тимофеевича так хорошо, возможно, действительно ушел бы. Полминуты спустя дверь открылась, и он меня спросил:

– Значит, ты знал, что я выйду.

– Так же, как и вы знали, что я останусь.

– Заходь, – войдя, он принялся опять наливать стакан.

– Ради меня! Просто, чтобы преодолеть этот период в жизни – доработайте прототип, – конструктор указал полным стаканом на меня.

– На этот раз не выйду. Прекращай, – звон стакана. В свою очередь встрепенулся, вспомнив цель своего визита.

– Мне нужно посоветоваться, – принялся доставать заранее подготовленную тетрадь с карандашом. Расписав в основных чертах, что запланировал, сопровождал пояснениями в процессе рисунка.

– Ну смотри, если это снег, – Тимофеевич взял карандаш в руки, – то эти упоры вырвутся, и даже если они останутся после резолюции, придется все переставлять. А это повлияет на целостность. Если… – карандаш приятно похрустывал на бумаге. Войдя в свой элемент, он будто протрезвел, хотя от одного его запаха уже можно было опьянеть. – Если все сделать так, то будет больше расстояния для резолюции, плюс относительная целостность снега останется. Относительно, конечно. А с рычагами в виде палок все в порядке, если, конечно, палки по прочности неплохие найдете.

– Найдем. Такое уже проделал один раз. Пришлось импровизировать, – Самуил Тимофеевич посмотрел на меня, как на сына, заставляющего своего отца гордится собой. – Остается совсем маленькая проблема – где мне найти такие прочные и длинные канаты?

– А ты что, не знаешь? Ты представил тут свои чертежи так, будто все необходимые материалы уже у тебя.

– Ну – у – у – у… почти. Палки – дубины точно будут. – «Точно будут», – передразнил меня уже совсем пьяный. Ладно, по слухам, по слухам. Говорят, вроде как, у физрука в кладовке есть нужный канат, только его нужно разъединить на двое. Вот ключ от нее, – в пьяном ступоре принялся искать нужный ключ в скопище остальных. – Но мне это птичка рассказала. Залетела в мои скромные пенаты и рассказала.

– Обижаете… – получив, наконец, ключ и собрав канцелярские принадлежности, удалился из мастерской Самуила Тимофеевича. Обитель физрука благо была прямо напротив.

Человеком он был строгим и даже жестоким. Если он будет там, поблизости, а не как обычно в учительской, то дела будут мои плохи. Прошел без особых усилий к двери со спортинвентарем. Непонятно, зачем вообще она запиралась. Ничего, кроме футбольного мяча, каната, сетки для волейбола, которой физрук ловит раков, и истертого козла, напоминающего его самого, красть и нечего. Хотя это иронично, что задаюсь этим вопросом… Не краду, в конце концов, а одолжу на время. Его все равно достают один раз в год! А сам физрук достает всех круглогодично, так что… В единственном луче света из залы в каморку нашел нужный канат и попутно глотал тонны пыли. Начал думать, как это вынести отсюда. Ведь в портфель его не уложишь.

Резким движением схватив за волосы, меня выпрямили. «Вот и попался» – подумал не видя нападающего. Только лучше уж попался бы этому старому козлу. Лезвие прикоснулось к моему горлу. Оно было будто специально подогрето на огне для меня, чтобы горлышко не простудил. Голос, противоположный по ощущениям лезвию, наполнил каморку, приглушенный медицинской маской:

– Ну надо же. Ты все предусмотрел. Даже двигаешься во время уроков. Наверное, во всем есть свои привилегии. Только ты просчитался со временем прихода. Проблема даже не в том, что ты не заметил меня в толпе этих дегенератов, а в том, что ты не знаешь, как я даже выгляжу.

– Значит, это ты, тварь мерзопакостная.

– Значит, это я. Только я ли мерзопакостный? Ты мне больше всех ущерба нанес финансово.

– Рад слышать, – лезвие прильнуло в плотную к коже продавливая ее. Яковлев начал полушепотом:

– Не стоит… Самое легкое было проследить за тобой. С алкашом ты засиделся, конечно. Что же, на материнский путь встаешь? Яблоко от яблони, м? – это меня не задело, так как, во-первых – это выдумка, а во-вторых – понятно, что он клюнул на эту уловку с видео. Дало место для разворота нового акта представления. Мальчик с ножом все продолжал:

– Вижу, ты присмотрел себе одну куколку здешнюю. Не познакомишь? – Вырваться не представлялось возможным. Дернуться – нет, даже – сглотнуть слюны избыточное количество могло вскрыть мне горло. Это не фильм и не сцена в моей фантазии. Какой-то стильный финт здесь не поможет. Голос сзади разворачивал свой злодейский план:

– А знаешь, кто тебя выдал? Та тетка с продуктами. Ей даже не пришлось платить! Она так была поражена твоим розыгрышем, что все вывалила. Думаешь, у меня только одна камера направлена на тебя? Соседкам ты глаза изолентой не заклеишь… Хотя попробуй, я посмотрю. Они тогда все услышат и разболтают. Лиши их слуха – они по вибрациям поймут. Можно сразу языка лишить, так они целую книгу напишут. Без рук – ногами научатся писать! И так до Сталинского самовара. А знаешь, это так мило, ты, наверное, думал, что я тебя преследую? Открою тайну – мне не нужно лично присутствовать, чтобы причинить боль тебе либо твоим близким.

– Ты не посмеешь тронуть ни меня, ни моих близких людей.

– Да ну…

– Сам же говорил, что было легко меня выследить и преследовать. А не показалось ли это тебе слишком легко? Не пришло это тебе в твою тупую башку?! Думал, работая на тебя, заключаю договор с дьяволом, это я просто не встречался с Сан Санычем. Это он по началу был добреньким, а потом маска слезла. Предложил выбор: либо тюрьма, либо я в качестве наживки помогу тебя поймать. Да, Яковлев. Ты попался. Осталось только на тебя вон ту сетку накинуть. Жалко, не успел, вышло бы красиво, – его дыхание сквозь маску становилось все тяжелее.

– Никогда не умел проигрывать, как ты заметил. Может, тебя порешить в подтверждение к этому, раз уж терять мне нечего.

– Не делай для себя же хуже…

– Откуда! – громко меня перебил. Теперь он разговаривал исключительно на повышенных, что было на руку. Спустя его крик, так же громогласно прозвенел звонок. – Откуда мне знать, что ты не блефуешь? Столько вранья от тебя, и ты надеешься, что я и сейчас поверю? Я могу тебя прямо здесь зарезать, как свинью, и завернуть в мат, как шаурму. Такое уже было, и убийцу не нашли. История любит себя повторять знаешь ли, – чувствовались его намерения. Рука его терлась об меня и тряслась. Мое тело окаменело. Яковлев действительно хочет меня убить. Мои легкие вбирали все больше воздуха, даже пылью хотелось надышаться.

Тяжелые шаги приближались спасительно. Колебнувшись, он все-таки отшатнулся от меня и выбежал, толкая физрука из проема. Все происходило за моей спиной. Пошатнувшийся встал на ноги, провожая взглядом сбившего его, он был снова сбит с ног уже моей персоной с канатом. Времени восстановиться психически и физически не было. Надо было двигаться. Бежать отсюда! Не за этим психом с ножом, конечно – на мне был канат, как он лежал смотанный, так его и перекинул через голову и на плечо. Рассекая потоки людей – детей разных размеров со своеобразной лентой, пересекающей туловище, думал, убил бы или нет – неизвестно, но если не принесу канат Коле Бобенко, то я точно труп. Взгляды были бешеные, не такие, как в прошлый раз, конечно… Колобок выкатился из конуры своей и начал кричать, чтоб меня остановили. Только я уже был у вахтера. А как эта бабуля меня остановит?

Отбежав на безопасное расстояние, упал на колени. Снега все еще не было, был только сводящий скулы холод. Вроде канат не намок, однако казался намного тяжелее теперь. Отдышавшись с минуту – это все, что мог позволить, решил совместить приятное с полезным. Написал сообщение в общую группу и объяснил ситуацию с матерью. Было предсказуемо, что она будет ждать меня во дворе на таком морозе… Выделил тот факт, что меня обязательно посадят под домашний арест. Сейчас и проверим, оправданы эти жертвы или нет.

Часть четвертая| Глава первая| Раскол|

Добежав до места, тяжело дыша, опустил свой крест и закопал его. Мама уже что-то активно обсуждала с бандой. Знакомство одной семьи с другой. Подойдя, невольно был вовлечен в эту перепалку.

– Вот ты где! – коварно проговорила мама.

– Ну, наконец, Серый! – прозвучало от Бобенко.

– Такое ощущение, что к застолью подхожу, – съерничал уже сам.

– А ты не умничай. Где ты был и почему это на тебе школьная одежда?! Сказал, что к своей девушке пошёл, чтобы вы вместе отмыли эту дверь проклятую.

– Так и есть, вот как раз и моя девушка – указав на Дашу повернул голову к компании и подмигнул глазом, который был вне досягаемости взора мамы. – Просто запутался где же вы будите, искал вас.

– Знаешь, врать не хорошо, особенно собственной матери, – неожиданно влетел в диалог Удов.

– Вот, значит, как! Собственные друзья тебя на лжи уже ловят.

– Вась, Вась, Вась. – как скороговорка прозвучало реплика от Коли. – Если ты не в курсе факта, то это не значит, что он лжив. Ведь сама Дарья может подтвердить! – Коля по адвокатски положил руку ей на плечо. Было видно, что еще с прошлого моего заявления она еще не полностью восстановилась. Тем не менее спустя секунду она заговорила:

– Э – э – э… Да, так. Это действительно так. Даша Колесникова, очень приятно, – размягчение мамино было на лицо.

– Анна Дмитриевна. Нет, приятно мне с вами, наконец познакомиться. Мама этого оболтуса. – глубокий материнский вздох. – Сережка, понятно, что здесь твои друзья, дама сердца, но ты до конца не восстановился. Тебе нельзя на таком холоде находится столько времени.

– Ну, ма – а – а – ам…

– Анна Дмитриевна, не о чем беспокоиться. Ведь он не на месте будет стоять, а работать со всеми.

– Да, как в прошлый раз, когда он в горячке лежал здесь, подпирая ледяную глыбу? – поняв, наконец, что Удов специально проделывает это все, Коля толкнул его в плечо.

– Что – о – о – о? – затянулась поразившееся мать.

– Все было не так плохо, как мой вице рассказывает. Он просто устал работать и присел отдохнуть. Никто его не заставлял выходить или работать. Никто и не сможет теперь в его отделении. Он там главенствующий, Анна Дмитриевна. Неужели предприятие хотите обезглавить?

– Да, как тогда его чуть не обезглавили его же лопатой?

– Что?

– Что? – одновременно проговорили Коля с мамой.

– Как правда ни страшна, но это правда. Полдня лопатой колотил его тот амбал, – было указано на Пахома. Тот, в свою очередь, только мог потупить голову, как нашкодивший пес.

– Анна Дмитриевна! – неожиданно расступил остальных Энерго. – Анна Дмитриевна, я наблюдал за конфликтом и ничего такого не увидел, поэтому не вступал. Поспорили из-за лопаты. С кем не бывает? Рабочий момент! Это специфика работы! – Василий начал печатать на телефоне сообщение. – Если была бы действительная драка… Разве не увидели бы вы синяков на лице или на теле своего любимого сына? – непонятно, было ли это похоже на то, как уговаривают родителей сына с мячом еще остаться, чтобы поиграть, или на целое судопроизводство в отношении моего нахождения в команде. Может, мне действительно вырезал гланды Якволев в этой заброшенной, никому не нужной комнате, и это все мой «последний суд», как выражается Самуил Тимофеевич? Власов появился так же неожиданно, как и всегда. Было такое ощущение, что он просто прятался под землей, выжидая нужного момента. Шипящим своим голосом пытался закончить то, что начал Удов:

– Это очень хорошо, что вы здесь, Анна Дмитриевна. К моему вниманию были приведены некоторые факты, угрожающие не только вашему сыну, но и нашей команде в целом. В первый же день коллектив невзлюбил вашего сына. Принял в штыки. Завязалась драка. В тот же самый день ему дали обидную кличку. Впоследствии агрессия нарастала, особенно если принимать во внимание, что наше начальство, – он обмерил с презрением Бобенко, – не заметило этого, и, как видите, узнал он об этом только сейчас.

Дальше – больше! Неоднократно намекал вышестоящим органам, что такое быстрое продвижение неопытного рабочего приведет только к негативным последствиям. Нет! Нет же! Наш доблестный лидер не хотел ничего слушать. И что мы получили? Его подчиненные просто отказывались работать, а он, больной, пытался их заставить, когда же они сами посчитали нужным работать подчеркну – сами, то бедный Сережа начал работать, пытаясь не отставать от общего темпа, практически на износ. Упал в обморок, и домой его тащили под ручки, – видно было, что он наслаждается собой. Ему нравилось, как звучит собственный голос, как он подставляет слова. Наконец пришло его время, время все высказать. Долго же он ждал этого.

Власов теперь был в своей стихии. Обуянный успехом своего ораторства, он начал рисковать и распускаться:

– Одно дело – он бы подвергал только себя опасности, но… Учитывая его прошлое и эпизоды, которые он здесь показывал… Вся команда подвергается опасности каждый день с ним на площадке, – до этого мама слушала с лицом одобрения, теперь злоба с обидой появились на лице. Заметив это, он протрезвел и опомнился. – Поймите! Я бы этого всего не говорил, если бы это не было моей работой. Это моя обязанность выявлять все угрозы для нас и устранять их, – от мамы не прозвучало привычное что. Видно было, что приговор в любом случае вынесен. Мне, наконец, не нужно было оправдываться, ткать новую ложь… Власов с Удовым торжествовали. Тут в грубой тишине исподлобья заговорил Коля:

– Да, все так. Все именно так. Впервые я здесь услышал о драке. О кличке знал, но не посчитал ее обидной. Когда он вышел больной, он сказал, что просто отравился. У меня были подозрения, что он болен, только не стал ничего делать. Теперь мне стыдно за это, ведь он не статуя, а живой человек. Остальные начали работать, потому что так сами захотели, да. Они захотели подчиниться после того, как он чуть ли не принес себя в жертву общему делу. Я знаю этих двоих как облупленных. Если они чего-то не хотят делать, то делать они это не будут. Пока на них не рявкнешь, естественно. Но в тот вечер мне этого не пришлось делать.

Остается только одно. Я доверял и повышал Сережу только потому, что видел и вижу в нем огромный потенциал. Как бы мной все сказанное пред и после напущено и пафосно не звучало… Неужели вы готовы поверить этим двоим, которые с первого дня нашептывали мне об ужасном Сером Волке? О его школьном прошлом. И неужели вы заберете Сережу, ставшим незаменимым звеном в этой цепи на велосипеде, который взбирается в гору?

– Осмотрев всех вокруг, она посмотрела и на меня. На лице мамы была решимость. Не дав еще кому-то сказать слово, хотя никто особо не хотел, кроме Власова, ему всегда есть что сказать, она вынесла вердикт:

– Какую кличку вы ему дали? – посмотрела она на Колю, однако за него ответил Энерго:

– Пьеро, как в Буратино, – мама снова посмотрела на меня. На этот раз с милой материнской улыбкой. Опустила голову к моей и поцеловала меня в лоб.

– Чтоб дверь была отмыта, как на работу буду уходить!

– без нужных подтверждений мне было и так все понятно. Хотелось прокричать, что она лучшая мама на свете, только она это уже знала и так, поэтому просто крепко-прекерепко обнял свою мамулю и, полный благодати, повернулся к остальным со следующим:

– Спасибо, что прикрыли, и надо извиниться, наверное, что вам пришлось это разыгрывать здесь. Сам заврался и вас в это втянул, – Коля схватил меня за руку и потащил в неизвестном направлении.

– Работой отблагодаришь.

– Эй! Куда это вы? Мы еще ничего не решили! – обернувшись, видел, как оставшиеся почти бежали за нами. Мы уже подходили к части двора, где было много снеговиком. Неудивительно их количество, ведь дети увидев Колю за работой, тоже хотят делать что-то похожее. Кто знает? Возможно из этого что-то и выльется. Capo начал указывать на снеговиков.

– Посмотри! Ты только посмотри на них! Неказистые, просто слепленные, покошенные и главное – все одинаковые. Никак…

– Я не позволю!

– Мы еще ничего и не собирались делать, – Удов стоял перед нами с раскинутыми руками, будто защищая эти детские поделки. Поняв, что с другом спорить бесполезно, Василий уставил взор на меня.

– Твоя мать меня не послушала, так ты меня выслушай! В побеге за своей грандиозностью он хочет разрушить всех снеговиков двора, только ему этого будет недостаточно, полезет в…

– Нам хватит всего, с Пахомом мы нашли много снега нетронутого на крыше электростанции.

– Я тебя перебивал тогда? Дай высказаться! Хотя понятно, что попытки будут тщетными тебя вразумить только послушай! Эти дети заслуживают такое же право создавать, как и Коля, даже если у них не получаются 3-х метровые статуи Афродит. Что если такой же умный, как ты сейчас, Коленька отнял у нас весь снег тогда? – он все-таки съехал к спору с Бобенко.

– Ничего бы не было!

– Вот именно, что ничего бы не было. Ни тебя, ни меня здесь бы не было. Сидели бы дома, как сычи. – последнее, видимо, невольно отсылалось ко мне. Соображать ясно не мог.

– Серый, Серый, посмотри, тебе не надо никого слушать. Ты все и так понимаешь. Эти снеговики – големы, бабы снежные. Как их можно бабами назвать, если у них даже пола нет! Три клубка – один меньше другого. Конечности из палок. Не покрытые снегом, просто кость – каркас торчит. Водой хотя бы уподобились облить!

– А разве обязательна плоть в произведении? Скелет теперь не может быть таким же прекрасным как тело? Ты сам делился, когда со мной восхищением костного устройства кисти человеческой.

– Эт… – Вася не давал себя перебить. Он направил повелительно на него палец

– И не смей говорить, что это другое! Концепт палочного каркаса с проволокой и задумка самого произведения из снега с добавлениями воды не я придумал. И не я использовал этот концепт на одной из первых выставок. Что это, если не кости с плотью, Коля!

– Их бездарность с ленью невозможно выдавать за определенное решение художника. У них глаз нет, одни глазницы. Немногие догадываются наконец вставить крышки вместо глаз. Про нос я вообще молчу. Отсутствие или кто-то жертвует морковью вместо него. Типичное произведение современной культуры с лицом смайликом. Упрощение простого. Только даже сама эта культура представляет снеговика намного сложнее и тем самым нереалистичнее. Везде, начиная от игр и заканчивая открытками праздничными. Везде можно увидеть на голове ведро. Хотя о каком ведре может идти речь, если людям морковки жалко? Метла в руке, повязанный шарф на шее. Неудивительно, что этого здесь ничего нет, бездомные это все бы разобрали тут же! Тем более, сколько ты видел пьянчуг разбивающих снеговиков, а потом и друг друга в дребезги? Было бы время, я бы просто подождал. Только дело в том, что у меня его нет, и споря с тобой, у меня его все меньше.

– Ты был бы прав, если выбрал просто подождать и не разрушать, ведь если каждый сделает такой выбор, то они доживут до весны.

– Какой ты наивный! – восклицал Коля в ответ.

– Тебе никогда не казалось странным выбор этих предметов для украшения снеговика? Весь концепт для страны, в которой мы проживаем, вполне мог представлять аналог язычного тотема из снега. Поклонение богам зимы. Они ниспослали с неба снег, а значит – он продукт Божий.

– Что ты несешь опять? – но Удов не обращал внимание на перебивки и продолжал.

– Чтобы задобрить не только в виде возвышения тотемов, придумали вставлять морковь вместо носа для подношения. Присутствие крышек может свидетельствовать о традиции класть монеты на глаза умершего. Даже ведро с метлой можно объяснить! Во времена, когда посягающих на Русь было много, соответственно, много было павших воинов. И у каждого воина была семья, дети и дом, которые они защищали и пали. В честь павших воинов сыновья и дочери делали снеговиков, словно своих отцов. Вместо меча – метла, вместо шлема – ведро или другая похожая тара того времени. Ну и кто ты такой, чтобы отнимать традицию многих сотен лет у детей? Ах да, вы ведь теперь об этом.

О том, как отнимать у слабых. У тебя все происходило буквально за спиной. Обидно, наверное. Только это вы. Вы! Не я. И с места я не сдвинусь, пока вы не провалите отсюда.

– Ты просто проектируешь свою ситуацию, вот и все…

– видно, это задело за живой нерв.

– А ты не проектируешь свою на Микеланджело?

Каждую ночь, наверное, на него проектируешь. Только картинки ваши что-то не совпадают. Наверное, дело в том, что от него что-то осталось. У меня для тебя новость: от любви со снегом дети не рождаются. Что от тебя вообще останется? Мертвая птичка из поролона с рябиной вместо глаза? – Колю обуяла ярость, и он не смог удержать себя в руках. Он повалил Васю на землю, и они начали бороться. Хрипя, Коля все говорил:

– Хочешь уйти, а? А? Хочешь? – Пахом с Энерго имея богатый опыт в таких делах, быстро расцепили накалившихся парней. Энерго держал, нет, даже придерживал защищающегося. Вася, собственно и не порывался к драке. И так все доказал. Вот нападавший в руках Пахома еле держался.

– Что и требовалось доказать!

– Заткнись, даже уйти нормально не можешь, позер!

– Я то уйду, но только после вас, – тут Энерго предложил:

– Хорошо, давайте голосование. Проигравшая сторона уходит во избежания мордобойства. Кто за то, чтобы не трогать снеговиков?

– Да! Кто за то, чтобы дать всем шанс начать в этом ремесле и не отдавать весь материал этому напущенному индюку, который в любви со снегом, а не с единым человеком на этой чертовой планете? – Потом появился из-за спины главный подстрекатель прошлого разговора с поднятой рукой. Немного подумав и пошатнувшись от спокойного тела Васи, Энговатов присоединился к нему.