Ненавижу и люблю

Галина Милоградская

Ненавижу и люблю

Первая глава

– А потом он сказал, что моя рубашка будет гораздо лучше смотреть на полу, а не на мне, и буквально сорвал её с меня! – раздалось приглушённое хихиканье, и второй голос ответил:

– Надеюсь, мне тоже когда-нибудь повезёт надеть не ту рубашку на работу.

Глубоко вздохнув, я вошла в кухню, старательно игнорируя брошенные в мою сторону взгляды. Жалость. Вот что я вижу последние годы в «Медкорт» – одном из ведущих фармацевтических холдингов страны, который возглавляю. А ещё слышу постоянные разговоры о связях моего мужа. Да, он спит со всем, что движется, кроме меня.

Коротко поздоровавшись, девушки поспешили из кухни, продолжив разговор, едва вышли в коридор. Пусть. Пусть обсуждают, мне не привыкать. Это даже перестало трогать. По крайней мере, внешне. Я поймала своё отражение в стекле дверцы шкафа напротив, и беззвучно вздохнула, машинально поправив несуществующую прядь волос, выбившуюся из идеально уложенной причёски.

Ледяная сука. Так «ласково» называл меня Рома, когда снисходил до разговоров. Что ж, хоть в чём-то я преуспела. Прятать эмоции под непроницаемым панцирем безразличия и спокойствия. Присмотрелась внимательнее, пытаясь найти хоть один изъян в безупречном дневном макияже. Нет, всё было превосходно. Светло-зелёные глаза слегка подведены, ресницы, густые и длинные, прокрашены превосходно. Светлые волосы лежат волосок к волоску. Одёрнув пиджак, я удовлетворённо кивнула себе и потянулась к кофеварке. Секретарь, умчавшаяся за документами на нижние этажи, лишила меня возможности пить кофе в своём кабинете и не слышать сплетен о муже.

В сегодняшнем дне не было ничего необычно, как, впрочем, и в сотне остальных, похожих один на другой. Мой кабинет, просторный, отделанный в стиле хай-тек с обилием хромированных и стеклянных поверхностей всегда был полон света – витражное окно во всю стену позволяло наблюдать за жизнью города, не вставая из-за стола. И в нём я почти всегда чувствовала себя невероятно одинокой…

Вернувшись к себе, я села в кресло и задумчиво постучала ногтями по столу. Сегодня должны были принести отчёты из лаборатории. Лазурин, наблюдавший за разработкой новой вакцины, обещал потрясающий прорыв. Работа захватывала, заставляла погружаться с головой, выгоняя все лишнее мысли. Которые возвращались, стоило вернуться домой. В нашу квартиру. Подарок на свадьбу. В ушах до сих пор звучал голос деда:

«Счастливое семейное гнёздышко». Да, в тот день мне тоже так казалось. Невольно покосившись на фото в рамке, я провела по нему пальцем.

Наверное, это единственная фотография, где мы искренне улыбаемся, стоя рядом. Рома обнимал меня одной рукой, а в другой держал бокал с шампанским. Его глаза, обычно походившие на ледяное озеро, кристально чистое и обжигающе холодное, искрились весельем. Густая каштановая чёлка падала на лоб, и, помню, я убирала её весь вечер, лаская кончиками пальцев острые скулы, игриво задевая уголок чувственно изогнутых губ. Тогда мы целовались. Много, часто, под всеобщие крики одобрения. И я казалась себе самой счастливой женщиной на свете.

А потом пришла правда. Горькая и чудовищная. Когда двери номера люкс в «Хилтоне» закрылись и мы, наконец, остались одни. Куда делась нежность, с которой он смотрел на меня все эти месяцы до свадьбы? Рванув бабочку, на которой сам так настаивал, обсуждая с моей мамой выбор наряда, он раздражённо скинул мои руки, пытавшиеся его обнять, и процедил:

– Неужели этот фарс подошёл к концу?

Помню, я ещё попыталась пошутить, что на свадьбе тяжелее всего приходится жениху и невесте, когда наткнулась на холодный насмешливый взгляд.

– Думаешь, я говорю это от усталости? – Рома прошёл к бару и плеснул себе джина. Затем бросил два кубика льда и задумчиво помешал их. Поднял на меня глаза, родные, любимые глаза, в которых я тонула день за днём, мечтая об этой ночи. – Ты так ничего и не поняла, верно? Что ж, так и было задумано. Иначе нам не удалось бы сыграть так правдоподобно.

– О чём ты говоришь? – Я действительно всё ещё не понимала. Не понимала, откуда взялся этот циничный тон, почему мой Рома смотрит на меня с жалостью и насмешкой.

– О нашем браке, Алина, конечно же, о нашем браке. «Слияние двух корпораций, золотой мальчик и бриллиантовая девочка, свадьба года!» – он цитировал заголовки газет, что освещали наш роман. – Разве могло быть иначе? Два любящих сердца наконец объединились. Холдинг «Медкорт» поглотил своего меньшего собрата… и не подавился! – Последние слова он буквально выплюнул, залпом осушив бокал. Затем Рома поставил его на столик и медленно подошёл ко мне. Коснулся моего подбородка, осторожно приподнял его двумя пальцами, заставляя смотреть прямо в глаза. Он был так близко, что я неосознанно потянулась к нему, ожидая поцелуя, безмолвно умоляя коснуться своими нежными, ласковыми губами… Но он лишь зло усмехнулся и покачал головой:

– Глупенькая, наивная Алина, ты всё ещё думаешь, что живёшь в Волшебной стране? Пора возвращаться в реальность. – С этими словами он отпрянул от меня и вернулся к бару. – Знаешь, что далось мне сложнее всего? – Он говорил, не оборачиваясь, снова наполняя свой стакан.

А я всё ждала, хмурясь, пытаясь понять, что происходит, о чём он говорит, и когда же, наконец, вернётся мой, любимый Рома.

– Разыгрывать по уши влюблённого глупца – вот, что было для меня самым сложным! – Он повернулся и отсалютовал мне стаканом. – Но надо отдать тебе должное, ты влюбилась гораздо быстрее, чем я ожидал.

Я безмолвно наблюдала за высокой худощавой фигурой, расхаживавшей по номеру, и пыталась вникнуть в смысл страшных слов. Он женился на мне, чтобы сохранить свою компанию. Потому что иначе ей грозило поглощение. Всё, что создавал его отец, а перед ним – его дед, могло в любой момент перейти в чужие руки, и Рома не мог этого допустить. Тогда в его голове и созрел этот план – женить на себе единственную наследницу «Медкорта», обеспечив, таким образом, контроль над обеими фирмами.

– Значит, ты не любишь меня? – Тогда это было единственное, что по-настоящему волновало, единственное, что я услышала и поняла.

– Ты на самом деле глупышка, – в его голосе зазвучали прежние, так любимые мной нотки ласковой нежности. Он подошёл ко мне и мягко сжал плечо, наклоняясь к уху, почти касаясь щеки своей щекой. – Нет, Алин, я никогда не любил тебя. И никогда не смог бы полюбить такую наивную, фригидную глупышку, как ты.

Он ещё много говорил. Про то, что развестись мы не сможем, по крайней мере, пока жив глава «Медкорта», мой дед. Про то, что никто не должен догадаться об истинных причинах нашего брака. О том, что между нами ничего никогда не будет… А потом уехал к друзьям, с которыми договорился закатить пышную вечеринку по поводу свершения выгодной сделки. А я так и осталась стоять одна, посреди роскошного номера, уставленного цветами, в шикарном шёлковом платье от Веры Вонг, чувствуя, как рушится вся моя жизнь.

С тех пор прошло пять лет. Поначалу я ещё пыталась всё изменить. Надеялась, что заставлю его полюбить меня, что мы сможем жить, как нормальная пара. Но всё было тщетно. В ответ на робкие попытки обратить на себя внимание, я всё чаще натыкалась на ледяную стену презрения и насмешек. Он рассказывал своим друзьям о том, как я неуклюже пыталась его соблазнить, не стесняясь того, что я нахожусь в той же комнате. Высмеивал любовь к старым мелодрамам и завтраки, что поначалу я носила ему в постель. Не скрывал своих многочисленных связей, часто заявляясь под утро насквозь пропахший чужими духами. Ему было всё равно.

И я смирилась. Научилась скрывать и любовь, и боль, и даже ненависть. Иногда я так сильно его ненавидела, что казалось, могу убить. Я с головой ушла в работу. Меня готовили к этому с детства – к управлению огромным международным холдингом по производству лекарств. И когда деда не стало, во главе встала я. Именно тогда Рома впервые назвал меня «ледяная сука». И я не могла не признать, что мне понравилось. Я не смогла добиться его любви, но хотя бы добилась уважения. Он никогда не пытался оспорить моё первенство, не вступал в споры на советах директоров и всегда вёл себя подчёркнуто вежливо на работе, превращаясь в неслышного и невидимого призрака дома. Хотя дома он как раз почти не ночевал. Что устраивало нас обоих. Разные спальни, разные жизни – идеальный брак.

И всё было прекрасно, если бы не одно «но», мешавшее жить полноценной жизнью. Я безумно, просто безумно любила своего мужа. И ничего не могла с этим сделать. Вечерами, приходя домой и опускаясь в тёплую воду огромной ванны, я закрывала глаза и думала о нём, представляя, что это его руки гладят мою грудь, ласково обводя и нежно сжимая; что это его ладонь скользит по животу вниз; что это его пальцы ласкают, погружаясь внутрь и снова обводя твердеющий, пульсирующий клитор… Я доводила себя до оргазма с лёгкостью, стоило его лицу возникнуть перед глазами. А потом отводила взгляд, выходя из ванной, если он бывал дома. Будто совершила что-то постыдное. И невероятно сладкое.

Я с извращённым наслаждением слушала все сплетни, что разносились о нём на работе. Ловила обрывки разговоров, пытаясь представить, каково это – заниматься с ним любовью. И завидовала, постоянно, непрерывно завидовала всем, на кого он хоть раз взглянул. И именно по этой причине я не разводилась с ним, хотя могла бы, ведь после смерти деда ничто не могло помешать этому. Но я не хотела. И отчаянно боялась, что наступит тот момент, когда он сам попросит развода. И я не смогу ему отказать попросту потому, что причин на это не будет. Я знала, что отдам ему его компанию, стоит только попросить. Но он молчал, и это напряжённое ожидание, в котором я жила последние несколько месяцев, изматывало больше, чем пять лет рядом с презирающим тебя мужчиной.

– Алина Александровна? – голос Лазурина вывел из задумчивости. Выпрямившись в кресле, я приветливо улыбнулась и указала в кресло напротив. Иногда мне казалось, что сотрудники боятся меня. Вот и Лазурин, высокий блондин с внешностью голливудского актёра, входя в мой кабинет, будто пытался стать ниже. Но сейчас он довольно улыбался, протягивая мне папку с расчётами.

– У нас получилось! Мы смогли создать вакцину от лихорадки Ласса!

– Вы уверены? – Я невольно подалась вперёд – не доверять ему не было причин, но если это действительно так, если мы смогли первыми найти лекарство от болезни, практически полностью уничтожившей Нигерию и теперь постепенно распространявшуюся по Африке – это настоящий прорыв! – Абсолютно! – подтвердил Лазурин и улыбнулся ещё шире. Его глаза воодушевленно сверкнули. – Ошибки быть не может. Опыты на людях показали восьмидесятипроцентную эффективность. Она работает! – Инкубационный период?

– Полгода.

Мне надо было убедиться, прежде чем собирать совет директоров и озвучивать результаты. Значит, полгода после принятия вакцины. Полное излечение.

– Кажется, пора открывать шампанское! – Я позволила себе улыбнуться, удивлённо отметив, как восхищённо сверкнули глаза Лазурина. – Совет соберём сегодня же, – быстрый взгляд на часы, – а вечером можете ничего не планировать – у нас намечается праздник.

– Вы ведь придёте, Алина Александровна? – обернулся уже в дверях Лазурин. Казалось, он сам оторопел от своей смелости. А я вдруг почувствовала небывалый прилив сил. Хватит стоять на месте. Может, пора обратить внимание на других мужчин? Я задумчиво окинула взглядом высокую широкоплечую фигуру в дорогом костюме и кивнула.

– Непременно, Денис Аркадьевич. Разве я могу пропустить такой праздник?

Вторая глава

– Рита, оповести совет директоров о собрании в два часа.

Я вызвала секретаря, едва за Лазуриным закрылась дверь. Уточнив детали и дождавшись, пока Рита выйдет, открыла папку, бегло пробегая по докладу глазами. Пальцы слегка подрагивали от нетерпения, заставляя листок в руках мелко трястись. Вчитываясь, я чувствовала, как внутри разливается ликование, чистое, незамутнённое. Дед мной гордился бы. В носу предательски защипало – почему нельзя поделиться с ним?

В течение следующего часа я просмотрела отчёт три раза и, наконец, отложила в сторону, поднимаясь с кресла и подходя к витражному окну. Передо мной лежал Москва Сити, где футуристические здания, расставленные, будто конструктор трёхлетним малышом, в хаотичном порядке, соседствовали с постройками прошлых веков. По реке сновали прогулочные катера и частные суда. Там, внизу, наверное, было шумно от непрерывного потока машин и людей, но здесь, на сорок четвёртом этаже, только стук собственного сердца казался единственным звуком, заполнявшим кабинет.

Я предвкушала победу, настоящую победу над всеми этими людьми с их скептичными взглядами, с их осуждением и обсуждением личной жизни и моей профессиональной пригодности на посту генерального директора. До сих пор помню, как не смогли сдержать кривую улыбку некоторые члены совета, когда я настояла на полной смене руководства в исследовательском отделе. Как отстаивала Лазурина, как подающего большие надежды специалиста, которого с трудом удалось переманить из «Фармтранс». Что они скажут теперь?

На лице против воли расплылась улыбка чеширского кота, и пришлось сцепить руки за спиной, чтобы не захлопать в ладоши от радости.

– К вам Роман Сергеевич, Алина Александровна, – едва успела воскликнуть Рита, прежде чем Рома вошёл в кабинет.

Знакомая волна тепла обдала с головы до ног, остановившись где-то под коленями. Почему у меня всегда подгибаются колени, когда он находится ближе, чем несколько метров?!

– Что случилось? – Он хмурился, явно недовольный, что его не поставили в известность о причине экстренного сбора совета директоров. В другой, лучшей, жизни мы бы уже пили шампанское, обсуждая прорыв и победу над конкурентами… В другой жизни я бы бросилась ему на шею, счастливо смеясь и покрывая поцелуями каждый дюйм любимого лица. В этой же я могла только медленно обернуться, призвав на помощь всё хладнокровие и проговорить:

– Прости, но ты узнаешь обо всё на совете.

– Как это понимать? – Он застыл посреди кабинета, а я не могла заставить себя произнести хоть слово, любуясь им, впитывая каждую мелкую деталь. Рома только что вернулся с улицы, примчавшись ко мне, даже не успев снять синее кашемировое пальто, так подходившее к его невероятным глазам. Белоснежная рубашка оттеняла загорелую кожу – на выходные он отдыхал в Испании с друзьями. Тёмно-синие брюки облегали длинные ноги, возле которых я так часто видела себя. На коленях у его ног… Волосы в лёгком беспорядке, на них ещё блестят редкие капли дождя, накрывшего город дымкой.

– Как это понимать, Алин? – настойчиво повторил он, подходя ближе. Я сжалась, заранее предвкушая, как смогу почувствовать его, вдохнуть запах терпкой, суховатой туалетной воды. Шанель. Он всегда любил классику.

– Ты не расслышал? – Одному Богу известно, как дорого стоило мне сохранять спокойствие. Годы самоконтроля, а внутри всё так же бушует пламя, которое никто и никогда не в силах потушить. – Повторю медленнее – услышишь на совете директоров. Я не намерена говорить о теме собрания раньше. Иначе, будь уверен, поставила бы в известность всех членов.

– Что за игру ты затеяла? – Он сощурился, пытливо оглядывая меня, будто ответ мог быть написан на лице. Я невольно бросила взгляд на папку на столе, и он, уловив это движение, бросился к ней, но я оказалась проворнее. Накрыла её ладонью на мгновение быстрее, чем он, в итоге его ладонь оказалась на моей. А вот это было нечестно. Не думаю, что Рома догадывался, какое действие всё ещё оказывают на меня его прикосновения, иначе легко и просто смог бы заставить делать всё, что пожелает. Если бы он только мог знать, что от простого касания тёплой ладони по руке вверх побежали колкие сладкие мурашки, пробираясь к позвоночнику и ниже. Он стоял так близко, что я могла разглядеть волосы на его груди, выбившиеся из-под расстёгнутой на верхнюю пуговицу рубашки. И веснушки, редкие, но которые так хочется покрывать поцелуями, пробираясь выше, к шее и скулам. Или ниже, зарываясь носом в мягкие волосы, дорожкой сбегавшие к животу и ниже, от пупка… Я прикрыла глаза, медленно выдыхая, с сожалением выпуская из себя его запах, заполнивший лёгкие.

– Не вздыхай так, будто тебе невыносимо находиться со мной в одной комнате! – раздражённо бросил Рома, отступая на шаг. Его ладонь исчезла, и я с трудом сдержала вздох разочарования. – Хочешь напустить тумана?! Только когда ты упадёшь в яму с дерьмом, не жди, что я протяну руку помощи!

– О какой помощи идёт речь? – Я выпрямилась, прижимая папку к груди, чувствуя, как с каждым его шагом от меня рассеиваются его чары. – Ты ни разу не сказал и слова в мою поддержку, с чего вдруг такой интерес?

– В чём тебя поддерживать? Ты и без меня отлично справляешься, – саркастично фыркнул он. – Уверен, тебе хватает поддержки в клубе фригидных сук, в который ты ходишь, когда меня нет в городе!

– Если это всё, что ты хотел сказать, увидимся на совете.

Я демонстративно села в кресло, чувствуя, как предательски дрожат ноги, и щёлкнула по ноутбуку, открывая почту.

– Ты ещё здесь?

Пробормотав что-то вроде «Иди на хер, ледяная сука», он вышел из кабинета. Пока дверь закрывалась, я успела расслышать, как он мёдом растекается перед Ритой, давно положившей на него глаз. Устало потирая виски, прикрыла глаза, позволяя себе наконец глубоко вдохнуть его аромат, которым пропиталась, казалось, каждая мелочь в кабинете. Как же я ненавидела в такие моменты себя! Только себя за то, что не могла быть внутри такой же холодной, как и снаружи. За то, что не могла забыть о тех двух ночах, что мы провели вместе ещё до свадьбы. Я была перед ним тогда вся, как на ладони, открытая, отдавшая всю себя до самой крохотной родинки на теле… Поэтому его слова о холодности до сих пор причиняли боль, заставляя ещё больше закрыться для новых отношений. Неужели я была такой скучной в постели? Почему он так говорил?

Привычно задвинув все мысли о муже на вечер, я принялась готовить речь перед советом. Впрочем, волноваться особо было не о чем – стоило озвучить причину, по которой я собрала всех так срочно, как зал для заседаний взорвался аплодисментами. Поздравления, заверения в том, что никто никогда не сомневался в моей способности принимать выверенные управленческие решения, бесконечная череда рукопожатий… Я наслаждалась этим. Наслаждалась каждой секундой, каждой улыбкой, каждым словом, пусть и не искренним. Пусть они радовались не за меня лично, а за то, что завтра на торгах наши акции поползут вверх, принося миллионную прибыль каждому, кто здесь находится. Пусть. Я заслужила признание. Я, чёрт возьми, трудилась едва ли не больше всех в холдинге! Так что я заслужила.

Даже стоявший рядом с видом «а-я-давно-всё-знал» Рома не мог сбить меня с толку. Купаясь в собственном триумфе, я смогла почти не обращать на него внимания, вздрогнув лишь, когда он коснулся моих губ сухим официальным поцелуем, первым подойдя поздравить. Он понимающе скривился, как всегда спутав дрожь возбуждения с отвращением, которое, по его мнению, я к нему питала.

– Я сейчас же звоню в «Маркус», надо заказать отдельный кабинет! – Один из директоров по логистике отошёл к окну, перебирая записную книжку в телефоне.

– Меня не считайте, – успела я выкрикнуть, прежде чем мужчина приложил трубку к уху.

– Как?! – послышались поражённые возгласы. – Или вы скромно считаете, что это не ваша заслуга?

– Нет, я обещала устроить праздник работникам лаборатории. – Я улыбнулась, увидев расстроенные лица. Конечно, вы расстраиваетесь именно потому, что меня не будет, а не потому, что я могу заставить всех вместо омаров и улиток бродить среди простых сотрудников, поедая канапе и запивая дешёвым шампанским.

Лазурин, стоявший рядом, благодарно улыбнулся. Я тепло улыбнулась в ответ.

– Дамы и господа, это вовсе не значит, что вы должны поступать так же! – Я усмехнулась про себя, отметив, как быстро проясняются лица коллег. – Уверена, моего присутствия более чем достаточно на этом мероприятии.

Кажется, я только что подарила совету директоров повод поднять за меня тост. Хотя бы один будет искренним.

Третья глава

Всеобщее предвкушение праздника охватило компанию, и, конечно, обойти стороной остальные отделы не представлялось возможным. Поэтому после совета пришлось поручить Рите созвать всех секретарей и обсудить с ними детали праздника. Домой переодеться попала только к пяти и, стоя под душем, продолжала проживать каждое приятное мгновение сегодняшнего дня. Надо успеть подготовить официальное заявление для прессы, созвать пресс-конференцию, пораньше, как только откроется биржа. А значит, поспать толком не удастся. Зато завтрашний день будет не хуже сегодняшнего, а может, даже и лучше.

Я сама не заметила, как начала напевать любимую с детства песню «Да здравствует сюрприз». Она всегда казалась мне гимном новой жизни, начала чего-то очень светлого и хорошего. Может, сегодня и впрямь начало новой меня? Сколько раз за последние годы я чувствовала это? Последний был, когда приняла правление холдингом. Но ничего так и не изменилось, и восторг затих, а предвкушение сменилось рутиной. И вот он – долгожданный шанс что-то изменить, и уж на этот раз я его не упущу!

Уже стоя в гардеробной, я всё ещё продолжала мурлыкать любимую мелодию, разглядывая ряды платьев, уходящие вглубь. Выбор пал на простое платье от Донны Каран насыщенного сливового цвета с юбкой ниже колен, скромным вырезом и длинными рукавами, зато обтягивающее, как перчатка. Благо, скрывать мне было нечего, наедать лишние килограммы времени не было, и иногда, глядя на себя в подобных нарядах, я тоскливо вздыхала, в очередной раз пытаясь понять, что же не устроило во мне Рому? Я ведь не слепая, замечала взгляды, что бросали на меня мужчины. Что тут скрывать: моя внешность была одной из самых главных причин, почему совет директоров не принимал меня на месте генерального директора. Я слышала эти разговоры про глупую куклу и недалёкую блондинку, и две докторских степени не играли никакой роли. Стереотипы всегда правили миром, и вряд ли в ближайшее время что-то изменится…

Из украшений я выбрала скромные серьги-гвоздики с крупными бриллиантами, огранёнными в форме куба, надеясь, что никто не подумает, что это – настоящие камни. К сожалению, ничего проще, что могло бы подойти, у меня попросту не было. К серьгам шла в комплекте подвеска на простой платиновой проволоке. Ещё раз посмотрела в зеркало и осталась полностью довольна.

Напевая про себя, я вышла из спальни и едва не столкнулась в дверях с Ромой. Судя по всему, он только начинал собираться и, заметив меня, протянул руки.

– Думал, ты уже ушла. Застегнёшь?

Я послушно защёлкнула запонки, стараясь сосредоточиться на застёжке и не смотреть на голую грудь прямо передо мной. Если не дышать и не смотреть, то отлично получается держаться.

– Ты действительно заслужила сегодняшние овации, – наконец сказал он, когда я отступила на шаг, борясь с искушением помочь ему застегнуть пуговицы на рубашке.

– Спасибо.

Да, иногда он бывал милым. Недолго, но всё же. Коротко кивнув, я поспешила к выходу, про себя добавив ещё один приятный момент к сегодняшнему дню. Хотелось верить, что вечер не заставить в себе разочароваться.

– Повеселись там, как следует! Выпей дешёвого вина, закуси канапе, – насмешливо донеслось вслед. – Может, закрутишь роман с кем-нибудь из лаборантов?

Буквально влетев в лифт, я раздражённо щёлкнула по кнопке, поправляя пальто. Как, как ему это удаётся – выводить из себя парой слов?! Стиснув кулаки, я тихонько зарычала, думая, что наверняка развеселила охранника, что наблюдал за камерами. Ну и пускай. Глубоко вздохнув, поудобнее перехватила объёмный клатч и холодно улыбнулась своему отражению. Да, именно так. Мне не будет тоскливо из-за его отсутствия. Все наши совместные мероприятия я могла бы пересказать шаг за шагом.

Совместные фото счастливой семьи для нескольких изданий, один-два бокала в непосредственной близости друг от друга, и всё. Рома растворялся в толпе, неизменно вызывая смущённые и многообещающие улыбки всех женщин в радиусе ста метров. Нет, он никогда не уходил с официальных мероприятий с кем-то. Обычно первой уходила я. Когда больше не могла смотреть, как он флиртует с очередной жертвой, договариваясь о встрече на нейтральной территории.

– Алина Александровна. – Швейцар предупредительно открыл зонт, провожая до машины. Погружённая в свои мысли, я скользнула внутрь, называя адрес. Бровь шофера слегка приподнялась, но он ничего не ответил. Да, Тимур, я еду не в «Маркус». А на работу. Опять на работу. Я нервно хихикнула и покачала головой.