Мои глаза открыты. Станция «Сибирская»

Я шла прямо и больше не оборачивалась. Исключение сделала лишь в самом конце, уже выйдя из раздевалки и повернув за угол. Притормозив, я с опаской выглянула из-за хрупкого косяка и посмотрела вовнутрь. Он все еще стоял там, повернутый спиной к выходу и изредка мотал головой из стороны в сторону, томно вздыхая при этом. Внезапно, пластик, за который я держалась рукой, довольно эпично хрустнул и Валерич резко повернулся к двери, на месте которой еще секундой ранее красовалась моя голова. Однако я успела ее убрать и в один миг прошмыгнула на лестницу, ведущую в игровой зал.

«Фух» – выдыхала я с облегчением, выбираясь наверх. «И что с ним такого произошло?»

На последнем пролете я встретила Вику, прижавшуюся лицом к перилам. Подойдя к ней вплотную, я аккуратно обняла ее за плечо.

– Хей, ты чего? – прильнула я губами к, покрытому волосами, уху.

– Ничего! Иди куда шла!

Это был голос отъявленной истерички. Она упорно закрывала свое лицо, но не нужно было видеть его, чтобы понять, как тут все запущено. Мое нескромное воображение в считанные мгновения воссоздало картину раскрасневшейся заплаканной рожицы, и я наклонилась, повторно убирая ее волосы за ухо.

– Ты из-за Яны? – проронила я шепотом.

А в ответ тишина.

– Слушай, я уверена она хотела, как лучше, – продолжала я скрупулезно шептать. – Тем более все получилось. Ты на ее месте сегодня играешь.

– Ага. Точно, – появился безликий гундеж. – Только Валерич…хнык…чуть голову не сломал сначала, когда…хнык…узнал, что Яна играть не может.

«Да уж. Ничего от тебя не скроешь», – сетовала я про себя. Мне нужно было как можно скорее вернуть ее в тонус, ибо до начала игры оставались минуты. Я немного поморщилась, а затем снова прижалась губами к мочке ее теплого уха.

– Тебе нужно успокоиться.

Вика тут же распустилась, словно цветок, и посмотрела на меня той самой, ничуть не отличавшейся рожицей – заплаканной и опухшей.

– Серьезно?! – всхлипывала она, изрыгая ярость.

От испуга я несколько растерялась.

– Да, – ответила я без иронии. – У нас впереди важная встреча. И ты, – впирая ей в грудь указательный палец. – Играешь сегодня на очень серьезной позиции, заменяя не менее серьезного игрока. Поэтому сосредоточься и не ударь в грязь лицом. Возможно, после этого Валерич перестанет тяжело вздыхать при звуке твоей фамилии!

Я произнесла это с чувством и пошла в зал, не отслеживая ее реакции. Мне казалось, это был мой психологический максимум. На большее я не способна.

Площадка была заполнена спортсменками из обеих команд. Все разминались. Некоторые из девчонок продолжали делать растяжку, а остальные совершали несложные броски по воротам. Их, не шибко усердствуя, отражала наш первый голкипер – Дроздова Соня. Я встала на бровке, расположившись в паре метров от скамьи за воротами, на которой в гордом одиночестве, сложив ногу на ногу, пребывала Яна, попивая кислородный коктейль из маленького стакана. В отличие от остальных, мне было необходимо с нуля и в экспресс режиме подготавливать свое тело к предстоящему поединку. Таков удел опоздавших.

Нехотя посматривая за происходящим в зале, я увидела новоиспеченную Вику, стремительно пытавшуюся просочиться сквозь толпу никуда не спешивших девчонок. Быстрым шагом она приблизилась к нашему капитану и резким движением вырвала из ее рук природный напиток.

– Ты соврала, там, в раздевалке! – осуждающе выплескивала она. – Ты ведь не говорила ему!

Несмотря на откровенную ярость в претензиях, Яна по-прежнему улыбалась.

– Не говорила.

– Но зачем?!

– Чтобы у него было как можно меньше времени на принятие решения, – коснувшись ее руки на поясе, ответила Яна. – Теперь все в твоих руках, дорогуша.

Вика застыла. До этой секунды она лишь со стороны наблюдала за тем, как Яна живет командой. Но сегодня ей удалось ощутить в полной мере всю ее доброту. На экспрессивный диалог с запозданием среагировали остальные партнерши и подбежали к скамье, окружая парочку. Я с радостной физиономией продолжала тянуть обеими руками голеностоп.

– Что у вас тут происходит?! – командующим возгласом спросила Олеся.

Яна привстала и, зацепившись языками с кем-то еще, двинулась к противоположной скамье, в наглую проигнорировав прозвучавший вопрос. В этот момент Вику, кажется, расколдовали, но взгляд ее по-прежнему был пустой.

– Чижикова! Я у тебя спрашиваю! – продолжала Олеся дышать огнем.

Но капитан была неумолима. Она, как никто другой понимала, к чему приводят междоусобицы и часто уходила от конфликта в буквальном смысле. К тому же в этот раз еще и раздался свисток, приглашая команды пройти на торжественное приветствие.

Все проходило в оперативной манере. Послушали гимн России. Пожали друг другу руки. Судье оставалось только одно: дать стартовый свисток и свести нас в битве. Но ко мне неожиданно подбежала Яна.

– Одну секунду, – показывала она поднятую вверх правую руку арбитру. Тот кивнул.

Я стояла в недоумении.

– Вот, дай сюда, – забирая мое запястье и натягивая на него уже потрепанную повязку действующего капитана, произнесла экс-обладатель этого почетного статуса.

Я тут же бросила свой взор на Олесю. Мне стало волнительно. Ведь это она только что примеряла на себя лидерство и участвовала с судьями в жеребьевке. Видок у нее был недовольный.

– Спасибо, конечно, но…

– Никаких но! – оглушительным выстрелом отрезала Яна. – Веди себя уверенно! У тебя все получится!

Я больше не успела сказать ни слова. Она сразу убежала назад. Мне все еще было не по себе. Поворачиваюсь к сопернику. Закрываю глаза. Свисток. Поехали.

Матч начался агрессивно. Провокации. Столкновения. Еще не образовавшиеся синяки. Однако в скором времени нам удалось захватить инициативу и уверенно предопределять исход поединка. На протяжении всего первого тайма, несмотря на весьма комфортное преимущество в счете, на лице Александра Валерьевича не дрогнул ни один мускул. Ни о какой улыбке, естественно, не могло быть и речи. Как – будто бы мысленно он находился совсем на другой планете. Возможно, там даже в гандбол не играют.

На перерыв мы ушли, имея весомый задел: 17:10. Площадку покидать не стали и пока все отдыхали и переводили дыхание, я внимательно следила за нашим тренером, который, чуть сутулясь, о чем-то нервно шептался в сторонке с молодым человеком в строгом черном костюме. Из-под пиджака выглядывал самый кончик тонкого синего галстука, а белая рубаха с накрахмаленным воротничком обладала неестественным блеском. Лицо и шея, смуглые как у обывателя Лиссабона7, что смотрелось весьма изящно на фоне его сорочки. Мне все это показалось странным. Сначала неясное поведение Александра Валерьевича, теперь вот какой-то мужчина, обольстительный и в очень уж деловом прикиде. «Может это владелец клуба?» – тонула я в переменных раздумьях. «Или спонсор? А вдруг это новый тренер?» Волнение бушевало и кипело внутри меня, но я всячески старалась не придавать этой ситуации особенного значения и сразу после свистка, правда немного лениво, отправилась на второй тайм.

Последующая половина игры проходила в том же ключе, разве что стыков и вспышек ярости, что вполне логично, заметно прибавилось. Этого следовало ожидать, ведь никакая команда, даже самая слабая, просто так мириться с поражением явно не станет. Так и случилось. В конце концов, на экваторе данного временного отрезка, вспыхнул настоящий, вытекающий из общей заряженной атмосферы, пожар. Олеся, попытавшаяся осуществить мгновенный переход из обороны в атаку сольным проходом по флангу, была наглым образом вытолкнута за пределы игровой площадки соперницей. С трибун полилась отцовская ненормативная лексика. Я подбежала к обидчице в полном негодовании.

– Ты что делаешь?! – импульсивно заорала я словно в рупор.

В ответ молчание. Я без промедления кинулась в драку. Крики, оры. В общем, любительский махач во всей красе. Совсем скоро стычка приобрела статус битвы, и участвовали в ней все поголовно. Ситуация абсолютно вышла из-под контроля. Со стороны могло показаться, что у нас тут Зимний дворец образца октября 1917. Революционное восстание, но никак не драка девчонок. Все голоса до единого, смешались в один общий крик. Кто-то валяется, прибитый к полу руками соперницы, кто-то, уже, будучи с разбитой губой или носом, пытался изо всех сил вытолкнуть горячие, будто бегущая с кратера лава, эмоции, нанося выверенные и невыверенные удары по любой части тела своего оппонента. Тренерский состав был совершенно бессилен. Данная заварушка, по меньшей мере, продолжалась еще минут десять. В результате, разъяренных девиц подросткового возраста все же удалось успокоить. Но ни о каком продолжении игры не могло быть и речи. В связи с чем, матч пришлось перенести на следующие выходные, а наши тела в раздевалки.

Кабинки опустели почти в один миг. Душ отважились принимать лишь самые лихие бойцы. В том числе и Олеся. Обмолвиться хоть, одним словом у большинства не было никаких сил. Все они были потрачены в бесстрашном бою с непримиримым соперником. Лишь у единиц, получивших отчасти славные ранения в виде потерянного зуба или ожесточенного укуса, все еще хватало адреналина, и они хлестались друг перед другом проведенными ударами в миновавшем сражении.

На все это я смотрела с улыбкой, сидя возле своих шмоток с босыми ногами. «Да уж. Надо собираться», – уговаривал меня внутренний голос. Скидав все вещи кучей в спортивную сумку, я принялась обуваться стоя. Голова кругом. Было бы неплохо присесть. Действую. Опустив голову вниз, я почувствовала, как обильно выделяется пот. Лицо выше бедер теперь подниматься отказывалось.

– Лиза, с тобой все нормально? – прозвучал издали голос Карины.

Я не могла разомкнуть уста. «Нет. Мне хреново, Кариночка. Но ты – то чем мне поможешь?» – свирепела я про себя.

– Лиза?

Голос был ближе. Прикладывая недюжинные усилия, я повернула свое бледное вспотевшее личико в его сторону. Карина взирала на меня испуганно и обостренно.

– Божечки! – прикрыла она ладонью открывшийся рот. – Да ты прямо позеленела!

Ощущение глубокого страха стало вполне осязаемым, но я держалась. Веки так и норовили разогнать нас с внешним миром по разным углам. Однако я не сдалась. Когда возле моего, почти бездыханного, тела скопилось полраздевалки, мне все же удалось, крепко сжав кулаки, произнести цельное предложение.

– Похоже,…голова закружилась, – выдавила я в пол.

– Это мы уже поняли, – раздалось в ответ отовсюду.

Пока я медленно приходила в себя, девчонки наперебой спорили о причинах моего неясного самочувствия. Через полминуты я уже могла спокойно поднимать голову. Внезапно, галдеж прекратился и из толпы выскочил растерянный Александр Валерьевич.

– Ты в порядке, Лаврова? – присел он на корточки и приложил тыльной стороной свои холодные пальцы к моему мокрому лбу.

– Кажется, да, – сказала я с облегчением и взглянула на румянистую Карину.

Она еле слышно добавила, что будет ждать меня в автомобиле отца. Я кивнула.

– Может тебя проводить? – назойливо продолжал Валерич.

Я устремила уставший взор на его сморщенный лоб.

– Спасибо, но…меня подбросят.

Наставник с пониманием принял отказ и немедленно разогнал всех барышень по домам, тем самым подарив мне возможность переодеться в полной тишине и спокойствии.

* * *

Закрыв раздевалку на два оборота, я с тягостью во всех мышцах преодолела показавшиеся бесконечными лестничные пролеты и, добравшись до вахты, отдала ключ лениво зевнувшему мне в ответ охраннику. Рядом с ним сидела хмурая женщина. На уровне груди, по правой стороне ее черной робы, также виднелась желтая надпись «Охрана». В моей голове тут же всплыла скорбная мысль о том, что этот тандем вряд ли сумеет защитить меня даже от мелкого жулика. Если конечно мужик не мастер спорта по тайскому боксу, а у женщины в кармане не припрятан чемпионский пояс по версии UFC.

– Вам помочь? – ворвался охранник с вопросом в мои раздумья.

От неожиданности я что-то неловко промямлила и быстрым шагом отправилась к выходу. Открыв дверь на улицу, я нарвалась на озноб. «Черт. Как же холодно!» – проворчала я вслух, застучав зубами и закутавшись посильнее. Ускорив темп, я в считанные секунды добралась до автостоянки. Там, с зажженными противотуманными фарами, меня ждал большой черный внедорожник марки «Nissan». За рулем, скрестив под затылком руки в замок, сидел Каринин отец. Мой же, к этой минуте, так ни разу и не стал очевидцем ни одной из игр с моим участием. Свободного времени у него постоянно было ничтожно мало, а желание смотреть не столь рейтинговый, да еще и женский гандбол, видимо, напрочь отсутствовало. В общем, как-то так.

Избегая всякого рода опознавательных жестов, я подошла к задней двери машины и, потянув за ручку, отворила ее, после чего без лишних слов сначала закинула сумку, а затем запрыгнула самостоятельно. Наполовину прикрыв свои усталые веки, я прижалась к холодному стеклу мягким розовым правым ухом. Карина заняла место на переднем сидении. Они с отцом, по очереди, внимательно осмотрели меня в зеркало заднего вида, словно внезапно заблудшую к ним попутчицу, и, не издав ни единого звука, мгновенно тронулись.

На большой скорости мы пролетали мимо теплого и холодного дорожного освещения. Дороги были пустыми, а на светофорах, казалось, вот-вот замигает безрассудный желтый оттенок. Нелепость произошедшей драки раз за разом заставляла меня тяжело и томно вздыхать, в связи, с чем стекло у моих губ даже слегка запотело. На этом мизерном кусочке для изобразительного искусства я тут же взялась вырисовывать свое короткое имя, через которое ясно просматривался окружающий мир. Наш путь в, так называемый, sweet home8 пролегал по мосту, повисшим над одной из самых длинных рек на планете – Оби. Поглядывая в буковку З., я легко догадалась, что за окном наша гордость, необыкновенно красивая как в светлое, но самое главное, конечно же, в темное время суток. Бугринский мост. Новое поколение. Новые вершины инженерных суровых будней. Новый город. И тишина. Наблюдая за тускло промелькивающими в запотевшем стекле огнями, я старалась отбросить посторонние мысли. Просто тонуть. Просто быть в нем. Быть его частью. Его несущей стеной. И дорогой в мир. Лучший мир.

– Ты молодец, Лиза! – разорвала тишину Карина, отогнав меня ото сна. – Ты сделала все, что от тебя требовалось. Повела себя как настоящий капитан.

Я выдохнула через обе ноздри, а уголки моих губ невольно потянулись к щекам.

– Спасибо. Наверное, по-другому я и не могла себя повести, – прозвучал от меня негромкий ответ.

В воздухе повисла недолгая пауза, которую бодрым голосом прервал Каринин отец.

– Вы все умницы, девочки. Я вами горжусь. Главное, чтобы вы всегда были такими сплоченными и сильными. Жизнь, несомненно, будет ставить перед вами различные трудности, но вы должны проходить их достойно. Вместе. Без сложностей никуда. Просто так Грааль на вас с неба точно не упадет.

Мы молча впитали произнесенный с душой им текст и теперь до конца пути пребывали в глубокой задумчивости. «Грааль»– повторяла я про себя раз за разом. «Слово то, какое красивое. Надо будет посмотреть в википедии».

Достигнув намеченного пункта через каких-то двадцать минут, мы припарковались между двух представителей российского автопрома – вишневой восьмерки и, вроде бы, лады «X-Ray». Отсюда до моего дома требовалось пройти всего один двор, поэтому я первая поспешила покинуть расположение автомобиля и уже собиралась крикнуть с небольшого расстояния слово «Спасибо», как вдруг увидела, в темпе вальса обогнувшую машину, подругу, приблизившуюся вплотную.

– Лиз, подожди, – прошептала она.

Я удивленно взглянула на ее скрытный вид.

– Что случилось? – спросила я.

– Мне нужно тебя проводить.

– Думаешь, бомжи нападут?

Карина застенчиво улыбнулась.

– Нет, просто хотела поговорить.

– Валяй.

Молчание. Я уже было подумала, что она что-то забыла.

– Лиз, скажи, ты правда веришь, что есть шанс стать профессиональной спортсменкой? Просто мне всегда говорили, что если у тебя нет связей и денег, то за хорошую команду тебе не заиграть никогда. Получается, Даша права?

У меня рефлекторно образовался глубокий вдох.

– Ну,…любую команду можно сделать хорошей…

– Но для этого нужны деньги?

Еще один вдох.

– Эм…нужно желание. А вообще…я думаю, что и заиграть можно. Ведь столько народу из глубинок, из не самых титулованных клубов выбиваются в чемпионы мира…

– Да сколько, Лиз?! Это счастливчики! Настоящие счастливчики. Таких, единица на миллион.

Я призадумалась. Пока мы медленно, на ходу, вели наш большой диалог, мой подъезд приближался к нам, а речь подруги становилась более экспрессивной.

– Ну, чемпионов мира много не бывает, – риторически проговорила я с умным видом. – Ты и сама это знаешь. Что тебе мешает стать одной из этих счастливчиков?

– Подготовка, которой нет. Опыт, квалификация, да что угодно.

Я лишь помотала головой из стороны в сторону. «Был бы человек, а причина всегда найдется» – подумала я.

В скором времени, окна, выходящие во двор из моей квартиры, оказались прямо над нами. Одно из них было слегка приоткрыто и до нас отчетливо доносились повышенные тона родителей. И это пятый этаж. Правда, разобрать хоть что-то из этой импульсивной дискуссии было чрезвычайно трудно.

– Ладно, Карин, я, наверное, пойду, – проронила я, не отрывая от приоткрытого окошка свой вдумчивый нерешительный взор.

Она сконфузилась и сильно поджала губы из сострадания.

– Пока, Лиза, – проникновенно и понимающе отвечала моя подруга, медленно разворачиваясь в сторону тропинки, по которой мы совсем недавно пришли.

Я проводила ее тоской в юношеских глазах. Было слышно, как под подошвами ее белых кроссовок хрустит мелкий щебень. Мне стало грустно. Семейные крики не прекращались. Я тихо зашла в подъезд, немного скрипнув второй деревянной дверью, и нажала на кнопку вызова лифта. Двери открылись мгновенно. «Ну вот, Лиза, все не так уж и плохо», – успокаивал меня внутренний голос. Оказавшись взаперти, я сию минуту поднялась на необходимый этаж; однако там меня поджидал сложный выбор. Переступив порог лифта, и дождавшись пока его двери за мною захлопнуться, я начала медленно покрываться мрамором, словно на меня взглянул молодой самодостаточный василиск. Заходить в квартиру мне совсем не хотелось. Ссоры между родителями хоть и стали чем-то обыденным и, по всей видимости, у меня должен был выработаться по отношению к ним приличный слой крепкого иммунитета, но ничего подобного, вроде безразличия, как ни странно, я не испытывала. Мне было все также горестно в эти минуты. Ладно. Смирившись с мыслью, что, рано или поздно, мне все равно придется зайти, я направилась к дверям квартиры с не очень благоприятной погодой. Остановившись в шаге от добела замазанной известкой стены, я нерешительно потянулась к звонку. Но тщетно. Слегка коснувшись его кончиками холодных пальцев, я внезапно услышала звук затрещавшей замочной скважины и, не успев ничего понять, просто увидела темноту…

* * *

Очень часто мы испытываем вполне характерную тревогу или волнение от потери всякой связи с окружающим миром, находясь, казалось бы, в привычном месте и даже не закрывая глаз.

Только вокруг темно. Каждый шаг требует от тебя максимум прилагаемых усилий. Чтобы добраться до места, где включается свет, нужно пройти солидное расстояние. Или нет?

В жизни всегда так. Каждый наклон, любое телодвижение, страх перед неизведанным, все действия для достижения определенной цели даются нам столь не просто.

Все из-за того, что, будучи зрячими и ясно и отчетливо видящими, мы не знаем, что за углом. Не видим, какие препятствия нас ожидают, принимаем правильные и неправильные решения, ориентируясь практически наугад.

В итоге мы, так или иначе, достигаем места, где зажигается свет. Но тот ли это будет выключатель на самом деле?

* * *

Меня разбудил откровенно сладкий и невмоготу резкий запах приготовленных кем-то оладий. Приоткрыв один глаз, я через тонкую пелену разглядела апартаменты вокруг меня. «Знакомая планировка», – всплыл в моей голове вывод памяти. Вот только год назад бабушкину мебель можно было сдавать в музей, а сейчас здесь красуется новехонький шифоньер-гардероб, стеклянный журнальный столик и угловой диван, на котором еще минуту назад я так сладко спала. Интересно, как я здесь очутилась?

Башка раскалывается. Звоном в ушах отдаются вчерашние крики родителей. Просто невыносимо. Тут же выяснилось, что я отлежала левую руку и, теперь, пытаясь ее хоть как-то расшевелить и избавиться от ужасных покалываний, большим и указательным пальцем я с упорством потерла веки. Однако, как оказалось, этого недостаточно. С не самым добрым лицом, зажмуриваясь от исходящего из окна яркого света, я принялась вставать. Мысль, что ситуацию прояснит вода, толкнула меня вперед и, слегка пошатываясь в мятой вчерашней футболке и синих джинсах, я проследовала по памяти в ванную комнату.

Опираясь на раковину и убирая назад свои грязные волосы, раз за разом, потирая с водою глазки, я внимательно рассматривала в висевшем напротив зеркале вчерашнее боевое ранение, полученное уже после игры. Царапина на лбу успела покрыться едва, лишь на ощупь, заметной корочкой. «Почти как у Гарри Поттера», – с ухмылкой возникло центральное место в моем ассоциативном ряду. Похоже, что данный резной отпечаток мне оставила минувшим вечером входная дверь одной нерадивой квартирки. Да уж. Перестав любоваться заспанной очумелой гримасой, я подставила свой затылок под толстую струю воды комнатной температуры и испытала настоящий, непередаваемый словами кайф. «Вот только бы не уснуть в таком положении», – опасалась я. В позе ломаной березы мне удалось продержаться еще секунд тридцать, пока спина не заныла. Убрав голову из-под крана и не открывая умытых глаз, я тремя пальцами нащупала полотенце и взялась старательно вытирать мокрые волосы. «Фух», – выдохнула я, оторвав от лица махровый, пропитанный влагой рисунок. «А вот теперь оладьи и куча вопросов».

Покинув ванную, я, босой ногой намочив вычерченный в причудливый орнамент новый паркет, направилась в сторону приятного запаха. Кухня была открыта. Как только я с нерешительностью перешагнула ее порог, первое, что я услышала, это нежно сказанная фраза, сидящей во главе стола, бабушки:

– Здравствуй, Лизонька! Присаживайся скорей.

Мама, сидевшая рядом, подняла глаза и с ужасом начала рассматривать мой сморщенный лоб. Я же, в свою очередь, незамедлительно последовала совету и расположилась по соседству со своей взволнованной матушкой. Она прикусила нижнюю губу так, что казалось, вот-вот расплачется. Мне стало не по себе.

– Мам, ты чего? – растерянно спросила я исподлобья.

Она же, ничего не ответив, молча копировала кота из второго «Шрека», а спустя мгновение и самого огра, заключив меня в своих, необъяснимо крепких объятьях.

– Доча, Господи, прости мою душу грешную, – полился ее рев в мои, еще не обсохшие, сползающие по шее, волосы, после чего заплаканное лицо моментально вернулось в прежнее положение.

Я оказалась крайне ошарашена данной сентиментальностью.

– Не болит? – продолжала эта чудная женщина, дотронувшись до царапины большим пальцем и вызывая ответные чувства.

– Нет, мамуль, я в полном порядке.

Очевидно, услышав долгожданное тепло из моих робких девичьих уст, она широко улыбнулась и ласково чмокнула меня в лоб. Телячьи нежности я терпеть не могла, а потому, молча приняв раскаянье, отодвинулась и не смогла обойти вниманием поражающий глаз интерьер. Вся мебель светилась в таком натуральном блеске, будто еще пребывала на витрине «IKEA». Здесь у пожилой женщины было все: разнообразная техника от блендера до мультиварки, набора три ножей, посуда как в ресторане. И зачем, спрашивается, ей все это нужно? Одинокая пенсионерка, принимающая гостей ну от силы раз в месяц.

– Почему мы здесь? – решила начать я утро с самого, пожалуй, логичного.

Взрослые женщины глубоко вздохнули, переглянулись, в след зачем, роль ответчика на себя примерила более молодая.

– Мы с твоим папой решили, что будет лучше, если нам немного пожить отдельно. Ничего страшного и глобального не происходит, – убедительно добавляла она, при этом дрожащей рукой поднося к своим опухшим губам фарфоровую белую чашку с горячим кофе.

Я снова подвинулась и наполнила взгляд глубокой иронией.

– Сколько же продлится это «немного»?

– Не знаю, доча. Может неделю, может две…

– А может год? Или лет пять? М? – причитала я, возмущаясь простотой сказанного. – Почему нельзя просто жить в мире и согласии как живут остальные семьи? Вы регулярно из-за чего-то ссоритесь, а достается в итоге мне!

Тут не выдержала и бабушка.

– Так, давайте лучше кушать, а то сейчас все остынет!

Я гневно смотрела в глаза испугавшейся матери, а она, в свою очередь, стыдливо их отводила. Мы, молча и беспрекословно взялись поглощать содержимое наполненных с горкой тарелок, но кусок не лез в горло. Не лез и все. Скулы были напряжены. Челюсти не работали. Устремив неподвижный взор в середину накрытого цветной скатертью столика, я томно и тщательно старалась переварить только что полученный жирный ломоть безрадостной информации. Все это выливалось в предположения, притом весьма смутные. О том, насколько может затянуться этот незапланированный переезд и зачем или из-за чего, вообще, родители так часто доводят собственные отношения до громких конфликтов. Теперь еще и неразрешенных. Мне казалось, что семья моя безостановочно рушится. Как самолет, у которого от износа отказал двигатель, резервного питания нет и крушение неизбежно. Однако там, где-то глубоко внутри, засела искренняя любовь к своему отцу, несмотря на его равнодушие к моим увлечениям. А потому все с грохотом разрывалось и с горечью билось о крепкие стены моей души.