Заклятие роз

– Ой, точно! – Подскочила Полина, довольная, что неприятный разговор прервался. – Мы ещё не опоздали? Когда начинается занятие? Сколько сейчас времени? Часов здесь тоже нет! Как так? Такая богатая обстановка, и ни часов, ни зеркал!..

Марта встала, подошла к окну и раздёрнула шторы. В комнату хлынул яркий дневной свет.

За окном был великолепный вид на склон холма или небольшой горы. Растительности на самой макушке холма не было – ни деревьев, ни, судя по цвету, травы. Холм был лысым. У его подножья раскинулся лесочек. Деревья там росли самые разные: ели, берёзы, осины, клёны, дубы, плюс какие-то экзотические… Это было необычно – видеть такое сочетание деревьев. Чередование тёмно-зелёных пятен елей и ярко-зелёной листвы, которая бывает только в конце апреля у лиственных деревьев, чередование плотной кроны и ажурной, создавало ощущение умиротворяющей тайны. Слишком явной, чтобы быть естественного происхождения. Казалось, этот лесочек, все эти деревья были кем-то посажены.

Марта усмехнулась: видимо теми, кто построил университет магии. Или студентами…

Сразу от здания тянулся луг, уже цветущий. Он гладким полотном простирался от стен университета до лесочка, и даже затекал в лесочек. Коричневыми тесёмками пересекали луг узенькие тропинки и нахоженные дорожки – какие-то вели в обход здания университета, какие-то в лесочек.

– Думаю, нужно собираться и идти, – сказала Марта, не поворачиваясь к Полине и демонстративно любуясь видом.

Полина кивнула и убежала в ванну умываться и чистить зубы – новые зубные щётки стояли на столике в симпатичной керамической подставке, похожей на статуэтку, изображающую странное из квартиры Марты – ту, что стояла на полке рядом с вазой.

Марта дождалась, пока в ванной зашумит вода, и обернулась. Она по-новому оглядела комнату – пристально, как будто искала изъян в их с Полиной тюрьме. И не найдя его, снова посмотрела в окно.

– Ничего, ничего! – пробормотала она под нос. – Мы ещё поборемся! Нас такими мелочами не сломить! Подумаешь, родинка на подбородке?! Сейчас лазером их так убирают, что даже следов не остаётся! Про ринопластику вообще молчу! Да и горб ортопеды выправят, так что… Дайте только выбраться отсюда!

Потом Марта подошла к своей кровати и заправила её, добившись ровной и гладкой поверхности. Свою городскую одежду она ещё с вечера сложила в комод. Взяла платье, которое аккуратно висело на стуле, с сарказмом оглядела его со всех сторон, попробовала, как тянется ткань на спинке – в том месте, где теперь у неё возвышался горб, вздохнула и надела платье. Оно так легло на изменившуюся фигуру, словно было пошито специально для горбатой девушки. Марта осмотрела себя, подвигалась – в платье определённо было удобно.

Тем временем из ванной вышла Полина.

Она с сомнением взяла своё платье, небрежно брошенное вечером на письменный стол, придирчиво рассмотрела, тряхнула, пытаясь расправить образовавшиеся складки.

– Может, мне всё-таки свою одежду надеть? – спросила она у Марты.

– Не думаю. – Марта пожала плечами. – Юбка не налезет на бёдра, а блузка с жилеткой не сойдутся в груди. – И уверенно добавила: – Надевай это. Складки на тебе расправятся. А впредь вешай аккуратно, не будет мяться.

– А это платье, думаешь, подойдёт?..

– Мне подошло, – сказала Марта и продемонстрировала подруге, как на ней сидит платье.

Полина зацепилась взглядом за горб Марты и закусила губу. Потом приложила платье к себе – вдруг оно стало мало?

Марта коротко взглянув на подругу, пошла умываться.

Когда Марта снова вернулась в спальню, Полина крутилась в платье, которое, само собой, прекрасно легло на обновлённую фигуру.

– Поля, постель заправь! – сказала Марта, прерывая подружкины танцы с платьем. – И вещи свои убери. Они тебе тут не понадобятся. Сейчас во всяком случае.

Полина вздохнула и пошла заправлять постель. У неё получилось не так ровно, как у Марты, но Полина была вполне удовлетворена. Потом она собрала юбку, блузку, жилетку и шарф, свернула их и сложила в ящик комода, рядом с вещами Марты. Девушки решили, что под городскую одежду они выделят нижний ящик – один на двоих. Ещё три ящика разделили так: в один сложили полотенца и постельные принадлежности, а два других оставили под личные вещи, если таковые появятся, – один Марте, один Полине.

Пока Полина приводила в порядок постель и одежду, Марта стояла в дверях и терпеливо ждала. Потом сунула ноги в подпрыгнувшие под них туфли и вышла в коридорчик. Полина поспешила следом.

В гостиной, наполненной светом – роликовые жалюзи на окнах были подняты – подруг ждала Анжелика. Увидев преображённых Марту с Полиной, она удивлённо вскинула брови и спросила:

– Когда вы успели насолить Серафимовичу?

– В смысле? – Не поняла Марта.

– Я про ваше наказание…

– Какое наказание? – спросила Полина, останавливаясь чуть позади Марты.

– Ну то, как вы выглядите…

Марта задумалась, а Полина, осматривая себя, спросила:

– Разве это наказание?

– Можешь даже не сомневаться! – жёстко ответила Анжелика и добавила чуть тише: – И я даже не знаю, у кого из вас оно жёстче.

Полина обижено надула пухлые губки, а Марта пожала плечами.

– Да мы вроде ничего такого…

– Ладно, разберётесь сами, – махнула рукой Анжелика. – Пойдёмте, а то скоро опоздаете.

– Анжелика, как тут узнавать время? – спросила Марта, едва поспевая за старостой. – Я не заметила здесь часов.

– Ну, часы тут одни – у Серафимовича. Но вы не переживайте, ваша комната всегда разбудит вас вовремя. Если, конечно, ночевать будете в своей комнате, – Анжелика многозначительно посмотрела на подруг. – А если придётся уснуть в другом месте, то точно на занятия проспите. И тогда будете наказаны. А так как тут университет магии, то и наказания – магические. Так что, не советую.

– Почему магическое? – спросила Полина.

– Это университет магии, детка, – изображая комика, ответила Анжелика. Глаза её при этом оставались грустными.

– А почему тут нет зеркал? – спросила Марта.

– Да, да! У нас в комнате нет ни одного зеркала! – возмущённо добавила Полина.

– Их во всём университете нет, – ответила Анжелика, останавливаясь перед тяжёлой высокой дверью. – Задайте этот вопрос профессору Февроньи Статс. Готовы? – Анжелика посмотрела на растерявшихся Марту и Полину.

– Перед смертью не надышишься, – пробурчала Марта. – Пойдём, Поля! – И толкнула дверь.

Девушки не сразу увидели профессора Февронью Статс. Первое, что их поразило, это шкафы вдоль стены. Высокие, явно ручной работы. Не гладкие ровные – современные, а с изогнутыми стенками и дверцами, словно мастер, изготовивший эти шкафы видел мир по-особенному – сюреалистически.

Стёкла в дверках тоже меняли не только свою форму, но и толщину. Из-за этого, с одной стороны, было непонятно, что именно находится на полках, а с другой – то, что проглядывало – флакончики, склянки, горшочки, весы и другое – вызывало некоторую оторопь.

Вдоль другой стены шли высокие стрельчатые окна с витражами. Несмотря на то, что на стене умещались три окна, в кабинете царил призрачный полумрак.

Разноцветные лучи пересекали комнату и падали на шкафы добавляя к игре формы ещё и игры света.

Именно поэтому девушки не сразу разглядели то, что было прямо перед ними: преподавательский стол, позади него школьную доску, рядом с ней книжный шкаф, полный старинных фолиантов и свитков. Около шкафа располагалась неприметная дверь.

«Такая дверь могла бы вести в лаборантскую», – подумала Марта.

За преподавательским столом, в кресле с высокой резной спинкой сидела седая женщина и терпеливо ждала, пока Полина и Марта оглядятся. Увидели её девушки только тогда, когда она предложила им сесть.

Столы для студентов располагались посреди кабинета. За каждым мог сидеть только один человек.

Девушки направились к ближайшим к преподавательскому столу.

– А что, больше никого не будет? – спросила Полина у Марты.

Марта пожала плечами.

– Сегодня больше никого не будет. Сегодня у вас индивидуальное занятие, – ответила на вопрос Полины Февронья Статс. – Здравствуйте, девушки и давайте знакомиться.

Не успели Полина с Мартой представится, как дверь лаборантской открылась и в кабинет вошёл молодой человек. Высокий, стройный блондин. Он был одет в чёрный лёгкий свитерок и чёрные брюки. В брюки был вдет ремень с крупной пряжкой в форме скорпиона. На вытянутых руках молодой человек нёс большой фолиант.

Аккуратно положив книгу на стол перед профессором, молодой человек, не глядя на девушек, остановился и склонил голову.

– Можете идти, Бард, – мягко сказала Февронья Статс.

Молодой человек развернулся и пошёл обратно в лаборантскую.

Казалось, время остановилось в тот момент, когда в учебную аудиторию вошёл он.  Едва он вышел время забилось, словно сердце девушки, влюблённой с первого взгляда.

И Марта, и Полина ловили каждое его движение, поэтому испытали разочарование, когда он скрылся за дверью, так и не взглянув на них.

Февронья Статс между тем надела тонкие хлопчатобумажные перчатки, которые тут же достала из ящика своего стола, открыла фолиант и начала просматривать страницы, бормоча под нос:

– Так… так… где же оно? А! Вот! Итак, девушки… – Февронья Статс подняла голову и взглянула на подруг. – Девушки, вы меня слушаете?! Де-вуш-ки! – она повысила голос.

Марта встряхнулась и протёрла лицо ладонями, снимая наваждение.

– Да, профессор! – сказала она и приготовилась внимательно слушать.

Следом и Полина вынырнула из грёз и сказала:

– Да, слушаем. – Но в голосе её уверенности не было совсем.

– Насколько я понимаю, у вас это первая лекция в нашем университете?.. Вы только вчера прибыли?.. – не то спросила, не то констатировала Февронья Статс. В голосе её сквозило раздражение. А весь вид говорил о том, что у неё сейчас есть куда более важные занятия, чем проводить урок таким невнимательным девушкам.

– Да, первая, – подтвердила Марта, а Полина просто кивнула.

– Ну тогда начнём с основ. Что вы знаете о магии?

Марта выпрямилась, насколько ей позволял горб, и сказала:

– Насколько я понимаю, вы спрашиваете не про то, о чём пишут в фентезийных романах?

– Конечно, нет, – подтвердила Февронья Статс.

– И не про костры инквизиции, – продолжила Марта развивать свою мысль.

– И не про костры, – улыбнулась Февронья Статс и добавила, – Хотя костры святой инквизиции имеют некоторое отношение к магии, но не в том смысле, в каком их приято рассматривать.

– Значит, сказки тоже… хотя… – Марта задумалась.

Февронья Статс улыбнулась ещё шире и посмотрела на Полину, которая явно витала в облаках.

– А вы что думаете по этому поводу? – обратилась она к златовласой студентке.

– Магия – это любовь, – не задумываясь ответила Полина и, смутившись, забормотала: – То есть, я хотела сказать…

– Умнича! Вы всё правильно сказали, дорогая. В любви есть магия. В ней большая сила! – глаза седовласого профессора заблестели. Она помолчала задумчиво, потом вздохнула и продолжила, обращаясь к Полине: – Но магия проявляется не только в сильных чувствах. Подумайте, что ещё вы знаете о магии?

– Я могу сказать, чего мы не знаем о магии, – вдруг ни с того, ни с сего рассердившись, сказала, почти выкрикнула Марта.

– И чего вы не знаете? – Февронья Статс повернулась к Марте.

– Мы не знаем, как попали сюда. Мы не знаем, как одежда сама подогналась под наши изменившиеся размеры. Мы не знаем, как мы сами изменились, в конце концов! И почему именно так!.. – Марта всхлипнула, но очень быстро взяла себя в руки и сказала уже почти спокойно: – Извините.

Глава 5

Анна Юрьевна Бронько вышла за ворота первой городской больницы, куда её привезли на скорой, и где тщательно обследовали не только на предмет отравления, но и на предмет незамеченных травм и отпустили с вердиктом: «Здорова» и устной рекомендацией взять отпуск и уехать хотя бы на недельку из города. Лечащий доктор, выслушав сожалеющую о своей загубленной в следственных органах жизни пациентку и глядя на тёмные круги под её большими красивыми глазами, так и сказал: «Возьмите отпуск и уезжайте из города, чтобы вас не могли вызвать из-за какого-нибудь не законченного или нового очень важного дела! Всех преступников вы всё равно не поймаете, а если не отдохнёте, то больше вообще никого не поймаете».

В больнице Анна Юрьевна пролежала неделю. Доктор сказал, что по-хорошему её надо бы тут подержать подольше. И не столько ради того, чтобы найти причину её состояния, сколько для того, чтобы Анна Юрьевна хоть немного отоспалась. Но всё обследование, которое могли сделать в рамках больницы, сделали, все предписанные процедуры провели. Дольше удерживать в стационаре поводов не нашлось.

Но и за эту неделю Анна Юрьевна была благодарна доктору. Хотя, почти всё время, когда не забывалась тревожным сном, проплакала. Но это происходило хотя бы в больнице, а не на работе на глазах у всего личного состава.

Работа… Это была боль Анны Юрьевны. Обычно она никому не рассказывала о своей работе. В том, что касается следствий – это само собой – тайна следствия и всё такое. Но и о внутренней жизни в органах тоже помалкивала. И когда её расспрашивали родственники или подруги, то внимательно смотрела в глаза, словно проводила допрос свидетеля. Что поделаешь, профдеформация. Неизвестно, что должно было произойти, чтобы Анна Юрьевна начала рассказывать, что, например, на прошлой неделе дежурства по графику выпали так, что она пришла на работу в понедельник утром, а ушла домой в пятницу вечером. Скажете: «Не бывает»? Ещё как бывает!

В органах, призванных следить за исполнением закона, нередко нарушается закон о труде.

Не со зла. А потому что из-за всевозможных оптимизаций оперативных сотрудников стало меньше, а количество правонарушений осталось то же, если не возросло. Плюс ещё сотрудники уходили то на больничный, то в отпуск, то на повышение квалификации… Вот и получалось, что Анна Юрьевна сильно перерабатывала.

Муж не выдержал такой жизни и ушёл. Детей с таким графиком не родилось. Кошку или собаку заводить не имело смысла. Вот так Анна Юрьева Бронько в свои тридцать пять осталась одна.

Когда она отправилась на вызов по поводу проникновения в квартиру, дело казалось ей абсолютно рядовым. Сколько подобных случаев бывает в Барнауле! Да и в других городах… Едва прибыла на место, стало понятно, что скорее всего, пострадавшая заберёт заявление, как только помирится со своим бойфрендом.

Но Анна Юрьевна была профессионалом, и поэтому начала следствие по форме, как полагается: опрос пострадавшей, опрос свидетельницы, осмотр места происшествия… И даже когда хозяйка квартиры вдруг упала в обморок, ничего из ряда вон выходящего не отметила. Пострадавшая – женщина молодая, переволновалась, вполне могла быть беременной и… дело житейское. А вот когда и свидетельница – подруга хозяйки квартиры почувствовала себя плохо, а следом и саму Анну Юрьевну замутило, вот тут она испугалась, но уже ничего не смогла поделать.

Перед её глазами встала вся её жизнь во всей своей неприглядности. Когда она училась, мечтала о престижной профессии… мечтала сделать карьеру юриста. Гордо считала, что будет олицетворять собой закон и порядок. Будет с достоинством нести звание работника полиции.

Когда поступила в университет на юридический факультет, счастью её не было предела. Казалось, вытащила счастливый билет, пропуск в рай. Ещё бы! Такой конкурс! И родственники, и друзья в один голос твердили: «Здорово! Юрист – без работы не останешься!»

Без работы Анна Юрьевна не осталась. Работы было не просто много, а очень много!

Да, в жизни всё оказалось иначе. В свои тридцать пять Анна Юрьевна поняла, что где-то она очень сильно ошиблась.

Да ещё и эти сны… После случая с исчезновением девушек, Анне Юрьевне стали сниться сны. В них был красивый мужчина, элегантный и стильный, с усами «хэндлбарами» – напоминающими велосипедный руль – густыми, с длинными, закручивающимися вверх кончиками. Мужчина приходил с прекрасной алой бархатной розой и приглашал Анну Юрьевну на танец.

В тот момент, когда он дарил Анне Юрьевне розу, её форменная одежда превращалась в шикарное бальное платье, расшитое шёлком и жемчугом, удобные чёрные полусапожки становились изящными туфельками, подчёркивающими хрупкость и женственность Анны Юрьевны. Вместо папок с протоколами допросов появлялся пленяющий утончённой прелестью веер, а на руках – белоснежные кружевные перчатки до локтей. Волосы сами укладывались в красивую замысловатую причёску.

Анна Юрьевна лёгким, полным природной грации движением головы отвечала на приглашение и раскрывала веер в лёгком флирте.

Начинала звучать чарующая музыка. Мужчина предлагал Анне Юрьевне руку. Она с трепетом отдавала ему своё сердце.

А потом они танцевали, танцевали, танцевали…

А вокруг проступали картины из повседневной жизни Анны Юрьевны. Вот она с мамой и папой идёт на выпускной, вот ей вручают аттестат и золотую медаль и она, счастливая, спешит к родителям и пробегает мимо своего одноклассника Вовки Седова. Он влюблён в Анну Юрьевну… Аннушку. Но она не замечает его, её ждёт большое будущее!

Вот они с родителями несут документы в университет, вот она сдаёт вступительные экзамены – с ней вместе сдаёт экзамены и Вовка. Глупый! Куда он сунулся со своими тройками по истории? Естественно, не прошёл по конкурсу… Но ей-то какое дело до неудачника?

Вот она в стройотряде. Они едут на слёт стройотрядов и снова судьба сталкивает их с Вовкой. Он поступил в Политехнический и стал командиром стройотряда. Он играет на гитаре и вокруг него много девушек и парней. Он, оказывается, душа компании! Он дарит Аннушке песню со сцены…

Но у Анны Юрьевны уже есть Владимир. Сын богатых родителей. Он не поехал в стройотряд. Он считает стройотряд занятием для плебеев. Он всегда чисто выбрит, одет с иголочки. Он умён и будет известным адвокатом.

Он предлагает Анне Юрьевне заключить брачный контракт.

Вот свадьба. Небольшая – чего зря деньги тратить? Первая брачная ночь. Презерватив – дети пока не нужны, нужно закончить университет, устроить свою жизнь, потом уж как-нибудь…

Вот в разгаре диплом и недовольство Владимира тем, что Анна Юрьевна не погладила ему рубашку – ты женщина! Должна… Остальное – блажь!

Первые слёзы и первое примирение.

Вот робкий разговор о детях и насмешливое: «Не терпится стать курицей?»

Вот встреча выпускников и завистливое подружек: «Анька! Какой у тебя муж красавчик! Повезло же тебе!» И торопливое в ответ: «Да-да, конечно…» И галантный Владимир, одаривающий подружек Анны Юрьевны комплиментами… и Вовка Седов, всё время разговаривающий с приятелем в стороне от всех…

А потом дома скандал.

Потом ещё один.

У Владимира срочные дела… допоздна. И снова… И опять…

А у Анны Юрьевны две ночные смены подряд – сразу трое следователей выпали из графика: одна на больничный, а двое на учёбу.

Снова скандал и… развод.

И боль. Постоянная, нескончаемая боль.

Чем дольше звучит музыка, чем дольше Анна Юрьевна танцует с незнакомцем, тем сильнее боль.

Просыпалась Анна Юрьевна от слёз и от сожаления о своей загубленной жизни. А потом целый день неприкаянно ходила по больничному коридору или лежала, отвернувшись к стене и не реагируя на расспросы товарок по палате, медсестёр и врачей.

Когда врач выписывал её, то очень рекомендовал обратиться к хорошему частному психологу или в клинику неврозов. Он опасался, что Анна Юрьевна сведёт счёты с жизнью и очень сожалел, что не может задержать её в больнице – тут хотя бы под присмотром…

На следующий день после выписки Анна Юрьевна вышла на работу и её сразу же пригласили в прокуратуру – дать показания по поводу дела об исчезновении двух девушек. И она пошла.

В кабинете сидел чисто выбритый, жилистый мужчина лет сорока, в гражданской одежде и перебирал бумаги. Когда Анна Юрьевна вошла, он движением головы указал на стул рядом с его столом.

Анна Юрьевна, почему-то робея, присела и сложила руки на коленях. Она осматривала кабинет, но как-то отстранённо, словно это был не настоящий мир, а нарисованный в комиксах или на иллюстрации к скучной книге. А настоящий был там, где она танцевала с незнакомцем, где он дарил ей алую бархатную розу с тонким чудесным ароматом.

Наконец, мужчина оторвался от своих бумаг.

– Следователь прокуратуры Петров, – представился он и добавил: – Как вы себя чувствуете, Анна Юрьевна? – голос его был на удивление приятный, мягкий баритон.

Анна Юрьевна вздохнула и кивнула:

– Спасибо, уже лучше.

– Извините, что вызвал вас сюда. По-хорошему нужно было бы встретиться с вами раньше, но ваш лечащий врач категорически запретил все встречи. Сказал, что мы и так загнали вас, как загоняют лошадей.

В голосе следователя прокуратуры неожиданно прозвучало сочувствие, и Анна Юрьевна с удивлением посмотрела на него.

Не дождавшись ответа, следователь продолжил:

– Вы непосредственно общались с девушками перед их исчезновением, расскажите, что там произошло?

Анна Юрьевна молчала. Она снова окунулась в розовый аромат, витавший тогда в квартире, и снова услышала чарующую музыку из своих снов. И если учесть, что сейчас она не спала, это испугало её.

Следователь, снова не дождавшись ответа, пояснил:

– Понимаете, я расспросил ваших напарников, но они были в коридоре и ничего толком не видели, да и к вашему разговору с пострадавшей и свидетельницей не прислушивались. Анна Юрьевна, что там произошло?

Анна Юрьевна пожала плечами и взглянула на своего собеседника, как на картинку из сна – на одну из длинной череды картинок, отражающих её прошлое. Она не знала, о чём сейчас говорить. У неё время от времени бывали мысли или даже фантазии по поводу того, что произошло. Но это были фантазии, а не факты. Следователь поднимет её на смех. У неё в голове всё ещё звучали слова Владимира, когда она попросила его проявить хоть немного романтики: «Баба, со своими бабскими глупостями!»

Поэтому Анна Юрьевна собралась с силами и прочистив охрипшее вдруг горло сказала чужим, казённым голосом:

– Да ничего особенного не случилось. Я допрашивала хозяйку квартиры и её подругу и попросила посмотреть, не пропало ли чего. Девушки прошли в комнату и сначала одна, а потом другая упали в обморок. Мне тоже стало нехорошо, остальное я почти не помню.

Следователь покачал головой. Он примерно такого ответа и ждал, но всё равно был несколько разочарован – он надеялся, что разговор с Анной Юрьевной приподнимет завесу над тайной. Но этого не случилось. Можно было отпускать свидетельницу – Анна Юрьевна уже готова была подняться и уйти.

И тут случилось странное: следователь вдруг отодвинул все бумаги в сторону и тепло улыбнувшись, спросил:

– Хотите чаю?

– Что? – не поняла Анна Юрьевна.

– Чаю… У меня есть хороший чай. Превосходный букет…

Анна Юрьевна неуверенно пожала плечами и вдруг кивнула.

– Вот и хорошо! – засуетился следователь прокуратуры Петров.

Он встал, проверил в электрическом чайнике воду, добавил из кулера и включил нагрев. Достал из стола небольшой заварочный керамический чайничек и жестяную коробочку, в которой хранилась заварка. И два керамических бокала – ширпотребовские, лишённые всяческого изящества и индивидуальности.

– Кружки только такие, – извинился следователь.

– Ничего страшного, – улыбнулась Анна Юрьевна.

Электрочайник зашумел, забурлил и отключился. Следователь плеснул кипятка в заварочный чайничек, прикрыл крышечкой и покачал.

– Пусть прогреется. Тогда заварка лучше отдаст все свои ароматы.

Анна Юрьевна улыбнулась.

Достав третью кружку, следователь вылил воду в неё, а в заварочный чайник насыпал заварки, залил её кипятком и плотно закрыл крышкой.

– Пусть постоит две минутки… Вы не торопитесь?

Анна Юрьевна не торопилась. Её, конечно, ждали дела – незаконченные до больницы и новые, накопившиеся за время лечения, но впервые в жизни они ушли на второй, или даже на третий план. Анна Юрьевна вдруг увидела перед собой не следователя, а мужчину. Это так поразило её, что неожиданно для себя она спросила:

– Как вас зовут?

Рука следователя прокуратуры Петрова, уже поднявшая заварочный чайник, дрогнула и чайник снова оказался на столе. Мужчина неуверенно поскрёб на щеке то место, где должна быть щетина, пожал плечами, развёл руки и сказал:

– Пётр Ильич я, м-м-м… просто Пётр.

Анна Юрьевна улыбнулась ему тепло и сказала:

– Я тогда просто Анна.

Ей было непривычно и приятно видеть не служителя правопорядка, а живого человека. Как будто такое простое действо, как знакомство, называние имени, обладало магическими свойствами – превращало винтик в машине правосудия в человека, обычного человека со своими слабостями и пристрастиями.