Орден Скорпионов

У Крита расширяются зрачки – его пошлый взгляд скользит к моим губам: очевидно, он принял мое прикосновение за интерес. Но ему требуется лишь секунда, чтобы почувствовать, как лезвие упирается в его твердеющий член.

Видеть, как похоть испаряется из его взгляда, словно мираж в пустыне, довольно возбуждает. На ее место приходит гнев, тело напрягается в ответ на угрозу, которую, как он теперь понимает, я для него представляю.

– Тронь меня еще раз, полудурок, посмотрим, к чему это приведет, – предупреждаю я, голос мой едва громче шепота.

– Тиллео за это с тебя шкуру снимет, – тихо рычит он в ответ.

И стоит ему понизить голос, как мое беспокойство тут же улетучивается. Если бы он хотел пожаловаться Тиллео, он бы уже вопил о том, что у меня есть нож, который мне, вообще-то, иметь не положено. Нет, он собирается разобраться со мной сам, и именно этого я от него и хочу.

– Может быть, – соглашаюсь я, хотя угроза явно пустая. – Но еще он отрубит твою голову за то, что ты позволил себе делать вещи, о которых тебя никто не просил, не так ли, Крит? Мы оба знаем, как хорошо он реагирует на проявление неуважения.

Я вижу, как начинает подрагивать его челюсть, еще крепче прижимаю лезвие к замше его брюк и шепчу сладко:

– А теперь проваливай.

Крит пристально смотрит на меня, но после напряженной паузы все же отступает назад. Как только между нами появляется пространство, нож возвращается в ножны. Движение такое быстрое, что Крит мог бы наблюдать за мной до конца жизни и так и не увидеть, где я его спрятала.

– Тебе конец, сука, – огрызается он, но я вновь опускаю взгляд на его нагрудник, расслабляю мышцы лица и притворяюсь, что его там нет.

Мгновение я чувствую его нерешительность, но затем он внезапно яростно разворачивается и бросается прочь из зала. Если кто-нибудь из других рабов клинка и видел наш обмен любезностями, они ничем себя не выдадут. Все мы стоим неподвижно, все наготове, наши невидящие глаза устремлены в одну далекую точку.

В моей голове, однако, полная сумятица – ощущение, будто я очнулась от столетнего сна. С тех пор, как Тиллео привел меня сюда, я научилась скрывать свои мысли и эмоции. Я выполняла приказы и сдерживала гнев, что копился в моей душе. Я подавляла желание сопротивляться, хоть как-то на что-то реагировать и старалась подойти к пустой лодке смерти как можно ближе. Но все эмоции и порывы, что раньше считались подавленными, вырвались на волю. Я хочу убивать, сеять хаос, вернуть страдания, что я пережила за последние шесть лет, сторицей. Меня научили быть безжалостной убийцей, и все, чего я хочу, – это использовать свои умения против моих учителей.

И мне трудно вновь сдерживаться и стараться быть терпеливой.

Я лелею всполохи пламени жажды мести, что пылает в моей груди, и напоминаю себе, что осторожность и скрытность сейчас важны, как никогда. Я могу забыться в жажде крови и вряд ли нанесу хоть какой-то урон империи Тиллео прежде, чем меня прирежут. Но, если буду разумной, я смогу тайно подрубить ноги его глиняному колоссу. И, когда я наконец буду стоять над моим Хозяином и перережу его никчемное горло, он будет знать, что его империя, его наследие исчезнут вместе с ним.

Я размышляю над этим, но смех и громкие беседы отвлекают меня. Не знаю точно, сколько мы уже стоим здесь, но затекшие ноги подсказывают – уже порядочно.

Я переминаюсь с ноги на ногу, мои конечности колет словно иголками, и они просыпаются. Стоит мне наконец встать, как двери в банкетный зал распахиваются, и входит Тиллео под руку с одной из членов Ордена Лисиц. Она застенчиво хихикает над чем-то, что по пути говорит ей Тиллео. За ними следуют остальные члены ее Ордена, а также члены всех остальных Орденов.

Краем глаза я замечаю «скелетов», но, к счастью, на меня они не смотрят. Как будто рабы клинка – такая же часть декора, как мебель и гобелены, но меня это не волнует. Быть таким же ничтожным, как пыльная ваза на серванте, безопаснее.

Множество убийц и работорговцев заняли свои места за длинными, богато украшенными столами. Члены Орденов держатся вместе, некоторые, похоже, дружат с членами определенного Ордена больше, чем с другими. Тиллео пробирается к главному столу, его сегодняшние гости – Орден Лисиц.

Лисицы, как их прозвали, – единственный Орден, состоящий исключительно из женщин. Многие рабыни клинка желают оказаться в этом Ордене.

Я наблюдаю, как они изящно рассаживаются за столом Тиллео, и уже могу сказать, что среди нас есть лишь несколько избранных, которые могли бы стать «лисицами».

Четыре представительницы Ордена Лисиц выглядят великолепно – все они отличаются друг от друга, но каждая потрясающая. Платья, вероятно, стоят больше, чем любая из рабынь в этой комнате. Тела усыпаны драгоценностями, а щедро нанесенная косметика делает их щеки гладкими, губы – пухлыми и красными. Глаза «лисиц» подведены темным, в них – призыв и грех. Образы диковинны и изысканны, но их взгляды проницательны, а все движения – выверены и отточены.

Слева от Тиллео сидит полная черноволосая красавица. Ее глаза светло-голубые, а губы пухлые, цвета терпкого мерло. Ее груди приподняты и туго перетянуты, и я думаю, может ли она вообще дышать в этом приспособлении? Кажется, оно сжимает ее крепкую талию под атласом светло-голубого платья.

Справа от Тиллео – потрясающая статная женщина с самой темной кожей, которую я когда-либо видела. Весь ее облик царственный и спокойный, а уложенные локоны так же пленительны, как и сверкающие бриллианты, вплетенные в густые пряди. Она берет хрустальный бокал с шипучим напитком, смеется над тем, что говорит Тиллео, а затем подносит его к пунцовым губам.

У двух других красавиц, сидящих по краям главного стола, белоснежные волосы с розоватым отливом. Я быстро замечаю, что они – зеркальное отражение друг друга, должно быть, близнецы. Их глаза цвета листвы осматривают собравшихся за столами членов Орденов – они и правда, похожи на диких лисиц, выискивающих добычу.

Через заднюю дверь проходят рабы – они несут дымящиеся подносы с едой. Блюд и гарниров больше, чем я могу сосчитать, и длинные столы буквально ломятся от угощений.

Я вижу едва заметное движение среди других рабов клинка – их пустые желудки так же возмущены, как и мой. В зале стоит громкий гул голосов и звон смеха. Удивительно, но это сборище больше похоже на встречу давних друзей, чем на собрание профессиональных убийц и возможных врагов.

Я знаю, что Ордена соревнуются друг с другом за заказы, но происходящее кругом заставляет меня задуматься – а действительно ли их конкуренция так жестока, как нам рассказывали? Полагаю, отчасти это – обычная бравада и желание покрасоваться, но, конечно, лишь отчасти.

На тарелки постоянно выкладывают новые блюда, но они быстро исчезают. Стаканы опустошаются и наполняются вновь. Разговоры, кажется, никогда не стихнут, а я с каждым часом устаю все больше и больше.

Мой взгляд задерживается на Ордене Скорпионов и кружит по каждому члену – словно муха в поисках свежей туши. Они стоят ко мне спиной, и это к лучшему. Я не знаю, что бы делала, если бы один из них посмотрел на меня через весь зал.

Вдруг один из «скелетов» поворачивает голову и становится ко мне в профиль, словно почувствовав мой взгляд.

Я задерживаю дыхание и пытаюсь найти еще хоть одно тому подтверждение.

Я не могу отличить одного «скелета» от другого с такого расстояния и тем более со спины. Слишком мало времени было на знакомство, и я не особенно искала различия между членами Ордена. Никто из них не ищет меня глазами в толпе, и, что странно, я не знаю, успокаивает ли меня это или раздражает.

От одного из столов доносится громкий смех, но я не могу понять, откуда он доносится, не знаю я и его причины.

Ко мне подходит хрупкая рабыня дома и протягивает мне стеклянный графин.

– Тебе нужно спуститься в подвал и наполнить графин. – Звучит как приказ, но голос ее дрожит – отдавать распоряжения она явно не привыкла.

На мгновение я прихожу в замешательство и протягиваю графин обратно.

– Так иди и наполни. Мы должны стоять здесь, пока нас не отпустят. – В ответ на мои слова ее карий взгляд устремляется к задней двери, а потом вновь обращается ко мне.

От этого мурашки бегут по спине, и я смотрю мимо рабыни сначала на Тиллео, а затем на Скорпионов – не их ли это рук дело? Но никто из них не обращает внимания ни на меня, ни на девушку передо мной.

– Нет. Мне сказали, что мы можем задействовать тебя, если будем слишком заняты, – нерешительно возражает рабыня. – Я расставляю бокалы и слишком занята, чтобы идти за вином. Скоро оно закончится, так что тебе придется этим заняться.

Она снова изо всех сил старается казаться сильной и властной, подталкивает графин ко мне.

Я беру его и смотрю на заднюю дверь – там никого нет, но у меня есть догадки, кто мог дать задание этой рабыне.

– Отлично. Так куда мне идти?

Она заметно расслабляется, чем заставляет меня напрячься еще больше.

– Через двери направо, затем первая ниша слева. Погреб внизу лестницы, а вино уже стоит на столе. Ты увидишь, как спустишься, – инструктирует она, и прежде чем я успеваю еще хоть о чем-то спросить, отправляется восвояси.

Я наблюдаю, как она идет к боковой стойке, берет полный графин белого цветочного вина и начинает обходить столы.

Я вновь осматриваюсь, но, когда схожу со своего места и направляюсь к двери в дальнем конце зала, никто на меня не смотрит.

Следуя указаниям рабыни, я прохожу через двери – кровь стучит в ушах, я слышу тяжелые удары своего пульса, так что стараюсь успокоить дыхание и тело, взбудораженное приливом адреналина.

На меня охотятся.

Проблема в том, что я не уверена, кто этот охотник. Неужели это Тиллео так подстегивает меня, чтобы я убила члена Ордена? Или «скорпионы» мстят мне за дерзость?

Инстинкты говорят, что это Крит, но есть вероятность, что существует еще кто-то, кого я не учла.

Все мои чувства обострены до предела. Я нахожу нишу слева, в ней начинается опутанная тенями лестница, ведущая вниз. Я крепче сжимаю пустой графин, стараясь не сломать его в судорожной хватке.

Я вздыхаю и спускаюсь по ступенькам. Тех, кто мог расставить эту ловушку, так много, что я уже сомневаюсь, характеризует ли меня это с хорошей или с плохой стороны. Полагаю, скоро узнаю. Хотя нет – это охотники скоро узнают, что шутки кончились.

9

Я бесшумно спускаюсь по винтовой каменной лестнице. Если внизу кто-то ждет меня, он должен дышать – а не слышу ничего, даже потрескивания огня в фонарях, кое-как освещающих путь.

Я двигаюсь осторожно: опасность может так же легко подкрадываться сзади, как и ждать впереди. Наконец передо мной открывается арочный вход в сам винный погреб.

Я быстро осматриваюсь в поисках ног, тени или еще чего-то, что может выдать моего охотника, но либо он достаточно хорош, чтобы не стоять прямо у входа наизготовку, либо здесь никого нет. Возможно, что просьба рабыни дома была совсем невинной, и ей действительно нужен был кто-то, кто принес бы вино, но я в этом почему-то сомневалась.

Неожиданно я спрыгиваю с нижней ступеньки, с бешеной скоростью проношусь по коридору и вбегаю в подвал. Я надеюсь, что мои резкие перемещения застанут затаившегося охотника – или охотников – врасплох. Перед длинным столом с пятнами от вина я останавливаюсь и резко поворачиваюсь вокруг своей оси, готовая к нападению с любой стороны.

Но ничего не происходит.

Я жду, молча, неподвижно. Я слушаю. Каждый мускул в моем теле напряжен и готов к действию, но одна секунда перетекает в другую – и ничего не случается.

Я ставлю пустой графин на длинный стол – там, где и сказала рабыня дома. Тут есть несколько открытых бутылок вина, но я не выбираю, какую из них мне следует откупорить. Вместо этого я сканирую ряды бутылок и бочек, что хранятся в темной прохладе. Нет, по-прежнему ничего – и мои чувства не улавливают чужого присутствия здесь, инстинкты ничего не говорят.

Я прохожу мимо стола и устремляюсь в самый темный угол. Оглядываюсь вокруг еще раз, а затем делаю то, о чем никто не знает. Я шагаю в черноту под перегоревшей лампой, становлюсь у высокого стеллажа со спиртным, и становлюсь единым целым с тенями.

Мрак обволакивает меня, все становится холоднее по мере того, как я погружаюсь в его темные объятия. Я обнаружила, что умею это, всего пару лет назад, когда меня чуть не поймали ночью при попытке проникнуть в столовую.

Меня наказали – не помню за что, но я не ела и не пила почти два дня. Без еды я могла прожить и дольше, но я знала, что, если я не попью в ближайшее время, я не выживу.

Меня снова заставили тренироваться в полдень, когда солнце стояло высоко, и с каждым моим шагом я становилась ближе к смерти – по крайней мере, если не найду флягу или стакан с водой.

Не знаю, почему я решила, что пробраться в столовую – самый лучший вариант. Вероятно, я начинала бредить от голода и обезвоживания. Но я сразу пожалела об этом своем решении, когда услышала знакомые звуки ночного патруля, направляющегося в мою сторону.

Я запаниковала. Убежать и не попасться было нереально, поэтому я отступила как можно дальше в тень, умоляя любое божество, которое могло меня услышать, чтобы оно спрятало меня. В том состоянии я бы не пережила порку или другое наказание, и каждый шаг охранника ко мне звучал, как звон похоронного колокола.

Не знаю, что и как произошло, но в один момент меня охватило странное ощущение холода. В следующее мгновение я поняла, что больше не стою перед дверями столовой – я была в темноте, в углу задней части кухни. Каждое движение, казалось, забирало всю энергию из моего тела. Так что я сползла на землю и сидела, онемев от шока. Но я знала: что бы со мной ни произошло сейчас – отныне все изменится.

Я отмахнулась от воспоминаний и вновь принялась ждать в темноте. Мое дыхание выровнялось, биение сердца замедлилось. Я терпеливо осматриваю подвал, сосредоточившись на единственном пути, ведущем в эту мрачную комнату. Запах гнилых фруктов и перебродившего ячменя щекочет мне нос, и я думаю, как долго мне еще здесь прятаться.

Вдруг что-то в воздухе меняется. Я ничего не слышу, но чувствую: здесь, внизу, рядом со мной есть еще кто-то.

Я снова осматриваю подвал, изучая заставленные высокие полки и штабеля бочек. Кажется, что ничего здесь не изменилось, и все же мой взгляд останавливается на темном участке стены рядом с входом.

Я обратила внимание на этот затененный угол и окружающие его незажжённые фонари, еще когда только спустилась сюда. Не слишком хорошее место для укрытия – любой, у кого есть мозги, ожидал бы нападения прямо у входа. Место, где я прячусь, подходит гораздо больше подходит – будет эффект внезапности. Но я все равно не могу избавиться от ощущения, что кто-то наблюдает из этих теней за мной – прямо, как я.

Оставаясь в своем темном углу, я вглядываюсь в темноту напротив, как будто могу отодвинуть этот мрачный занавес и увидеть, что за ним скрывается.

Вдруг я улавливаю шарканье сапог по камню.

Я отрываюсь от скопления теней в углу и сосредотачиваюсь на арочном входе. Кто-то спускается по лестнице.

Я совершенно неподвижна. Затаив дыхание, я напряженно прислушиваюсь, нет ли еще каких звуков, что выдадут нового незваного гостя, но мне не приходится прислушиваться долго. Меньше чем через мгновение темная фигура спускается с нижней ступеньки и проскальзывает в подвал.

Крит расстегивает ремень и собирается стянуть его с бедер. Его злобный взгляд падает на длинный деревянный стол – около него, как он ожидает, должна к нему спиной стоять я и наполнять графин вином, как и было приказано.

Кретин.

Крит оглядывает комнату, костяшки его пальцев побелели на коричневой коже ремня. Он стоит перед единственным входом – и выходом – в этот подвал и хмурит лоб в замешательстве. Жуткие глаза голодно осматривают ряды полок – и угрожающая улыбка расползается по его тонким губам. Очевидно, он решил, что я прячусь среди них.

– Маленькая шлюшка, – нараспев произносит он, углубляясь в комнату. – От меня все равно не спрячешься. – Крит вновь осматривается и, намотав концы ремня на руки, словно огромную гарроту[2], заглядывает под стол.

Я молча тянусь за спину и выхватываю из ножен украденный нож, взгляд снова устремляется на затененный угол у входа, но я по-прежнему ничего там не вижу.

Я снова фокусируюсь на Крите: он подбирается все ближе, проверяет в поисках своей добычи каждую щель и каждый уголок. Я же внимательно осматриваю его, прикидываю рост и вес, подмечаю, как он двигается, какое оружие носит. Я знаю, что он искусный боец – Крит не был бы охранником Тиллео, если бы это было не так. Однако я не могу решить, тревожит ли меня его уверенность или смешит. Он знает, что такое раб клинка, знает, во что нас превращают, бросая в тренировочные ямы. И все же он здесь – в его голосе нет ни капли страха или сомнения, он издевается и угрожает мне. Он думает, что я не смогу постоять за себя? Сейчас он узнает, как ошибался.

Крит подходит к стеллажам с бутылками, заглядывает в самую глубину. Его возбужденное хихиканье отражается от стен подвала, и он проходит еще дальше – в затхлую комнатку, где, как он думает, и поймает меня в ловушку.

Я задумываюсь, часто ли он делает что-то подобное? Судя по его пружинящей походке и возбуждению, от которого подрагивают его мышцы, это происходит чаще, чем я полагала. Сколько моих товарищей, рабов клинка, пытались сбежать от его жестокости, но не смогли?

Крит тихонько свистит и похлопывает себя по обтянутому кожей бедру, словно подзывает домашнее животное. Гнев разливается по горлу, словно кислота, обжигает и льется в легкие.

Я хочу сделать ему больно. Я хочу, чтобы его крики стали песней, под которую я усну сегодня ночью. Я хочу ощутить тепло – оно разливается по телу, когда смотришь в его глазенки, и до него доходит, что охотник тут вовсе не он. Он – жертва. Я знаю, что ничего этого не будет – конечно, я убью его, но удовольствия мне это не доставит. Я не могу вернуться на ужин Тиллео вся в крови, пусть и полностью удовлетворенная. Никто знает, что я сделаю в этом подвале. Я должна быть быстрой, осторожной, всегда на шаг впереди.

Я представляю себе, куда я могу вонзить клинок так, чтобы убить его мгновенно. Это больше, чем Крит заслуживает, но, в конце концов, мертвец есть мертвец. Мне все только спасибо скажут.

Я рассчитываю силу удара, который понадобится, чтобы покончить с этим ходячим куском дерьма, а затем скорее чувствую, чем слышу, как он приближается.

Он огибает конец стеллажа слева от меня, идет так, будто вышел на прогулку, а его глаза сканируют все возможные места, где я могла укрыться. Ухмылки больше нет у него на лице – в ищущем взгляде я замечаю блеск беспокойства, он хмурится.

Мой осуждающий взгляд устремлен на него, и сердце бьется ровно – словно механизм, оно послушно отсчитывает каждую секунду. Каждый удар в груди гудит, как колокол смерти, и я сдерживаю желание крепче сжать рукоять украденного клинка. От предвкушения во рту скапливается слюна, я задерживаю дыхание, карие глаза Крита блуждают по теням, защищающим меня. В них мелькают презрение и разочарование, Крит поворачивается к выходу.

И мой клинок бьет его прямо в ухо быстрее, чем яркая молния – в пески пустыни. С тщательно выверенной силой, отработанным смертоносным ударом я вонзаю тонкий нож в его ушной канал, проламываю череп и разрываю его мозг прежде, чем он, потрясенный, успевает выдохнуть воздух, который только что втянул носом.

Крит падает, и я следую за ним, прокручивая лезвие, чтобы нанести как можно больше внутренних повреждений.

Убийство дается мне легко и проходит гладко. Еще одно свидетельство того, что Орден Скорпионов держит свое оружие в идеальном порядке – Крит умирает еще до того, как его голова успевает удариться о землю.

Кровь стекает с рукояти тонкого, гладкого кинжала и успевает согреть мою ладонь, прежде чем смерть заберет все тепло. Обошлось без беспорядка, как я и хотела.

Я выжидаю несколько секунд, а затем очищаю лезвие от содержимого черепа Крита. На всякий случай я отхожу от трупа – вдруг Крит автоматически попытается схватить меня, но этого не происходит. Кинжал и свою ладонь я вытираю о мундир охранника, которым тот так дорожил, и пристально смотрю на его безжизненное тело.

Я жду, что во мне вспыхнет паника или тревога, но нет. Я только что убила одного из личных охранников Тиллео во время несанкционированной охоты – подобное запрещено и карается пытками и смертью. Но я все равно ничего не чувствую. Никакого облегчения – или разочарования.

Я должна ощущать себя отмщенной и уверенной в своей правоте, но мертвец у моих ног лишь еще раз доказывает, что мои мечты превратились в пепел – как и моя жизнь.

Я тихонько ворчу и принимаюсь заталкивать тело Крита в тени, которые укрыли меня от него. Я не могу обернуть их вокруг него, но, надеюсь, Крита не найдут до тех пор, пока его не выдаст вонь.

Когда тело обнаружат, Тиллео может заподозрить, что Крита убил один из его рабов клинка, но доказательств у него не будет. Обычно он наказывал всех нас, пока кто-нибудь не признавался, но Торги и присутствие членов Орденов должны оградить нас от возмездия Тиллео – иначе он рискует не продать нас. Не думаю, что он пойдет на такой риск. Думаю, его высокомерие заставит его хранить молчание – Тиллео не захочет, чтобы кто-то узнал, что он потерял контроль над ситуацией. Я ставлю на то, что он продаст нас всех по самой высокой цене. А с тем рабом, кто убил Крита, пусть разбирается его новый Орден.

Для верности я разок пинаю безжизненное тело Крита, а затем осматриваю себя, поправляя полоски платья и пояс, проверяю, нет ли на коже или голубом шелке и металлическом гербе свидетельств того, что здесь только что произошло – ничего.

Засунув тонкий кинжал обратно в ножны, я глубоко вздыхаю и иду к столу. Мне же дали пустой графин – надо его наполнить. Не думаю, что меня слишком долго не было, но не хочется, чтобы кто-то заметил мое отсутствие.

Я тянусь за вином и… вновь чувство, что я здесь не одна, скребется по спине.

В своих инстинктах я не сомневаюсь, так что поворачиваюсь и швыряю кинжал прямо в тот подозрительный угол, беспокоивший меня раньше. Ничего, кроме темноты, я там не вижу, но, как только кинжал ударяется о камень стены, появляется чья-то рука и ловит его в воздухе.

Нет, не рука. Кости.

Я смотрю, как из тени выходит «скелет», и ужас сжимает мою грудь. Это шок – один из Ордена Скорпионов умеет то же, что и я!

В это время «скелет» искусно вертит в своих костяных пальцах кинжал, переводит взгляд с клинка на меня и улыбается.

– Плохая, плохая девочка, Раба! – Он прислонился спиной к каменной стене, и его черный взгляд оставляет мое лицо и устремляется туда, где спрятано тело Крита.

Я украдкой гляжу туда же и убеждаюсь, что Крит полностью скрыт в тени.

На языке у меня вертится миллион оправданий. А может, «скорпион» ничего не видел? Может, он просто пытается меня запугать?

Я начинаю дышать быстрее, воздух входит и выходит из моей груди в такт с бешено колотящимся сердцем. Черные глаза вновь смотрят на меня, и все надежды на то, что мне удастся избежать наказания за убийство, испаряются.

Он знает.

Я почувствовала его присутствие здесь, внизу, прежде чем Крит спустился в подвал. Я должна была догадаться, что то, что умею я, могут делать и другие. Но в тот момент такое предположение даже не пришло мне в голову – и за эту ошибку мне придется дорого заплатить.

Я глубоко вдыхаю, пытаясь унять усиливающуюся тревогу.

Я все равно собиралась умереть. Просто это случится чуть позже.

– Вижу, ты играла с игрушками, которые тебе не принадлежат, – замечает «скелет».

Его проницательный взгляд устремлен на клинок в руке, и я на миг думаю, что говорит он не только об оружии, что я украла, но и об охраннике, которого я этим оружием и убила.

– Возможно, вы захотите его помыть, – я киваю на кинжал, который он вертит в руках.

Я смотрю на это изысканное оружие, и во мне закипает зависть – кажется, будто оно было сделано специально для меня. У этих «скелетов» так много клинков, что они вряд ли представляют, как использовать хотя бы часть из них. А я могу только воображать, с какой тщательностью и осторожностью был выкован и обработан каждый из них. Интересно, каково бы это было – жить с таким арсеналом?

– Я держала его в…

– О, я знаю, где он был, – перебивает он, и на его скрытом чарами лице расплывается нахальная улыбка.

Хотела бы я знать, кто он из тех троих. Это его член я трогала? Или это тот, что лежал в ванной? Или тот, что был в кровати? Думаю, это Кость – он, не вставая с шелковых простыней, наслаждался шоу, что я устроила с другим членом его Ордена. Правда, я не уверена.

– И раз уж мы заговорили об этом, то почему бы тебе не отдать ножны… – это приказ, но его тон легкий и игривый.