Костяной лучник. Охотник на воргов

Сейчас в обязанности филинов входит ночное дежурство для защиты поселения, встреча припозднившихся охотников, выбегающих потемну из леса со стаей воргов на пятках и, собственно, охота на поганых серых убийц. Последнее дело крайне опасное, и именно оно и забирает филинов из мира живых в мир духов на воссоединение с пращурами. Но и обойтись без нее мы не в состоянии – луки, наконечники стрел, ножи, все это делается из костей этих тварей. Да и все остальное идет в обиход, от жил на тетиву, до сверхпрочных шкур на одежду охотникам.

Вот и выходит, что как не стараются все жители деревни сделать для филинов лучшие стрелы, пошить крепкие сапоги, да положить в миску лучший кус из котла, но до старости эти ребята не доживают, так как долго дергать смерть за усы не дано никому.

– Кроме этого, доводящего меня до сердечного удара, поганца – подумал про себя Барг, услышав у себя за спиной сильное мерное дыхание. После чего напустил на себя сердитого виду и обернулся:

– Сколько можно уже беззвучно у меня вырастать за спиной, ты не в лесу, а я не пещерный медведь, ко мне можно и спереди подходить!

Вместо строгого командного голоса, у старейшины вышла полу просящая интонация…

– Опять рявкнуть на него не получилось – разозлившись, подумал про себя Барг – как отмерзает язык и размягчается луженая глотка рядом с этим охотником.

– Ну чего встал, не спиться сладенько до вечера? – прыснул кислотой старик и тут же потупил взгляд, устыдившись своих слов – это, пожалуй, единственный филин который и ночью на посту и днем при деле. Да и сегодняшний дохлый ворг его заслуга, не говоря уже о том, что за последние два десятка лет, каждый второй в деревне ему жизнью обязан.

– Прости старика Арн, клятый светлыми богами ночной гость перебил старческий сон, вот и говорю всем гадости с недосыпа почем зря – затараторил старейшина.

– Я по нему и говорить пришел старейшина. Горшочек ты ночью бросить хотел, а на них надежды уже мало, отогнать отгонит, но как раньше, сломя голову, бежать не будут. Да и ежели кровь учуют, могут и пересилить. Надо ведьме нашей нести, пускай опять забористей делает, да и яд на стрелы опять действовать перестает, пущай новый варит.

– Скоро она меня старика в этом вареве искупает, который раз прошу ее рецепт новый придумывать, она уж извелась бедная, чего добавить не знает…

– На то она и ведьма, чтоб травы ведать, она баба умная – придумает что-нибудь. Мое дело малое, предупредить пока не поздно.

– Знаю я твое малое дело, стаи то каждый вечер воем перекличку делают, кто где охотиться будет оповещают. Так ты своими малыми делами три колчана травленых узких стрел в лес уволок за неделю, а я двух стай на перекличке не досчитался вчера. Так что не скромничай, лучше скажи бортникам где шкуры собирать.

– Я воргов в прошлый раз с запасом набил как просили, надо будет сам еще пару принесу. А про те две стаи забудь, далеко они, не успеют наши до вечера обернуться, сгинут.

– Тфу ты, побери тебя Чернобог, я ж просил тебя – далекими вылазками не рисковать. Сам знаешь, как все бабы в деревне на тебя молятся за то, что их мужики целыми из лесу возвращаются. Сгинешь, они меня со свету сживут, и на этих двух оставшихся сонных тетерь охрану не оставишь – пожрут всех, лес листья сбросить не успеет как сожрут!

Укрытое, надвинутым на глаза капюшоном, лицо филина Арна потемнело, глаза же наоборот нехорошо сверкнули:

– До меня деревня жила не переводилась, а я раз пошел, значит мне не опасно было, да и свои у меня с ними счеты, не тебе старый охотник нас рассчитывать!

И, подцепив с земли два туго набитых свежими стрелами колчана, направился в сторону стрельбища отстреливать стрелы, чтобы отобрать себе десяток подходящих.

Барг смотрел в спину удаляющемуся охотнику, и в, очередной раз удивлялся, тому что ни поднять голос ни перечить этому филину он не в состоянии. И дело не в его высоком росте, широченных плечах или толстых как бревна руках, перевитых крепкими как дубовые корни жилами. Просто где-то глубоко, под всеми его знаниями и пониманием, что Арн обычный человек и отдаст жизнь за жителей родной деревни, его душонка трепещет перед этим человеком, трепещет от страха. Какое то животное чутье подсказывало мудрому старосте, что душа этого парня не от мира слабых людей, а от мира тех ужасных ночных чудовищ, незнающих пощады. И ему надо благодарить богов, за эту душу, поставленную на его сторону, в этой борьбе за выживание в мире жестоких богов и лесных чудовищ.

Направившись к стрельбищу, Арн посильнее надвинул на глаза капюшон – солнце поднималось выше и начинало светить ярче. Как не тренировал охотник свое зрение, приучая глаза к дневному свету, но в такие яркие дни глаза начинали предательски слезиться от буйства ярких красок. Из-за чего четкость контуров слегка размывалась, создавая впечатление, как будто весь этот яркий мир заволокло таким же ярким и светящимся изнутри туманом.

– Спасибо папа – тихо пробормотал себе под нос Арн, вспоминая своего старика, заставлявшего его каждый день тренировать слух и обоняние.

В такой солнечный день он хорошо видел шагов на восемьдесят, а дальше все начинало расплываться и прятаться за цветным туманом из переплетения ярких красок. Но уже сейчас, ловя носом ветер с той стороны, он различал троих стрелков, знал их имена, ведь в запахе каждого примешан запах своей хаты, своей хозяйки и детишек. А по запаху пота можно прикинуть кто уже давно тут трудится.

Слух тоже в долгу не остается, скрипение луков, сопение, звон тетивы и шлепки по глиняным мишеням, все это позволяет полностью дорисовать в голове картинку – кто где стоит и чем занимается.

Сейчас на поляне для тренировок была тройка лосятников. Охотники у нас всегда были разбиты на небольшие сработавшиеся группы, сами того не подозревая, приняв структуру небольшой диверсионной армии, действующей на территории, оккупированной противником. Двое из них явно отрабатывали скорость стрельбы, стараясь как можно быстрее опустошать свои колчаны, третий явно пристреливал новый комплект стрел, судя по его неторопливой стрельбе и старанию держать ровное дыхание и одинаковый вытяг на каждом выстреле.

– Здоровы будете братья – пробасил Арн проходя мимо охотников в сторону свободной мишени.

После легкого шараханья, от того что этот здоровяк опять беззвучно вырос за спинами, от стрелков последовали разнобойные приветствия. При этом все трое изобразили вежливый поклон, ни чуть не смущаясь, что собственно объект приветствия уже прошел и находится к ним не парадной стороной. Во первых глаза у него как поговаривают и на затылке растут, а во вторых он от этого только надувается, как туча перед грозой.

Арн и правда чувствовал себя неуютно, когда односельчане с тронутой сединой висками склоняли перед ним голову в приветствии, это шло вразрез с правилами уважения старших, которые прививали ему родители. Да и носились с ним все как с инвалидом каким ни будь: хату постоянно убирают без спросу, одежку постоянно новую подпихивают, старую затаскать не успевает… Вон опять мишень его берестой березовой белой выстелили, чтоб он её даже днем больше чем за сто шагов видел, даже три кружочка черных на ней углем уже нарисовали.

Да и односельчане, уже рукой махнули ему своё поведение растолковывать. Староста Барг говорит – они совести своей кланяться, в голову не бери.

Просто трое охотников стоящие рядом на стрельбище, все еще на этом свете, по его заслуге. Один из них на охоте ногу вывихнул, а друзья пока помогали, поняли, что их уже по сумеркам ворги охотят. И посему, разорванными им быть прям на глазах родных, так как только из леса выбежать к деревне и успевали, да только пятерым самым шустрым этот филин по стреле в шею засадил, после чего стая как туман меж деревьев растворилась. Дочки две у старшего этой троицы в лесу бортничали, да заплутали. Когда хватились уже поздно в лес соваться было, только Арн умудрился в ночь скользнуть в обход слова старосты, да найти девчушек раньше диких тварей. Затащил на дерево и за ночь угомонил много любителей человеченки, лезших на дерево. Одна из дочек правда заикой так и осталась, нагляделась за ночь, за то живые, на радость родителям. Да и из леса пулей вылетают теперь, как только тени удлиняться пред закатом начинают.

Для Арна это нормально, что день, что ночь, то чью-нибудь душу раньше срока к богам не пустит – мол работа такая. А для его односельчан, это дар богов да подарок небес, что все живы остались. В общем, Арн с этим бороться перестал уже, а жители деревни его благодарят так, чтоб самим перед собой не стыдно было.

Поставив Перед собой два стоячих колчана, которые напоминали, скорее, ведерки из лосиной кожи и вмещали по 50 толстых стрел каждый, филин достал из-за спины лук, и занялся его проверкой. Благодаря рычажной конструкции снимать тетиву с наших луков надобности не было, её не вытягивало, но вот все подвижные соединения, целостность плеч и тетивы, проверять надо обязательно – лопнувшая тетива может рассечь мясо на руке до кости, не говоря уже о том, как может покалечить разлетевшееся на осколки костяное плечо лука.

Соседи по стрельбищу завороженно и с завистью наблюдали за этой картиной. А причин для зависти было много…

Во первых, этот ночной страж деревни два месяца гонялся за здоровенным переростком – вожаком стаи воргов, что бы в итоге подстрелить его и сделать из его ребер этот лук. Лук Арна любой охотник в деревне мог натянуть со стрелой раз десять, максимум двадцать, дальше либо жилы в руках трещать начинали, либо пальцы на правой обещали отвалиться – настолько он тугой и мощный. Арн же, сейчас выпустит два колчана по пятьдесят стрел, а потом еще половину из них будет перестреливать раза два, три, чтобы отобрать три десятка идеальных в свой колчан.

Ну а во вторых, все стрелы были сделаны мастером Хойдом, который уже давно к охоте не пригоден по возрастной немощности, за то, теперь его все знают как лучшего мастера стрелодела в деревне. Старый Хойд делал стрелы только из лично выбранной лиственницы и, в основном, только для филинов. Охотникам они перепадали только самым лучшим и метким.

Мастер наполировывал древки до состояния гладкого женского бедра, отбирал одинаковые перья на оперение, а каждый наконечник взвешивал на самодельных весах, на одной из чашек которых всегда лежал идеальный образец. Так что охотники, получив такие стрелы, берегли их только для встречи с особо редким экземпляром, которого отпустить, ну никак нельзя.

А самое главное, пожалуй, это то, как стрелы филина улетали в выбранную цель, с непостижимой скоростью и точностью. Казалось будто стрелять для него более привычно, чем дышать. Стояло ему взглянуть на цель, и, совершенно не задумываясь, руки сами накладывали стрелу, натягивали лук и спускали тетиву. Оторопь брала при мысли – сколько надо провести времени в тренировках для такого автоматизма и расчетливости движения.

Через два часа в походном колчане красовались 20 свеженьких отобранных стрел, которые и в цель ложились одинаково и хвостом после выстрела не виляли сильно, чтоб скорость не терять.

Один из колчанов стоял на траве почти полный. Кивнув в его сторону филин сказал:

– Ждан с Пястом как из своих хат по выползают, пусть сами себе настреливают стрелы, а то за лук скоро забудут как держаться. Так что стрелы не убирайте, ежели уходить будите, а они не явятся еще, то молодого своего отправьте к ним.

– Сделаем филин, будь спокоен – ответил старший отряда.

– Да и вот еще, во втором колчане десятка два стрел старику Хойду закинете, мне щас не в его сторону, а вы мимо пойдете. Скажи старому, мол древки мягковаты, молотят хвостами по воздуху, как уж на сковороде. Да, и там с десяток на траве лежит отдельно, себе возьмите, они со срезнями летать должны шибко хорошо, узкий наконечник им легковат, а ваши в самое оно встанет.

– Благодарю Арн, у нас хойдовские стрелы в большом почете, её когда на лук накладываешь, всегда летит куда поцелил! – радостно сказал старший уходящему в сторону опушки ночному стражу.

– Знаю, только никак старый учеников натаскивать не хочет, чтоб такие в каждом колчане были. Вы, мужики, занесли бы старику рябчиков, либо поросенка полосатого. Старому Хойду лосятина уже не по зубам, а так на радостях вам глядишь да настрогает по по десятку добрых стрел то.

Охотники не успели поблагодарить филина за совет, как он перешел на бег и, спустя пару мгновений, его фигура уже карабкалась по узким тропкам на вершину стены.

– Пусть думают, что по делам слоняюсь по деревне, старейшина лишь бы не попался, не до его проповедей сейчас – думал Арн, выбираясь на плоскую поверхность стены.

Здесь он взмахом руки поприветствовал семью Солодела, которые, как раз готовили к спуску несколько шкур, обильно покрытых кристаллами соли, и быстрым шагом отправился к кромке плато. Подойдя к тому месту где плато обрывом ныряло вниз, он какое то время постоял на соленом ветру, любуясь мощью водяных великанов, раз за разом обрушивающихся на основание скалы, а затем вздохнул и пошел к противоположной стене площадки. Дубы, на которых располагались хатки, вплотную подступали в этом месте к стене и с крайнего из них, был протянут мосток прямо на стену. От этого крошечного уступчика, тянулся канат, он был привязан к деревцу, крепко зацепившемуся корнями за трещину в скале, и так, петляя между такими деревьями, он шел до самого плато, образуя тропу.

Спустился быстро, упираясь ногами в крохотные уступчики и держась руками за канат, затем, миновав несколько мостков, незаметно шмыгнул в свою хатку. Здесь в полумраке он с облегчением откинул капюшон и осмотрел свое жилище. Его небольшой домик на дереве был скорее холостяцким логовом, нежели домом – здесь не было широкой спальной полки для хозяина с хозяйкой и маленьких для детишек и не было шкафов с домашней утварью. Его жилище было очень простым – под потолком гамак из цельной медвежьей шкуры, стол со стулом для работы и стены увешанные стрелами, частями луков, ремнями, походными сумками, инструментами и вообще всем, что может понадобиться для ремонта и изготовления охотничьего снаряжения.

Не теряя времени, Арн выложил на стол отобранные им стрелы и снял со стены еще один колчан, также вывалив на стол его содержимое. Достав из одной из сумок небольшой горшочек с узким горлышком, он снял с него пробку и поставил в центр стола. И подтащив поближе странного вида подставку из оленьих рогов, сам уселся за стол. Поочередно макая наконечники стрел в горшочек, он выкладывал их сушиться на подставку, а обработав все четыре десятка стрел, он развернул подставку наконечниками к стенке, чтобы не поцарапаться об отравленный наконечник самому и занялся одеждой.

Раздевшись, он проверил всю одежду на наличие дыр или отрывающихся пуговиц и пряжек. Чательно осмотрел сапоги и переключился на проверку рюкзака, и всех ремней да перевязей. Перед самым уходом, он максимально пристально проверит свой чудовищный лук, от тетивы до колышков, крепящих рычаги к плечам.

Такому серьезному подходу к мелочам долго учил его отец, день за днем твердя ему – каждая мелочь может убить тебя, или спасти тебе жизнь. Отец, вообще казалось, был с ним всегда, сколько он себя помнил.

Когда в семье простого охотника по имени Лард, родился мальчик с оранжевыми глазами филина, его мать рыдала не зная утешения – филин был спасителем и защитником всего поселка, его и его родителей уважали все от мала до велика. Но, обычно, он не переживал своих родителей, попадая в итоге на клыки проклятых лесных демонов.

Охотники с женами цацкаться не привыкли – поревет да перестанет, как вода в голове кончится. Лард же в своей молодой жене души не чаял и, поэтому, поклялся ей, что их сын проживет свою жизнь всю, не отдав не мгновенья ни воргам, ни богам подземным, и он об этом позаботится, чего бы ему это не стоило.

С трех лет мальчик уже бегал вместе с отцом вдоль речки держа в руках маленький лук, охотился на лягушек и водяных крыс. Лард постоянно придумывал новые игры с луком для сына, чтобы стрельба мальчишке не надоедала, постоянно напоминая – не главное попасть, главное правильно выстрелить.

В итоге, к семи годам, когда охотники только начинают учить сыновей, как за лук браться, малец уже бил белку с сорока шагов первой стрелой, а когда первая стрела вонзалась в цель, вторая уже слетала с тетивы. И, что удивляло, этот маленький семилетний мальчик, всегда добивается своего, видимо не зря Лард каждый день твердит сыну – ты должен все обдумать сынок, каждая мелочь может убить тебя, или спасти тебе жизнь…

Облачившись назад в портки и жилетку с грубой кожи, Арн накинул на спину горб-рюкзак с притороченным колчаном, который он же сам и придумал. В отличие от обычных, этот был сделан из четырех узких колчанов сшитых вместе, в него и стрел помещалось сорок штук, да и болтаться они не начинали по мере опустошения оного. Надел на руки и плотно зашнуровал кожаные наручи из кабаньего панциря, попутно проверив плотно ли сидит в ножнах нож с лезвием в две ладони, пристегнутый к левому наручу.

К поясу справа и слева надежно закреплены в специальных ножнах два клыка – такое оружие у нас только филины используют, говорят давным-давно уцелевшие горняки их клювцами называли, мол солдаты такие против закованных в броню противников применяют. У нас же, это деревянная рукоять в полтора локтя с кожаной петлей со стороны рукояти и заостренным ребром ворга поперек древка с другой. Получается как кирка рудокопа с одной стороны и как молоток с другой. Филины такими воргов ловят, можно сказать на себя. Залезают на дерево со стволом поглаже, чтоб воргу медленней лезть было, и ждут стаю. Если ворг к охотнику подбирается, то он его либо тупой стороной по морде, чтобы скинуть, либо привязывает за кожаную петлю веревкой к дереву и втыкает острым концом в шею, так чтоб ворг упал и повис, не долетев до земли. Иначе его своя стая на клочки разорвет в момент. Надо ли говорить, что под такой вид охоты этих тварей и ловкость и храбрость иметь надо немалую, иначе сам добычей окажешься.

Арн проверил – легко ли достаются из чехлов клыки, еще раз проверил не шатаются ли острые ребра на древках и подбив один из клиньев сунул их обратно в чехлы. На его клыках, к слову, уже больше десяти зарубок на каждом – то ли боги его берегут, то ли он этими клыками сам как бог войны секирой орудует…

Затянув все ремни и шнуровки, он попрыгал и покрутился по комнате, и убедившись, что лишних звуков нет, и ничего не болтается, накинул на спину шкуру ворга с капюшоном, аккуратно продев стрелы в специальную прорезь. После чего вышел из своего дома и, спустившись с мостков, побежал в сторону ближайшей стены леса.

Лук и стрелы приторочены за спиной, так чтоб не повредиться, а по груди8 плечам и ногам с силой хлестают молоденькие ветки с сочной зеленью.

Любой житель деревни старался ходить по лесу не задевая лишний раз ни единого листочка. Когда сам охотишь, чтоб не спугнуть, а коль дары леса собираешь, чтоб не приманить зверя. Да и следы звериные читать легче, если с людскими распутывать не надо. Охотники, обучая своих сыновей распутывать следы, очень любили приводить их на то место, где Арн заходил в лес. А потом, с хитрой ухмылкой, выслушивали от сконфуженных юнцов версии про летающего вепря или лося, который ломился сквозь чащу как таран, но потом видимо подпрыгнул и улетел, ибо на земле ни одного следа вдруг не стало…

И сейчас филин двигался прикрыв лицо рукой, тараня молодые деревца, как бегущий лось. Хлыстающие по нему ветви оставляли на нем частички росы, блестящие ниточки паутины, и капельки зеленого сока, вместе с тем вышибая из охотника запахи человеческих жилищ, дыма и всего, что связано с деревней и может насторожить лесных обитателей. Получив достаточное количество оплеух от веток, Арн сменил походку и растворился в лесу – ни одна ветка больше не смела шуметь когда охотник пробегал рядом и, даже, листья перестали шуметь под подошвами его сапог. Казалось лес радостно принимал одно из своих созданий в свои объятья, растворяя его в себе и делая частью этого гармоничного и таинственного мира.

Лук и стрелы пусть остаются за спиной, часть амуниции вообще осталась лежать в его хатке. Он не собирается стрелять ни для добычи, ни для защиты. Ворги еще сидят по своим логовам, пережидая день, а обычные хищники давно перестали пытаться напасть на этого человека, видимо ощущая своим животным чутьем более опасного зверя в этом двуногом.

Сейчас его интересуют только следы – следы стаи воргов. Будут ли они там где он ожидает их увидеть. Но для этого нужно торопится, и следить за дыханием, потому что Арн уже не бежал охотничьим шагом, он летел – летел как тигр настигающий оленя. Его интересует овражек на границе темнолесья и старой дубравы, и тропка следов на дне этого оврага. Так далеко ни один охотник сейчас от деревни не уходит – бежать сюда надо с рассвета, а успеть только к закату на свои похороны. Но филин не обычный человек, он ночной убийца, а целью его сегодня должны стать целая стая других ночных убийц. Вот и бежит Арн как выпущенная стрела, в бешенном темпе, на который никто из его односельчан не способен, ибо Солнце давно пересекло горизонт и сейчас неумолимо катится по наклонной, намереваясь нырнуть в кроны далеких лесов и отдыхать там до рассвета.

Солнечные лучи, изредка пробивающиеся к земле через кроны деревьев великанов, начали окрашиваться в закатные цвета, а значит в лесу скоро наступят сумерки и путь назад уже закрыт.

Слабое журчание в корнях великанского дуба и, почти осязаемая, прохлада доносятся до охотника. Арн переходит на шаг и останавливается около чистейшего ручейка, прыгающего по корешкам и убегающего в ближайший овражек. Это последний шанс дать гудящим ногам отдых и перекусить перед ночной охотой, дальше будет уже не до этого.

Первое, что хочется сделать, это припасть к ручью и пить, пока в животе не начнёт булькать, вот только после такой пробежки это самоубийство – к утру захрипит горло, а к полудню начнется жар, так что пока придется довольствоваться терпким травяным настоем из фляги. Он хоть и не такой приятный на вкус как ключевая вода, зато хорошо бодрит и отлично утоляет жажду – один из очень полезных рецептов деревенской ведьмы травницы, которому она научила всю деревню.

Со скоростью белки Арн взбирается в крону дуба. Что что, а лазить по деревьям приходиться быстрее чем бегать, иначе за территорию деревни лучше не соваться. Для воргов конечно еще рано, но береженного боги берегут. Во первых, дикие коты не кидаются, если добыча не на земле, во вторых все зверье сейчас начнет бежать в сторону своих укрытий и схронов, не разбирая кустов и преград.

Стоило только филину устроиться поудобней в кроне, как в подтверждение его мыслей, под деревом пробежал здоровенный пещерник. Это зверюги в которых превратились местные медведи. От обычных их отличают здоровенные передние лапы и удлиненная голова с огромной пастью. Они выкапывают себе небольшие пещеры в скальных трещинах или между корней деревьев, чтобы нельзя было сделать подкоп сбоку или сзади. Если ворги полезут в такую нору, то нападать они смогут только спереди и по одному, а, так как пещерник одним ударом своей гигантской лапы им голову расшибает, то хитрые твари быстро смекнули, что в эти норы соваться не стоит. Но и пещерник знает, что не окажись он к закату в своей норе, и стая воргов разорвет его в мгновение ока, вот и бежит этот зверь к своей норе, не обращая внимание на присутствие запаха человека. Как впрочем и остальное зверье великого леса. Вся живность обитавшая в этих краях, либо научилась лазить и скакать по веткам деревьев, либо зарываться в землю, либо уходила на ночь на болото, как это делали лоси.

Перекусив куском вареной лосятины, завернутой в лепешку грибного хлеба и запив остатками травяного отвара, Арн прислушался к телу. Дыхание снова было ровным, ноги перестали гудеть и готовы к последнему броску на сегодня. Он в три прыжка оказался на земле, наполнил опустевшую фляжку водой из ключа и, закинув её в рюкзак, побежал в сторону примеченного им оврага.

Когда последние солнечные лучи растворялись в зеленых кронах, филин уже сидел на дне оврага и вглядывался в скрытую высокой травой звериную тропу. Так и есть, следы свежие, значит тропа патрульная и стая пробегает здесь каждую ночь. Довольно хмыкнув, Арн нашел взглядом, выбранные им заранее два дерева с пышной кроной, растущие на краю оврага на расстоянии пяти шагов друг от друга. Оба лесных великана тянулись высоко к небу и имели большой рост и толстые ветви, что давало охотнику возможность маневра. А на случай, если его стрелы будут усмирять тварей медленнее чем нужно, остается возможность перепрыгнуть на соседнее дерево – лазить и с дерева на дерево, сигать с ветки на ветку у нас с детства учат, без таких навыков в наших лесах долго не гуляют.

Подбежав к деревьям, он, подобно дикому коту, скользнул вверх по стволу и уже через пару секунд был на первой стрелковой позиции. Она давала максимальный сектор обстрела оврага и возможность уверенно держать равновесие при стрельбе.