Полная версия
2024. Белая Скала
– Эй, а ты что за чудо?
– Откуда вылез, друг?
– Триггер! Очнулся, да? Поздравляю, парень!
– Эй, рад, что ты снова в строю!
– Чего встал на пути, блаженный что ли?
– Опа, Триггер выздоровел! Ну, Лэнс и кудесник, блин!
Его ноги подкосились, и он, со стоном зажимая уши, упал на колени.
– Тише, тише, мой хороший, – голос Линды был так близко.
– Линда…
– Всё хорошо, я здесь, успокойся, милый, – шептала она, обнимая его плечи. Линда говорила едва слышно, словно стеснялась своих чувств при всех.
– Ты здесь… Прости меня, – простонал Триггер, и у него потемнело в глазах от боли в груди.
– Ты такой дурак…
«Значит, она уже всё знает? Тогда – всё…».
– Дурачок ты мой, – улыбнулась Линда, – ну, зачем пошёл один? Почему не пошёл с нами? Тебя же могли убить. Почти убили… Я так волновалась за тебя, у меня чуть сердце не разорвалось, когда я увидела тебя всего в крови!
«Она не знает! Так… Так, отлично… Хорошо. Значит, ещё не всё, Триггер. Ещё не всё…».
– Прости меня, – вымученно улыбнулся он, – я за тебя тоже очень волновался. Но мне нужно было… Я увидел, как комбины незаметно обходят вокзал… Я хотел разведать.
– Я же говорю, дурак, – покачала головой девушка, – какое же всё-таки счастье, что ты успел убежать, успел на поезд.
– Я оставил тебе записку тогда… Положил её тебе в вещмешок.
– Я храню её. Я сохраню её навсегда.
– Что со мной было? Я совсем не помню…
– Тебя ранили, и ты побежал за поездом, который шёл из города. Тебя заметил Ашкельдин и помог тебе забраться. Тебя перевязали, но когда донесли сюда, уже было ясно, что ты ум… Даже боюсь говорить это слово…
– Всё в порядке, Линда, я жив, всё ведь хорошо!
– Я выпросила, чтобы тебя полечили в регенерационной капсуле Мирового Правительства, тут таких целых две штуки осталось с тех пор, как здесь базировались их солдаты. Тебя было очень трудно подключить к ней, они же не для людей, а для синтетов… Лэнс прогнал тебя по трём сеансам. Он говорил, что остался ещё один, и ты окончательно выздоровеешь.
– Да, он явно что-то не доделал, – сквозь боль усмехнулся Триггер, – спасибо тебе. Без тебя я бы погиб.
– Обещай, что больше никогда-никогда не оставишь меня, – в глазах Линды дрожали слёзы.
Он погладил её по щеке:
– Я обещаю тебе.
Слеза всё-таки сорвалась с её щеки. Но Линда смущённо провела по лицу грязной ладонью и улыбнулась:
– А теперь пойдём обратно к Лэнсу. Нам нужно долечить тебя.
И она, подхватив его под руку, с усилием повела в старый ржавый гараж.
* * *
У Олега не было мыслей. Он словно превратился в зверя, мыслящего лишь эмоциями и сиюминутными желаниями. Он чувствовал только невыносимую боль – в голове, в груди, во всём теле. Он рвался в своём капкане, рвался вперёд – к нему, глядя только на то, как его кровь течёт всё ближе и ближе. Он что-то кричал, это были даже не слова. Он уже не различал ничего перед собой.
Над телом Руслана стояло гигантское насекомое. Муравьиный лев, издавая стрёкот, словно обнюхивал тело. Нацелился, будто готовясь прыгнуть.
– Отойди от него, – прохрипел Олег, слабо дёрнувшись вперёд, – не трогай его!
Муравьиный лев не шелохнулся, ещё больше концентрируясь для прыжка. И тут же зелёная вспышка разорвала насекомое на куски. Олег слабо прищурился, его губы что-то шептали. Он отчётливо услышал до боли знакомые звуки. Хриплые, похожие на горловое пение, но странным образом складывающиеся в речь – речь нечеловеческую. Речь вортигонта.
Когда зелёные молнии опять пронзили воздух, послышалось мерзкое хлюпанье. Рядом с Русланом появился горбатый вортигонт, разминающий кисти в боевой стойке. Его тело заметно напряглось, по спине пробежали зелёные электрические разряды. Выпадом тощих трёхпалых рук вортигонт послал ветвистые молнии в сторону ещё одного подошедшего муравьиного льва.
– Джум! Джáлла! Гулалáба!
Расслабившись и сгорбившись ещё сильнее, вортигонт склонился над телом Руслана:
– Воу!
Вортигонт сокрушённо покачал головой и поджал к себе третью руку. Его правую кисть охватило зелёное свечение, и он несколько раз провёл ею над Русланом.
– Руслан Авинов, – его хриплая речь плавно превратилась в осмысленную человеческую, – что же за беда приключилась?
– Друг… Помоги, – прохрипел Олег, машинально шаркая пальцами по песку.
Вортигонт поднял голову. Его большой, горящий рубиновым светом глаз упёрся в Олега.
– А, Ахатинов, – проговорил вортигонт, – ты цел, и это доставляет мне радость. Но вот Руслан Авинов попал в беду.
– Помоги…
Вортигонт замер, словно собираясь с силами. Сделав шаг к домику, пришелец выпустил из рук зелёные молнии и просто разнёс на куски провисшую бетонную плиту, не дававшую Олегу пролезть. Олег вдруг понял, что чувствуют звери, когда их освобождают из капкана. И почему они тут же бегут, бегут прочь, что есть сил. Почувствовав свободу, он, не выпуская из рук грави-пушку, судорожно пополз наружу по пропитанному кровью песку. Наконец, Олег склонился над Русланом. Вортигонт присел рядом, и его обе руки снова охватило зелёное свечение. Он ещё несколько раз провёл ими над ранами.
– Состояние Руслана Авинова очень тяжёлое…
– Он что, жив? – Олег с трудом и хрипом открывал пересохший рот.
– Да, – прохрипел вортигонт, – но его сущность угасает с каждой минутой.
Олег выпустил из рук грави-пушку.
– Он жив?! Его же… Насквозь… Ты должен что-то сделать… Пожалуйста…
– Моих сил не хватит исцелить его, – покачал головой вортигонт, – я позову на помощь соплеменников.
Вортигонт повернулся в сторону и издал громкий дребезжащий крик, многократно отразившийся эхом, от которого у Олега аж защекотало в ушах и носу. Через несколько секунд похожий звук послышался откуда-то издалека.
– Мои соплеменники ждут нас в нашем подземном укрытии, – сказал вортигонт через секунду, – надо отнести его туда.
Олег потянулся к Руслану, но трёхпалая рука остановила его.
– Мы будем поддерживать в нём жизнь, если Ахатинов согласится прокладывать нам путь.
Поборов себя, Олег кивнул и отступил на шаг. Вортигонт руками, охваченными зелёным свечением, подхватил тело Руслана.
– Тогда идём. Только умоляю, скорее. Друг…
Вортигонт, осторожно придерживая Руслана, решительно двинулся вперёд – через те самые ворота, ради которых Олег загнал сам себя в ловушку. Олег не отставал. Он до боли в суставах сжимал в руках своё оружие. Бледный, с выступающими каплями холодного пота, он смотрел только на бледнеющее лицо Руслана.
– Долго нам идти?
– Нет.
Вортигонт шёл чуть впереди, и они явно пошли в обход, куда-то за здание цеха.
– Поторопимся, Ахатинов, – прохрипел вортигонт, – в глубине шахты нас ждёт помощь.
От волнения инженер начал забегать вперёд, особенно, когда они дошли до входа в очередную шахту. Здесь всё было куда чище и цивилизованнее. Почти сразу же им попался старый, но на вид исправный механический лифт. Перед входом в него на полу лежало то, что Олег никак не мог пропустить.
«Монтировка… Совсем как та, моя… И чего у меня тяга ко всякому мусору? Привык я к ней что ли… Возьму. Каждый раз, когда теряю монтировку, начинается полоса невезения. Может быть, хоть теперь начнёт везти?».
И он повесил монтировку-гвоздодёр на пояс.
– Может, Ахатинов придумает, как вернуть лифт в рабочее состояние, – сказал вортигонт.
– Сейчас! – Олег оглянулся на спешащего за ним вортигонта и шагнул в лифт.
С диким скрежетом пол на миг ушёл из-под ног. Инженер со сдавленной руганью упал на пол кабины лифта, которая стремительно пошла вниз, словно сорвавшись с тросов. Он ещё не успел понять, что произошло, как кабина резко остановилась, достигнув дна.
Судя по всему, ему очень повезло – лифт упал, но глубина его шахты была небольшой, метров семь. Ушибы и боль – слишком малая плата за такую беспечность. Чихая от поднявшейся пыли, Олег поднялся на ноги, мысленно ругая себя за безрассудность. Которая теперь может стоить Руслану жизни.
– Эй! – Олег неуверенно крикнул, задрав голову вверх, – эй, друг, ты там?
– Пусть Ахатинов не волнуется, – тихо отозвалось сверху, – беды не случилось.
– Лифт сломан, я не могу послать его за вами! Жди меня там! Я сейчас попробую выбраться наверх…
– Время наш главный враг. Мы отнесём Руслана Авинова к соплеменникам другим путём. Пусть Ахатинов прибавит прыти.
– А как же я… Блин!
«Проклятые вортигонты… Хорошо, что он появился… Вортигонты… Только бы успеть! Если они помогут ему, я их всю жизнь на руках носить буду…».
Путь через затхлые тоннели шахты был ещё более угнетающим, чем за час до этого, когда они ещё шли вдвоём с Русланом. Олега бесило абсолютно всё. Бесил смрад, живущий тут, наверное, десятилетиями. Бесили тускло светящие герметичные светильники (наверное, их поддерживали в рабочем состоянии вортигонты), холодные капли конденсата, падающие прямо на голову с потолка, следы былой бурной деятельности. Причём, судя по тому, что по пути через тоннели и коридоры видел инженер, сначала здесь располагалась импровизированная база Мирового Правительства – Олег заметил терминал связи. Впоследствии это место перешло в руки повстанцев, и далее повсюду были разбросаны обёртки от сухпайков, пустые жестяные банки из-под апельсиновой газировки с наклеенными стикерами «Проект партии „Всем миром“», мусор, грязные тряпки, бутылки, почерневшие бинты.
Кто здесь проходил – то ли вортигонты, то ли отряд повстанцев, то ли прежние жильцы – было неясно, но мёртвые муравьиные львы и смердящие гнилью останки зомби красноречиво попадались то тут, то там. Попадались и живые перерожденцы, если только этих несчастных вообще можно назвать живыми. Но Олег уже расправлялся с ними без всяких эмоций. Его мысли были далеко, в его голове словно были часы, отсчитывающие обратное время: «Скорее! Скорее! Скорее!». Он не вслушивался в стоны живых мертвецов, не смотрел на их гнилую плоть, он метал в них всё, что попадалось под руку, уже даже не глядя. В конце концов, он начал просто убегать от них, воспринимая их лишь как трату времени. Зомби со стонами тянулись следом, медленно, на подворачивающихся подгнивших ногах, и, конечно, не могли догнать его.
«Быстрее! Только бы успеть… Руслан… Ты не можешь умереть, нет… Без тебя ничего не будет…».
Язвы по всему телу под костюмом болели всё сильнее, из них начала сочиться кровь. Не сбавляя темп, Олег нажал пару кнопок на дисплее на рукаве костюма, и система нанесла на тело порцию обезболивающего.
«Только бы не подсесть на это средство… Это же – наркотик, не забывай…».
Верх живота болел, его словно жгло паяльной лампой. Но ему уже было всё равно, сколько он протянет. Главное – прожить достаточно, чтобы помочь спасти Руслана и передать его Рамзесу. А там уже и умирать не страшно. Что же поделать, сам виноват. Нечего было лезть куда попало… Особенно в ядерные реакторы.
Лишь одно на миг отвлекло его, сбило с толку. Когда он второй раз наткнулся на бывшую базу солдат с терминалом, в углу среди хлама, оставшегося от Мирового Правительства, он заметил три упаковки по десять батареек. Кречетова ещё давно, проявив чудеса дальновидности, приделала к костюму отсек для батареек, и подзарядка костюма от найденных батареек не раз спасала ему жизнь. На ходу Олег принялся заряжать костюм. Быстро управившись, он зашагал дальше.
Глава 2
– Шекли! Смотри, львы!
Олег спрыгнул через пролом в пещере и оказался во вполне освещённом тоннеле с рельсами на земле. Он поморщился в лучах прожектора. Плотная стена света заслоняла собой всё – так, что едва было видно говорящего.
– Ну, ты и дурак, – подошёл второй человек, – это же Олег Ахатинов! Ворт говорил, что он скоро появится. Ну, тот самый Ахатинов. Помнишь, вортигонты когда-то давно пели: «…Ахатинов отважится взять…».
– Помню, конечно. Склерозом же не болею пока что.
Прожектор остался позади, и Олег увидел двух повстанцев средних лет, сжимающих автоматы. Их рукава украшали нашивки: у обознавшегося это был красный крест, а у подошедшего Шекли – неизменная «Лямбда».
– Олег, Руслан Авинов там, – торопливо сказал Шекли, указывая рукой в центр помещения, – ворт пытается поддерживать в нём жизнь.
Олег, без церемоний протолкнувшись между ними, поспешил к центру зала, где сияло зелёное свечение.
Это был крупный, почти круглый зал со сводчатыми потолками. Судя по всему, раньше он связывал между собой несколько шахт – их ответвления виднелись чуть ли не со всех сторон. Вверху сиротливо виднелся кусок уже ночного неба – большая дыра в потолке, видимо, служила для притока свежего воздуха и, может быть, для дополнительного света.
Вортигонт на секунду поднял взгляд.
– А, Ахатинов, – с усилием проговорил вортигонт, подбирая слова, – вот это хорошо. Дух Руслана Авинова еле держится в теле.
Олег, сжав губы, посмотрел на тело Руслана: тот лежал перед вортигонтом на железном столике, уже частично окрашенном кровью. Сердце сжалось, словно в тисках, Олег не видел ничего, кроме его лица.
«Как же это я так… Не усмотрел… Как мне жаль… Я, как всегда, невредим, а он…».
– Мои соплеменники уже на подходе, – сказал вортигонт, выводя его из раздумий, – следи, чтобы нас никто не отвлекал.
– Долго ещё?
– Нет.
Стараясь унять бешено колотящееся сердце и натянутые нервы, Олег стал прохаживаться неподалёку, рассматривая входы в соседние шахты в стенах зала. Посмотреть было на что. У каждого из тоннелей виднелись светофоры с четырьмя лампами. Напротив входов Олег заметил ещё и правительственные пулемётные турели. То, что их можно перепрограммировать, для Олега уже не было новостью – Руслан уже так делал в «Стара Прóспект»… Но тем, кто ставил эти турели, было явно скучно – турели были раскрашены. На одних были намалёваны жёлто-чёрные полосы, на других – скалящиеся акульи морды. Это невольно напомнило Олегу фотографии американских и немецких самолётов времён Второй Мировой, которые оформляли подобным образом для устрашения врага.
«Интересно, как вортигонт его „удерживает“? Что конкретно он делает? Знать бы… Может, что-то вроде искусственной комы? Но его раны, они же несовместимы с жизнью, пусть даже в коме. Не знаю… Не люблю не понимать… Ну, не колдуны же они, в конце концов? Должно быть какое-то научное объяснение…».
– Слушай, – Олег решил сменить тему, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, – такое интересное название, «Шахта имени 50-летия Победы».
И он указал на логотип, который они с Русланом видели уже много раз, оказываясь в этой промзоне.
– И не говорите, – усмехнулся Шекли, – а уж как Дорожный любил использовать тему победы во Второй Мировой войне, чтобы отвлекать людей от всей серости жизни при Мировом Правительстве. Он поначалу устраивал парады и даже сам шёл в начале колонны с портретом своего отца, который якобы умер на этой войне.
– Как это? Он же родился в 1954 году, через девять лет после окончания войны.
– А вот о том и речь, – ответил Шекли, – глядишь, ещё лет через десять, если бы не было Восстания, он бы вообще начал говорить, что он сам лично закончил Вторую Мировую войну, чтобы потом привести народ к светлому будущему под властью Мирового Правительства.
Олег только качал головой.
– Поначалу он ещё старался казаться нормальным правителем и даже пробовал как-то улучшить жизнь оставшихся людей. А под конец у него совсем фляга засвистела от собственной вседозволенности… Он уничтожил всех, кто мог представлять хоть какую-то опасность его единоличной власти на Земле. Дошло уже до абсурда. Шесть лет назад он запретил продажу бензина и прочих нефтепродуктов людям. Якобы под предлогом разумного использования невозобновляемых ресурсов. На самом деле, он просто боялся, что кто-нибудь сделает из бензина зажигательную смесь и подожжёт его.
– Тем не менее, это не спасло его от заслуженной смерти, – усмехнулся Олег, вспоминая Дорожного, падающего в самое сердце реактора.
– Эй, Олег, у Вас кровь, – сказал подошедший медик.
Проследив за взглядом повстанца, Олег почесал лоб и поднёс к лицу пальцы: на ткани его перчаток осталось немного крови и кусочки шелушащейся кожи.
«Язвы – уже везде. Вторая стадия, по всей видимости. Теперь, ещё день-два – и стану неходячим».
– Ерунда! Поцарапался, наверное, – отмахнулся Олег.
– Нет, погодите, – напрягся медик, – ну-ка, ну-ка…
Он подался вперёд, чтобы получше рассмотреть лицо инженера.
– Э, а у Вас и на шее, и на руках…
– Так, всё! Всё нормально, – отстранился Олег, – аллергия какая-то, ничего страшного, сейчас не обо мне нужно думать…
– Да нет, не похоже на аллергию, – покачал головой медик, – надо будет заняться Вами, обязательно.
– Ну, потом как-нибудь, – нехотя ответил Олег, оглядываясь в поисках темы, на которую можно было бы побыстрее переключиться, – у вас что за система тут такая?
И он указал на светофоры возле тоннелей.
– Давайте по-быстрому расскажу, – кивнул Шекли, – наши техники тут всё продумали, это наша гордость, между прочим. Наша станция стратегически важна для Белой Скалы, поэтому тут всё серьёзно. Видите эти тоннели?
Шекли подвёл Олега к одной из шахт. Здесь тоже был светофор, подключённый к проводам, уходящим в глубь тоннеля. И турели.
– Все шахты пронумерованы. Вот эта пятая. Провода уходят вглубь. Вортигонты помогли: они пробрались туда, в самые норы этих жуков, и установили там ёмкостные датчики присутствия, которые мы им дали. Датчики срабатывают, если в тоннеле кто-то появляется.
– Ну, понятно.
– Датчики подключены к светофорам. Чем больше огней на светофоре загорается, тем больше львов в тоннеле. Если светофоры светятся как новогодняя ёлка, то надо готовить пулемёты. А пока один или два сигнала, то, в принципе, можно сдержать жуков своими силами. Но надо быть начеку, в случае чего.
– Эй, Олег, – сказал медик, – ты ведь не привёл за собой хвост?
– Григгс, блин! Что ты пристал к Олегу, соображать надо иногда, – одёрнул его Шекли, – не обращайте на него внимания. Мы все на взводе из-за муравьиных львов.
– Ворт сказал, что мы достаточно далеко от их гнёзд, чтобы они нас услышали, – снова начал медик, – главное, не причинять вреда их личинкам.
– Да, но мне не хотелось бы проверять эту гипотезу на практике, – пробурчал Шекли, – у нас осталось два последних пулемёта, и те держатся на честном слове и синей изоленте. С ними, конечно, спокойнее, но всё-таки… У Вас есть оружие?
Олег только сейчас вспомнил, что у него – только грави-пушка и монтировка.
«Вортигонту нельзя мешать. Выбора нет, сдержать муравьиных львов теперь – самое важное».
И он перецепил грави-пушку на пояс за спину.
– Ничего серьёзного. Можете дать что-нибудь?
– Григгс, покажи, где у нас боеприпасы.
Медик подвёл Олега к тяжёлым железным ящикам – судя по всему, раньше принадлежавшим армии Мирового Правительства, и откинул ногой крышку. Олег азартно улыбнулся: внутри был настоящий арсенал.
– Прямо шведский стол, – довольно заключил Олег, разбирая оружие.
– Уж Вы-то в этом толк знаете…
Олег с ироничной улыбкой, устремлённой внутрь себя, уже вешал гранаты на пояс костюма и заряжал тяжёлый дробовик.
«А ведь ещё недавно я не знал, как с этим обращаться вообще. А теперь даже уже звуки выстрелов не оглушают почти… Да уж, жизнь… Мне бы халат да уютный кабинет, а не это вот всё… О, да тут и автоматы есть!».
Забыв мечты о лаборатории, инженер с энтузиазмом подхватил автомат, какими раньше вооружались бойцы «Госкавалерии». Запасные магазины привычно отправились по карманам костюма. Дробовик – за спину, на крепления, предназначенные изначально для баллонов с воздухом и дополнительных аккумуляторов.
– Начинается, – крикнул Шекли, когда у одного из тоннелей загорелся светофор и зазвенел звонок, – первый тоннель, один сигнал!
* * *
Жизнь отряда после пополнения стала интереснее. Эта станция Сопротивления расположилась в долине между гор, поросших лесом, на старой железнодорожной грузовой станции. Когда Шульц привёл сюда своих людей, все были рады долгожданной передышке – наконец-то, не нужно бежать, сражаться, выживать, не надо уносить ноги от предстоящего взрыва Цитадели. А главное – ушло изматывающее всех чувство страха.
Многие из прибывших на станцию людей покинули город впервые за много лет и буквально не могли поверить в это. Они чувствовали себя так, будто попали в райский сад. Волшебная природа вокруг делала чудеса. Тёплый ветер, пение птиц и ещё по-летнему греющее солнце излечивали лучше любых лекарств. Здесь можно было, наконец-то, выспаться, отдохнуть. Никто никуда не гнал, никто не навязывал опасные бои. Командиры сначала решили разобраться, что, собственно, теперь за ситуация. Несколько дней назад отсюда выбили последних солдат Мирового Правительства, и здесь уже был свой командир. Но прибывший сюда вместе с группой беженцев Сергей Ашкельдин быстро расставил все точки над «ё». После объединения сил здешнего отряда с беженцами был сформирован новый, усиленный отряд, и командиром решено было сделать Шульца. Предыдущий командир Джованни не очень-то возражал. Он согласился с Сергеем в том, что опыта у Шульца – больше и что Белой Скале Шульц нужен не как рядовой. Джованни именно тем и заработал свой авторитет, что не цеплялся за власть и даже не возмущался, когда его сместили и назначили помощником нового командира. Последний же, как и Линда, был искренне рад новости о том, что Триггер пошёл на поправку. Большинству же было всё равно – они были заняты: всем нужно было перезнакомиться, притереться, понять, кто с кем будет воевать в паре.
Лишь Дмитрий, как всегда, держался отдельно. Некоторые из «хозяев» станции пытались подойти, познакомиться с ним, но он был немногословен и погружён в себя. Те, кто помнил захват Земли Мировым Правительством, понимали, что такое бывает – после пережитых ужасов человек может стать на своей волне, и пока он сам не отойдёт, лучше к нему не приставать. У молодняка же оживлённое внимание вызвал тот, с кем Дмитрий прибыл сюда – живой солдат Мирового Правительства. Ещё бы: такое не каждый день увидишь. Обозлённые и униженные девятью годами рабства, люди откровенно срывали на нём весь гнев, ненависть и комплексы во время теперешних боёв, и лишь немногие из повстанцев проявляли хоть каплю гуманности и милосердия по отношению к врагу. Ничего удивительного: враг и сам изначально не имел понятия о гуманности, в прямом смысле этого слова. Бывший друг детства Дмитрия, Станислав Хромов, а ныне – сержант TDM252U2, здесь сразу стал всеобщим «любимцем». Дмитрию удалось, конечно, избежать расправы за то, что он сохранил комбину жизнь, хотя угрозы уже гуляли по толпе зевак. Но вот уберечь Стаса от суда Линча было совсем непросто. Дмитрию приходилось быть всё время рядом и волочить его на привязи, иначе толпа обозлённых сопротивленцев просто разорвала бы живого врага на части. Самогó Дмитрия не трогали лишь из боязливого уважения – Вебер, который видел парня в бою, разнёс слухи о том, что Дмитрий якобы вместе с самим Олегом Ахатиновым бежал из «Стара Прóспект». В чём, конечно, была доля правды. Командование в лице Шульца и Джованни с сомнением, но всё же приняло версию Дмитрия о том, что этот пленный сержант – якобы ценный язык, и до поры разрешило держать его в старом ржавом хозблоке. Дмитрий почти не отходил от Стаса и сидел в контейнере с ним, погружённый в собственные мысли. Расположившись возле этого хозблока на поваленных пеньках и брёвнах, несколько повстанцев отдыхали после ночного патруля и живо обсуждали странную парочку. До Дмитрия отчётливо долетало каждое слово:
– Ну, обрадовали меня, конечно, ничего не скажешь, – ворчал потасканного вида мужик в грязной жилетке железнодорожного работника, – возвращаюсь с патруля, а мне говорят: на тебе! Тут у нас в лагере теперь живёт правительственный солдат.
– А чувака этого видели? Дмитрий его зовут, – подал голос другой, доставая из кармана банку газированной воды и открывая её. Носится с этим синтетом, как с писаной торбой, не даёт ему даже в морду прописать разок.
– Да уж, я бы двинул. Но только не разок. И не кулаком, а вон тем куском рельса. Эти твари меня каждый день девять лет унижали, убивают сейчас меня каждый день, а я такого, как они, терпеть возле себя должен?!
– Я вам вот что скажу, – повстанец с банкой закончил пить и передал её товарищу, – мы тут уже больше двух недель как на войне. А если посудить, то и ещё побольше. И войну эту не мы начали. Я считаю, всё должно быть в жизни по справедливости. Око за око, зуб за зуб. Меня госкавалеристы как-то раз вдесятером избили, сломали мне позвоночник и скуловую кость. И я что теперь, не имею права избить до кровавых соплей одного из них? В меня стреляют, чтобы убить, и я, блин, не имею права выстрелить в ответ и убить?!
– Ты прав, Рон, – сплюнул «железнодорожник» после первого глотка, – всё должно быть по справедливости. Эти твари мою жену, мою Мэнди… Ты знаешь, что они с ней сделали тогда? И пусть даже этот комбин и нужен новому командиру как язык, но после того, как эта гнида расскажет командирам всё, что знает, она должна сдохнуть. Твою мать… Самым нечеловеческим способом. Как собака, да хуже, чем собака!