Вечность и Луна

Сила взвилась змеей к самому потолку, водопадом оттуда обрушиваясь на пространство, она смеялась. Бешеным хохотом раздавалась в ушах, сводя с ума. Расгард улыбался.

В шум вплелся десяток разнообразных голосов, и Расгард ощутил легкое жжение под грудью. Иной мир отзывался не только ему. Он зашипел, чувствуя, как сплетается магический поток, как он протекает сквозь его тело, уничтожая что-то внутри. Расгард не смог удержаться. С рук сошла чешуя, заменяясь новой, темно-коричневой, пылающей свежей кровью, а мир внезапно замер, замедлился, а потом стал резко терять краски, оставляя лишь туманную, темную холодную пелену. Некогда человеческие зрачки вытянулись в тонкую вертикальную линию, переставая воспринимать мир вокруг как нечто полное. Расгард поймал летящую прямо в него стрелу, и резко отбросил в другую двинувшуюся мишень. Змеи. Змий.

Еще одно заклинание пронеслось повсюду шипящим свистом, и половина нападавших рухнула замертво, оружие застучало об пол звеня. Остались только маги. Расгард поднял голову, чувствуя, а не видя, мощный объединённый поток. Темные пытались сразить его. Нет. Расгард оскалился, выставляя на всеобщее обозрение ядовитые клыки. Они пытались выжить. Поняли, с кем имеют дело. Жаль, что слишком поздно.

Его шаги не оставляли следов, только льющаяся через край сила впитывалась в трещины дерева. Только затухали свечи, еще не опрокинутые в бою. Темные паниковали. Но чем ближе Расгард подходил, тем ярче ощущал подвох.

Сзади.

Он обернулся, в последнюю секунду успевая перенаправить силу в сторону двери. В голове прозвучал чей-то предсмертный крик.

Светлые. Он понял это сразу, по одежде, по силе, по артефактам в руках, и по стоящему рядом Йохану, чьи глаза несомненно сейчас были прикованы к чешуе на чужой коже. Ее там быть просто не может. Светлые не оборачиваются, считают кощунством портить вместилище творения Аюма. Темным плевать.

– Расгард. – Вперед вышел один из светлых, Расгард не видел его лица, только горящий красным пламенем силуэт. – Так ты и правда темный.

Усмешка в чужом голосе, собирающие силу маги, он, зажатый в кольцо.

Расгард рассмеялся, замирая и выпрямляясь. Зрение стало постепенно возвращаться в норму, чешуя сползала с рук, отсыхая и отслаиваясь, новая кожа чуть пощипывала, раздражая и без того доведенный разум. Внутри оказалось очень темно: тени плясали повсюду, человек никогда не смог бы нормально разобрать что-нибудь в подобном полумраке. София осторожно, не издав ни звука и невидимая для остальных, плавно, словно извиняясь, опустилась на плечо, мазнул по одежде когтями. Она тоже ощутила угрозу от одного из артефактов, и теперь была готова драть крылья.

– Йохан. – Расгард улыбнулся. – Если ты не знаешь, они тебя тоже в покое не оставят.

– Меня? – Йохан нахмурился и опасливо покосился на стоящих рядом магов. Расгард видел, он знает. И о слежке, о недоверии, и о своей предрасположенности.

– Я не трону тебя. – Расгард раздирает запястье ногтем, слишком длинным, чтобы быть человеческим, и клянется на крови. – Я не трону тебя, но ты станешь моим.

Кровь капает, гулко разбиваясь о деревянный пол. Йохан кивает.

– Вперед! – Маг дает команду.

Свет и тьма, объединились, невиданное дело, но Расгарду сейчас плевать, в руке возникает кинжал, вены взрываются огнем, когда лезвие проходит прямо вдоль них, располосывая кожу на части. Артефакт в чужих руках сияет белым светом. Секунда. Мир замирает всего на секунду, когда последняя капля едва долетает до пола. Расгард скалится.

– Мори.

Все вокруг закрывает тьма. Артефакт сияет сквозь нее, светится белым маяком, трепещет и гаснет. Звуки гаснут вместе с ним. Только кровь стучит по полу. Только иной мир щебечет, восставая из красных разводов. Расгард проводит пальцем по руке, размазывая единственный цвет среди пустоты, чувствует в нем клятву, и наконец поднимает его, направляя куда-то вперед. Неважно, попадет он по магам или нет, сила не знает промахов. Проклятье всегда найдет цели.

Пол под ногами шевелится, из-под прогнивших досок пробиваются кровавые цветы, с их лепестков капает яд, их запах несет смерть. Они разрастаются, поднимаются выше, оплетают мир, ломают и крошат его, смывая ненавистный черный. Артефакт разбивается с жутким звуком, звенит стекло. Мир взрывается воплями. Расгард слушает музыку иного мира, чуть прищуриваясь – перед глазами все равно все плывет. Кровь тянут из него вместе с силой, он проводник для иного мира, его вечное пристанище. А кровь – это его могила. Расгард улыбается, чувствуя страх и ужас, воцарившиеся сегодня на троне, чувствуя болезненную смерть. Он почти смеется, видя, как мечется божественная сила, снедаемая его собственной. Последняя душа исчезает во мраке, и цветы втягиваются, опадают кровавыми брызгами и длинными красными полосами похожими на следы когтей. Расгард смотрит, как падают на пол бездушные оболочки. Видит замершего в ужасе Йохана, чьи щеки сейчас бледнее его собственных, а в волосах кажется появилась пара белых прядей. Пустой взгляд и нетронутое дерево у ног. Клятвы нерушимы.

Расгард отходит к ближайшему неопрокинуому столу и садиться, тяжело облокачиваясь на руки. Сил нет даже на то, чтобы залечить раны. Светлых послали далеко не последних.

– Это было невероятно. – Расгард оборачивается на чужой голос, и едва не вскакивает с места. София радостно слетает с плеча, устремляясь навстречу к оставшимся частям души. Хвазад мрачно улыбается стоя на лестнице. На нем все еще тот же серый невзрачный плащ, только теперь капюшон скинут. Расгард шипит, но не встает. Хвазад спускается сам, подходит ближе, почти вплотную, и теперь можно разглядеть его извечно спутанные черные волосы, горящие нечеловеческие глаза.

– Трапфеа. – Его голос проходиться гулом по помещению, раскатом далекого эха, и Йохан у дверей отмирает, падая на пол, а рана на руке Расгарда затягивается, не оставляя после себя и следа.

Расгард поднимается навстречу.

– Твоих рук дело? – Он кивает сам себе, не видя причин спрашивать. – Развлекаешься?

Хвазад улыбается.

– А что, нельзя? К тому же, – он садиться за стол, спихивая со скамьи чужое мертвое тело. – Тебе такие на один зубок.

Расгард не отвечает. Ему стоило догадаться. Ни один темный в этом мире не способен скрыться от него. А если… Расгард не хочет признавать, что знал все с самого начала. Не хочет признавать, что сам повелся на дурные правила игры.

– Ну как? – Хвазад достает из кармана какую-то тряпку и вытирает поверхность стола, прежде чем облокотиться на нее. Тряпка летит на пол. – Понравилось?

Его глаза мерцают в полумраке, сияют ярче янтаря, истинные глаза хищника. Расгард скалится в ответ и протягивает руку.

– Травы верни.

Хвазад смеется и жестом подзывает Софию. Та садиться на его плечо, подставляя морду под чужую ладонь. Чуть приухивает, когда ее чешут. Расгард смотрит едва не с завистью, нечаянно роняя взгляд на кулон на чужой шее. Зависть испаряется тут же, уступая место непонятной уверенности. Змеиный клык все еще там. Его часть души все еще там.

– Око за око. – Он улыбается и пальцем подзывает к себе Йохана. Хвазад смотрит на паренька с интересом, Расгард без проблем распознает в чужом взгляде понимание. Ему не надо говорить, что мальчишка остался в живых не просто так, не надо говорить, о его скрытой силе. Хвазад видит это лучше него. И улыбается. Расгард чуть хмыкает себе под нос, оглядывая залитое кровью помещение. Поворачивается к Хвазаду, внимательно, пусть и с улыбкой следящего за каждым действием.

– Я буду Рокшос. – И кажется, читающего мысли. Расгард скалится.

– Будешь жрать, что дадут.

София радостно ухает, игриво поглядывая на трясущегося как осиновый лист Йохана.

Глава 5.

– Благословенный Аюм, как же это вкусно! – Хвазад откидывается назад, отчего на его лице на секунды вздымаются тени, и громко шлепает вилку на стол. – Йохан, ты молодец.

В его сладком голосе сплошной яд, и Расгард улыбается, с прищуром наблюдая за побелевшим Йоханом. Потом переводит взгляд на Хвазада, как истинный хищник сложившего голову на руки.

– Не богохульничай понапрасну. Перед тобой два верных служителя Аюма. – Иной мир шелестит в его голосе, довольный и сытый. Хвазад запрокидывает голову назад, заливаясь смехом. В нем шорохи темных трав и раскаты горных водопадов, шебуршание переступавших диких хищников и кровь догнанной жертвы. Иной мир в Расгарде бьется в радостной агонии. Вот оно, все то, чего он так долго ждал. Великий. Сила стелется перед ним, преклоняется, услужливо раскрывая себя. Расгард млеет в этом ощущении, наслаждаясь витавшим повсюду ароматом крови. Он был пьян им. А Йохан не мог наколоть мясо на вилку в дрожавших руках. С него слетела вся спесь, вся гордость, сломленная безвольная кукла, в которой не осталось ничего кроме ужаса и зависти, такой характерной для темных.

Расгард прячет улыбку за куском плохо прожаренного мяса. Оно не жуется, но сейчас оглядывая гору сваленных в углу трупов, Йохану пришлось перетаскивать каждый, кажется, будто это нежнейший стейк. Будто это сочное мясо теленка, а не содранное с костей жилистое нечто – плоть поверженных врагов.

Расгард чувствует на себе чужой взгляд, ловит отголосок щекочущей силы, и пропускает его в себя, открывая сознание.

Хвазад отворачивается к тарелке.

«Зачем тебя послали?»

«Я думал ты знаешь». – Расгард наливает на чью-то руку немного найденного в кабаке соуса. – «Наше с тобой колдовство вылилось в нечто непредвиденное».

«Серьезно? И что на этот раз?»

«Человеческий мор. Пара деревень».

«Сильно». – Хвазад выплевывает мясо, и Йохан белеет, едва не падая со стула. – «Наверняка инквизиция всполошилась».

Расгард цокает, чувствуя, как успокаивается первичная радость встречи, как медленно течет внутри иной мир.

«Что будешь делать с парнишкой?» – Хвазад кидает взгляд на жующего Йохана, периодически опасливо косящегося по сторонам, и поворачивается к Расгарду. В его глазах мерцает огонь. – «Убьешь?»

«Нет.» – Расгард мотает головой и откладывает вилку, вытирая губы тыльной стороной ладони. – «Клятва на крови.» – Он поворачивается к Хвазаду. – «Ты же видел».

Хвазад улыбается, и тоже откладывает прибор.

«Видел». – Он встает. – Ну что, пойдем?

Расгард поднимается следом, Йохан подскакивает, едва не опрокидывая на себя стол. Хвазад лишь хмыкает.

Они выходят вместе, плечом к плечу, как в старые добрые. Йохан вываливается из кабака последним. Серое свинцовое небо все еще висит над головами, но холодная морось больше не бьет в лицо, не стучит о крыши, только хлюпает под ногами в бесчисленных лужах. Расгард замирает, разглядывая грязь, Хвазад кутаясь в тонкий плащ тащится к телеге, уже добежавший до нее Йохан спешно отвязывает лошадь.

– Эй. – Расгард поднимает голову, окрикивая Хвазада. Тот разворачивается, хмурясь. – Может снимешь?

Хвазад усмехается, оглядываясь на взволнованно замершего с поводьями в руке Йохана, и щелкает пальцами. Личина спадает. Осыпается мелкой крошкой, тяжелыми бревнами, превращающимися в пыль, звоном стекла и шорохом соломы. Они стоят посреди пустоты. Хвазад пошатывается, отчего София тут же слетает с хозяйского плеча, и взволнованно начинает виться вокруг. Расгард проходит мимо, запрыгивая внутрь. Он чувствует ужасающе великую силу, которая за секунды растворилась в пустоте по одному щелчку пальцев. Знает, что Хвазад улыбается бескровными губами, увидев его завистливо сверкнувший взгляд. Поэтому и отворачивается, когда тот залезает внутрь, растягиваясь вдоль стенки, поэтому и пихает грязным носком ботинка, чтоб подвинул свои длинные ноги. Хвазад прячет улыбку в воротнике плаща. Йохан трогает. Дорога снова начинает свой бег.

Глава 6.

– Не так. Заново.

Йохан тянется вперед, вытягивает руки, шепчет проклятья, с шелестом опрокидывающие куски реальности. Хвазад молча смотрит.

– Снова.

Расгард сидит чуть поодаль, мрачно хмурясь. Раскрытая книга в руках не впитала ни одного заклятья за долгие несколько часов, что Хвазад пытался обучить Йохана простецкому заклинанию. У того не выходило: иной мир шептался, переливался в отголосках голосов, но никак не хотел струится по чужой прихоти. Своевольный кот.

– Заново.

Йохан вздрагивает, но снова тянется вперед. Его прямые руки заметно дрожат, но Хвазаду с Расгардом плевать. Их чужой мир стелется вокруг верным псом, заинтригованным хищником, но он никак не подчиняется новой жертве.

– Не пойдет. Ты не чувствуешь его. – Хвазад отступает назад, сейчас слишком темный, чтобы быть милосердным, и Расгард хмыкает. Встает.

– Значит это не я бездарный учитель. – Хвазад молчит, смотрит хмуро и его лицо закрывают непривычные тени. Он редко становится таким перед Расгардом, но это редко всегда оборачивается либо поразительным успехом, либо смертельным ужасом.

Хвазад молча протягивает руку.

Расгард также без слов достает кинжал. Потертое лезвие, повидавшее реки крови, больше не сияет на солнце. Когда-то отданный богами, вечный спутник страха и совести. Убийца.

Расгард отступает на несколько шагов и легонько зовет силу. Он готов.

– Ты не понимаешь, что такое иной мир. – Хвазад хватает Йохана за руку, тот пытается выдернуть, сжимается, но Хвазад стоит непоколебимым воплощением решимости. Нож проходится вдоль чужого девственно чистого запястья. – А должен.

Кровь капает на траву, исчезая где-то у земли, и Хвазад отпускает чужую руку. Йохан тут же зажимает порез. Хвазад подносит нож к собственной руке, переглядывается с Расгардом, всего на секунду, им не нужно долгих объяснений, и вскрывает кожу, на которой почти не осталось места. Одни шрамы.

Земля под ногами стонет. Расгард выпускает силу, ограждает их от остального мира. Теперь есть лишь небольшая полянка, где разворачивается, грохоча и воя истинный ужас.

Хвазад стоит у края бездны, его губы шепчут неслышимые заклятья, молитвы иным богам, и иной мир откликается, восстает откуда-то из-под его ног, раскрывает пасть, готовый проглотить кого угодно по одному хозяйскому приказу. Небо чернеет, превращаясь в кровавый купол, кровь из раны Хвазада тянется вверх, к небу, сливается с силой, подпитывает ее и накрывает поляну. Хвазад закрывает глаза, пока Йохан напротив не может оторвать от мира взгляда. Тысячи голосов звучат в голове, манят погибшие души, а потом все стирает тьма. Покой. Ледяной провал пространства. Они стоят посреди пустоты, ее немые свидетели, и Расгард делает несколько шагов вперед, подхватывает Хвазада, и опускается с ним в никуда. Кровь просачивается в трещины, впитывается, исчезая бесследно, подпитывает связь.

Хвазад откидывается на чужое плечо, улыбаясь. Йохан смотрит во все глаза. Поворачивается к Расгарду.

– Вплетай. – И он вплетает. Его кровь мешается с кровью Хвазада, перенимает на себя мир, но быстро истончается. Йохан падает на колени уже через секунду, задыхается, затыкает уши, не справляясь с сотнями голосов. Песни иного мира могут сводить с ума. Они сводят с ума. Его крик вплетается в общий белый шум, гаснет, Йохан зажимает рану на руке, но кровь не останавливается, иной мир не так просто остановить. Он отбирает все.

Йохан бледнеет, складываясь пополам от боли, его трясет, и Расгард улыбается, напоследок окидывая иллюзию взглядом.

– Хватит. – Он вскидывает собственную силу, и иной мир слушается, неукротимым зверем, вплетается в пространство, отпускает. Хвазад хрипло смеется, но не двигается. Кровь все еще течет из разодранных вен, но уже слабо, тоненькой струйкой. Расгард снимает завесу. Снова солнце. Снова поляна с зеленой травой. Только повсюду черные горелые полосы и стойкий запах прогорькой полыни.

– Трапфера. – Хвазад аккуратно садится на земле, его ощутимо покачивает, да и наверняка в ушах стоит заглушающий все звон, но он все же залечивает им раны и пытается подняться. Расгард не спешит помогать, смакуя на языке непривычное заклятье. Оно отдает сладкой мятой и кислотой переспевших ягод. Слишком живое для темной магии, но заточенное под нее. Нейтрализующее.

– Понял? – Хвазад смотрит на тяжело дышащего Йохана, поднимается на ноги, едва не падая, Расгард не поддерживает его и на этот раз, просто хмыкает, отворачиваясь.

– Будь благословлен Аюм, если он что-то там понял.

Хвазад игнорирует его колкость и ждет пока Йохан кивнет. Пока не поднимется следом. Пока не перестанет дрожать. В нем что-то изменилось, и Расгард не может отрицать, что он наконец-то дождался. Встреча с иным миром – величайший соблазн и величайшая награда. Теперь Йохан на полшага ближе к бездне.

Йохан смотрит не прямо, а как-то волком, исподтишка, но Хвазад уже получил свой ответ. В его голосе шелестит забвенная ночь.

– Вы еще встретитесь.

И Йохан ему безоговорочно верит.

– А теперь давай сам. – Хвазад пошатывается и снова опускается на землю, сам того не замечая, потирает порезанное запястье. Йохан кивает молча, с трудом переминается с ноги на ногу и вытягивает вперед руку. Расгард зевает.

– У него не выйдет. – Хвазад молчит, пытаясь не отключится прямо там, а Йохан поджимает губы. Расгард больше чувствует, нежели видит его недовольство, обиду, злость и зависть. Иной мир щебечет, улавливая эти эмоции, и пусть сам Йохан того сейчас не осознает, они – лучшая подпитка для мира, слаще любого меда и пьянее самого крепкого вина. Бегущее по венам раздражение превращается в силу, обида питает и манит, злость направляет, а зависть уничтожает врагов. Расгард чуть улыбается, чувствуя пока слабый, но уже наметившийся проток между тканями миров. Сухое русло, в которое скоро хлынет слепая сила.

– Неплохо, светлый. Неплохо.

Йохан озадаченно оборачивается, хмурится уже почти привычно, и явно недоумевает с чего удостоился похвалы. Расгарда щекочет нотка злости. Он не хочет объяснять очевидного. Скашивает глаза на Хвазада рядом и поднимается, бросая больше ему, нежели Йохану.

– На сегодня хватит.

Хвазад улыбается и закрывает глаза, София тут же пристраивается на его плече немым стражем. Йохан все еще хмурится, но не противится, опускает руки, размазывая подсохшую кровь по ладоням. Расгард поднимает с земли брошенный гримуар. Ловко кидает его Йохану. Ворчит.

– Надеюсь читать ты умеешь.

– Куда уж без этого.

Йохан шипит в ответ, и Расгарду закрадывается нелепая мысль, что стоило бы помочь ему с первым обращением, но он гонит ее прочь, чуть пинает Хвазада по ноге, проверяя правда ли тот заснул. Хвазад не шевелится, так и сидя на земле безжизненной статуей. Только София недовольно тихо ухает и машет мягкими крыльями. Уснул.

– Позаботься о своем создателе, тварюга проклятая. – Он отходит в сторону, краем глаза замечая, что Йохан устроился прямо на земле с гримуаром, хмыкает себе под нос и потягивается, ощущая щекоткой на коже зов иного мира.

– Трапфера, да? – Новое заклинание отзывается чем-то неуловимым, воздушным и светлым, и иной мир предлагает свой ответ, до которого наконец-то дошел. Расгард слушает его песнь, улавливает три переливчатых голоса, считает напевные слоги, складывает их воедино, облекает в слова. – Так не пойдет.

Он садится на землю, скрещивая ноги и опуская на локти голову. Закрывает глаза. Слушает.

Мир вокруг поет сотней неслышимых человеком голосов. Мир вокруг двигается и дышит. Мир вокруг живет в миллиардах ипостасей: листок на дереве, травинка под сапогом Расгарда, ползущий где-то жук, полеты птиц над головой и ночной ветер, рыба в океане, первая капля дождя и призрачный рассвет. Мир живет, дышит и вьет свою полную силы песнь. Но Расгард не слышит ее. Просто знает, что она есть, и что она – необходимый противовес. Его мир не ластится солнечным лучом, не обдает прохладой в жаркий день, он выжигает даже пепел, замораживает кости и проливает кровь. Его мир поет криками убитых и плачем несчастных, его мир прячется в тенях и едком дыме пожаров, проскакивает между болезненных слов, слышится в каждом ударе топора о плаху, в треске костров инквизиции, и смеется, смеется… Его мир – это обратная сторона, и он не способен создавать, лишь разрушать. Лишь насмехаться.

Расгард разбирает заклинание Хвазада на составляющие, наблюдая, как реагирует невидимое на тот или иной слог. Легкая дрожь, холодок на кончиках пальцев, звучащие громче или тише голоса. Все не то. Каждый раз ответ срывался, затихал в отголосках, прятался и не хотел проявляться в конечной форме. Расгард открыл глаза, задумчивая пощипывая траву. На плечо почти бесшумно опустилась София.

– Работаешь над оборотом. – Хвазад подходит так же беззвучно, как частица его души, садится рядом, подбирая под себя ноги, кивает. – А мальчишка твой не так плох. Не ожидал от светлого такой зависти.

Расгард скашивает глаза – Йохан перелистывает страницы гримуара и что-то бурчит под нос, с такого расстояния не слышно, но Расгард чувствует неумелые потуги, заклинания никак не хотят ложиться на язык, но иной мир уже приветствует их. Их и своего нового хозяина.

– Если ты не знал, среди светлых рождается больше всего темных.

– Знаю. – Хвазад срывает какой-то цветок, крутит его в пальцах и молчит какое-то время. – Они просто мастера ломать жизни.

Расгард хмыкает, вспоминая.

– О да. – Смотрит на Йохана. – В нем много зависти. Хороший материал.

Хвазад тоже смотрит на мальчишку, думает о чем-то своем, а потом щурится, словно что-то замечая. София ощутимо вздрагивает. Расгард понимает в чем дело, только когда Хвазад поднимается, широкими шагами направляясь к растерянному парню, встает следом, отряхивая подол плаща.

– Придурок. – Он с размаху дает Йохану подзатыльник, пока Хвазад вертит в руках гримуар. – Не умеешь не берись, твою за голову.

Йохан отшатывается и смотрит волком, но оба мага знают, раскаяния не испытывает. А может даже не понимает, что натворил. Хвазад хмурится и качает головой, передавая книгу обратно владельцу. Расгард начинает закипать.

– Пять лет трудов из-за тебя, пес, насмарку. – Расгард почти рычит, разглядывая кровавые пятна на страницах, Хвазад наклоняется за чем-то на земле. – Да что б тебя на костре инквизиции сожгли.

– Не кипятись. – Хвазад распрямляется, поднимая с земли несколько каких-то цветов и листиков с травинками, по его немому зову София присаживается на плечо, а потом слетает, исчезая в ткани пространства. – У светлых другие методы.

Расгард это знает, но не злиться не может, хотя больше не ругается, потому что видит, Хвазада тоже не устраивает вся ситуация. И еще он что-то придумал. Что-то, от чего веет тьмой и страданием.

София вернулась через несколько мгновений, в ее клюве был зажат небольшой мешочек. Хвазад потрепал птицу по голове, и она слетела куда подальше. Он развязал тесемки. Расгард оскалился, достал кинжал, проколол палец.

– Руг. – Травы в руках Хвазада сгорели, оставив сизоватый дымок, который тут же втянулся в мешочек, в небольшой, вывалившийся в раскрытую ладонь полупрозрачный камень. Расгард сделал шаг вперед – Йохан отшатнулся. Кровь с пальца бежала по руке, и Расгард, схватив непокорного парня за волосы, вывел на его лбу красный знак.

– Файно. – Сила взвилась, потянулась к камню, отчего тот замерцал, а потом устремилась на зов, вобралась в кровь, напитала символ. Йохан рухнул к их ногам безвольной куклой. – не думал, что ты решишься так его наказать.

Хвазад хмыкнул, присаживаясь на корточки перед Йоханом и проверяя, дышит ли тот. Убедившись, он поднялся, пряча камень обратно в мешок и отдавая его Софии – та тут же исчезла.

– Даже я ценю гримуары, знаешь ли.

Расгард усмехается и разворачивается, направляясь к повозке.

– Ненавижу светлых.

Хвазад за спиной смеется.

– А кто их любит?

Расгард улыбается, закидывая испорченный гримуар в телегу. Опирается об ось бедром.

– Аюм.

Хвазад улыбается в ответ. Секунды они так и стоят: друг напротив друга, улыбаясь как самые обычные люди, но всего лишь секунды. Каждый отворачивается, принимаясь за свои дела: Расгард роется в телеге, среди кучи тряпья, раскрытых мешков со скудными припасами, пытаясь отыскать чернила с пером да пачку измятых листов; Хвазад с чем-то возится за спиной, может играется с Софией, Расгард не видит, а когда разворачивается, тот стоит рядом, также заглядывая в телегу.

– Трапфера. – Его рука выуживает из одного из мешков яблоко, а полные силы слова слетают с языка так же просто, как и всегда. Рана на пальце Расгарда затягивается моментально, пусть в этом и не было необходимости, она уже сама давно не кровоточила, но Расгард понимает. Чувствует, как играют слоги заклятия, как протяжно и мелодично переливаются. Он понимает, тоже достает яблоко, надкусывает. Хвазад уходит, больше не говоря ничего, дает время, и Расгард, смиряя раздражение запрыгивает на край телеги. Повторяет чужое заклятье. Иной мир отзывается, как и в прошлый раз, только теперь у него есть интонации, скрытые пути, по которым в слове течет сила. Расгард быстро находит ответ.