Пеликаны. Смертельный поединок

– Я люблю вас и свою сестру, – продолжал брат, – и приму любую участь.

– Молодец, сын, – похвалила мать, а отец даже встал, чтобы обнять его.

– Латика? – разжав объятия, он посмотрел на меня. Нейт тоже. При этом издевательски поднял одну бровь. Уж я-то знала, что спектакль, разыгранный перед родителями, всего лишь лживая игра. У моего брата множество полезных талантов, но я тоже не совсем обделена ими.

Я умею говорить правду.

– Это бесчеловечный и жестокий обычай, – проговорила я сквозь зубы, поймав обескураженные взгляды моего семейства. – Не по своей воле я вынуждена участвовать в поединке, но завтра… – я сделала паузу и облизала губы. – Завтра умру либо я, либо обычай племени Пеликанов.

Мать вскочила со стула.

– Латика! Ты можешь хотя бы в такой момент вести себя достойно дочери вождя?

– Спокойно, женщина, – поднял руку отец. – Мы здесь уважаем мнение каждого члена семьи. Только запомни, дочь, в традициях наша мощь, мудрость и непобедимость.

Не в силах больше слушать эти речи, я вылетела из столовой, сбежала по ступенькам, толкнула тяжёлую дверь, выскочила на площадь и врезалась… В Эрина.

– Латика? – прошелестел над моей макушкой тёплый голос, пока я медленно поднимала голову.

Наши взгляды встретились, и моё сердце чуть не выпрыгнуло навстречу его ясным серым глазам, глядящим на меня из-под густой тёмной чёлки.

– Латика! – с крыльца долетел голос брата. – Вернись немедленно!

– Что случилось? Почему Нейт в бешенстве? – спросил Эрин, взяв меня за плечи, а я еле-еле сдерживалась, чтобы не разреветься. Но никто не должен знать о дне поединка. Таковы правила.

Я замотала головой, по лицу Эрина тенью поползла тревога. Возможно, он догадался.

– Тебе лучше идти, – тихо сказал Эрин, кивая в сторону моего брата, и я последний раз взглянув в его глаза, уставилась на свои сапоги и побрела к высокому крыльцу, где стоял, сложив на груди руки, Нейт.

– Нам запрещено покидать дом, – процедил он. – Не пойти ли тебе к своему наставнику, сестра, чтобы он в очередной раз призвал к порядку твои мозги? Хотя, о чём я говорю? Они у тебя разве есть?

Я метнула в брата гневный взгляд, крепко сжимая кулаки при этом. Он смотрел на меня сверху вниз, пока я шла по лестнице, превозмогая на каждом шагу дикое желание развернуться и рвануть отсюда, чтобы никогда больше не видеть никого из них.

При мысли, что я и Эрина никогда больше не увижу, кольнуло в груди, и я вцепилась в рубашку, комкая её на себе.

Нейт усмехнулся.

– Заносчивая скотина, – пробубнила я себе под нос, проходя мимо него к двери. Он услышал, и в следующую секунду я уже шипела от вонзившихся в спину бугорков на стене.

– Ошибка природы, – вполголоса сказал Нейт, продолжая вдавливать меня в камень. – Если бы у меня был брат, я счёл бы за честь убить его в «братском поединке». Что же касается тебя… Это будет всего лишь моей повинностью. Ты бесполезное, безмозглое создание, Латика, – выговорившись, он отпустил меня и кивком указал на дверь.

Я, скрипя зубами, удержалась от ответа, вошла в дом и направилась к наставнику.

Тарвос сидел на ковре в окружении свечей.

– Тебе лучше посвятить остаток вечера медитации, девочка.

– Да, наставник, – смиренно произнесла я, усаживаясь напротив.

– Я заварю чай, – Тарвос поднялся. – Он поможет тебе хорошенько выспаться. А пока откинь все лишние мысли. Есть только ты и твоя судьба. Услышь её и прими то, что она скажет. Иногда выбираем не мы, а нас, но в конечном счёте торжествует справедливость и наступает равновесие, – голос наставника убаюкивал. Сейчас он был не тем, кто гонял меня до пота и крови по площадке, ронял в грязь, каждый раз заставляя подниматься, обливал ледяной водой и отправлял бегать босиком по снегу. Я благодарна ему за всё, и мне жаль его подводить. Он не виноват в том, что я выросла трусливой, что я не желаю испытывать эту свою судьбу, не желаю смотреть смерти в глаза.

Я уткнулась в чашку, вдыхая поглубже горячий пар. Мне бы хотелось сейчас попросить у наставника прощения, но я не имела на это права.

– Пей, Латика, я оставлю тебя на пару часов. Тебе нужно побыть наедине с собой.

Я промолчала. Наставник прав. Наедине с собой. Я ещё раз прокрутила в голове план. Он не был безупречен, но я просчитала всё до секунды. Оставалось дождаться ночи.

Когда Тарвос вернулся, его шаги разбудили меня, и я наскоро пригладила волосы и приняла сидячую позу, но от него не ускользнул мой заспанный вид. Глаза протереть я даже не успела, а ещё я больно лежала щекой на завязках рукава, и на коже образовался ощутимый на ощупь рубец.

– Опять проспала всю медитацию. Ты неисправима, Латика, – покачал головой Тарвос.

– За это ты меня и любишь, – я попыталась улыбнуться, и наставник смягчился. Вечерами он всегда был покладист и нежен со мной. В отличие от утренних часов, когда в него вселялся настоящий бык. Того и гляди зарядит копытом, только посмей не выполнить задание. Однако и от быка мне удавалось сбегать, а вернувшись под вечер, я, как правило, заставала его уже в добром расположении духа.

– Отправляйся спать, девочка. Восстанови силы. Они у тебя есть. У тебя есть всё, чтобы побеждать, – ох, как я не любила эти его высокопарные фразы. Они всегда выжимали из меня слезу. Вот и сейчас я смахнула её с ресниц.

Тарвос щурил светлые глаза, всматриваясь в моё лицо. Он улыбался, и вокруг глаз разбегались в стороны морщинки, но во взгляде залегла грусть, будто наставник уже прощался со мной.

Я была не первой, кого он терял. Во время стычки с племенем Ворон у Проклятого леса погиб его сын. Тогда беспощадный воин Тарвос пожух, как осенняя листва, но жизнь продолжалась, и он попросился у вождя в наставники к его младшей дочери. Здесь его беспощадность попёрла с новой силой, и злоба, что предназначалась для «ворон», день ото дня выплёскивалась на нерадивую ученицу. Однако в очередной раз размазывая по лицу грязь, смешанную со слезами, обрабатывая синяки и ссадины, оставленные его деревянным мечом на моём теле, я чувствовала любовь наставника. Любовь и желание сохранить мою жизнь.

– Спасибо, наставник, – прогнусавила я, и это было всем, на что я оказалась способна в такой момент. В момент нашей последней встречи.

– Латика, – он коснулся ладонью моего плеча, тонкие губы пожилого, но всё ещё одного из самых сильных мужчин, каких я знала, дрогнули.

– Тарвос, – я коснулась его плеча в ответ и улыбнулась, как можно более обнадеживающе. Пусть он видит, что я не сдамся, что я верю в победу, что я не боюсь и не прощаюсь, а потом я повернулась к двери и сжала губы до боли, чтобы они не скривились в гримасе рыданий.

Ошибка природы. Я даже попрощаться нормально не научилась. Нужно было чаще посещать уроки этикета. Вздохнув, я покинула комнаты наставника. Предстояла еще встреча с няней.

Она ждала меня в хорошо проветренной и убранной спальне. Свежая постель поблёскивала в мягком лунном свете, и хотя выглядела идеально ровной, как корочка льда на пруду, няня в который раз приглаживала невидимые складки ладонью.

Мы обе сейчас старались делать вид, что ничего не происходит, что это всего лишь обычный вечер, но она уже знала о поединке. Наверное, мать предупредила её, ведь домашним разрешено сообщать об этом.

– Я уже приготовила тебе ванну, – сказала няня будничным тоном, но настолько тихо, насколько возможно, чтобы скрыть дрожь и слёзы в голосе.

– Да, спасибо, – бросила я небрежно, следуя в моечную мимо склонившейся над кроватью женщиной.

– Что… – услышала я за спиной и остановилась, прежде чем закрыть за собой дверь. Обернувшись, я увидела, как няня стоит, сжимая в руках подол фартука. – Что приготовить тебе на завтрак? – спросила она ещё тише. Она крепилась изо всех сил, я видела блеск влаги в её глазах, видела, пятна, ползущие по коже лица, и как покраснел кончик её носа, поэтому быстро отвела взгляд, молча дёрнула плечами и скрылась за дверью.

Мне бы хотелось сейчас обнять её, сказать, что всё будет хорошо, что это всего лишь испытание судьбы, и я его пройду. Все проходят. Все, кто был до меня и будет после. Хотелось произнести какую-нибудь возвышенную фразу, которая успокоит её, заставит принять всё, что ни произойдёт, но я сжала кулаки, прислонившись спиной к двери и сделала несколько глубоких вздохов, чтобы удержать непрошенный поток в себе. Няня не должна видеть меня с заплаканным лицом. Я дочь вождя. Недостойная дочь.

Переждав накатившую волну, я скинула одежду и забралась в ванну. Тёплая вода приятно расслабляла, но сейчас мне это было ни к чему, поэтому, хорошенько вымыв волосы, я замотала их полотенцем и вернулась в спальню, закутавшись в халат. Няня уже ушла. Чистую одежду на завтра она не приготовила, значит, собиралась прийти с утра. На кровати лежала только белоснежная ночная рубашка.

Я открыла сундук и достала бельё, чёрную рубаху и такие же штаны. Надела сапоги, пристегнула пояс и сев на пол возле кровати, стала ждать, глядя в окно. Время текло медленно, растягивая пытку ожиданием. Иногда меня потряхивало от мыслей о том, как часы пробьют два раза, и я открою окно. Как потяну за неприметную верёвочку, свёрнутую в углу, и спущу с крыши конец прочного каната, как повисну на нём между окнами и, упираясь ногами в стену, поднимусь на крышу и скроюсь за парапетом.

Всё должно получиться. Я проделывала это уже много раз.

Дверь отворилась.

Меня бросило в жар, я с трудом удержалась в прежней позе, чтобы не выказать паники тому, кто вошёл в мою комнату.

Мать? Нет, обычно её походка тороплива и легка.

Отец? Нет, его шаги были бы тяжелее.

В животе что-то ухнуло вниз.

Нейт.

Что он здесь забыл? На моём лице выступила испарина, но я не шевельнулась. План и без того грозил сорваться, не хватало ещё выдать себя раньше времени. Но брат никогда раньше не входил в мою комнату. Так зачем же он заявился теперь?

Он, тем временем, подошёл, посмотрел на меня долгим взглядом и сел напротив, прислонившись к стене. В отличие от меня он не переоделся. На нём была всё та же светлая рубашка и кожаный жилет, штаны и высокие сапоги. Чёрные блестящие волосы были убраны в хвост. На поясе поблёскивал рукояткой кинжал.

Я изобразила самое безразличное лицо, какое только могла.

– Не спится? – спросил Нейт. – Мне тоже.

Дальше последовало молчание. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Я вслушивалась в тиканье часов, а моя голова то и дело норовила повернуться и посмотреть на стрелки, и я с трудом сдерживалась.

– Знаешь, Тарвос никогда не жаловался на тебя отцу, – изрёк мой правильный и до блеска чистый в своих помыслах и деяниях брат, – но я-то знаю, что ты частенько прогуливала занятия, равно как и уроки, чтобы поразвлечься. Тебя не раз видели в компании Мэта, этого пустоголового сына кожевенника и его подружки.

Я посмотрела ему в глаза. Чего он хочет?

Тик-так. Тик-так. Часики-то тикают. Как бы не хотелось мне сейчас отбрить любимого братца, я решила не вступать в разговор, чтобы он поскорее убрался отсюда.

– А твои похождения по трактирам? Думаешь я ничего не знаю? – прищурился Нейт, а я сжала губы, чтобы спрятать улыбку.

Однажды мы с Бербой стащили у её матери краски, которыми она мазала лицо, когда выступала перед публикой со своим театром. С их помощью мы, как смогли, придали себе более взрослый вид, оделись в материны же платья и отправились в трактир, чтобы повеселиться. Мы немного потанцевали, а мужчины наливали нам вино. Да, посмеялись мы потом на славу. Правда, перед этим, Тарвос за косы вытащил нас оттуда и заставил меня в наказание пробежать тысячу кругов по двору. Я бегала всю ночь и рухнула прямо на пороге, где и уснула.

– Смотрю на тебя и ничего… Понимаешь?  Пустота, – Нейт покачал головой. – Будто никого и нет.

– Бом, бом, – пробили часы, и я вздрогнула, наверное, слишком заметно. Время пошло. Жар снова пополз по телу, рубашка прилипла к спине, но я упорно продолжала смотреть перед собой и не позволяла себе поддаваться на попытки брата вывести меня из себя.

Он встал и наклонился ко мне, коснулся пальцами подбородка, заставляя поднять на него глаза, долго всматривался в них. Мне даже показалось, слишком долго. И слишком много раз уже успели протикать часы за моей спиной.

– Ты ничтожество, Латика. Я просто в очередной раз в этом убедился. Ложись спать. Не хочу, чтобы наш бой закончился за две секунды.

Я сжала кулаки.

– Хочешь растянуть удовольствие?

– Хочу подольше тебя помучить, – он усмехнулся и неторопливо вышел.

Я посмотрела на часы.

Проклятье! Мне придётся действовать в два раза быстрее.

Времени на страх не осталось. Если я задержусь ещё немного, план окончательно рухнет. Я выверила каждый шаг ночных караульных, каждую тень в конкретный лунный день и конкретный час. О, да! У меня было на всё это очень много времени, ведь я знала, что мне предстоит с честью умереть от руки брата, с тех пор как научилась понимать человеческую речь.

Сейчас или никогда! Ещё две минуты, не более, тень от башни будет падать на стену дома, что поможет мне выскользнуть из окна и перебраться на крышу незамеченной.

Я открыла окно и взобралась на подоконник. Прохладный влажный ветер остудил разгоряченное от переживаний лицо. Встав на цыпочки, я дотянулась до неприметной верёвочки и потащила на себя, с крыши упал конец выкрашенного в чёрный цвет каната. Подёргав, я убедилась, что он всё ещё крепко привязан к шпилю, на котором крепился флюгер, и схватившись руками как можно выше, оттолкнулась от подоконника и повисла на канате.

Раз, два, три, четыре, пять, шесть.  Пальцы хватаются за парапет, я подтягиваюсь на руках. Они дрожат. Я скребу ногами по стене. Капля пота сползает по виску. Хвала Тарвосу! Переваливаюсь за парапет и шумно и часто дышу, лёжа на спине и глядя на звёзды.

Первый этап пройден. Конечно, я рассчитывала время на то, чтобы как следует замести следы своего побега, чтобы надолго оставить всех в неведении, но теперь у меня был небогатый выбор: бросить всё, как есть, и бежать, пока караул не вывернул с расходящихся в стороны от площади улиц, или завтра умереть.

Выбор был очевиден, поэтому я ползком пересекла крышу, проверила на прочность ещё один чёрный канат и свесилась через парапет с другой стороны дома, скользя между окнами.

Петляя среди дворовых построек, я неслась в сторону Крысиного переулка. Караульные никогда не совались в него, да и повстречать там в это время кого-нибудь из жителей практически невозможно, а миновав его, оставалось лишь пересечь узкую речушку и скрыться в можжевеловой роще.

Но сорванный план не так-то просто залатать, как было.

Стоило мне добраться до реки, как я услышала голоса и вместо того, чтобы перебежать речушку по мосту, нырнула под него, чуть ли не кубарем скатившись с обрыва, и спряталась, стоя по самые ножны в воде, вдыхая запах нечистот из сточной канавы.

О, нет…

Путешествие мокрой курицей не входило в мои планы. Едва не сорвавшись на слёзы отчаяния, я вспомнила о богатстве своего выбора: умереть завтра в поединке или попытаться выжить в Проклятом лесу.

Я сморгнула слезинку. Шаги над головой заставили задержать дыхание.

– Думаю, уже скоро, – сказал незнакомый мужской глухо звучащий голос.

– Да, но будет ли с ним справиться проще? – этот голос показался мне знакомым, но его обладатель нарочно говорил почти неслышно.

– Определённо, он ещё щенок.

Кто «он»?

Сердце забилось быстрее, хотя минуту назад мне казалось, быстрее некуда. Почему-то сразу в мозг закралась мысль о брате.

– Но Тарвос…

Дальше я не расслышала. Хотелось вылезти и красться следом за этими людьми, которых я так и не узнала. Причём здесь мой наставник? От нахлынувших мыслей, толкающихся теперь у меня в голове друг с другом, я даже забыла, что стою в холодной воде, от которой уже вот-вот начнёт сводить ноги. Я всё равно ничего не выясню сейчас, а если меня завтра убьёт родной братец, я тем более никогда и ничего уже не выясню, так что я отринула все сомнения и раздумья по поводу непонятых мною фраз и неузнанных голосов и на четвереньках выползла на берег, озираясь по сторонам, пригнувшись, перебежала через мост и юркнула под раскидистые кроны можжевельника.

Пробежав чуть вглубь терпко пахнущих зарослей, я остановилась и прислушалась к тишине.

За можжевеловой рощей узкой полосой пролегла окружная дорога, погружённая во тьму, как и всё вокруг, поэтому я быстро пересекла её и бросилась через поля, засеянные рожью, туда, где начиналась заросшая репейником пустошь, а дальше самым настоящим исполином вставал Проклятый лес. Моя возможная смерть, но и моя надежда.

Уставшие ноги заплелись, и я рухнула в колосья. До леса оставалось шагов триста. Шумное дыхание перемешалось с окружившим меня ярким шелестом потревоженных зерновых, я лежала и гадала, через сколько времени дом оглушат крики: «Латика сбежала!» Поднимется настоящая шумиха. На улицы выйдут десятки воинов и собак. Они обшарят каждый грязный угол, а потом кто-нибудь нападёт на мои следы, которые я не успела спрятать, и пустится в погоню. Всё же меня не оставляла надежда, что в лесу никто не станет меня искать. Но что, если они решатся?

Впрочем, у меня была забота поважнее. Не сгинуть в трясине, не погибнуть в лесу, преодолеть свой страх, достичь той стороны.  А там, я слышала, лежит огромное озеро, что простирается до самого горного хребта, и на его берегах живут озёрные люди, промышляющие рыбой.

Никто из племени Пеликанов не пересекал Проклятый лес, но однажды к нам забрёл странник, что пришёл из-за реки. Он и рассказал мне об озере. С тех самых пор, узнав, что где-то есть место без гейсов и поединков, где каждый может жить, как хочет, где каждого готовы принять в свою большую семью, я и загорелась идеей побега.

Чтобы обойти то озеро, понадобится много дней и чуть меньше, чтобы переплыть его на лодке, а преодолев горы, можно открыть для себя новый мир: свобода, удивительные пейзажи и бескрайний океан. Океан мечты.

Тряхнув головой, я резко села. Тоже мне, размечталась в двух шагах от смерти. Выживи, а потом мечтай. Вытянув шею, я осмотрела поле.

Но сначала уловила запах.

Костра и мяса.

Кочевники…

Они появились из темноты, как два демона смерти. Издалека их шапки со звериными мордами и накинутые на плечи шкуры создавали впечатление силуэтов в плащах и капюшонах, и лишь когда на них попал голубоватый свет луны, я различила усатых мужчин. На поясах и в руках блеснуло железо.

– Э! О!

– О-эй-о!

Я не разобрала слов, только эти обрывистые звуки, потому что в этот момент, развернувшись и даже не выпрямляясь в полный рост, рванула к лесу. Что-что, а бегать я умела, но именно теперь мешок показался мне слишком тяжёлым, он больно лупил по спине и тянул плечи книзу. Ноги после недолгого отдыха тоже никак не хотели работать в полную силу, я задыхалась, спотыкалась, но продолжала бежать. Я слышала крики мужчин, чувствовала дрожь земли под их тяжёлыми ногами, она гнались за мной. Справа от меня в землю воткнулось копьё, и я припустила быстрее. Если бы они хотели меня убить, то не промахнулись бы. Они хотели лишь напугать. Им это удалось. Сердце пропустило удар и забилось, как залетевший в кувшин мотылёк. Ещё чуть-чуть и оно просто вырвется наружу через моё окаменевшее от жажды и страха горло.

Казалось, один из мужчин немного отстал, потому что его голос доносился издалека, но второй уже почти догнал меня. Я чувствовала, как он дышит мне в спину, и не смела ни оглянуться, ни притормозить. Перескакивая через коряги, отшвыривая попадающиеся на пути шарики перекати-поле, я уже мчалась через пустошь, и лес распахивал свои объятия. Я никогда не думала, что буду нырять в его кромешную тьму с таким облегчением.

Выхватив в последних серебристых полосках света, что смогли проникнуть сюда, стену кустарника, я влетела в него и сразу же напоролась ногой чуть выше колена на что-то острое.

– М-м-м! – замычала беззвучно, рванула, едва не закричав от боли, чувствуя, как распоролась кожа, но не остановилась, а продралась сквозь кусты, раздирая лицо и руки, упала, споткнувшись, перекатилась через мешок и замерла, вжавшись в землю, цепляясь ногтями за влажный мох.

Сердце било по ушам, и мне трудно было расслышать шаги кочевников. Я задержала дыхание. В нос карабкался прелый запах листьев, в которые я уткнулась, боясь даже на мгновение приподнять лицо.

Сучья трещали совсем рядом. К одному голосу прибавился второй, мужчины ворчали, сплёвывали, переговаривались, но я не понимала ни слова. Возможно, они пришли из-за реки, а может и ещё откуда подальше. Кочевые племена подолгу не живут на одном месте. Они постоянно в поисках лучших условий, богатой природы, интересной добычи. Я, судя по всему, относилась к последнему, и я так устала бежать, что просто лежала и ждала, когда меня поднимут за шкирку, как котёнка и посмеются в лицо. Но сдаваться я не собиралась. Рука медленно ползла к ножнам. Если успею выхватить нож, то, по крайней мере, разукрашу одного из них.

За кустами булькнуло, раздался всплеск и вопль. Ещё бульк-бульк. Чавканье. Кряхтение. Ругань. Треск. Ругань. Чавканье. Бульк-бульк. Шаги. Разговор.

Эта возня дала мне возможность дышать.

Вдыхала я осторожно и медленно, поглощая прелый запах, наполняя лёгкие сыростью листьев и близостью земли.

Я ничего не могла видеть, но моё воображение явно нарисовало картину произошедшего. Один из кочевников пошёл вперёд и провалился в воду, второй помог ему выбраться, а теперь они шарили глазами во тьме в поисках меня. Мокрые, измазанные, потные и злые. Если они меня найдут, то брату я уже не достанусь ни живой, ни мёртвой.

Шаги стали удаляться, уводя за собой потрескивание веток, шуршание листвы, сопение, сморкание и плевки мужчин.

Неужели они отказались от мысли меня поймать? Или затаились, изобразив, что уходят, и ждут, когда я себя выдам? Ну уж нет! Я продолжала лежать, не поднимая головы, неизвестно сколько ещё времени. Расцарапанные руки и лицо щипало от воды и грязи. Страх постепенно начал угасать, как и охвативший тело колотун, и на их место выступили холод и боль. Вода из-под мшистого покрова пропитала одежду, и я даже лёжа ощутила всю её сырую тяжесть.

Ещё немного послушав ночную тишь, которую, впрочем, нельзя было назвать мёртвой, потому что то тут, то там что-то копошилось, шуршало пищало и фыркало, я, наконец, приподняла голову, всматриваясь вперёд сквозь ветки за кусты. Выждав с минуту, я оперлась на ушедших в мох и воду по самые запястья руках и села на колени, тут же заскулив от боли, как собака, словившая пинок.

Боль отдала в голову. Тьма перед глазами закружилась, меня затошнило, и, обхватив руками ногу, я повалилась на бок. Слёзы побежали, впитываясь в мох.

Почему всё так? Хотелось закричать, но я лишь молча скривила рот.

С самого начала мой побег не заладился. Это всё Нейт. Ненавижу тебя! Слышишь? Ненавижу!

Утро подступалось к Проклятому лесу осторожно. В вышине над верхушками пролегла серебристая полоса. Скоро мой секрет раскроется, а может, уже раскрылся. Если отец направит дружину, они, скорее всего, погонятся за мной на лошадях, а значит до леса им скакать меньше часа. Я шмыгнула носом, протёрла лицо ладонью и села, вытянув пораненную ногу. Привыкшие к темноте глаза, различили торчащую из-под рваных краёв штанины более светлую, чем ткань, кожу ноги, распоротую поперёк. Достав из мешка флягу, кусок чистой ткани, я полила рану водой и обмотала ногу поверх штанов. Засиживаться больше было нельзя. Ночь без сна и остановок – мой единственный шанс увеличить отрыв.

При каждом шаге, нога требовала прекратить ходьбу и лечь, но я, подобрав длинную крепкую ветку и втыкая её в мох перед собой, упорно двигалась вперёд. Прямо и прямо.

Каждый шорох за спиной побуждал меня застывать на месте и вслушиваться. Погоня могла меня настичь в любой момент, ведь я же не знала, когда обнаружат моё исчезновение. Это могло произойти как утром, так и ночью. В таком случае удача мне не светила.

Продвигалась я медленно. Слёзы прокладывали по щекам мокрые дорожки, боль не отпускала, и свыкнуться с ней не получалось. Тряпица пропиталась кровью, да ещё и неприятно тёрлась о рану, видимо мне не хватило сил примотать её как следует. Я сбросила её и втоптала в грязь, чтоб не попалась кому-нибудь на глаза, села на более или менее сухую кочку, достала чистую полоску ткани, глотнула из фляги, чуть полила на рану, сморщилась и наложила ткань, привязав её как можно туже, под ткань я подсунула ветки с двух сторон в надежде. Что они помогут держать ногу прямо и не сгибать её какое-то время, чтобы не натягивать повреждённую кожу и мышцы.

Идти стало ещё труднее, я хотела теперь только одного: избавиться от боли. Постоянные кочки, ямки, поваленные деревья и пеньки заставляли сгибать ногу, так что ветки пришлось вскоре вытащить и идти, превозмогая боль, однако долго так протянуть не получалось. Силы утекали. Я мало спала и давно не ела, но оторваться от погони нужно было сейчас. Остальное потом.