bannerbanner
Измена. Мне (не) нужен врач
Измена. Мне (не) нужен врач

Полная версия

Измена. Мне (не) нужен врач

Текст
Aудио

0

0
Язык: Русский
Год издания: 2024
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 2

Руфина Брис

Измена. Мне (не) нужен врач

Глава 1

Ксюша
Комната невесты

Кручусь перед зеркалом, внимательно рассматривая шлейф платья. Вроде не намочила, пока дошла от лимузина до двери ЗАГСа. По снегу и льду в туфлях на шпильке очень неудобно передвигаться. Каблучки то проваливаются в наст, то неудержимо скользят. Я балансировала, схватившись за локоть будущего мужа. Моя подружка и свидетельница Лариска шла более уверенно, она догадалась надеть сапоги. Она бережно придерживала мой подол, но мало ли.

Да нет, всё хорошо, даже глиттер нигде не осыпался вроде.

Распрямляюсь, ещё раз сосредоточенно пробегаюсь глазами по силуэту своего шикарного платья-рыбки. Расправляю кружевные рукава, немного колются по шву. Потом приглаживаю воротник-стойку, морщусь, провожу ладонью по шее сверху вниз, пытаясь избавиться от кома в горле. Выставив ногу на носочек, подтягиваю ажурную резинку чулка, чтобы при движении её не было видно в разрезе на ноге.

Тру виски. Голова трещит с момента, как проснулась. Этот день должен быть самым счастливым, но мне почему-то хочется, чтобы он скорее закончился.

Девчонки развалились на кожаном диване, никто из них не обращает на меня внимания больше. Смеются, обсуждают парней, гостей со стороны Вадима, моего жениха. Делят, кто кому достанется. Сжав губы в полуулыбку, покачиваю головой. Хулиганки. Шампанского напились, весело им.

А мне нервно. И Лариска куда-то запропастилась. Минут пятнадцать назад пошла в гардероб и пропала. Сказала, что забыла в кармане своей куртки шпильки, с помощью которых крепится фата. Фотограф скоро должен явиться, а свидетельницы нет. Сходить поискать, что ли? В туалет заодно забегу.

– Девчонки, я быстро…

Распахиваю дверь, подхватываю рукой шлейф и торопливо семеню в сторону коридора, где находятся туалеты. Гардероб расположен чуть ниже, к нему надо спуститься по лестнице в десять ступенек. Я вытягиваю шею, стараясь рассмотреть, там ли Лариска. Но нет, возле стойки, за которой расположены вешалки, никого, пусто. Куда эта забывчивая особа подевалась-то?

Направляюсь в туалет.

В прохладе тёмного кафеля и дорогой сантехники еле слышно играет музыка. «Вальс цветов» Чайковского. В одной из кабинок кто-то копошится, но хотя бы у раковин свободно.

Останавливаюсь возле зеркала. Открываю тёплую воду, подставляю под неё руки и замираю. Зачем пришла… Наверное, хочется оказаться в одиночестве ненадолго.

В отражении вижу своё задумчивое, отрешённое лицо, немного удивлённый взгляд. Странно так… У меня свадьба, а радости никакой. И вроде это логичный финал наших отношений с будущим мужем, но…

Мы с Вадимом сблизились с самого раннего детства. Наши семьи дружили, сколько себя помню. У отцов общий бизнес. Мамы – приятельницы. Мы даже живём в соседних домах. Вадик мне всегда нравился, он очень хороший. Добрый, забавный, симпатичный. С ним весело на великах кататься, плавать наперегонки, запекать картошку в костре. Да и целоваться приятно.

Родители постоянно предсказывали наш брак, им нравилось думать, что через нас они породнятся. А уж когда узнали, что мы с Вадимом встречаемся, их радости не было предела. Полгода свиданий по выходным, и вот мы здесь. Капец какой-то…

Настал долгожданный для наших семей день. Церемония родственного слияния. Все так рады! Но почему-то я не чувствую себя счастливой.

Мама утверждает, что все волнуются перед свадьбой. Это состояние смутной тревоги называется «синдром невесты», кажется. Как только церемония завершится, должно стать легче.

Вдруг за дверью кабинки раздаётся тихий, еле сдерживаемый стон. Мужской.

Вздрагиваю и шокировано пялюсь в сторону источник звука.

– Ну, Вадик, хваааатит, – слышу оттуда. И это, без всякого сомнения, голос моей свидетельницы Лариски. Тем временем звуки возни возобновляются. И чмоканье какое-то. Она там целуется, что ли?

Не может быть. С кем она? Вадик – это кто? Лихорадочно в мыслях перебираю наших гостей. Нет никаких у нас Вадиков. Разве что… Да нет.

Дрогнувшей рукой давлю на дозатор жидкого мыла. Оно густыми каплями падает в раковину. Навострив уши, вытягиваю салфетку из чёрного диспенсера, комкаю, протираю мыльные разводы. Она тотчас намокает. Я перехожу к раковине поближе. На автомате делаю то же самое, только капельки мыла стираю с напором посильнее.

Из кабинки раздаётся Ларискин кокетливый смешок.

– Ваадь, ну, не надо, пошли уже. Сейчас же фотограф придёт.

– Нет, не отпущу, ещё хочу. А может, давай по-взрослому? Успеем.

Незамедлительно узнаю возбуждённый голос своего жениха. В затылок точечно бьёт раздражающей болью, сердце ухает и срывается в истерический тарарах. Ничего себе, свадебный подарок мне подготовил Вадим!

– Тебе минета мало?! – игриво возмущается Лариска.

Я переступаю ещё пару шагов и останавливаюсь у ближней к выходу раковине. Опять жму дозатор, ещё и ещё. Мыло расползается белым киселём, образуя причудливые узоры. А я забыла, как дышать. Давлю зло, грубо, увеличивая скорость.

– Мало, мне тебя вообще всегда мало, ты же знаешь.

Отпускаю дозатор, наконец. Руку больно. Через туман перед глазами всматриваюсь в ладонь. Кожа покраснела. Сжимаю пальцы в кулак.

– Ты, вообще-то, женишься сегодня, не забыл? – в голосе подруги явно прослеживается искорка ревности.

«Вальс цветов» сменяется «Маршем Мендельсона».

– Да не забыл, блин, – интонация недовольная, почти пренебрежительная, – пошли. Но ты всё равно от меня никуда не денешься, поняла? Когда приедем в банкетный зал, подам тебе знак. И только попробуй…

Он обрывает фразу, а я подхватываю шлейф платья, перекидываю его в раковину и с яростным тихим рычанием остервенело протираю мыльные разводы. На гладкой поверхности поблёскивают кругляшки глиттера. В мыслях мелькает неуместное: всё-таки непрочно приклеено.

В эту секунду открывается дверь кабинки.

Я решительно разворачиваюсь всем телом, вздёргиваю подбородок и лицом к лицу сталкиваюсь с моим бывшим женихом и такой же бывшей подругой.

Глава 2

Лицо Лариски прямо на глазах заливается краской. Вадим, наоборот, побледнел. Он делает шаг ко мне.

– Ксюш, ты неправильно поняла.

Да что тут можно неправильно понять?! Где хотя бы минимальное пространство для полёта фантазии?

Молча выставляю ладонь вперёд, показываю, что лучше ему сейчас заткнуться. Меня почти тошнит от их испуганного, виноватого вида.

Уничтожающе глядя бывшему в глаза, выставляю перед своим лицом указательный палец, пошло облизываю его от ладони до подушечки и, сложив губы буквой «О», погружаю в рот. Одно всасывающее движение. Потом надуваю щёки, сворачиваю палец в сторону и с громким хлопком выдёргиваю его изо рта. В завершение молчаливого монолога демонстративно показываю «фак». Расправляю плечи, разворачиваюсь и ухожу, громко хлопнув дверью.

– Ксюш, прости, – слышу за спиной дрожащий голос Лариски.

Зачем она это говорит вообще… Что за лицемерие… Хочет показать, что ей сейчас стыдно? А почему пять минут назад не было? И как вообще можно простить такое предательство?

Я сбегаю по ступенькам, выхожу из ЗАГСа. В ту же секунду судорожно захлёбываюсь ледяным воздухом. Сосредотачиваюсь на пути, который мне надо преодолеть, чтобы выйти к стоянке такси. Здесь обычно родственники осыпают молодожёнов цветочными лепестками, крупой и монетками. А нас не будут.

Быстро и неустойчиво семеню по присыпанной снегом, дорожке. Шлейф то и дело цепляется за льдинки под ногами. В лицо лепит колючая изморозь. Щёки, нос, подбородок холодные и влажные, а глазам так горячо изнутри.

Цепляясь рукой за каменную стену, выскальзываю за ворота парка, в котором остался ЗАГС. Оглядываюсь по сторонам. Как назло, рядом нет такси. А я выскочила без всего, без сумки, без телефона. Даже без куртки.

Уже темнеет, зимой же рано. Придётся добираться пешком. Часа два приблизительно.

Понуро бреду по заснеженному тротуару. Редкие прохожие удивлённо пялятся на меня. Но никто не интересуется, всё ли нормально. Наверное, я выгляжу неадекватной, и они меня остерегаются. Может, они думают, что я сумасшедшая, которую когда-то бросил жених. И типа я просто так нарядилась в свадебное платье и гуляю тут.

Ха, а в этом что-то есть, кстати.

Порыв ветра заставляет меня прикрыть лицо руками. Я не могу удержать равновесие и грузно падаю в сугроб у обочины.

Всё, не хочу никуда идти больше. Здесь останусь. Переворачиваюсь на спину и застываю. Задумчиво гляжу сквозь холодный, наполненный колкими снежинками воздух, на бледно-синее небо. Красивое… И равнодушное. Хочу быть как оно.

Меня постепенно припорашивает снегом. Мимо то и дело проезжают машины. Шуршание их шин приятно убаюкивает. Я погружаюсь в ощущения, отбросив то, что заставляет страдать. Мне лучше. И нет больше боли, обиды, ревности. Ничего нет, кроме изнурительной, но мягкой и утешающей усталости.

Когда мы с Вадимом были маленькими, то любили зимой валяться рядом в снегу, делали «снежного ангела»: поднимали и опускали через стороны руки и ноги. А потом весело смеялись над узорами, которые получились. Конечно, мы были одеты не в свадебные платья, а в тёплые непромокаемые комбинезоны тогда… Хорошо было в детстве.

Не знаю, по какой причине, но я и сейчас совершенно не чувствую холода. Тело моё расслабилось, наполнилось тяжестью. Мысли легко приплывают и уплывают, прямо как вон те облака в вечернем небе. Они сменяют друг друга, не перегружая сознание. Как приятно забыть, отключиться, слиться с природой. Почувствовать снежное одеяло, погрузиться в запах земли. Услышать, как шелестят листья… Стоп. Откуда они, если сейчас зима?

Эта мысль тоже не задерживается у меня в голове. Я опускаю отяжелевшие веки и проваливаюсь в тёмное нигде.

***

– Доченька, не оставляй нас, малышка моя, – из забытья меня возвращает дрожащий голос мамы.

Она плачет, что ли? Шевелю рукой, хочу обнять её. Но не могу, нет сил. Чувствую, что по мне скользит что-то гладкое и твёрдое, с треском разрывая ткань. Кто-то раскрывает платье, стягивает рукава. Мне немного больно, они царапают кожу. Глубоко и громко вдыхаю, из горла вырывается хрип.

– Она вернулась, – вскрикивает мама.

Ощущаю, как обнажённую меня чьи-то сильные руки перекладывают на тёплое бельё, укутывают , оставив снаружи только лицо.

Приоткрываю онемевшие губы, хочу что-то сказать, но не выходит.

– Ксения, ты слышишь меня? Открой глаза, если слышишь.

Это ещё кто? Этот мужской голос я где-то когда-то слышала. Низкий, обволакивающий. Его вибрации волнуют и немного пугают. С силой заставляю себя открыть глаза и моментально проваливаюсь в глубокий синий водоворот фантастических глаз. Боже, я сейчас утону и не всплыву больше. Лазурная глубина с льдистыми полосочками а в середине чёрный кружок зрачка, который прямо сейчас увеличивается, затягивая меня ещё глубже. Кто этот человек? Внимательно рассматриваю ровный нос, короткую щетину на щеках, властный подбородок с аккуратной ямочкой.

– Ты понимаешь, где находишься, Ксюша? Моргни, если понимаешь.

Звучит ласково, заботливо… Моргаю. Конечно, понимаю. Я в раю.

И сползаю взглядом к губам, которые трогает лёгкая чувственная улыбка:

– Ну, и замечательно. Ксения, я давний знакомый твоих родителей, врач, меня зовут Алексей Петрович. Скоро вылечу тебя.

Глава 3

Всё утро туманная пелена старательно прятала солнце, но к полудню небо посветлело.

Лежу на кровати в одноместной платной палате лицом к окну, рассматриваю, как по ослепительно голубой глади очень медленно плывут облака. Рядом со мной в невысоком пластмассовом кресле сидит мама. Она обиженно зависает в соцсети, старается не смотреть на меня.

Ночью меня долго согревали в специальной ванной, постепенно повышая температуру. Потом перевезли в палату и сделали укол, чтобы я поспала. Мамочка была рядом, она плакала и говорила мне миллион раз, как любит.

Но утром она опять стала строгой и потребовала объяснений.

А я не знаю, что сказать. В голове ступор. Я не понимаю, как говорить о их предательстве.

В первую очередь, Вадим всегда был моим самым близким приятелем. Мы с ним неизменно прикрывали косяки друг друга. Стояли горой против всего мира.

Наверное, я привычно стараюсь отмазать его.

Как когда он стырил карбид у сварщика, размельчил его и сунул в бутылку с водой. После чего она взорвалась. Был страшный скандал. Но несмотря на то что Вадим быстро раскололся, я стояла за него стеной и твердила до последнего, что он ничего не делал, а мы просто совершенно случайно оказались рядом …

Или когда я врала директору, что Вадим был со мной в столовой, а не курил в школьном туалете на первом этаже с пацанами из десятого, а потом не сбегал от него через окно.

Это с одной стороны. А с другой, за эти неполные сутки у меня возникла мысль о том, что, наверное, я сама виновата. Недостаточно красивая. Мелкая, худая, чересчур обычная, невзрачная. В свои двадцать лет на женщину-то не очень похожа, если только на подростка.

Не то, что Лариска с её ногами от ушей, ногтями росомахи, ресницами, которые видно за сто метров, и сверкающими белыми волосами ниже талии. Да ей на совершеннолетие родители подарили настоящие сиськи! Полную, круглую, сексапильную троечку. Куда мне, нулевой доске, с ней тягаться…

Тем более, и секс вообще не моё. Не нравится. Не знаю, чего его превозносят. Да от обычного кардио в фитнес-клубе больше кайфа. А мужчинам, говорят, он очень сильно нужен. Я вечно отмазывалась. Может, Вадим просто не смог терпеть. Типа когда очень сильно в туалет хочешь, тогда переступишь через себя и отправишься даже в общественный на городском рынке.

Хм… Значит, Лариска – это аналог туалета?

Короче, не хочу я ни с кем обсуждать то, что произошло. И точка.

– Ксения, не выводи меня, – опять проявляется мама.

Её интонации источают агрессию и возмущение.

Я удручённо вздыхаю и стараюсь сделать лицо равнодушнее.

– Ты же понимаешь, насколько серьёзно то, что вчера натворила? Мы столько денег потратили. Платье, зал, стол на пятьдесят гостей. Наши мужчины даже партнёров по бизнесу пригласили. А ты всё испортила. Всех подвела.

Обхватываю себя руками за плечи и сжимаю зубы, чтобы не видно было, как от обиды дрожит подбородок.

– Ответь ты уже, что между вами случилось? Поссорились? Ты передумала? Это «синдром невесты» виноват? Ну, не могла же ты сбежать просто так? – мама почти кричит.

Пожимаю плечами и ещё внимательнее вглядываюсь в небо за окном.

– Ты язык проглотила? Скажи хоть слово. Вадик вчера так переживал, чуть не плакал, а ты… Бессердечная. Не могу находиться рядом с тобой! – выпаливает мама и быстро покидает палату.

У меня внутри всё обрывается. Переживал, ага. И Лариска, наверное. Переживала и радовалась одновременно.

Прикрываю веки, чтобы сдержать навернувшиеся слёзы. Такое ощущение, что падаю куда-то.

Не хотите со мной находиться рядом? Ну, и чёрт с вами. Значит, я тоже не буду ни с кем общаться. И ни слова никому больше не скажу. Вон Русалочка жила же как-то без голоса. И не особо ей это мешало. Главное, ноги есть. Чтоб уходить от всех, кому не нужен.

Я сажусь на кровати. Немного кружится голова и губы немеют. Чуть привыкнув к перемене позы, укутываюсь в махровый халат, который мне вечером привезли из дома и иду к раковине, закреплённой на стене в углу, по соседству с дверью. Над ней висит небольшой простенькое зеркало. Останавливаюсь, всматриваясь в своё отражение. А перед глазами флэшбэки вчерашних событий. Вот так же стояла и слушала, как эти двое в кабинке…

В виски резко бьёт болью. Морщусь, прижав к ним пальцы. Интересно, а внешне не заметно, как в них дубасит? Поворачиваю лицо боком, скашиваю глаза и вглядываюсь в кожу.

Вдруг громко распахивается дверь, как будто с ноги. И входит Вадим.

Глава 4


Князев

На всех парусах направляюсь в платную палату. Задержался сегодня на планёрке. А теперь времени в обрез. Но пообещал Масловым хорошенько проконтролировать выздоровление их дочки. Значит, надо выполнить обещание.

Телефон оборвали, пришлось отключить даже на некоторое время. Настырные оба, и Серый, и жена его.

Нет, я хорошо отношусь к ним. Познакомились с ними в Сочи лет восемь назад. Они отдыхали в пансионате, а я там подрабатывал. Сдружились с ними тогда, здорово зажгли. И Ксюшу их помню. Она меня вряд ли, мелкая была совсем. Прикольная девчонка, активная непоседа, свой пацан. За любой кипиш была, хоть по горам лазать, хоть волны на катере резать. Не капризная ни капли, терпеливая, ни разу не заныла, от ушибов и царапин не рыдала. Всё мультик мне цитировала какой-то, не помню уже.

И вчера молчала, на манипуляции не пикнула даже. Вела себя заторможенно, будто не с ней происходит. Шок, наверное.

Только глазами хлопала. Огромными, выразительными. Следила за мной не отрываясь. Как будто никого, кроме меня, не видит. Приятно, конечно, было. Девушка-то красивая, сразу и не узнал её тем более.

В принципе, всё будет с ней отлично. Температуру ещё ночью восстановили, витаминками накормили, следов обморожения нет. И повода для истерик нет. Несколько дней понаблюдаем и домой отправим. Но любящие родители слышать ничего не хотят, перегибают. Требуют, чтоб сидел с их дочкой рядом и температуру измерял каждые полчаса. И плевать, что заведующему отделением может быть совсем не до этого. Им, видите ли, надо всё хорошенько проконтролировать. Наверное, и дочь сами довели тотальным контролем. Девчонка аж со свадьбы дёру дала.

До палаты остаётся всего пара метров, как вдруг меня перехватывает санитар:

– Алексей Петрович, куда везти больного из хирургии? Оформлять в палату? Позже посмотрите?

Он кивает в сторону каталки, на которой лежит бледный до синевы мужчина лет сорока.

Резко меняю направление в их сторону:

– Какие жалобы? – строго смотрю на Наташу, медсестричку из хирургического отделения.

Её брови взлетают ко лбу, да там и застывают. Она смущённо одёргивает обтягивающий стройную фигурку халат:

– Жалобы на сильную боль в верхней части живота, ригидность передней брюшной стенки, положительный симптом Блюмберга. Прободная язва не подтвердилась. Кирилл Андреевич направил на консультацию к вам.

Её голос постепенно затихает, она разрывает зрительный контакт и отводит глаза в сторону. Успокаивающе касаюсь её плеча. Да не бойся ты так, Наташа. Не настолько гад, чтоб припоминать твои домогательства на новогоднем корпоративе. Всякое бывает на мероприятиях с вами, шальными императрицами, мне не привыкать.

– Давление?

– Семьдесят на сорок, – бурчит себе под нос.

Беру больного за кисть, чтобы прощупать пульс. Рука ледяная и потная.

Обращаюсь уже к санитару:

– Везите на рентген грудной клетки.

Разворачиваюсь и снова беру курс в сторону платной палаты.

– А Кириллу Андреевичу что сказать? Что ищем? – пищит в спину Наташа.

– Подозрение на плеврит, – вполоборота и распахиваю дверь в палату.

Картина маслом: какой-то парень лет двадцати стоит на коленях, в углу возле раковины вжимается в стену спиной «сбежавшая невеста» Ксения.

Строго осведомляюсь:

– Так, что здесь происходит? Почему посторонние в палате? Посещения запрещены.

Парень неловко поднимается, немного тушуется передо мной:

– Я не посторонний. Муж её.

Поворачиваюсь к пациентке, настороженно дёргаю бровью. Оставить его? Ксения широко распахивает глаза и энергично машет головой из стороны в сторону. Считываю молчаливый посыл. Не нужен. Понял, оформим. Скрещиваю руки на груди.

– Муж, который объелся груш… – подозрительно прищуриваюсь, – от которого невеста из-под венца в мороз свалила. Всё правильно, не ошибся? На выход, пожалуйста, молодой человек.

Кладу ему ладонь на плечо и подталкиваю парня к двери.

Тот сопротивляется:

– Ксюх, ну, прости. Сглупил. Я всё объясню. Скажи Айболиту, пусть разрешит на пять минут остаться. Давай помиримся, а?

Как ты меня обозвал, салабон? Плечи напрягаются. Зубы защёлкиваются так, что челюсть начинает ныть. Нахал какой… Жаль, что нельзя втащить ему здесь и сейчас. Сильно сжимаю его плечо.

Ксения торопливо разворачивается к раковине, дышит на зеркало. Быстро-быстро рисует указательным пальцем что-то на запотевшей поверхности. Отпускаю плечо парня и задумчиво склоняю голову, разглядывая проявляющуюся картинку. Что это за произведение у нас получается?

Ксения делает шаг в сторону, с торжеством глядя в глаза бывшему жениху, кивает на изображение. Тот бледнеет и беззвучно раскрывает рот. На зеркале нарисован мужской член.

С трудом сдерживаю улыбку. Ну, дерзкая как раньше, конечно. Только внешне изменилась. Характер тот же.

Поворачиваюсь к незадачливому жениху. Подытоживаю:

– Ну вот и поговорили. Иди, а то охрану вызову.

Стараюсь не заржать. А парню не до смеха, наверное. Хмурится обиженно и, наконец, выходит.

Мы остаёмся наедине.

Ксения переводит внимание на меня. И взгляд опять становится таким же, как вчера вечером. Восхищённым и изучающим. Ноздри еле заметно трепещут. Она легко встряхивает волосами, обнажая высокую гладкую шею. Приоткрывает пухлые губки. Словно волнуясь, проводит пальцем вдоль ворота халата. Слежу взглядом за его движением.

Опомнившись, Ксения хмурится и прячет руки за спину. Жёстко выкидываю из своей головы мысль о том, что хотел бы увидеть, что там внутри, под халатом. Однако, поздно. Магнит сработал. Медленно двигаюсь в её сторону. Опять слипаемся взглядами. У Ксюши миндалевидные зелёные глаза, цвет ближе к оливковому. Если смотреть не отрываясь, под определённым углом отливают в янтарный оттенок. Густые тёмные реснички дрожат, как крылышки насекомого.

Когда между нами остаётся сантиметров двадцать, она делает судорожный вдох, отчего полы её халата чуть разъезжаются, обнажая часть маленькой, но полной груди. Мне становится горячо и неловко одновременно. Осторожно касаюсь ткани, стараясь не задеть кожу, возвращаю халат на место, завязываю пояс покрепче. Она вздрагивает и начинает дышать чаще. Приятная реакция.

Хоть и при исполнении, не могу удержаться. Девушка проявляет неподдельный интерес. Это вставляет.

Наклоняюсь к аккуратному ушку с крохотной серёжкой в форме сердца, хрипловато командую:

– Марш в кровать. Врач на обходе.

Глава 5

Я всё вспомнила.

Перед глазами встаёт картина: мы в доме отдыха. Лежим с мамой на узкой кровати со скрипучими пружинками на не очень удобном матрасе.

Она привела меня в номер, чтобы уложить спать, а потом потихоньку сбежать на первый этаж в актовый зал. Там каждый вечер проходят дискотеки для взрослых.

Мне всегда было немного обидно, что родители не берут меня с собой. Каждый вечер они делали вид, что вместе со мной готовятся ко сну. Я же притворялась послушной дочкой: укладывалась в кровать, отворачивалась к стенке, подложив под голову сложенные ладони, и начинала медленно посапывать. Я была не из доверчивых, быстро просекла, куда мама и папа на цыпочках уходят, после того, как я "усну", и где потом прячутся. Как только их шаги стихали в коридоре, я быстренько поднималась, напяливала на себя платье и украдкой спускалась на первый этаж. Там замирала у двери и подглядывала, как эти обманщики-взрослые развлекаются без меня.

А если меня ловил кто-то из отдыхающих, вот как сегодня, я надевала жалобную мину и ныла:

– Я проснулась, а мамы нет.

Сочувствующие взрослые находили её в танцующей толпе и возвращали мне, добрую, весёлую, с блестящими глазами и лёгким запахом вина.

Я делала грустное выражение лица и сообщала маме, что мне приснился плохой сон. Она отводила меня обратно и некоторое время оставалась со мной в номере. Ложилась рядом, чтоб я скорее уснула. А что ещё надо ребёнку… Уткнуться в мамино плечо, пошептаться наедине.

– Мамочка, у меня есть один секрет, только никому не говори, ладно?

– Конечно, – улыбается она.

– Кажется, я влюбилась.

– Ооо, – лукаво тянет мама, – и кто твой избранник?

– Алексей, – и прячу пылающее лицо в подушку.

Со дня заезда, я была в восторге от медика, который тем летом работал в доме отдыха, и по совместительству, замечательно проводил летние деньки в походах, катаниях на водных лыжах и катере, пикниках с шашлыками и рыбалкой.

Мои родители всегда вели активный образ жизни. И сразу нашли с ним общий язык. Мы часто отдыхали в одной компании. И я по-детски, но от всего сердца влюбилась в весёлого, общительного, спортивного парня, который только недавно окончил универ.

Конечно, эта детское увлечение было слишком наивным. Я смотрела на него, как фанатка на рок-звезду. Он был такой красииииивый. Самый восхитительный в мире. Я всегда крутилась где-то недалеко, стараясь привлечь его внимание. Мне хотелось, чтобы Алексей замечал меня, и только меня.

На страницу:
1 из 2