bannerbanner
Немилосердные лета
Немилосердные лета

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 3

Наталья Аришина

Немилосердные лета

© Н. С. Аришина, наследники 2023

© И. З. Фаликов, сост., предисловие, 2023

© «Время», 2023

Два слова

Когда она в середине дня 15 декабря, измученная невозможностью глотать и дышать, громко закричала: «Я не согласна!», имея в виду так жить, я понял, что она согласилась уйти, приняла бесповоротное решение, и наверху ее сразу же услышали, ненадолго прибавили ей жгучих страданий и резко выключили свет. Через некоторое время в полутемной прихожей она по ходу медленного движения навстречу мне упала в мои руки, в полминуты умерев.

Эту книгу мы складывали вместе, поскольку я знал каждую букву, ею написанную. За несколько десятилетий моей писанины про стихи я практически ничего не сказал о ней. Не получится и сейчас.

Мы с ней дожили до такого состояния, что если я о чем-нибудь молча подумаю, она скажет вслух. Со стихами не то же самое. Стихи возникают неожиданно и совсем не так, как ты бы мог предположить. Ахматовская домработница, бывало, поймав хозяйку на стихосочинительстве, говорила, что Анна Андреевна гудит. Ходит и гудит. Наташа тихо уходила в себя, в угол пещеры, в домохозяйство, в готовку еды, в одинокую прогулку. Стих был порождением сокровенности.

В начале нулевых мы перенесли общее несчастье – потерю молодого сына. Надо было держаться, она выстояла, не впав в стиховую истерию.

На ее отпевании батюшка употребил слово «праведница», это наверняка входит в общий канон, но в данном случае было в точку. Более бескорыстного создания я не знал. О безоглядности ее самоотдачи знают многие. Все это входит в состав ее стихов.

Шестьдесят лет нашего супружества мы отметили в 2022 году, она веселовато откомментировала: «Так долго не живут!», высокодрагоценный эпитет свадьбы мне неведом, но я помню, кто были любимыми ее поэтами в пору нашего начала. Жуковский и Лермонтов. Я полюбил ее за стихотворение «Сочельник», написанное ею в пятнадцать лет. Это было у нее отдельно от цветаевских экскурсов в немецкий романтизм.

Книга эта – не финально-всеобъемлющий отчет литератора о своей работе. Мы застали автора в процессе. Может быть, элемент финиша не чужд самоощущению поэта. Но процесс был прерван. Свет внезапно пропал. Ищем в сумерках.

Итоговым изборником – книгой всей жизни – она считала «Общую тетрадь» (2019), книгу емкую, но далеко не полную. Сама у себя она насчитывала восемь книг. В «Общей тетради» одна из глав-тетрадей – шестая – оговаривалась как незаконченная. Теперь она заканчивается.

Она была смущена наработанной мастеровитостью, лишним знанием технической стороны нашего дела, ее влекла нечаянность, непредумышленность. По природе она была простодушной и знала об этом, в сердцах именуясь простофилей.

Но она не собиралась стоять на одном месте, движение вперед требовало пребывания в форме. Ей никогда не давали ее лет. Она росла и знала об этом. В данной книге разный материал. Кое-что уже опубликовано – некоторые стихи и проза. Над композицией книги она сама не работала, но обдуманно заранее сделала несколько файлов, правильно связать которые пришлось без нее. Более того, она вообще не надеялась на выход новой книги в обозримом времени.

Заходя в зрительный зал на какое-то зрелище, она сразу же садилась где-то в задних рядах, подальше от сцены. За место под солнцем не билась, пряталась в кулисах. Когда ее небеспочвенно называли красавицей, она уводила ситуацию в область юмора.

Она не любила называть себя поэтом. Когда-то Владимир Соколов написал «Мне нравятся поэтессы», на мой взгляд, вещь полемическую относительно юморески Саши Черного «Она была поэтесса».

Она была поэтессой.

Она засвидетельствовала абсолютно внутренний мир человека этих немилосердных времен.

Начнем со стихотворений очень личных, по сути – автопортретных.

Илья Фаликов

Вступление. Три стихотворения

Миражи

И. Ф.

Обманутой в такие временане стыдно быть. Прощу любой скотине.Не причитать же: в чем моя вина?..Плюнь, разотри. Сокроемся в пустыне!Ее увековечим. Золотойбархан восточный станет нашим домомединственным. Пока еще пустой,молчит и ждет в пространстве незнакомом.Так хороши весною миражи,и звезды укрупняются во мраке,и, Господи, особо закажи:на всю округу – маки, маки, маки.Не совестно, что я безумно житьхочу бесценный дней моих остаток?Не уповать, не спорить, не соритьи на челе безоблачном носитьдостоинства бесспорный отпечаток.

Шумит Платан

И. Ф.

Шумит платан, закрывши полдвора,дворняга бродит, волоча оковы.Ловя пустопорожний звон ведра,идут на мойку пегие коровы.Лишь я живу во времени ином.В моих часах не двигаются стрелки.Их заводить не стоит перед сном,к старухам выходя на посиделки.Их заводить не стоит на заре,к античности спускаясь на раскопки,туда, где пшат – в шуршащем серебре,а бабочки мечтательны и робки.

Небесная ткачиха

В сумерках окончила стихиябуйство многих сил.Сквозь прогнозы, редкостно плохие,вечер проскочил.Осторожно засвечу фонариквместо костерка.Снимется разбуженный комарикс влажного песка.Где же ты, Небесная Ткачиха?На небе побудь.Для тебя одной светло и тихольется Млечный Путь.о. Шикотан, 1989

Часть первая. Тихо тебя окликну

2021 – февраль 2022

Театрик

Давнего века загадки.Дворик в осенней грязи.Стены добротнейшей кладки,окна в слепых жалюзи.Голубь бесстрастно и ловкомеряет дряхлый карниз,и заглушает ливневкаэхо былых антреприз.Про театральные были,про безрассудный размахдаже деревья забыли,те, что росли на задах.Клен позолоченной кронойскрыл слуховое окно.Но по ночам незаконноизредка светит оно.Дождик легко занавесилпризрачный строгий танцкласс.Триста посадочных креселне дожидаются нас.Из непроглядного мраказвезды навстречу плывут.Он не случаен, однако,наш по соседству приют.Близостью этой руиныдом тяготится жилой,не различают машиныслед от парковки былой.Близко надвинулась тучапарусом, черным, как дым.Дряхлым пенатам наскуча,вместе мы прочь улетим.

След

В небе – след от чужого крыла.Улететь бы.Была не была –проживешь и в медвежьем углу…Просыпаешься, рвешься к столу.А московский снежок все кружит.И к прогулке душа не лежит.

Новое кладбище

Не молилась, не била поклоны.Свечку теплила возле иконы.На погосте стояла одна.Всё казалось, что рядом – она.Нет ни рядом ее, ни в округе.Нет на свете беспечной подруги.Все земные запутав дела,впопыхах в никуда отошла.Электричка вдали громыхает.Ветер в кронах пожухлых вздыхает,подгоняет меня на пути.Я не знаю, куда мне идти.Ветхий дед, он назвался Иваном,показал мне тропу за бурьяном.Протоптал ее здешний народ.До пролома она доведет.От часовни дойду до пролома.Далеко забралась ты от дома.Без тебя наступает зима.Ты туда заспешила сама.Оглянусь: в образцовом порядкев голом поле могилки – как грядки.Тех, кому не хватило земли,за Москву хоронить привезли.

Страница

Я жизнь твою перелистаю.Как много вырванных страниц!…Мы провожаем птичью стаюгалдящих, неуемных птиц.Мы возле клеток зоопаркадурачимся и дразним львов.Небескорыстная гадалкасулит нам вечную любовь.Но все мерещится зола мнеи роза, втоптанная в грязь.В том городе, где столько камня,ты никогда б не прижилась.Нам нехрустальных пара туфельодна досталась на двоих.И в доме, сложенном из туфа,ты впопыхах забыла их.

Наследство

мне не спросясь оставила наследствобеспечная подруга а ушлане совладав… я даже знаю с чеми лодочки (в коробке, на распорках)и платье в пол грозят из моды выйти –когда в стенном шкафу на них наткнусьи спущенные петли на чулкахс ненужною сноровкой поднимаюи есть среди искусственных жемчужинединственная что добыта в мореи что ж? она поблёкла прежде всехи колется испорченным замкомсеребряная брошка с бирюзою –с позеленевшей мертвой бирюзой

Зола

Только пепел знает, что значит сгореть дотла.

И. БродскийБывшей даче, лесному раздольюон давно уж не принадлежит,не бунтует, не рвется на волю –дряхлый кот возле печки лежит.Снеговая тяжелая туча.Непогоды пугающий гул.Кто-то печку топить не научен,кто-то в плошку воды не плеснул.Кто сегодня в окне замаячит?Кто небрежно калитку толкнет?Кто под крышей заброшенной дачинеумело огонь разведет?Там под тихие всхлипы метели,торопясь, остывает зола.Быстро письма мои догорели.Но ответные я берегла.

Под утро

московские крыши – в нетронутом снегуперебираю в уме глагольные рифмывялый стих задуман по колодкепостыдное равнодушие к результатумое домоседство – со звоном в ушахс головокруженьемс избытком сонливостинаблюдаю заинтересованные экранные лицадекабрьского нон-фикшнприснился сын в ребяческом возрастетеплый незаслуженный сон под утро

Простое письмо

Сначала всё ждали осенней поры,гадали, куда улетим.Опала листва, опустели дворы.А мэр объявил карантин.В холодную ночь без единой звездыпо-беличьи тучки быстры.Эфир одарил нагнетаньем беды,а почта – письмом от сестры.Простое письмо по старинке дошло,с отклеенной маркой, вчера.Не знаю, во все ли пределы мело,мне виден лишь угол двора.Чужой внедорожник под нашим окномв сугроб превратился к утру.Тобою налитую стопку с вином,вздохнув, со стола уберу.

Свитерок

Вязала, торопясь, ненужный свитерок,а шерстяной клубок котенок уволок.Оборванная нить, мерцанье спиц стальныхи всплеск невольный рук – спешащих рук твоих.Спешила и судьба, под дых решила бить –вдруг опустел твой дом, где ты устала жить.Порог не перейти. Не приласкать кота.За дверью – тишина, и в окнах – темнота.Я не ищу тропы в заснеженном саду,по мертвой целине в последний раз бреду.

Верлибры

Игнатенко. Ялта

Спросил у меня хлопец имя улицы,по которой мы шли навстречу друг другу.«Игнатэнко», – ответила я на украинский лад,с «э» оборотным.Есть у меня в родне Дудченко, Скороходы,но никогда я не знала украинской мовы.Почему я подумала «хлопец»?Не сгодилось ни «юноша», ни «парень».Была это первая ялтинская улица, получившая имя.Но не могла она носить имя Игнатенко.Когда император ехал в приход Иоанна Златоуста,спросил имя улицы, по которой ехал.«Елисаветинская» – раздался услужливый голос.«Кто таков?» – «Из людей графа Воронцова».Имя этого подхалима история не сохранила.И за улицей не сохранила имя супруги графа.В бессмертных стихах влюбленного поэтаимя героини спрятано, но ненадежно.Что же с хлопчиком, что с Игнатенко?Всё как в песне: «Вы жертвою пали…»

Осень Воронцова

Не видели его в егерском сюртукес начала Крымской кампании…Он, строен и высок,не проигрывал в сравнениис российским самодержцем,привычно открывал балы –при золотых эполетах,в паре с блестящей императрицей.Пал Черноморский фортСвятого Николая.Все чащезаставали князялежащим на диване –с погасшим лицом,в надетой на исподнеевоенной шинели.Кому привелось увидетьего нервные припадки,говорили, что лишь случайноне опередил онсвоего уходящего императора.Достойно принял Воронцовгенерал-фельдмаршальствоот нового монарха, но былпреосвященный Иннокентийглавным собеседникомего последней осени.Одесса. Ноябрь.На коленях стоит княгиняу постели супруга,держа в ладонях кольцо,снятое с мертвой руки.

Трофеи

В сухарнице, как мышь, копается анапест…

Б. ПастернакПервые школьные тетради. Шалостинезнакомых с грамотой переростков.Они гоняют тряпичный мяч,а я читаю «Трех мушкетеров».И в прописях мы вместе выводимлиловые прописные и строчные.Корабельные сосны стоят, как в строю.Разминированная водонапорная башнявозвышается над рукотворными озерцами,в забитых обломками гротахя утешаюсь пустяками,преумножая свои трофеи.Есть у меня безрукие пастушки,пастушок с обломком свирели,лесенка без трубочиста,фарфоровая туфелька без пары,хвостатый остаток свиньи-копилки.Отец стреляет уток на рукотворных озерах.Нет у него охотничьей собаки.За утками плавает мама, а ей бы плаватьу нагретых солнцем настиловдовоенных бакинских купален.Я не помню вкуса отцовской добычи.Помню громкие тосты мужских застолий.Со звоном сходились солдатские кружки,и пустели бутыли с трофейным рейнвейном.Был, конечно, свой трофейи у часто грустившей мамы:позолоченная сухарницаиз заросшего травою грота,забрызганная кровью подбитой утки.И однажды стало ее трофеем настенное блюдо,изображавшее античный сюжет,известный как «Похищение сабинянок».Отец вбил крюк в стенку столовой,но мама раздумала вешать на него блюдо.Ей, спортсменке и комсомолке,сабинянки напоминали довоенных немок.

Англичане

Она встречает их в московском скверевесной среди луж и капели,летом (они не щадят газонов),в листопаде, во вчерашней метели.Пес метит английский клен,выстреливая в полушария рыхлого нароста,обметая хвостом снег, застрявший в морщинах.Клен напоминает ей Одена –она зовет его сэр Уистен.Хозяин английского сеттеране снимает наушников,плавает в каких-то звуках.Он не зовет пса по имени,нетерпеливо подзывает свистом.Пес дисциплинированно встает к ноге,каждый раз нервно вздрагивая,когда на ошейнике щелкает замок.Она смотрит, как на коротком поводкехозяин его уводит.«Англичане, – шепчет она, – англичане…»Вспоминает, что подобным свистомподзывали ядовитого гадаили науськивали пса на жертвуотрицательные герои Конан Дойла.

Кирпичи

она читала подряд все сборники стиховона отлавливала всё что было на слухуизвестные поэты целовались с нейвозле кассы «Советского писателя»в сумочке лежала генеральная доверенностькнижки мужа чередовались с запоямипереводы выпекались как силикатные кирпичиу нее за душой было два европейских –он не освоил даже школьного немецкогосын-химик женился на финкекоротко стриженной спортивнойпохожей на альбиноскуотец пил почти не разбавляяне им припасенный спиртиз плохо спрятанной в кладовке бутылидля молодых купили сообщакооперативную хатуне спеша не скупясь на бетон и кирпичдостроили двухэтажную семейную дачуобживались вдалеке от писательских гнездовиймежду запоями он продолжаллепить кирпичи для семейных нуждсын с женой обосновались в Хельсинкилыжню в подмосковной Малеевкесменили на горнолыжные курортымать моталась по европампокупала ненужные сувенирыскучала в музеях мечтала о внукахлечилась от всех недуговостальное доскажу в скобках и скороговоркойон умер на даче (в одиночестве)она умерла гостя у родни в Дубне(боялась оставаться одна в квартире)долгожданная внучкародилась преждевременнона горнолыжном курортеи не выжила

Счастливое детство

есть люди которые думаютчто куры и гуси в домашнем вольере –просто еда и ничего большеособенно если рядом плещется моремоя бабка завела птичник вовсе не для тогочтобы любоваться его обитателямии пейзажем любоваться ей было некогда –на все лето привозили ораву внуководнажды возвращаясь домойдед встретил бездомного рыжего котенка:бабке пришлось вывести у него блоха дед вылечил от поносаназвали кота Серунджанхвостатым фаворитам –старому Ваське и белогрудой Манишкепришлось примириться с новым любимцемк осени один за другимисчезали обитатели вольераза званым обедом был съедензапеченный с яблоками Пипбольшой толстый гусенок с короткой шеейего гнали сородичи – он вместо собачонкиковылял с нами на морелаять не умел но шипел очень грозно…он был настоящей собакой –причитала я – он был моим другомдед разбирался в дальневосточной кухне:и собак едят – сказал он грустнокогда я отодвинула тарелку –китайцы делают из них пельменимоя дальневосточная страницабыла еще за горами

Судоку

звонит по городскому телефонучтобы не спрашивать дома ли язнаю – перед ней на тумбочкерастрепанные старые сборники судокуполузаполненные квадратыдевять на девятьвозможно она не дозвонитсяне каждую минуту я домане потянется за смартфоном –это новшество она терпеть не можеткладезь неприятностейи непроверенных слуховшкольный секретер сыназадвинут в неосвещенный уголгде свет никогда не падал слевасыну давно за сорокдля нее несмываемая нелепость –называть его гражданином мирав мужнин кабинет она не заходитеще не выветрился запах сигарет «Ява»еще за рядами нечитанных сочиненийпрячется ниша в которую она однажды заглянулаискала нужные документылучше бы не заглядывала…

Народ Маракайя

Есть славный народ маракайяне знает он кто я такаяон в Андах живета мой бы прилетвоспринял от счастья сияяУж если совсем затоскую –об этом стишок смаракуюлишь несколько строчекбез скобок без точеки съем на десерт маракуйю

Скоро осень

Скоро осень разрисует ржой лепные потолки,на твоем оставит доме тень от памятной доски.«Это осень, это осень, – осмелев, свистит сквозняк, –объявляю: завтра сносим этот дряхлый особняк.Видишь, технику нагнали – самосвал, бульдозер, кран».А в твоем окне мигает затухающий экран.Напряжение теряя, сбоку лампочка торчит.Сердце слабое мерцает, боль привычная горчит.На рассвете в мутном небе – грозовые облака.Рядом плавают вороны, обалдевшие слегка.Покидают переулок, улетают в никуда.С потолка, гремя тазами, каплет ржавая вода.

Время

Всё напрасно? Всё не в счет?Время, ты меня не слышишь?Знаю, что в затылок дышишь,но люблю твой горький мед.Обгоняй, лети, спеши,упраздняй карандаши,скрип пера, бумаги шелест,всё, чего уже не ценишь,весь состав моей души.Сушишь горло, режешь ухо,ужасаешь мыслью злой.А строка жужжит, как муха,тщетно хочет быть пчелой.

Из-под руки

Легко любить тебя заочно,потерянный когда-то дом,с трубой поющей водосточной,со ставнями, с верандой прочной,с крыльцом, ходящим ходуном.Уже не мой платочек синиймелькнет в толпе на берегу.Я заполночный говор пинийдавно припомнить не могу.Уже дрянной клоповник блочныйтеснит пейзаж моей строки.И не везет курьерский почтусмотрящему из-под руки.

Поутру

Поморщась совсем не от боли,тебе говорю поутру:пора убирать в антресолисезонную эту муру –две пары уставших сандалий,замызганный коврик и зонт,как будто мы век не видалини воли, ни неба, ни понт.Нахохлясь, сидит на карнизе,почуя ненастье, сизарь,а деверь хлопочет о визе.Подводит его календарь.

Нотрдамские пчелки

Нотрдамские пчелки, бедные погорелки,вот уже две недели я не в своей тарелке.Растревоженным роем вы надо мной кружите,понабились в подушку, целую ночь жужжите.В старом застряли пухе,в левом скребетесь ухе.Я не хочу быть ульем, я обойдусь без меда,мне не по нраву ваша сладкая несвобода,соты, царица, трутни, зимние посиделки,но не могу покуда я разлепить гляделки.Сон меня держит цепко,чую, что влипла крепко.Вот уже завозились возле правого уха.«Есть, – мне жужжат, – старуха, и на тебя проруха,милости не дождешься, прошлого не воротишь.Если уста отверзнешь – худшего напророчишь!»

Сон

Всего лишь сон. Сердечной мышцы прыть.Всего лишь боль не хочет отступить.Всего лишь кедр о ставню веткой бьется.И этот сон уже не умолить.Лишь досмотреть покорно остается.И страх берет. И кровь стучит в виски.Опять судьба тебя берет в тиски.Наверняка тебе не отвертеться.Но шансы есть, хотя невелики.И рюмкой водки хочется согреться.

Дуэт

Не храни ты ни бронзы, ни книг…

К. СлучевскийЛишь в баснях ценится мораль,но не пишу я их покуда.На антресолях спит хрусталь,фраже, дареная посуда.Подкатит мусорка к окну –задребезжит стекло и пластик.Проулок узкий свой кляну,забытый, как прошедший праздник.А было здесь светло в ночи,в соседней лавочке пылилисьна плошках синие мечи,ретиво кабаре плодились.В подвале сладился дуэт,в котором оба очень милы,поклонникам отбою нет,без перерыва на обедон тратит творческие силы…Сквозняк с насмешкой просвистит,свое являя постоянство,и щедро пылью одаритиз заоконного пространства.Неужто в прошлое уйдетдуэт? – А как согласно пели!Но даже эху не расчетсегодня множить эти трели.На антресолях – связки книги гостевая раскладушка.Но навсегда ушел старик,и, торопясь, ушла старушка.

Барическая пила

Две вывески всю ночь пылали, не грея музыкой былой.Метеорологи пугали с утра барической пилой.Жила, не очень-то вникая в раж кабака и пульс кино –жила напротив, забывая полузашторенным окно.Почти привычно, что в проулке вовсю ночной клубится ор,толпятся тачки на стоянке и лупят фарами в упор.Кому-то сновиденья сладки, но мне не впасть в подобный сон.А бомж на лестничной площадке под собственный проснулся стон.

Под дождем

Покрывается рябью, уверенно катит река.На яйле одеялом овечьим лежат облака.На зубчатом откосе звезда притаилась, моргая,словно хочет внушить: «Нынче стоит спешить, дорогая».Ветхий мост перейду лишь пути сокращения ради.Виноград выпускает усы и ползет по ограде.И шаги ускоряет тот, кто мимо вразвалку шагал.И усталый татарин убирает в пристройку мангал.И снимает девчонка белье и прищепки роняет,и старуха в окне раздраженно на это пеняет.Пес бежит через двор. Под дождем неуютно и зябко.У меня на плечах промокает случайная тряпка.А могла поспешить, добежать, не промокнув до нитки,позвонить у ворот и в прихожей оставить пожитки.

Обмолвки

обмолвясь, назвала норд-остомсеверо-восточный ветерднем бегала белка в кипарисецветы магнолиипрятались в бронзовых листьяхподнимешь глаза к вершинам –даже если в глаз не попала соринкавсе равно глазные впадинынаполняются теплой влагойлипкая пелена – и вспышки светакогда солнце попадает на стеклавысотных зданийбезобразящих горные склоны.

Немилосердные лета

Тихо тебя окликну. Ты промолчишь в ответ,сколько б ни миновало немилосердных лет.Знаю, что оборвется, словно в немом кино,сна непрочная пленка, выцветшая давно.Летнее новолунье. Нет ни звезды в окне.В летнее новолунье свиделись мы во сне.В летнее новолунье, острым блестя серпом,месяц тропой знакомой спящий обходит дом.Нет у меня ответа ни на один вопрос.Как происходят в небе жатва и сенокос?Как происходит это в новые времена?Как, не молясь, уходят вечным путем зерна?29 января 2022, суббота, последний вариант

Окно

На письменном столе – следы былых чернил,тревожат сквозняки пустую птичью клетку.И старый клен совсем окно мне затемнил,повесив на карниз расхристанную ветку.Она была полна и листьев золотых,и в крылышках сквозных своих семян летучих.И снова тщилась я понять свободный стих,и старый дом был тих, и небо – в низких тучах.Вчера мела метель, почти не таял снег,сосульки за окном, казалось мне, звенели.И снилось, что лечу: с пригорка – санок бег.Проснусь – уже виски заметно побелели.Не тает седина от близкого тепла,по-прежнему легко во сне летают сани.А в том, что о тебе в стихах я наплела,в отпущенные дни мы разберемся сами.

Окно-2

На письменном столе – следы былых чернил.Тревожат сквозняки пустую птичью клетку.Озябший клен совсем окно мне затемнил,повесив на карниз расхристанную ветку.Она была полна и листьев золотых,и в крылышках сквозных своих семян летучих.И снова тщилась я понять свободный стих.И старый дом был тих, и небо – в низких тучах.А мой ручной щегол? А детских санок бег?Сосульки под окном еще вчера звенели…Потом взвилась метель. Опять растаял снег.Проснулась – а виски заметно побелели.Не тает седина от близкого тепла,по-прежнему легко во сне летают сани.А то, что о тебе в стихах я наплела,в отпущенные дни распутываем сами.

Большие снега

Где здешняя лебединая пара зимует? –Не в лебяжьих снегах Патриарших прудов.Вязнут в них собачонки в куцых попонках.А спортивный бег упорной девчонки –по вычищенным, припорошенным дорожкам.Уже не первый квадрат по периметру прудаею протоптан – жду, когда пробежит мимо.Нравится мне эта девчонка в дорогих кроссах,похожих на модели лайнеров –тех, что я видела позапозапрошлым летомв витрине яхт-клуба, куда забрела ненароком.Не теряю из вида красный помпон на ее шапчонкеи растянутый свитер на неспортивных формах.Помню самовязанные платья из ровницы,и мохеровые кофтенки на худеньких плечах ровесниц,и свитер любимого, пропахший табачным дымом.Где они зимуют, эта пара с Патриарших?Пара лебедей без выводка.Мой спутник мне признается,что не единожды снились емувиденные нами наявустаи лебедей на морских побережьях.Поутру непривычно тихов больших снегах Патриарших прудов.7 февраля 2022, понедельник

Пора…

Пришлось отвечать за былые привычки –к весне забираться к чертям на кулички.Судьба отменила случайный приюту моря, где яхты чужие снуют.Всего тяжелее прощаться с привычным,забыть при финале о старте отличном,с упорством держать неизбежный удари грустно на мелочи выпустить пар.Пора водворяться в проулке горбатом,от грохота уши закладывать ватой,соседских клопов дихлофосом встречать,обои сменить и права подкачать.Гремит мегаполис мобильным железом,скрипит ветеран неудобным протезом,грохочет музы́ка в окне дурака,пока грозовые молчат облака.15 февраля 2022, вторник

Две дорожки следов

От льдины, что под ногами, до звезды у меня за плечом –всюду ночь без единого лишнего звука.Не мучай меня, не спрашивай ни о чем.Всюду зимняя оторопь, имя которой – скука.За горизонт ушел последний баркас.В каменном лабиринте спряталось эхо.Две дорожки следов остались от прежних нас:тень улыбки и горечь смеха.
На страницу:
1 из 3