Темноборец

– Знаешь, что я с ними делаю?

– Боюсь представить, – ответил Андрей, ловя рукой выпадающее изо рта печенье.

– Я пытаюсь убить их. И знаешь, каковы результаты?

Карпатов выдержал профессиональную паузу, свойственную ученым и педагогам, после чего озвучил вердикт:

– От слова «никак». Не срабатывает ни электрический ток, ни механическое воздействие, ни радиация или едкие реактивы – вообще ничего. Есть вероятность, что эти твари способны пережить ядерный взрыв. Вон те, светящиеся, – Иван Налефтинович указал пальцем, – возможно, даже извлекут из него какую-нибудь пользу.

– Почему они светятся? – осторожно поставив на правую половину стола печенье и чай, поинтересовался Андрей.

– Те, которые светятся, поглотили внематериальные частицы разумных существ. Я извлек их из трупов. Полюбуйся – то, что нематериально в наших телах, излучает вполне материальный свет в них. Светлячков стоит бояться поболее, чем остальных. Они умные. Несколько раз даже пытались со мной заговорить. Телепатически, конечно, и изъясняясь обрывками фраз, но, тем не менее, что-то расшифровать мне удалось.

– Разговаривают они или то, что осталось от порабощенного ими разумного существа?

– Не знаю. Иногда они высказывают вполне самостоятельные мысли, хотя и обрывистые, как я уже говорил. Иногда оперируют чужими воспоминаниями. Это похоже на интеллект двухгодовалого ребенка, научившегося повторять заученные слова. Но ведь дети не просто вторят взрослым, как попугаи. У них есть и собственные «агу», означающие «хочу кушать», «покачай меня на руках», «мне мокро» и прочую младенческую лабуду. Эти черви – не просто паразиты, присосавшиеся к внутренним органам. Они – паразитическая форма интеллекта. Откусив жирный кусок разума того или иного существа, эти твари начинают выстраивать на его основе собственное мышление, словно побег, отсаженный от материнской драцены.

– Если продолжать аналогию с ребенком… – подхватил мысль Андрей. – Они развиваются?

– Именно. А еще учатся жить в отрыве от организма-хозяина. Как тебе такой поворот?

– Аппетит Вы у меня точно отбили, – признался Стопарин, отодвигаясь подальше от стола. – Не боитесь, что выползут из ящиков?

– Насчет аппетита можешь не переживать. Привыкнешь, если не хочешь умереть с голоду. Выползти они не смогут. Стекло сдерживает их подвижность. Силикаты – один из немногих материалов, на которых у них, если так можно сказать, аллергия. Но, если тебе так будет комфортнее… – Карпатов достал из примыкающей к столу тумбы непрозрачную черную ткань и накрыл ею ящики.

– Спасибо. Намного приятнее.

– Приятно тешить себя иллюзиями? – усмехнулся ученый и пригласил темноборца к столу. – Теперь можешь присаживаться обратно. Они не покусятся на твою внематериальную частицу.

Андрей сел за правую половину стола и скрючился над бокалом. Чай уже остывал.

– Спрашивай, – ученый продолжал демонстрировать чудеса гостеприимства. – Я же обещал, что отвечу на твои вопросы и постараюсь помочь, чем смогу. Уверен, у тебя были серьезные основания наводить на меня пистолет.

Андрей продолжал тушеваться, но, все-таки пересилив себя, спросил:

– Скрижаль Ответственности. Почему на ней ничего не написано? Не особо верится, что это подлинник.

– Думаешь, дело в Скрижали? Из-за нее ты не смог опуститься в Лоустэйр? – Карпатов приподнял брови. – Заблуждаешься. Но об этом я расскажу позже. Давай по порядку. Почему на Скрижали Ответственности ничего не написано? Я не смог бы ответить на твой вопрос, если бы мне не довелось поработать со всеми тремя Скрижалями. Без Ответственности невозможны ни Сила, ни Любовь. Поскольку у тебя в руках были две Скрижали, предполагаю, что с этими их свойствами ты ознакомился.

Андрей вспомнил свой монолог в батискафе. В момент, когда нужно было воспользоваться Скрижалью Силы, он ощутил острую необходимость в Ответственности. Сила предполагает Ответственность. Карпатов будто читал его мысли.

– Сила предполагает Ответственность, – повторил он за Андреем. – Скрижаль Силы требует принятие Ответственности. Но принятие и осознание – разные вещи. Ты можешь принять на себя Ответственность, не осознавая, что подразумевается под этим понятием. С другой стороны, вдолбить тебе в голову Ответственность невозможно. Поэтому Скрижаль Ответственности – чистый лист, сопровождающий тебя к приобретенной – врожденной не бывает и быть не может – Ответственности. Ответственность приходит к тебе тогда, когда ты учишься на ошибках. Ответственность – это помноженный на знания опыт.

– То есть Скрижаль Ответственности не имеет столь могущественной силы, как две другие Скрижали? В ней один лишь сакральный смысл?

– А что тебя интересует: фокусы, магия? – ученый вновь рассмеялся.

– Я сталкивался с могуществом Скрижалей Любви и Силы. Ожидал от Ответственности нечто подобное.

Иван Налефтинович подлил себе чаю, макнул в него овсяное печенье и заговорил с разочарованием ребенка, узнавшего, что деда Мороза не существует:

– Если тебя интересуют фокусы, то расскажу поподробнее и о них. Я, как и ты, размышлял о возможностях Скрижали Ответственности и надеялся, что найду ей применение в борьбе с червями. Все-таки появление этих червей – результат моей безответственности, а значит, работа по профилю для деревяшки. Но, воспользовавшись Скрижалью, я не смог совладать с червями.

Произошло нечто более грандиозное. Я увидел свои прошлые жизни. Хотя, нет. Это были не прошлые жизни, а параллельные. Они не то, чтобы закончились, а скорее, длятся или же длились в параллельных для нас измерениях. В одном из них я был мужчиной по имени Адам, прикрывался фиговым листочком и ел яблоки с древа познания. Понятия не имею, что это значит, но идея прослеживается, ведь так? Знание предполагает Ответственность.

В другом мире, практически идентичном нашему по своей географии, меня звали Андрей Дмитриевич Сахаров. Я был известным российским правозащитником и при этом участвовал в создании термоядерного оружия. Это оружие перекочевало оттуда в наш мир вместе со всей своей разрушительной силой. Правозащитник и разработчик оружия. Ощущаешь иронию судьбы? И, наконец, нынешний я, создавший гельминтоз, угрожавший вымиранием Мидлплэту. Сила предполагает Ответственность. Если бы я понимал это раньше, чем начинал действовать, то мог бы многое предотвратить в каждом из трех миров, где я жил.

Но Ответственность, к сожалению, результат опыта. Только старец способен назваться себя по-настоящему Ответственным. Потому и пропагандируют уважение к старшим. Я не понимал этого до тех пор, пока не пришло мое время. А Демиург не стареет. Поэтому ему нечего написать на Скрижали. Не знаю: то ли он безответственный, как мы все, то ли, напротив, обладает врожденной Ответственностью, которую не способен нам передать.

Андрей выслушал длинные рассуждения Карпатова без особого интереса. Взгляд на параллельные жизни его не интересовал, да и вообще мог заинтересовать разве что существо, тяготеющее фибрами внематериальной частицы к науке или искусству. В чем проявляется сила Скрижали Ответственности или, как выразился Карпатов, «фокусы», Стопарин так и не понял. Посему поспешил перевести разговор в выгодное для себя русло:

– Если Скрижаль подлинная, то почему я не смог воспользоваться Лифтом между мирами?

– Ограничители миров, – пояснил ученый. – Они огибают Железнодорожный подобно салфетке, укутывающей пирожок. Сверху, снизу, по всем сторонам света. Пока действуют ограничители, Лифт работает в режиме портала. Мнимая гидравлика показывает нам с тобой кукиш.

– Почему? – с туповатым выражением лица уточнил темноборец.

– Ты хочешь, чтобы я изложил тебе в двух словах трехсотстраничный курс физики со всеми формулами и выкладками? – издевательски ответил Карпатов. – Хотя, и этого будет мало. Ответы на многие вопросы для науки по-прежнему – темный лес.

– А что, если я телепортируюсь в Кремль и воспользуюсь Лифтом оттуда, где нет ограничителей миров? – не дослушивая ответ до конца, просиял родившейся идеей Стопарин.

– Спешу тебя огорчить, – произнес ученый. – Демиург предусмотрел такой ход событий. Ты не сможешь телепортироваться с тремя Скрижалями на руках. Не зря же их разделили.

– Капэйн! – на этот раз Андрей не сдержался и выругался на колдовском. Карпатов не обратил на это внимания.

– Но ведь Вы же создали ограничители! Значит, Вы знаете, как их отключить! – цепляясь за каждую новую идею, как за соломинку, воскликнул Андрей.

– Вот тут ты попал в точку, – улыбнулся Карпатов. – Но ведь я так и не услышал от тебя, с какого такого интереса тебе понадобилось опуститься в Лоустэйр?

– Это важно?

– Более чем. Не забывай об Ответственности. Я не хочу помочь человеку создать очередное оружие, которому подвластно уничтожить весь мир.

– Оружия я не ищу, – Андрей запнулся, размышляя, стоит ли говорить правду, но все-таки выложил все без утайки. – Мою невесту убил колдун.

– Хочешь ее воскресить?

Андрей кивнул.

– Глупо, – немногословно ответил Карпатов, допивая свой чай.

– Мне решать, что глупо, а что нет! – воскликнул Андрей и в гневе ударил кулаком по столу, сотрясая ползающих в стеклянных ящиках червяков.

– Тебе, – согласился Иван Налефтинович. – Более того, если Демиург сочтет тебя недостойным принимать такие решения, он найдет способ воспрепятствовать твоему спуску в Лоустэйр. Но я не Демиург. Так что я тебе помогу.

Андрей снова почувствовал угрызения совести. Несдержанность во всем, что затрагивало идею о воскрешении Ани, стала одним из его недостатков.

– Ограничители миров функционируют лишь в том случае, если их грани соприкасаются с каждой из трех плоскостей: с Мидлплэтом, Даунклаудом и Лоустэйром, – пустился в повествование Карпатов. – Кроме этого, должен соблюдаться определенный угол в точке соприкосновения. Если изменить этот угол, например, наклонив Мидлплэт относительно двух других плоскостей, пусть даже на тысячную долю градуса, ограничители миров перестанут функционировать.

– Какое-то сумасшествие! Как можно наклонить Мидлплэт?

Андрей посмотрел на ученого, как на чокнутого. Уж не тронулся ли он рассудком, утомившись от одиночества?

– Действие созданных мной ограничителей миров как раз и основано на изменении угла наклона Мидлпэта, – признался Карпатов. – Для этого здесь, в Железнодорожном, я построил Углонаклонную башню.

– Не понимаю, как башня может изменить угол наклона целого мира.

– Элементарно. Наш мир удерживают внематериальные нити, а они содержат в себе электрические заряды, участвующие в возникновении сил отталкивания и притяжения. Если создать поле, воздействующее на них определенным образом, то можно изменить соотношение этих сил, вызвав наклон Мидлплэта. Правда, есть одна загвоздка. Углонаклонная башня работает на солнечных батареях. Поддерживать в работоспособном состоянии ограничители миров она может ежедневно, а вот включать и выключать их – навряд ли. Достаточное количество энергии для столь серьезных изменений доступно лишь в самый длинный день года – 21 июня.

– А сегодня 1 апреля, – скривив досадливую гримасу, отметил Андрей. – А что, если взорвать Углонаклонную башню? Рухнет она – исчезнут ограничители миров. Ведь так?

– Да. Но вместе с тем, в Мидлплэт хлынут червивые, заражая всех на своем пути. Если же отключить органичители миров на несколько минут, которые позволят тебе воспользоваться Лифтом, а потом снова включить их, ничего критичного не произойдет.

– Значит, мне куковать тут до 21 июня. Найдется местечко перекантоваться? – с напускной улыбкой спросил темноборец.

Карпатов налил себе второй бокал чая, открыл консервы и улыбнулся Андрею в ответ:

– Да, конечно. Покажу тебе апартаменты. Можешь хоть в спячку до июня впадать.

«Спячка – это хорошо», – расслаблено и как-то по-медвежьи лениво подумал утомившийся разговором Андрей. Среди всех злоключений, случившихся с темноборцем на пути к Лифту между мирами, затянувшееся ожидание было наименее значимым. Днем раньше, днем позже – Аня будет спасена, и это самое главное. Не зря же ради нее разыгралась драма по всему Мидлплэту.

Осушив стакан с чаем, Андрей осмотрел обещанные апартаменты, представлявшие собой несколько смежных спален. Мозг отказывался переваривать свалившуюся на него информацию, а потому тело рухнуло на постель. Стопарин уткнулся лицом в подушку и заснул сном младенца.

Глава 31. Издержки длительного ожидания

Дождливая весна тянулась медленно, как жвачка. Нависшие над Железнодорожным тучи угрожающе вспыхивали заревом молний и бросались в опустевший город раскатами грома, будто зацензуренными матерными словами. Нескончаемые дожди играли на черепицах крыши лабораторного комплекса минорной симфонией клавишных. Дополняли угрюмую картину завывания ветра, казавшиеся зловещим улюлюканьем принимающих грязевые ванны червивых.

Силикатные стекла лаборатории обеспечивали практически стопроцентную защиту от гельминтов Карпатова, но ощущение безопасности выветривалось вместе с холодными сквозняками. Андрею казалось, что червивые растворились в грязи подобно смытому волной песочному замку, а высвободившиеся гельминты безуспешно пытаются пробраться в лабораторный комплекс, смешиваясь с потоком воды.

А может им удалось выйти на телепатический контакт со своими светящимися сородичами, обитающими в стеклянных ящиках у Карпатова? Может быть, сообща они готовят осознанный план по захвату лабораторного комплекса? В таком случае, препятствия на пути разжигают их аппетит. «Нам крышка», – думал Андрей, погружаясь в наполненные мраком фантазии.

В один из наиболее хмурых дней вырубилось электричество. На всякий случай попрощавшись с Андреем, Карпатов решился на вылазку в город. Как и ожидалось, пришлось ремонтировать порыв на линии, временно переводя лабораторию на резервные источники питания. К счастью, в электрике, непосредственно связанной с горячо любимой Карпатовым физикой, ученый достаточно хорошо разбирался. Однако беспокойство у Андрея вызывали отнюдь не электрические нюансы ремонта. Стопарин боялся подхватить геьминтоз.

Как говорится, у страха глаза велики. С перепуга Андрей начал сторониться хозяина лаборатории, предполагая, что тот мог заразиться во время вылазки в город. Само собой, Карпатов предпринял все необходимые меры предосторожности. Опасения Андрея были безосновательны.

Вслед за вопросом о заражении последовал вопрос о разгуливающих по Железнодорожному червивых, на что Карпатов ответил: «Тьма кишит», отчего у Андрея внутри с гулом и скрежетом запустился унылый тромбон. Лучик надежды, что зараженные умерли, погас, оставив Стопарина наедине с темнотой.

Погода сменила гнев на милость к середине мая. Первые солнечные лучи опускались на Железнодорожный, пробиваясь сквозь медленно рассеивающиеся тучи. Неведомая природная сила снисходительно возвещала: «Нате вам солнце! Подавитесь!»

Вместе с солнцем пришло потепление, но веселее от этого не становилось. До 21 июня оставалось так много дней, что их нельзя было сосчитать на пальцах обеих рук темноборца и призрака. Напряженность ожидания усиливало призрачье нытье.

Олег настаивал на идее уничтожения Углонаклонной башни. Призрачий компас велел ему пошевеливаться. Но Андрей сохранял непреклонность. Предложения, угрожавшие массовой гибелью разумных существ, отметались им без обсуждений.

Тиглев распинался про виденную им воочию Углонаклонную башню, про червивых и заброшенные улицы Железнодорожного. Его разведывательные вылазки в город не приносили никаких результатов, кроме горстки приключенческих историй и страшных баек, которыми можно было бы поделиться на пикнике у костра. «Не заговаривай мне зубы», – как правило, отвечал на его россказни темноборец, чувствуя в них нотку упрека в бездействии.

Скрасить время и отвлечься от призрака помогли бы крепкие алкогольные напитки, к которым Андрей пристрастился после Аниной смерти. Но Карпатов наотрез отказался выдавать ему единственную жидкость, содержащую спасительные промилле, – спирт из аптечек. Мало-помалу Андрей самовольно опустошал его запасы, лишая лабораторию средства для дезинфекции ран. Однажды поймавшись на месте преступления, темноборец выслушал лекцию об Ответственности и получил несколько смачных подзатыльников. Этим наказание не ограничилось. Спиртовые запасы ученый собрал в одну кучу и перепрятал таким образом, что Андрей не смог ничего не найти, сколько бы ни пытался.

Протрезвевший рассудок давился сумасбродными рассуждениями Олега. Если бы Карпатов мог видеть призрака, возможно, его позиция по вопросу употребления алкоголя не была бы столь категоричной.

Своей навязчивостью Тиглев пытался оказывать на Андрея давление. К несчастью, не один он. Время от времени в сознание темноборца пытался проникнуть другой призрак – художник, непременно желающий внести свою лепту в расшатывание темноборческой психики.

Призрак ли? Андрей верил в эту гипотезу, хотя и не мог ни подтвердить, ее, ни опровергнуть. Художник – призрак, потому что он хочет себя убить. Художник – не призрак, потому что суицидальные мысли могли так же возникнуть в голове у действительно помешанного на искусстве маньяка. Склонить чаши весов в пользу того или иного суждения мог откровенный разговор с художником, сотканный из крючков, попавшись на которые, призрак проговорится об истинных мотивах своих поступков.

С момента отбытия из Москвы Андрей не позволял художнику залезать в свою голову. Однако депрессия, накатившая от невозможности опрокинуть рюмку-другую в совокупности с родившимся интересом к мотивам заточенного в свечах голоса, заставила Стопарина отказаться от установленных барьеров и согласиться на диалог. Художник с радостью принял долгожданное приглашение войти в сознание темноборца и появился в его голове, не вытерев на пороге ботинки:

– Ты заставляешь меня волноваться. 21 июня?! Я не планировал настолько растягивать во времени свое художественное произведение. Ты же ведь представляешь, как давно я мечтаю о воссоединении со своей любовью через искусство? Куда больше твоего! Ты понимаешь, что акционизм имеет смысл в определенных временных рамках?

Художник в образе знакомого старика с картины из галереи Ярого, появился в голове Андрея восседающим на унитазе с важностью короля на троне. Насмешливая отсылка к унизительному виду Лифта между мирами, заставила темноборца поморщиться и попросить художника сменить фон, на что тот ответил коротким отрицанием:

– Не хочу.

Мейн-кун, в прошлый раз сидевший у художника на коленях, теперь лениво игрался с дохлой синицей, валяясь у его ног. Насытившись высыпающимся через край миски кошачьим кормом, он был не готов к поглощению очередного блюда, но так же не хотел огорчать хозяина, а потому тянул время, изображая увлеченную игру с маленькой тушкой синицы.

– Я не намерен больше рисковать жизнями разумных существ, – ответил Андрей на требование художника немедленно запустить Лифт.

– Откуда в тебе этот гуманизм? Не ты ли буквально вчера беспринципно двигался по головам, расчищая дорогу на пути к своей Ане и к Лифту? – напомнил художник, растягивая самодовольную улыбку.

– Я не хочу это обсуждать, – прервал дискуссию Андрей. – Давай поговорим о другом. К примеру, ты знал, что темноборцы – выдуманный биологический вид?

Художник зевнул, предвосхищая скуку, навеянную отвлеченными разговорами, после чего ответил:

– Догадывался, но не был уверен до встречи с Карпатовым.

– Ты говорил, что был свидетелем Войн Безответственности, – напомнил Андрей, пытаясь поймать художника на лжи.

– Подлинная информация не доходила до низших слоев населения, – пояснил художник. – В особенности Небесный Совет опасался Первородных существ и долгожителей. С ними проводилась отдельная работа по промыванию мозгов. По версии Первых секретарей, темноборцы не появились с пустого места, а всегда существовали среди людей, ожидая того дня, когда Демиург призовет их к службе Небесному Совету на благо Мидлплэта. В общем, религиозно-политическая бредятина. Тебе это действительно интересно?

– Все разумные существа рано или поздно задаются экзистенциальными вопросами. Учитывая, сколько у меня сейчас свободного времени, мои размышления вполне уместны, – соврал Андрей.

Теории происхождения темноборцев интересовали его в последнюю очередь. Но это было одним из крючков, за которые должен был зацепиться художник, прежде чем речь зайдет о его призрачьем поведении.

Мейн-кун, наконец-таки проголодался, и принялся пожирать синицу, раскидывая по полу перья. Художник наклонился погладить кота, и тот, снова в угоду хозяину, отстранился и зарычал. Во взгляде мейн-куна читалось, что ему скучно вести себя, как все нормальные кошки. Но соответствовать образу вечно голодного и пушистого создания его заставляли насильно.

Художник убрал руки в сторону от кота и, наслаждаясь хрустом маленьких косточек синицы, ласково произнес:

– Кушай, кушай! Я и не думал тебе мешать.

– Что символизирует синица? – оторвав взгляд от кота, быстро нашелся со следующим вопросом Андрей.

Синица была на картине. Теперь она появилась во внутреннем мире художника, и ее появление – едва ли случайность. Художник слишком верует в символизм, чтобы раскидываться возможностями вложить какой-нибудь смысл в тот или иной повторяющийся во всех композициях арт-объект.

– В зависимости от ситуации. В общем и целом, передает мое настроение, – ответил художник. – Вот сейчас я набрасываюсь на добычу.

– А что для тебя добыча?

– В данный момент центральная точка творчества. Я же тебе уже объяснял.

– Ну, мы приближаемся к центральной точке твоего творчества, – удовлетворившись столь безобидным ответом, сказал Андрей. – Осталось дождаться 21 июня.

– Нет, – возразил художник. – Все случится намного раньше этого срока. Если потребуется, я тебе помогу.

От слов художника веяло ледяной уверенностью. Он знал, о чем говорил, и это пугало. Андрей мысленно обратился к своей непоколебимости касательно способа отключения Углонаклонной башни. Проверил стержень собственных принципов, твердый, как сплав золота и титана. После разговоров с Карпатовым подобные стержни закалялись, как сталь. Их нельзя было перепилить заурядной болтовней двух полоумных призраков.

– Не надо мне помогать! – произнес Андрей, и почувствовал, как сам попадается на крючки вместо того, чтобы закидывать удочку.

Не ровен час, продемонстрирует художнику свое слабое место, согласившись порыться в собственном грязном белье. Нет, так дело не пойдет. Пора переходить к самому главному и вышвыривать этого проходимца из головы.

– Допустим, с темноборцами разобрались. А что ты думаешь о призраках? Какова их сущность? – почти напрямую спросил Стопарин.

– Беспокоишься о своем попутчике? – лицо художника тронула усмешка.

– Да. Он, как и ты, слишком сильно печется о затянувшемся ожидании. Списывает все это на свой призрачий компас. Хочу лучше понять, о чем идет речь.

Андрей интонационно выделил «как и ты» таким образом, чтобы намек прощупывался в его словах достаточно явно.

– У призраков есть особая зона в мозгу, ответственная за целеполагание, – нечаянно или нарочно не обращая внимания на намеки, ответил художник. – Они нащупывают ее достаточно быстро, после чего движутся напролом к отщеплению своей внематериальной частицы от субстрата.

– Субстрат – внематериальная частица живого разумного существа?

– Как правило, да. Вообще, если честно, тебе лучше поговорить об этом с Карпатовым, – попытался перевести стрелки художник. – Мне интереснее искусство, а не наука. Как там все устроено физиологически или психически, меня не особо волнует.

– Из любых правил есть исключения, – не позволил оборвать нить разговора Стопарин. – Ведь так?

– Пожалуй, – согласился художник.

– И субстратом для остатка вематериальной частицы призрака необязательно должна служить внематериальная частица живого разумного существа? – продолжил рассуждать Андрей, чувствуя, что перевес аргументов вот-вот окажется на его стороне. – Как насчет, скажем, м-м-м, картины?

– На что ты намекаешь? – художник приподнялся с унитаза и сверкнул гневным взглядом.

– На то, что от твоей новой формы живого веет призрачьим старьем! – разразился разоблачительной речью Андрей.

Художник замер в исступлении, переваривая услышанное. В его глазах читалось испуганное прозрение. Правда, от которой он хотел отказаться, прилетела ему в лицо отвратительным плевком. Стопарин копнул в его личность так глубоко, как никогда не отваживался копать сам художник. Ныряя все глубже в сознание темноборца, он не подумал, что обнажает свои собственные сокровенные тайны.

– Я прав? – взволнованно спросил Андрей, глядя на художника сверху вниз.

Художник молчал, и его молчание означало согласие. Ему нужно было время на то, чтобы осознать и принять свою новую сущность. Андрею же это время было ни к чему. Он получил ответ на свои вопросы, а потому без зазрения совести пинком вытолкнул художника из своего сознания.