Рыжий ангел

Ольга Ковалёва

Рыжий ангел

Какая это роскошь, в любой момент иметь

возможность обнять любимого человека.

С. Ахерн

Глава 1

Дом был большой. Комнаты светлые, большие и он ходил по этим пустым комнатам, а их становилось больше и больше. Он искал выход, а находил всё новые и новые комнаты. И уже сил не было от этой пугающей пустоты, от этого множества. И вдруг мамин голос:

– Сыночек, спасибо, мой хороший, всё нормально! На балконе, отдыхаю, вид прекрасный. Всё как ты говорил, мебель прекрасная, очень удобная. Я на балконе, здесь уютно, ноги уже почти не болят.

И он бежал искать маму, на балкон, но всё время попадал в пустые комнаты и ему уже хотелось кричать. Мама была очень красивой и смешливой, мама смеялась совсем рядом, и он проснулся.

Через несколько секунд непонимания кто он, где он, одним мгновением вспомнил, что отдыхает в хорошем пятизвездочном отеле, в Испании. На балконе уснул и не заметил, что уже вовсю жарит солнце, нехорошо это, не обгорел ли? Ощупал лицо, нет ли неприятных ощущений. Неприятных ощущений не было, ожога не было, разве что разогретая кожа. Шезлонги, действительно в этом отеле очень удобные, их можно подстроить под тело, под уставшие ноги. Хотя он уже давно не помнил, как ноги устают. И никуда бежать не надо, не надо искать маму. Мама далеко. И он очень давно не звонил ей, наверное, уже неделю, и она не звонила. Не беспокоит, он просил её не беспокоиться и не беспокоить. Дурак. Высылал ей деньги, нет, не высылал, деньги автоматически маме перечислял банк на её карточку. Он так любил, чтобы всё было удобно. Это тоже было удобно!

А кто смеялся? Он же слышал, что кто-то смеялся и этот смех его разбудил. Осторожно встал, заглянул на соседний балкон и увидел ноги. Ноги были длинные, но полноватые, почти без признаков загара, ноги были слегка отекшими, и он вспомнил разговор, почти не болят. Он ещё раз захотел услышать мамин смех. Позвонил маме и услышал её тихий и почти бесцветный голос:

– Сынок, Сашенька, что случилось? У тебя всё в порядке?

Он долго разговаривал с мамой, рассказывал что-то смешное, пока не услышал её смех, смех был совсем непохожим на смех из его детства или из его сна.

– Что случилось, почему звонишь? Нет Сашенька к тебе не хочу, я роскоши боюсь.

Мама боится роскоши, а могла бы жить красиво, она сама говорила, жить надо красиво. Специально возила подростком в Москву и Ленинград, по музеям, картинным галереям, театрам.

И совсем робкое:

‒ Может соберешься, приедешь? А Таня приезжает, ты помнишь Таню. С соседней улицы. Она такая шикарная стала, богатая. Всем богатая, и телом, и косой, и ростом, всем! Вы вроде даже дружили.

У Александра заныло сердце, он не хотел вспоминать Таню, а Надю вспомнил с гневной тоской. Надя была бедной, и телом, и косой, и росточком, совсем бедненькой, но его так умиляли её костлявые коленки. А Надя их прятала и долго ругалась с редакторами глянцевых журналов, если в журналах появлялись снимки с её неотфотошопленными ногами. Надя была красавица, с интеллектуальным узким лицом и глубоким сильным голосом. Известная певица. А ещё у Нади был вздорный характер, на который Александр не обращал внимания, но тонкие костлявые ноги с узкой щиколоткой и острыми коленками, приводили его в умилительный восторг. Вчера Надя его бросила. Он об этом забыл и вот только сейчас вспомнил. А ещё вспомнил, что он её для этого и привез сюда, в Барселону.

Отчего он её вспомнил? Ах да, он вспомнил что когда-то любил. Таню любил, так нежно, так яростно, так сильно, что мутнело в голове, таяло сердце, и ему ничего не было нужно, только чтобы она была рядом и тогда, рядом с ней, мир становился невыносимо прекрасным, вечным, мощным и понятным.

Вот почему он вспомнил Надю. Вспомнил про любовь и поэтому вспомнил Надю. Считалось, что он любит Надю. По-своему, но любит. А почему по-своему? Ах да! Это же Надя так говорила, ты меня любишь по-своему.

То, что он любил Таню он забыл. Постарался забыть и забыл. Он даже не помнит её лицо. Помнил только её фигуру, тонкую, высокую, с копной смоляных кудрей, а лицо забыл. Хотел забыть и забыл. И боль забыл. Так крепко забыл, что не вспоминал двадцать лет, или сколько там прошло? Девятнадцать лет, семь месяцев и двадцать дней, вот сколько прошло. Ничего не помнил, ни Таню, ни её лицо, только взгляд. Как же причудлива человеческая память, взгляд он помнит, а глаза не помнит. Ничего не помнит. Только боль.

Почему они расстались? Он начал вспоминать. Она что-то ему сказала, он что-то ответил, а она встала, долго и пристально на него смотрела и сказала, он хорошо запомнил, что она ему сказала:

– Не приближайся ко мне. Никогда.

Он помнил эти её слова. Всю жизнь помнил. И её взгляд, наполненный болью и презрением. Это только сейчас он понял этот взгляд, вот сейчас, секунду назад, а тогда совсем не понимал, а почему она сказала такое, и почему смотрела с болью и презрением не понимал. И сейчас не понимает.

Да он, собственно, и не вспоминал никогда, о чем они разговаривали. Он только помнил захлестывающее до краев горе, боль непреходящую. Он помнил, как она уходила, как споткнулась и чуть не упала. И ещё он помнил стон, дикий стон, как протяжный вой волчицы через несколько секунд после того, как скрылась за поворотом её стройная, высокая фигура. А он не мог за ней побежать, не мог посмотреть кому так больно, кто так стонет, что там, за поворотом случилось и жива ли Таня. Совсем не мог, у него отнялись ноги от горя и обиды. Он только звал её. Пока совсем не охрип. Так и нашла его мама, бессильно сидящим на лавочке.

Его увезли лечиться в Москву. Опять в Москву, как в детстве, в клинику неврологических заболеваний. Или как она там называлась? Он пошел через неделю и даже успел поступить в институт, в модный тогда ВУЗ под названием Высшая экономическая школа. Его ждала красивая жизнь. Так говорила мама.

Он опять вышел на балкон и опять решил заглянуть на больные красивые ноги соседки.

– Вы с ума сошли? Напугали.

– Каким образом?

– Ваша тень совершенно неожиданно появилась на моем туловище.

– Надеюсь она к вам не приставала?

– Кто?

– Моя тень.

– Ха – ха – ха! Очень смешно.

– Ну, простите, я не хотел вас пугать.

– Ну, прощаю.

– Вы только приехали?

– Мы второй день.

– Вы не одна?

– Мы одна.

– Вы забавная!

– Я еще и танец могу вам станцевать. Индийский. Хотите? Это ещё забавнее.

– Вы правда забавная. И не пафосная.

– Ну, это как настроение ляжет.

– Это самоирония?

– Это самоиндукция.

– Что?

– Проехали.

– Нет, вы правда интересно ведете диалог.

– А вы пафосный?

– С чего вы взяли?

– Речь у вас такая.

– Наговариваете. Я прост, как табурет.

– У вас четыре ноги? – удивилась собеседница.

– Две. А вы не могли бы мне показаться?

– Кем?

– Что кем?

– Кем я вам должна показаться? Если что я ленивая, двигаться не люблю. Не хочу повышать энтропию вселенной. Я могу только собой.

– Где-то я такое слышал уже. Собой и покажитесь.

– Вы не слышали, читали. Кто-то из фантастов написал об ученом, который был ленив и всем видам развлечений предпочитал горизонтальное положение лежа. Фамилию забыла.

– Чью?

– Да всех, и ученого и писателя фантаста.

– Глеб Горбовский. Стругацкие. Полдень!

Две ноги красиво метнулись и наконец перед Александром явилось лицо хозяйки длинных ног.

– Ух ты! Точно. Стругацкие. Удивили.

Это была женщина лет тридцати, с очень красивой, пока белой, сливочной кожей. Красивое, породистое лицо и странно простодушный взгляд. На голове женщины красовалось нечто, похожее на тюрбан. Она смотрела на него как-то странно. Удивленно и испугано.

– Вы даже забыли о своей лени.

– Да прямо захотелось увидеть человека с такой прекрасной памятью. ‒ Рассеянно как-то сказала.

Сосед исчез.

Через несколько секунд появился и протянул ей книгу Стругацких.

– Взял почитать с собой. Утопии захотелось.

– А могли бы и не разоблачаться.

– Саша, – представился знаменитый ловелас, миллионер и самый выгодный холостяк страны, – Да вот что-то не захотелось гоголем перед вами ходить.

Посмотрела на него насмешливо и тоже представилась:

– Тата. Это не имя. Это кличка. Могли бы для интереса и гоголем.

– Для чьего интереса.

– Вопрос ребром. Заинтересованных не нашлось!

– Я пытался зацепить ваше самолюбие.

– Получили бы удовольствие?

– Надеялся.

– Я просто ловко увернулась.

– Вы собираетесь на обед?

– Разве уже пора? – Заглянула в свой телефон.

– Надо же. Время летит. Скоро Новый год.

– Сейчас апрель.

– Вот именно. Уже апрель и время обеда.

– Все-таки вы забавная.

– Вы тоже забавный, вроде как.

– Хороший повод сходить вместе пообедать.

– Пожалуй. Я буду готова минут через десять.

Глава 2

Она вышла из своего номера ровно через десять минут. Длинная белая туника до середины икр, летящая, с красиво отделанным воротом из разноцветных камней, с узором по подолу. Светлые босоножки, пышные темные локоны по плечи. Соседка была невероятно хороша собой. У неё была красивая походка. Прямая спина и шаг балерины. Похвалил за пунктуальность.

– Мне не хотелось вас огорчать перед обедом. А то несварение и прочие беды, зачем это нам, – ухмыльнулась.

Та ещё штучка, ведь теперь, наверное, будет неделю мстить за его попытку зацепить самолюбие.

– Тата, ты очень красивая.

– Спасибо, мы уже на ты?

– Возражаете?

– Нет.

Она улыбнулась ему простодушной улыбкой, но такой нежной, что у него внезапно заколотилось сердце.

– Так дело не пойдет.

Вот черт, зачем он сказал это вслух.

– Еще как пойдет, Саша? – она опять ухмыльнулась.

В ней была сексуальность, не нарочитая, природная и вряд ли она её осознавала.

– Что случилось?

Она была чем-то встревожена.

– Тебе плохо?

– Мне хорошо.

– А почему за сердце держишься?

Он не заметил, как положил себе на грудь руку, чтобы унять сердцебиение.

– Все в порядке, возможно это привычка.

– Возможно, ты мне врешь, глядя в глаза.

– Возможно.

Он не любил врать. И не любил, когда его ловили на лжи.

– Остановись. Дай руку. Правую.

Она нажала ногтем какую-то точку на мизинце, его пронзила острая боль, едва не вскрикнул, но сердцебиение прекратилось.

– Лучше?

– Да. Ты врач?

– Нет. Я начитанная.

Он смотрел ей в глаза и вдруг вспомнил, что он ловелас, мачо и мастер кружить девкам голову. Конечно, она не юная дева, но она так сильно ему нравилась. Захотелось подчинить её себе. Сделать своей женщиной.

– Пойдем.

Зацепил тем самым мизинцем её мизинец и держась за руки они направились к лифтам. Руку отнимать не стала. В лифте было прилично народу. Ему показалось мало её одного пальца, всей ладонью провел по запястью и переплел свои пальцы с её.

Он ждал что она освободится, боялся этого и незаметно для себя сжимал её руку крепче и крепче.

– Всё хорошо. Я с тобой. – Сказала почти насмешливо. Почти. И почти испугано.

Или он сейчас получит по морде или обнимет и прижмет её к себе. Обнял и прижал. Лифт приехал, пора выходить. Пальцы не разжимал. Не хотел.

– Саша, ты что это за эксперименты затеял? Нервы мои испытываешь?

– Не твои, а свои. Мне надо так.

– Хорошо, надо так надо. А я такие же права имею.

– Нет, если собралась со мной сражаться.

– А если не сражаться?

– А если не сражаться, то такие же.

– Саш, сколько времени надо быть знакомыми, чтобы иметь право выносить мозг.

– Шесть часов, тридцать шесть минут.

– Осталось всего шесть часов пять минут. Я потерплю. Нет, погоди, почему это мне шесть часов, а тебе можно сразу.

– Ты тоже не веришь в магию точных цифр? Что мне можно сразу?

– Не верю, верю в кривые. Ты собираешься присваивать.

– Ты уверена, что я хочу что-то присвоить?

– Конечно.

– И что же это?

– Не что, а кто. Ты пытаешься меня присвоить.

– А ты хочешь присвоить меня?

Женщина с кличкой вместо имени смутилась. По-настоящему смутилась. Подумала, опустив очи долу и призналась:

– Я точно не знаю, чего я хочу, но присвоить тебя или что-то наподобие, да, хочу. – подняла бровь, плечиком пожала, – Но сначала мне надо разобраться.

– В чем разобраться?

– В порядке действий.

– Тата, ты меня пугаешь или объясняйся, или, я что-либо сам придумаю.

– Я не знаю в каком порядке действовать, сначала тебя присвоить, а потом в тебе разобраться или сначала в тебе разобраться, а потом присвоить.

Она явно нервничала.

– Конечно сначала присвоить, потом разберешься носить или выбросить.

– Ты очень умный.

– И красивый.

– Это не так важно. Имей ввиду, это мое убеждение, а не попытка задеть твое самолюбие.

– Очень хочется тебя поцеловать.

– У меня мораторий, шестичасовой. И не я это установила.

– Может отменим.

– Торгуешься?

– Нет, изучаю возможности.

– Ха-ха!

Они уже дошли до ресторана. Куда это они вырулили? Странно, он здесь впервые, в этом зале. Обычно… Хотя, это обычно было очень давно, он тогда ещё не ждал никакого счастья и он уже не помнит как там было в том обычно.

Шведский стол предлагал разнообразные блюда. Тата взяла три салата, с авокадо и креветками, из листьев цикория, фруктовый и приличный кусок тунца с небольшой порцией гарнира.

Она так увлеклась выбором блюд, что упустила из виду своего соседа и уже сидела тоскуя, размышляя к худу это или к добру, как на её столик приземлился сначала поднос с тремя салатами, приличным куском рыбы, двумя пузатыми огромными бокалами, красивым стеклянным кувшином с красным вином и наконец пред очи её предстал сам красавец, ловелас и сердцеед, завидный холостяк.

Она вспомнила его. Ещё там, на балконе. И сын на него похож. Она только что вспоминала его когда-то юное лицо. Разве так бывает? Любить человека и не помнить его лицо. Даже всю прессу гламурную вспомнила. Кто там у него последняя девушка? Вроде певица. Не певичка, а настоящая певица. И то, слава Богу! Такое было бы разочарование. А оно уже было, разочарование. Или забыла? И хорошо, что он не узнает её. Она сделает всё, чтобы не узнал. Соблазнит его и бросит. Нет, не будет бросать. Соблазнит и присвоит. Да, так будет правильно.

В ней что-то изменилось. Он это почувствовал.

– На минуту нельзя оставить. Что у тебя произошло?

Сощурила глаза, нарочито сделала. Как будто уличить в чем-то хочет.

– Тата, если ты задумала играть в кошки-мышки, спасибо, конечно, за соблюдение гендерных правил, то должен предупредить, я эти игры освоил в совершенстве. Ты проиграешь. В этой игре очень легко проиграть.

Глава 3

Она смотрела на него как-то не так. Не так, как до этого. И почему-то ему взгляд был знаком. Тряхнул головой. Помогло.

– Ты просто в мышку не играл. У кошки свои правила, у мышки свои. С мышкой всё не просто, она может думать о себе, что она кошка.

– Сложную игру ты затеваешь. Когда я подошел ты уже была другая. Что произошло?

– Я вспомнила, кто ты такой. Читаю иногда всякий глянец и гламур. Напрягает, что ты это почувствовал. Куда она делась?

– Тебе интересно или это любопытство?

– Хочу определить положение дел и принять или нет решение о продлении моратория.

– Нет, давай не будем продлевать. Лучше отмени его. Она меня бросила. Причину не знаю.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.