Сказки долго не живут?

Или так:

– Милая дева, нравится ли вам Вагнер? Вчера я забрался в подвал оперного театра и слушал «Гибель богов», это же фундаментальное произведение! Сколько экспрессии!

– Какая няша! Иди сюда, я поглажу тебя, а теперь сфоткаю. Оу-у-у, ты такой миленький!

И кот терпит «обнимашки» и разочарованно уходит обсуждать Вагнера и Теорию струн к сородичам.

Что касается нашего гостя-котенка, мне понадобилось несколько часов, чтобы узнать, что родом он из Нюрнберга, человек, но был заколдован на набережной. Я взял корзинку, посадил туда котенка и, как стемнело, пошел на набережную реки Пегниц.

Как только туристы покидают улочки, а добропорядочные бюргеры и бюргерши запираются по домам, на улицах города становится не протолкнуться от других обитателей города и его окрестностей.

В Пегниц обитают русалки. Днём они снимают квартирки в домах на набережной, а ночью сбрасывают свои личины и заполняют водоемы. Жизнь городских русалок вообще печальна: сначала учись ходить на двух ногах, в реках вода с каждым годом не то чтобы очищается. Так что милые фрау с каждым годом все злее и злее. Я спустился на островок рядом с Мостом Палача и опустил руку в воду. Потихоньку колдуя и призывая местных дев ответить на несколько моих вопросов.

Девы особо не торопились. Как и положено, опоздали на свидание на двадцать пять минут, зато накрашенные.

– Господин Николас, какими судьбами? – спросила меня фрау Марта. Молоденькая русалка, всего ста пятидесяти лет, с синими волосами.

– Да вот, фрау, ищу тех умниц, которые приложили свои чешуйки к проклятию этого индивида, – я указал ей на кота.

– Ой, какой миленький! Какая няшка! – завопила русалка.

Я закатил глаза, потому что такая реакция нормальна для человеческих дев, а не для существ, живущих сотни лет. Видимо, фрау Марта слишком много времени проводит с людьми. На её умиления к нам подплыли ещё три девушки, которых я практически не знал, видимо, заезжие. И да, они тоже начали не с приветствий, а с умилений! Наконец подплыла фрау Ирма. Ирме было четыреста лет, она не любила шумные компании и была в Русалочьем Дворе за старожила.

– О, герр Николас. Вы нашли нашего мучителя?

– Кого?

– На набережной появился нерадивый поэт и музыкант. От его пения у меня и моих сестер очень болела голова. Вы знаете, герр Николас, у него нет слуха. И вкуса. И чувства ритма. И голоса. А тексты чудовищные. Я подумала, что как кот он будет более полезен генофонду.

Из корзинки донеслось истеричное «мяу».

– Милые дамы, расколдуйте его, а уж с его голосом и слухом я что-нибудь наколдую.

Русалки некоторое время посовещались и дали свой ответ. Конечно, я тоже приложил немного магических сил, чтобы мы пришли к соглашению. Мальчугану мы стерли воспоминания и направили его бурный талант в другое русло – в кулинарию. Пекарь из него получился отменный.

Саму набережную тоже пришлось заколдовать: у всех музыкантов, которые пытались там играть или петь, не имея ни слуха, ни голоса, постоянно происходили какие-то проблемы. То инструмент ломался, то голос резко садился. Русалки всегда любили качественный городской контент.

Слышали бы вы, какие сказки они рассказывали. Впрочем, одну я всё же записал.

Цветы и водоросли.

Далеко на севере, где небо впадает в море, а фьорды в ночи напоминают бесконечное звездное небо, стоял маяк. Каждый вечер волны рассказывали камням свои громовые сказки или пели колыбельные на своём неведомом языке. Из всех живых существ, живущих в округе, язык моря был известен лишь Хранителю маяка. Что у маяка вообще есть хранитель, люди в ближайшем городе старались не вспоминать. Женщина это была или мужчина – разницы не было, лишь бы делал свою работу да не приходил в город пугать людей.

Маленькую Гудрун выбросило на берег вместе с обломками корабля. Бывший смотритель маяка старик Хельсет подобрал ребенка и стал выхаживать. Девочка была хилой, того и гляди ветер похитит её душу. А кроме того, то ли море, то ли чудовище морское оставило девочке свою метку – не то акулий плавник, не то горб. Иногда Хельсету казалось, что крошка и вовсе не жертва кораблекрушения, а просто кто-то решил избавиться от неё за такое уродство. Но, как бы то ни было, в синих глазах ребенка читалась непреодолимая воля к жизни. И Гудрун выжила и после того, как пробыла в открытом море, и выживала в этих краях ещё долгие годы.

Старик обучал Гудрун грамоте, счету, рыбалке, готовке и, главное, как управляться с маяком. Девочка не жаловалась, да и не особо стремилась покидать свою белую крепость. Городские дети, прослышав про горбатое чудовище, живущее в маяке, часто прибегали, кидались камнями, палками и старались обязательно победить, чтобы рассказывать своим родителям, какой подвиг совершили (что родители, конечно же, поощряли). Если же чудовище старалось давать отпор или выходил старик Хельсет, чтобы остановить расправу, разъяренные мальчишки и девчонки спускались к самому морю и пытались бить камнями и палками нежащихся на берегу тюленей. Звери тоже не понимали, чем вызвана такая жестокость, и неуклюже уползали в море.

Зимы сменялись веснами, жизнь сменялась смертью, умер и Хельсет, оставив Гудрун совсем одну в этом мире.

***

Два раза в неделю она доходила до города, покупала продукты. Раз в месяц, когда в мэрии ей выплачивали жалованье, она могла позволить себе зайти в книжную лавку и даже что-нибудь купить.

Несколько слов с продавцами – вот, собственно, и все общение, которое было доступно молодой, но совершенно непривлекательной девушке.

У Гудрун были темные волосы, синие, почти черные глаза, хромала она на левую ногу, да и левая рука из-за горба развилась плохо и была тоньше правой. Рубка дров для дополнительного отопления становилась сущим проклятием, а местные мужчины не то чтобы горели желанием помогать чудовищу из маяка даже за деньги. Иногда, неохотно приходили, желающих стать новым смотрителем маяка было ещё меньше. Благодарность Гудрун за помощь – демонстративно отвергали: печеный хлеб или свежую рыбу выбрасывали в море. Боялись, что если съедят – то ещё, чего доброго, сами станут горбаты.

Сначала у Гудрун это вызывало боль, потом она привыкла, потом и вовсе молча отдавала мужчинам деньги и закрывала дверь.

Мир внутри маяка был совершенно другим. Безопасным и теплым.

Завтракать Гудрун предпочитала на берегу у моря. Подкармливая чаек и других обитателей большой воды. Осенью в эти края возвращались тюлени, занимали все окрестные скалы, шумели и пугали рыбу.

Так что Гудрун проходила по пляжу ещё дальше, чтобы спокойно кушать и думать о том, что прочитала в очередной книге. Только Гудрун села и налила себе из термоса горячее какао, как со стороны моря к ней стал приближаться здоровенный пятнистый камень. Присмотревшись, она обнаружила, что это никакой не камень, а самый обыкновенный тюлень. Для него следовало освободить место, потому что, если он окажется агрессивным, зверь мог ещё и порвать. Но тюлень выбрался на берег и стал принюхиваться. Гудрун изогнула бровь.

– Ты шоколад хочешь?

Тюлень продолжил принюхиваться. Девушка отломила кусок шоколадки и бросила её зверю. Не прошло и нескольких секунд, как зверь бодро съел кусок и стал с интересом присматриваться к остальной плитке. Гудрун вздохнула и кинула зверю ещё шоколада. Тот мгновенно разделался и с этими крохами.

– Все, больше нет. – Гудрун отряхнула свой балахон и направилась к маяку. Тюлень недовольно хрюкнул и стал двигаться следом.

– Правда ничего нет.

Зверь недовольно забил ластой по песку, привлекая внимание горбуньи. Девушка обернулась, махнула рукой и поплелась в гору. Тюлень недолго следовал за ней.

***

На следующее утро, когда Гудрун пришла на берег, тюлень уже ждал её. Она предполагала его здесь встретить, так что, кроме шоколада, захватила с собой и несколько рыбин.

Казалось бы, можно приступить к завтраку. Но когда Гудрун положила перед тюленем рыбу, тот демонстративно отвернулся. Тогда горбунья подошла к лестоногому товарищу и попыталась покормить его с руки, но тюлень при виде рыбы помчался в море.

Девушка была удивлена такой реакции. Но стоило ей открыть плитку шоколада, зверь неуклюже стал выбираться из воды.

– Ты серьезно? То есть рыбу ты не ешь?

Тюлень кивнул.

– Не ешь совсем?

Словно поддакивая, тюлень начал бить ластой по песку.

За завтраком оказалось, что тюлень действительно игнорировал рыбу, зато шоколад, фрукты и сыр оказались ему по душе. Вкусовые пристрастия нового товарища пугали Гудрун. А вот тюлень совсем её не боялся. Кроме того, казалось, понимал каждое её слово. То, что ластоногий шарик был отменным слушателем, безусловно покоряло сердце Гудрун.

***

Очень скоро Гудрун стала проводить на побережье не только завтраки, но и старалась забежать на обед и ужин, конечно же, прихватывая снедь и для нового друга. Тюлень лакомился, после чего ложился перед горбуньей, сладко потягивался и ожидал, когда его погладят и начнут с ним разговаривать. В какой-то момент Гудрун стала брать на побережье книжки и читать их тюленю вслух. По морде зверя казалось, что он понимает, а главное, переживает за героев.

С другими тюленями Шелки (как его назвала Гудрун) не появлялся. Возможно, они сторонились его. Возможно они были ему просто не интересны. Но на самом деле от других тюленей всегда пахло рыбой, а Шелки терпеть не мог рыбу и запах рыбы.

– Да ты, верно, тюлень в изгнании! – пошутила горбунья. – Тебя изгнали за то, что ты не ешь рыбу?

На этот вопрос Шелки лишь недовольно фырчал. Что его действительно изгнали другие тюлени за то, что он не ел рыбу, Гудрун знать было не обязательно.

***

В мае в городе местные отмечали месяц цветения: праздник первых цветов, когда мужчины дарили их женщинам, а лавки пустели от наплыва покупателей.

Люди просили Гудрун не приходить в город во время праздников, чтобы она своим видом не портила им настроение. Да и для самой Гудрун этот месяц был особенно тяжелым. Ей нравились цветы, нравилось вдыхать их аромат, но она могла позволить себе вдыхать их на расстоянии, да и то – чтобы её никто не заметил.

Это было несправедливо: вокруг было столько веселых людей, счастливых воркующих пар, а Гудрун словно вычеркнули из списка живых.

В один такой майский вечер она сидела на берегу мрачнее туч. Шелки появился из воды внезапно. Он ожидал свою порцию шоколада, но в ответ получил незаслуженную порцию равнодушия. На такое тюлень нагло начал тыкаться носом, выдавать свое негодующее «а-а-аэ-э-э-э-э-э-э» и всячески пытаться вызнать, почему его игнорируют. Гудрун не могла долго молчать, прикидывая в голове, как объяснить тюленю, что её гложет, потом махнула рукой и заговорила на простом человеческом языке:

– Там праздник. Все дарят друг другу цветы. А я даже не могу купить себе цветов. Люди не хотят меня видеть в городе. Они даже в лавку меня не пускают.

Тюлень заинтересовано посмотрел на девушку.

– Цветы. Ну, это как водоросли. Только не в море.

– Племф-ф, – выдал Шелки нечто похожее на согласие и сочувствие. А потом пополз обратно в воду.

Гудрун просидела на берегу до первых звезд. Как вдруг из воды вновь появился Шелки. Он что-то держал в зубах, а когда добрался до горбуньи, бросил это что-то у её ног. Гудрун присмотрелась.

Тюлень носом придвинул водоросли. Это было неожиданно. Шелки все понял буквально. Но это было даже мило. Горбунья не заметила, как в глазах защипало.

– О, Шелки, это первые цветы, которые мне подарили в жизни. Спасибо.

Гудрун начала вытирать рукавом слезы. Тюлень удивленно хлопал глазами, не понимая, почему человек плачет. Он и сам расстроился. Горбунья заметила это.

– О, нет-нет-нет, Шелки, я плачу не потому, что мне грустно и ты сделал мне больно, я плачу потому, что ты сделал меня счастливой. По правде сказать, мне не дарили цветов.

Тюлень понимающе кивнул. Гудрун начала гладить его по усатой морде.

***

На следующий день, когда Гудрун пришла на берег, тюлень принёс в зубах серебряный ключ.

– Это ещё что?

Шелки подтолкнул ластой ключ под ноги Гудрун.

– Это подарок?

Тюлень одобрительно кивнул.

– Шелки, это ещё один подарок за неделю. Это вдвое больше, чем я получаю за год!

Тюлень издал звук, полный недовольства.

– Ну, ты не можешь дарить мне подарки каждый день!

Шелки недовольно стукнул задними ластами по воде, так что брызги рассеялись в разные стороны. У тюленя были совершенно другие планы. Он уже приметил самые красивые предметы на морском дне и самые разноцветные водоросли, чтобы приносить их горбунье каждый день.

***

Но в один из дней, когда Шелки приготовил подарки, горбунья не пришла. И в ту ночь свет маяка не горел. Тюлень ждал, но девушка так и не появилась на побережье.

И на следующий день она не пришла. Тогда тюлень решил сам добраться до маяка и стал медленно двигаться в горку, по направлению к маяку. Долгой была его дорога. Когда же он оказался у маяка, он начал звать Гудрун, но ответа не было.

По ту сторону двери Гудрун лежала в кровати и практически не могла пошевелиться. Кости её болели, и в такие моменты она была совершенно беспомощна. У неё не было возможности ни поесть, ни позвать врача. Она просто лежала в кровати, стараясь хоть как-то согреться, и молча плакала.

И, казалось, Шелки почувствовал это. Тюлень понимал, что в белую башню он не сможет проникнуть, но нужно было найти людей, которые смогли бы помочь. Поэтому тюлень двинулся дальше. В город.

Когда люди увидели тюленя, большинство не поверило своим глазам, но неравнодушные решили, что животному нужно помочь и вернуть на побережье. Но Шелки не дался, всем видом пытаясь показать, что он здесь ищет помощи.

Это и заметил продавец книг, который отправился за тюленем, дошел до маяка и обнаружил, что девушке нужна была помощь. Тут уж и врача нашли, да и подлатали бедняжку.

Шелки, который по камням стер все ласты и пузо, уставший вернулся в море…

***

Когда Гудрун выздоровела, то первым делом она побежала на побережье в поисках Шелки, про которого ей рассказали, дескать, именно тюлень привел подмогу. Но Шелки не было на берегу. И в море.

Девушка обошла все побережье, но так и не нашла следов своего друга. На шестой день поисков к побережью волнами прибило ошметки тюленьей шкуры…

Тогда Гудрун решила, что Шелки слишком сильно повредил себя, пока искал подмогу, и не смог выжить в открытом море.

Долго плакала горбунья, обвиняя себя в смерти своего единственного друга. И вновь мир потерял для неё краски и всякую радость.

***

И вот в один вечер, когда ветры скреблись в дверь маяка, словно дикие кошки, а дождь тарабанил по крыше, мешая спать, в дверь постучали. Гудрун, хромая, доковыляла до двери и отворила.

За дверью стоял юноша.

– Что вам нужно? – спросила Гудрун.

Но мокрый от дождя юноша лишь виновато протянул девушке разноцветные водоросли.

– Племф-ф, – вздохнул он, пытаясь подобрать человеческие слова и неумело улыбаясь.

И Гудрун впустила его. Она не спрашивала, почему Шелки стал человеком, как он превратился, что за имя выбрал он в этом мире. Она принесла ему горячий чай и шоколад. А потом молча уткнулась в мокрое плечо. Шелки пах морем. Он не спешил рассказывать свои истории, но спешил обнять возлюбленную. И остаться с ней. Навсегда.

О пользе энергетических вампиров.

Погостив в Германии, я направился во Францию проведать ещё одного вочеловечевшегося товарища. В дороге я отметил, что человеческие документы – полезная штука, но лишь в том случае, если у вас есть нечеловеческий гипноз. В остальных ситуациях – всем очень интересны цели ваших путешествий. Надо бы такое предложить начальству, когда вернусь. Чтобы всяческие нелегалы не пересекали Девять кругов.

Недавно я понял, что не люблю самолёты. Возможно, это человеческая черта характера, которая въелась в меня. Знаете, ни в одном другом месте на свете в воздухе никогда не витает столько страха, как во время нескольких часов полета. Люди боятся летать неосознанно. И генерируют свои страхи. Также неосознанно. Существа, чувствующие любое эмоциональное колебание, устают от всей этой бури эмоций и по прилете какое-то время восстанавливаются.

Я сидел в кафе, в аэропорту, дожидаясь трансфера, и смотрел, как медленно угасает вся зелень прошедшего лета. Вокруг ходили отдохнувшие, но мрачные люди, чьи отпуска окончились, и суровая реальность требовала их возвращения.

За барную стойку подсел мужчина в идеальном сером костюме-тройке. Волосы его были блеклыми, соломенными с изрядной проседью. Он покосился на меня, медленно вздохнул, кивком головы предлагая подсесть. На его пиджаке я увидел маленький значок с белыми крыльями. Конечно, можно было догадаться!

– Майор Джейн Росс. Тридцать второй воздушный полк.

– Николас. Просто Николас.

– Вы здесь по делу?

– Путешествовал.

Мужчина недоверчиво посмотрел на меня. Я закатил глаза. Белые крылья на значке Росса, означали его принадлежность к «стюартам». Эти ребята занимаются тем, что охраняют полеты смертных. Как я уже говорил, люди боятся летать. А страх – это одна из тех субстанций, которые довольно быстро и легко материализуются. Если боится один человек, это, как правило, не опасно. Но если боятся сто человек, если в течение нескольких минут сто человек начнут думать одну мысль, мол, «мы упадем и разобьемся», это рождает страх. Темная материя, съедающая и уничтожающая все на своем пути. И вот тогда на помощь приходят стюарты. Их задача – поглощать или рассеивать страхи, негативные эмоции, оберегая полет. Ангелы-хранители.

– Мы с вами летели в одном самолете. И он, кстати, пробыл в зоне турбулентности на семь минут дольше, чем полагалось.

– К чему вы клоните, Росс?

– Ни к чему. Просто типы вроде вас всегда замешаны в человеческих проблемах.

– Росс, если бы самолет разбился, мне бы пришлось искать новое тело. А вы должны знать, насколько это проблематично в современном мире.

Мужчина заказал вишневый штрудель, подмигнул официантке, а после смерил меня взглядом и продолжил читать нотации:

– Мы живем жизнью паразитов, Николас. И вы, и я. Я лишь пытаюсь сделать хоть что-то полезное. И стараюсь заставить других делать что-то полезное.

Вступать с Россом в полемику мне не хотелось. Вочеловечившиеся ангелы не теряют своего занудства на земле. Люди придумали отличный термин для таких персон: «душный». Джейн Росс был душным типом.

Тут я почувствовал, что слева от меня за барную стойку попытался взгромоздиться огромный тучный мужчина. Кожа его была бледна, уши чуть-чуть заострены, а солнцезащитные очки он не снимал. Мужчина быстро заказал себе виски и несколько коктейлей.

– Джейн, я ещё не восстановился перед следующим полетом. Пятичасовой перелет я сейчас не выдержу, – заявил мужчина. – Пошли кого-нибудь ещё.

Джейн Росс стал набирать кому-то сообщение. Казалось, тучный дядька просто проигнорировал мое присутствие.

– А вы?

– Драгош Раду.

– Эльф? – с сомнением оценив внешность мужчины, спросил я.

– Вампир. Энергетический. Стюарт, как и господин Росс.

Отличная компания, ничего не скажешь! Вочеловечевшийся ангел и энергетический вампир на службе человечества. Моё удивление Драгош заметил и тут же стал оправдываться:

– Понимаете, мы с собратьями питаемся сильными эмоциями, кто-то из нас работает банально, в парках развлечений, некоторые предпочитают работать на почте, вызывая медленной работой гнев толпы. Большинство занимают бюрократические ниши. Но лично я считаю такой способ питания мерзким и нечестивым.

– А питаться страхом, в вашем понимании, это нормально?

– Да. К тому же во время полетов мой способ питания идет людям только на пользу. Вот взять, например, детей. Маленьких детей. Они ещё не умеют управлять энергией, а умеют её только расходовать. Вот самолет взлетает, ребенок орет. Крик ребенка вызывает раздражение. Раздражение – отрицательная эмоция, которая может усиливать страх. И пока один стюарт пытается погасить страх, на него падает необходимость погасить энергию раздражения. И вот тогда на помощь приходит некто вроде меня. Я ем их эмоции либо перетягиваю внимание на себя, заставляя людей выплеснуть негатив на меня, и больше они не могут испытывать сильных отрицательных эмоций. Полет проходит нормально.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.