Книга 1. Ученик некроманта. Игры Проклятых

Вскоре человек в черном ушел, оставив Аргануса в одиночестве. Клавдий еще несколько минут просидел на камине за спиной некроманта, после чего, обратившись, чтобы не привлекать внимания, в серую дымку, проскользил к окну и, отыграв спектакль своего появления, предстал пред Д’Эвизвилом.

– Приветствую, учитель! – Батури, гордо выпрямив грудь, прошествовал через кабинет и уселся в кресло напротив лича.

– Здравствуй, Клавдий, – качнул головой некромант в небрежном поклоне. Вампир ответил тем же. – С какими делами пожаловал? – перешел к делу Арганус.

– К’йен спрашивает: когда понадобятся услуги Ордена?

– Не прикидывайся обычным посланником. С этим вопросом К’йен прислал бы другого, – у тебя ко мне иное дело. Выкладывай.

Догадливость Аргануса даже не поразила Батури, который за долгие годы уже изучил своего учителя. Клавдий появился в Бленхайме, чтобы выведать то, чем занимается Арганус, выяснить, когда, как и какими силами лич собирается начать войну, по возможности пересчитать магов, рыцарей и воинов. Ничего из этого Клавдий не мог раскрыть перед учителем и Хозяином, но отговариваться как-то надо…

– За помощь в путче я хочу получить свободу.

– Нет, – коротко ответил некромант.

– Но…

– Никаких «но», – обрубил Арганус. – Не будь глупцом: мне нужен помощник, приближенный к главе Ордена, и лишаться его я не собираюсь. А теперь рассказывай, что К’йен собирается предпринимать после бунта?

– Он не посвящает меня в свои планы, – попытался увильнуть Клавдий, зная наперед, что это ему не удастся.

– Рассказывай, что видел и слышал. И о том, до чего додумался, видя и слыша. – Арганус понимал, что Батури, будучи его рабом, не может лгать – К’йен и вправду не говорил с Клавдием о делах. Но Батури не слеп, а посему видит то, чем занимается К’йен, и не глуп, поэтому может дойти до каких-то выводов и своим умом.

– К’йен готовится к войне, – отрапортовал Клавдий, выгадывая время для размышлений.

– Как готовится? – подтолкнул лич.

– Он уже собрал вокруг себя всех Высших, сплотил их – кого силой, кого хитростью. Орден силен, как в былые времена, и может выставить почти полсотни магов.

– Это все? – Арганус впился взглядом в ученика, словно удав, гипнотизирующий свою добычу. Этот взгляд был силен, и сила его необъятна. Казалось, лич при помощи одного взгляда сможет двигать горы и осушать моря.

– Нет, не все, – выдавил из себя Батури. – Каждому советнику Ордена выделена земля с людьми, которых можно, а далее – нужно обратить в вампиров. Когда начнется война, ни тебе, ни Фомору будет не до людей. К’йен получит ту силу, в которой нуждается Орден, и попрекнуть его в нарушении законов будет некому, да и самих законов уже не станет – анархия захлестнет Хельхейм.

– Кого он будет поддерживать?

– Орден не примет участия в войне. На бунте его роль закончится. Он станет камнем, который обрушит лавину, но не покатится с гор вместе с селем – К’йен не позволит.

– Ничего неожиданного, – вынес вердикт Арганус, отпуская ученика из оков своего взгляда. – К’йен хочет урвать свой кусок власти и примкнуть к победителю. Только такой номер у него не выйдет – я не позволю. Так ему и передай. А еще скажи, чтобы свою свору через десять дней пригнал в Бленхайм. Время для войны пришло. А теперь иди. – Арганус повелительно махнул рукой, и Клавдию ничего не осталось, как выполнять приказ.

– До встречи, учитель, – выплюнул Батури и немедля выпорхнул в окно.

После разговора с Арганусом он чувствовал себя так, будто его изнасиловали, причем насильником был барон, воспользовавшийся правом «первой ночи». Лич умел поставить нерадивых на место. Раб – он и есть раб. Шпион – он и есть шпион. А Батури еще и изменник…

* * *

За минувшие три года лаборатория преобразилась. Свечи никуда не исчезли, стеллажи с книгами и препаратами тоже, но в углу залы, где раньше размещался только платяной шкаф, появились кровать и небольшое кресло для чтения. Чтобы добиться большего уюта, Сандро перетянул полки с ингредиентами для зелий широкими драпри, которые при необходимости можно было раскрыть при помощи специальных подвязок. Мозаичный пол теперь был устлан коврами, раздобытыми в кладовой Аргануса. У лича было нелегко выпросить половики, но юный некромант аргументировал свои желания тем, что кладка изображала сражение между альвами и некромантами в Фангорском лесу, которое хоть и обернулось для альвов поражением, но позже именно с этим лесом и было связано уничтожение Трисмегистова воинства. Против таких доводов Арганус не устоял и сам пожелал скрыть за ткаными полотнами место, поносившее славу Хельхейма.

Но на этом преображение лабораторной залы не закончилось…

Однажды, обсуждая с Трисмегистом прошлое некромантов, а в частности замок Первейшего, Сандро узнал, что Бленхайм изобилует потайными ходами и внутризамковыми лабиринтами, словно издырявленный сыр. Мудрый наставник посвятил своего ученика в тонкости разоблачения этих лазов. Самым простым и верным способом найти тайный проход было – ориентироваться на сквозняки. «Ветер – лучший помощник» – сказал тогда Трисмегист. Даже если тайник находится в стене, есть узкие, невидимые для глаза щели, в которые просачивается воздух. По ним и можно найти проход. Другим вариантом был поиск «различий». Если механизм открывался с помощью определенной кнопки, то оная кнопка всегда чище, а иногда – отполирована частыми прикосновениями до блеска, и отличить ее от других предметов или же камней стены не составляет труда. Еще одной возможностью было «простучать», но с этим способом все было не так просто. Во-первых, не всегда легко отличить пустой звук от монолитного, для этого нужны неплохой слух и опыт, во-вторых, не всем каменщикам и зодчим было по плечу избежать «пустышек» в стенах и перекрытиях, поэтому иногда возможные тайники оказывались лишь воздушными пузырями.

Сандро сразу же поспешил проверить полученные знания на практике и, к удивлению Трисмегиста, показал неплохой результат. Простучав, прощупав, вникнув в перемещение воздуха, юный некромант смог проделать неплохой воздухоотвод, доставший до самой поверхности, а «чтобы не пропадать добру», выложил камин. Первый опыт оказался превосходным: дым легко уходил из лаборатории, не скапливаясь в помещении. Камин же стал более прогрессивным и удобным заменителем для железной парилки, на которой раньше варил зелья Сандро, а ко всему прочему оказался приятной декорацией для помещения. Некогда пугающая и ужасная на вид лаборатория стала на удивление обжитой и уютной. Не каждый бы теперь поверил, что это жилище ужасного алхимика. Но не каждый и знал, что ужасный алхимик еще и некромант, правда, лишь наполовину, а ко всему прочему еще и вполне добродушный друид, хотя и друид неполноценный. Что ж, Сандро всегда был не таким, как другие. И эта непохожесть была его силой, но и слабостью…

Сандро ненавидел быть слабым. Это чувство появилось не так давно, но теперь уже казалось, что оно было всегда – просто замечать его раньше не было желания или сил. Теперь он не был слабым – по крайней мере, хотел себя в этом убедить. И убедил. А не это ли проявление силы?

А еще… Еще Сандро ненавидел огонь, пожравший детство, любовь, мечты и… мать. Ненавидел, но все больше времени проводил у камина. Трисмегист считал, что надо «убивать страхи». И дабы избавиться от боязни, которая нет-нет, но напоминала о себе, дух друида заставлял ученика привыкать к стихии огня, стихии хоть и разрушительной, но не менее важной, чем другие. Сандро привык к пламени, немногим позже научился управлять им, а при необходимости – черпать из него силу.

– Надо бежать сейчас, – твердо выговорил Сандро. Его решение, быть может, и поспешное, казалось единственно верным. Три года назад он думал так же, но послушал наставника и остался в Бленхайме. Теперь кроткая рыжеволосая Энин превратилась в черную пантеру, с ее красотой могла сравниться лишь жизнь, но с коварством – лишь смерть. Арганус умел воспитывать… и ломать он умел. И еще не известно, что у него получалось лучше…

Столько всего изменилось за три года, столько еще изменится в недалеком будущем. А ведь все могло сложиться иначе, если бы Сандро настоял на своем и сбежал, прихватив с собой двух сестер. Но судьба устами Трисмегиста распорядилась иначе…

– Нельзя, – отрезал друид. Юноше все чаще думалось, что дух будто специально опровергает суждения ученика и советует с точностью до наоборот, а Трисмегист это лишь подтверждал: – Если тремя годами раньше Арганус только созывал в Бленхайм своих слуг и это – уже тогда – было опасным, то сейчас о побеге не стоит и мыслить. Тебя схватят раньше, чем ты покинешь земли Д’Эвизвила.

– У меня не осталось другого выбора. Не убегу сейчас – не убегу никогда. Никто не спустит глаз с командующего армией, пусть и той армией, которую ведут на убой.

– Вот именно – на убой. Когда ситуация выйдет из-под контроля, никому не будет и дела до полководца. Армия погибнет. А кому нужен генерал, если нет его войск? О тебе забудут сразу же после поражения.

– Да, так оно и есть, но кто тогда позаботиться об Энин?

Энин… Трисмегист никогда не был в восторге от Энин. Сперва Альберту казалось, что она мешает воплощению его планов, чуть позже – что плохо влияет на Сандро и разрушает мальчика изнутри одним своим существованием, превращает его из многообещающего ученика в слабовольную марионетку. Так оно и было, но это свойство любви: ведь светлое чувство не всегда созидает, иногда оно – воплощение хаоса. Любовь способна разрушить не только человека, но и страну, империю, мир. Да, любовь иногда не спасает, а топит мир, топит его в крови и войнах. Трэя после десяти лет войн и хаоса пала, и все из-за украденной королевы Элейи; Атлантия погрузилась под воду из-за любви великана Треглодэна к русалке Изаэль, а вместе с Атланией канула в лето целая цивилизация… Любовь – дело опасное. Надо было спасать мальчишку.

– Энин уже нет, – как можно учтивее выговорил Трисмегист. – Ее нет с тех самых пор, как она шагнула на путь Тьмы.

– Я на него шагнул гораздо раньше.

– Ты ошибаешься, – опроверг Трисмегист. – Тебя пытались наставить на путь Тьмы, но ты всегда умело с него сворачивал. Твой разум творил темные ритуалы, но в сердце ни на миг не угасал Свет. Энин же бросилась во Тьму, словно она – единственное спасение. Ты делал то, что делал, только потому, что так требовали чужие желания, Энин все решает по собственной воле.

– Никто не может залезть в чужую шкуру и сказать, чего хочет ее хозяин, – сказал, как отрезал, Сандро, после чего продолжил уже более спокойным, размеренным голосом, словно он был наставником, а не учеником: – Альберт, ты считаешь, что я прыгну в омут любви с головой, но ты ошибаешься. Даже не ошибаешься, а путаешь меня прошлого со мной настоящим. Раньше бы я в ущерб делам насущным, поискам спасения и свободы – как для себя, так и для самой Энин – побежал с ней в Неметон или повел смотреть на «дракона». Сейчас я бы добился расположения девушки иначе. А вместе с тем – вытащил ее из Бленхайма и разом позабыл об Арганусе и рабстве. Сделал же я все не так, как требовал здравый рассудок. Но если б я знал, куда упаду, то постелил на то место перину. Сейчас – прежде, чем начать игру – я обдумываю на шаг вперед, я научился рассчитывать и рассуждать здраво даже в сердечных делах.

Альберт, – не успокаивался Сандро. – Ты думаешь, я не вижу перемен, которые произошли с Энин? Думаешь, не замечаю, что для нее магическая сила – светлая, темная – не важно! – стоит дороже, чем жизнь сестры и собственная душа? У нее есть цель – сломить всех или быть сломленной. И она не остановится, пока не достигнет либо первого, либо второго. Я же хочу дать ей третий вариант – свободу без боя. Этот бой приму я.

– Ты все еще мальчишка, – обреченно выдохнул Трисмегист. – Быть может, умный, быть может, расчетливый и способный обдумывать на шаг вперед, но – мальчишка. Что стоят твои слова, пока ты раб? Что ты можешь противопоставить Арганусу, пока не примешь зелье «разрыва»? Ничего. А если примешь сейчас – опять ничего. Энин и не поверит твоим словам, хоть они трижды будут правильными и правдивыми. Ты для нее еще больший враг, чем Д’Эвизвил. И пока будет так, ты ничего не сможешь изменить.

– И что ты посоветуешь?

– Ждать.

– Ждать чего? – Сандро резко забросил в камин несколько поленьев, не обращая внимания на то, что огонь и без того вырывался из каменной пасти неистовым пламенем. Огонь недовольно сощурился, запрыгал, замерцал и замер. Застыл, словно кто-то остановил ток времени. Сандро не обратил на это никакого внимания – ведь все его мысли были далеки от лаборатории с ее самодельным камином. Юноша продолжил свои причитания: – Кого мне ждать?

– Возможно, меня? – поинтересовался незнакомый ласкающий, словно дюжина куртизанок, голос.

– Возможно, – холодно ответил Сандро, даже не удостоив незваного гостя своим взглядом. Юный некромант был растерян, но умело скрывал эмоции. Неизвестный не должен знать его слабостей. – Но сперва вам надо назваться.

– Я Клавдий Батури Савильйен де Медичи, – нарочито важно заговорил Клавдий, принимая игру, – лорд Фригоя, хранитель седьмой королевской печати, советников ордена Тени, генерал восточного гарнизона Стигии. – После короткой паузы вампир добавил: – С кем имею честь говорить?

– Мое имя Сандро Гайер, ранее – крестьянин в седьмом колене, ныне и восьмой год как – адепт темной магии, – представился Сандро, все так же сидя спиной к гостю. – Весьма рад знакомству. Чем обязан вашему визиту в мою скромную обитель в столь поздний час?

– Не посмотришь в лицо лорду?

– Вы хотели сказать: вампиру. Все ваши титулы пусты так же, как и мое прошлое. Сейчас вы такой же лорд, как я – крестьянин.

– Язык, как у гадюки! – усмехнулся Клавдий. – Арганус умеет подбирать учеников.

– Вы не ответили на мой вопрос, – стоял на своем Сандро.

– Я пришел полюбоваться на ученика Аргануса, – с запозданием ответил Клавдий, но на этом не остановился. – Смею заметить, жилище достойно добротной хозяйки, но не скрупулезного адепта Тьмы. – Новое убранство лаборатории и впрямь озадачило Батури. Ковры и драпри явно говорили о том, что Арганус размяк и позволяет своим студиозам с каждым годом все больше чудачеств.

– Извините, но я не привык жить в гробу и излишней кротостью не страдаю. – В ситуациях, когда Сандро чувствовал неуверенность, он всегда начинал язвить. И сколько бы ни пытался Альберт отучить своего воспитанника от этого, Сандро продолжал в подобные моменты выпаливать колкость за колкостью.

– Вижу, вы не знаток приличных манер… – Батури начала нравиться беседа.

– У вас хорошее зрение, лорд, – подтвердил Сандро. – Но я бы предпочел перейти к делу. Думаю, лицезрение полулича – не единственная цель вашего визита.

– Полулича? – заинтересовался Клавдий. А ведь и впрямь ходили слухи, что новый ученик Аргануса мертв лишь наполовину. Батури как-то забыл об этом, а со спины было и не разобрать, как выглядит студиоз. – Я так и не добился вашего взгляда, почтенный.

– Хватит игр. – Сандро устал от светских бесед. Он резко обернулся, вставая на ноги, и сдернул с лица капюшон: – Доволен? – Сандро и не заметил, как перешел с гостем на «ты», но играть роль воркующих ни о чем придворных голубков уже порядком поднадоело.

– Сударь, вам не хватает красных светящихся глаз! – с воодушевлением выпалил вампир. – Будь у вас эта мелочь, вами с легкостью можно было бы пугать детей.

– Можно и сейчас, – подхватил Сандро, – но пока пугают кровососами.

– Это поправимо, – оскалился, показывая клыки, Клавдий.

– Незваный гость хуже горгоротца, – выдохнул Сандро.

– Но лучше десятка стигийцев.

– Пошли его к Одноглазому, – посоветовал в голове голос Трисмегиста.

– С удовольствием, – вырвалось у Сандро прежде, чем он успел сообразить, что вампир слышит его, но не друида.

– С удовольствием – что? – не понял Клавдий.

– Укорочу тебе клыки.

– У вас, уважаемый, будет такая возможность, – обнадежил Батури. – Но сейчас у меня нет желания портить отношения с вашим Хозяином.

– С нашим общим Хозяином, – заметил Сандро. – Или ты думаешь, что кроме тебя и Аргануса об этом не знает никто? Ты ошибаешься. Вопрос в другом: что будет, когда К’йен узнает, какую змею пригрел под боком?

– Боюсь, это пустые угрозы, друг мой, – пожал плечами вампир. – Арганус не позволит открывать секретов, которые сам же и держит в тайне. Но ему будет интересно узнать, что за ищейка выведала его секрет и бросается им направо-налево.

– Повторяй за мной, – велел голос, звучавший лишь в сознании юного некроманта: – Уж не та ли это ищейка, что намедни сидела над камином? – спросил Трисмегист, и Сандро немедля повторил вопрос, чем немало озадачил собеседника.

– Паршивец! – непонятно чему обрадовался вампир. – Думаю, из тебя получится неплохой союзник.

– Смотря что даст мне этот союз, – заинтересовался Сандро.

– Все зависит от того, что тебе от него надо.

– Покровительство и защита для двух девушек, – взял Сандро быка за рога.

– И всего-то? – удивился лорд уже несуществующего феода.

– Двух рабынь Аргануса, – уточнил юный заговорщик, в корне меняя суть дела.

– Боюсь, при всем моем желании это неосуществимо.

– И не думай об этом! – посоветовал Трисмегист, уже сейчас догадываясь, какую глупость решил совершить его воспитанник.

– Я дам тебе свободу в обмен на клятву помочь мне, – не последовал мудрому совету Сандро. Насчет вампира у него были свои планы.

– Клянусь, – берясь рукой за остывшее сердце, поклялся лорд. Подумаешь, одним обетом больше, одним меньше… это не изменит извечного клятвопреступника.

– Не все так просто, – огорчил некромант. – Ты скрепишь клятву печатью Эльтона. Но и это еще не все. За свободу ты отдашь мне Смерть Каэля.

– Откуда тебе известно о реликвиях? – ужаснулся Клавдий.

– У Лазаря была хорошая библиотека, пока несчастный не сгорел вместе с ней. Каждый трактат попадал к Арганусу и, проходя через его руки, оседал в этом скромном книгохранилище. – Сандро провел рукой, указывая на скрытые полотнами стеллажи, но Батури не надо было отодвигать занавесы, чтобы вспомнить неисчислимое множество арганусовских книг.

– Из тебя и впрямь получится неплохой союзник, – задумчиво протянул Клавдий. – Будь по-твоему. Но на печати поклянемся оба.

– Договорились, – протянул руку Сандро, после чего вампир скрепил сделку рукопожатием. Теперь можно было не бояться за судьбы сестер: главное, чтобы вампиру удалось исполнить задуманное. В том, что он приложит к этому все свои усилия, сомневаться не приходилось – клеймо Эльтона свое дело знает и карает клятвопреступников не плетью, но смертью.

– Я вернусь за «свободой» через десять дней. К этому времени сюда прибудут все советники Гильдии, чтобы поучаствовать в «собачьих боях», но вместо развлечения получат смерть.

– Ты – свободу, а я – армию, – закончил перечисления Сандро. – Начинаются смутные времена, но без разрушения старого новое не создается. Надеюсь, общими усилиями мы добьемся того, чего каждый желает.

– Надеюсь, – скрепил сделку словом Клавдий. После чего отсалютовал и направился прочь из Бленхайма и его лаборатории.

К рассвету К’йен узнает о многом, но не обо всем. Иначе Батури не получит ни свободы, ни власти.

Глава 21

Клятвопреступление

Охота началась на охотников. Но зверем, играющим с добычей, был кровавый убийца, рушивший клятвы и ломающий печати.

Сандро Гайер. «Мемуары некроманта»

Жизнь обернулась для них проклятием. Я не убивал тела, а лишь освобождал души. И бессмертные были мне за это признательны.

Пятый граф-бастард Клавдий Батури Савильйен де Медичи. «Познавший Кровь»

Неведомые силы природы перетянули алеющее предзакатное небо тяжелым тягучим покрывалом дождевых туч, казавшихся вылитыми из бронзы. Изредка то тут, то там упрямое солнце прорывалось сквозь плотное полотно и разукрашивало небеса красно-желтыми пятнами, иногда походившими на золото, но чаще на ржавчину. Разбойнически свистевший ветер на мгновение затих, а вместе с ним в ожидании дождя замерли и плавно тянущиеся тучи. Ожидание длилось недолго, и уже через мгновение пунцовые облака, ощетинившись крупными, с голубиное яйцо, кругляшками, обрушились наземь неистовым градом, больше напоминавшим исполинскую лавину.

Расчерченная изломами и трещинами, иссохшая за короткое, но знойное хельхеймское лето земля жадно всасывала в себя живительную влагу. И град, как бесконечный благодетель, утолял эту жажду, неумолимо заливая почву крупными небесными слезами. А тучи все гуще обволакивали своими черными тенями солнце, которое уже не могло прорваться сквозь мрачных стражей и осветить небосвод. Бленхайм потерялся в рокочущей не хуже весеннего селя тьме.

Вскоре захлебнулась, уже не выдерживая чужих рыданий, земля, превращаясь в хлюпающую под копытами коней жижу.

Советники Гильдии, словно Дикий Гон, мчались на пир, не обращая внимания ни на тьму, властвовавшую вокруг, ни на слезы, льющиеся по окостеневшим лицам. Вороные роверцы1 бодро месили грязь, не сбавляя аллюра, а коротконогие бойцовские псы, будто верные гончие Дикого Охотника, не отставая, трусили следом.

# # 1 Роверцы – порода коней, выведенная в Хельхейме и предназначенная для немертвых наездников. Роверцы не боятся нежити и сами наполовину мертвы. Порода достаточно редкая и дорогая, поэтому позволить ее себе могут далеко не все. Особенностями роверских жеребцов являются их бесплодность и крутизна норова. Новые особи выводятся путем скрещивания полукровок родиримиан и гоготов с единственной в своем роде роверской кобылой Мимит.

Бешеным зверем завыл разгоряченный непогодой ветер, и небо, будто в страхе от чудовищного воя, в одночасье утерло слезы. И лишь хлюпала, порываясь сорваться на тошнотные всхлипы, раскисшая почва. А ветер все не умолкал. Почувствовав власть над природой, он не хотел терять приобретенной силы, с вящей грубостью обрушился на облачный занавес и разметал, разорвал его в клочья, освобождая из черных оков кровавое солнце. Красное солнце – к беде, но где может быть больше бед, чем в Хельхейме? Мутное, размытое алыми полосами светило, моргнув, скрылось из виду, отдавая свои права ночи, и небесные огни, даже не дождавшись заката, повсплывали на небе и горделиво взирали на всадников сверху вниз, но, отражаясь от луж, заискивающе глядели снизу вверх, уже без прежней гордости: на земле звезды безвластны, на земле нежити – тем паче.

Кавалькада, перекрикивающая, а порой и обгоняющая ветер, сделав последний крюк, ворвалась в пасть бленхаймского монстра. Замок застыл в глуши, но достопочтенные гости сумеют расшевелить даже мертвеца – отчасти это их работа, этим они и займутся: отыграют в захолустной обители боевое пиршество, после чего разлетятся вороньем по своим поместьям, оставив Бленхайм в прежнем гордом одиночестве осыпаться под неутомимыми ветрами.

Никто уже и не помнил расцвета горного замка, и не все могли поверить, что былое величие к нему вернется. Но оно вернется, Арганус знал это, и приход золотого века отсчитывался не годами, а днями – днями, отведенными добродушным хозяином Бленхайма до собачьих боев, на которые прибыли советники, и бунта, который не заставит себя ждать.

Вскоре все свершится.

* * *

Израэль де Гарди в компании свиты из двух весьма неординарных учеников поднимался по центральной лестнице старого замка. Ученики нынче были роскошью, за последнее столетие у де Гарди насобиралось всего два, и оба появились десятью годами ранее. Чума, разыгравшаяся тогда в Стигии, дала приток умирающих, но не мертвых. Черная смерть стала едва ли не спасением для загнивающей под дурным руководством Балор Дота Гильдии.

Израэль потратил немало времени и сил, чтобы воспитать из учеников настоящих магов, сделать из них полноценных некромантов – мастеров своего дела. И ему это удалось. Он гордился итогом своих стараний и всегда держал адептов при себе, словно верных псов, чтобы они не только овладели магией, но и не потерялись в политических интригах и кознях. Сейчас Паскваль и Альфорка знали если не все, то многое. И сегодня узнают еще больше, познакомятся со всеми советниками Гильдии за исключением Фомора, который не решился покидать тронную залу, и Луизы Конте, которая никогда не разделяла мужской жажды к развлечениям, и в частности – собачьим боям.

Первым делом де Гарди решил отправиться к Арганусу. Это не был визит вежливости. К хозяину Бленхайма и судье боев, которым по праву пригласившего оказывался Д’Эвизвил, Израэль шел для того, чтобы выяснить, что побудило извечного затворника созвать в стены своего замка всех советников. Не знай де Гарди, что Арганус бессилен против магии Хозяина, он бы решил, будто Д’Эвизвил задумал переворот. Но это невозможно. Значит, старый интриган готовится к чему-то иному. А вот к чему именно, и следует выяснить. Конечно, Арганус не раскроет своих карт, но прощупать оппонента де Гарди сможет – не первый день плетет заговоры. Помниться, еще до появления некромантов Трисмегиста, когда Израэль был первым советником стигийской короны, он разоблачал, а иногда умело замалчивал – дабы убрать со своего пути ненужных людей – готовящиеся перевороты. Но это в прошлом. Хотя талант предугадывать сохранился и по сию пору.